У подножия воняло порохом. Тяжелый смрад горелых тел раздражал обоняние, но я продолжал дышать. Мне было не под силу перестать задыхаться запахом смерти. Я шагал мимо вампирских трупов, переступая лезвия мечей, обломанные древка копий, топоры, серпы… оружие звенело под ботинками, и я не мог оторвать взгляда от земли. Меня тошнило: от вони, от зрелища, от мыслей.
Среди обгоревших и иссушенных мертвецов я замечал тела с белыми лицами, чистыми глазами. И метками на лбах. Это были инквизиторы. Все сильнее я путался в картине произошедшего.
Акула остановился отдышаться где-то впереди. Он не смотрел на меня, его внимание было приковано лишь к городу и к тому, что виднелось через бреши в стенах. Когда я подошел, он резко разогнулся и продолжил путь, хоть его ноги подкашивались от усталости. Или от ужаса. Я попытался окликнуть спутника, привлечь его внимание, хотя бы взглядом извиниться за то, что здесь произошло, но… это было тщетно.
— В этом городе жили не только те кровожадные твари, которых ты презираешь, — тихо сказал Акула; я едва расслышал его, часть слов утонула в воздухе, но примерный смысл я понял. — Здесь жили и те, кто не хотел причинять никому вреда. Я знал многих местных вампиров. И детей, и юных девушек… — голос зубастого стал громче, задрожал, всеми фибрами источая ярость и боль. — Они не заслуживали смерти!
Я зашагал быстрее, догоняя клыкастого. Спустя пару секунд я схватил его за плечо, разворачивая. Акула не успел что-либо сделать, я прижал его к себе.
— Тихо, — прошептал я. — Береги силы.
Некоторое время зубастый стоял в моих объятиях, не шевелясь, не говоря ни слова. А потом его тело затряслось. Он всхлипывал, вжимаясь в меня, вцепившись пальцами в мою спину. Я закрыл глаза, пытаясь справиться с порывом юного сердца, бьющегося в моих руках. Истерика Акулы была мне понятна. Его боль, его страдания… Он был патриотом, увлеченным жизнью. Кусок народа, который он считал своим, подвергся уничтожению. И это терзает его душу.
— Успокойся, Акула, нам нельзя здесь задерживаться. Надо идти к Некрос.
Зубастый отстранился и отер лицо. Медленно кивнув, он пошел дальше. Меч в моей руке тихонько зазвенел:
— Ты уверен, Джордан?
Забросив клинок на плечо, я усмехнулся. «В чем тут быть неуверенным? — спросил я самого себя. — Я не так забочусь о погибших, как Акула».
Мой спутник уже перебирался через камень и обломки ворот, которыми завалило вход в город. Я поспешил следом, переступая трупы людей и вампиров.
***
Улицы были орошены кровью. Повсюду лежали искалеченные мертвецы. Иногда нам попадались осколки ядер. Судя по всему, Инквизиция крушила стены города, используя разрывные снаряды. Следы от взрывов были повсюду. Их сила отразилась даже на некоторых телах особо невезучих вампиров — кого-то посекло осколками, а кого-то просто разорвало.
Вместе с трупами под ногами было и оружие. Только вот инквизиторских ружей и пистолетов я не видел. Из этого уже можно было сделать вывод, что бои на улице кончились в пользу людей. Иначе бы хоть где-то осталось лежать какое-то оружие, которое не смогли подобрать во время отступления.
— Как думаешь, кто-то выжил? — спросил Акула, безотрывно глядя на следы кровавого хаоса, творившегося здесь несколько дней назад.
— Наверняка, — кивнул я, хотя сильно сомневался в этом.
Инквизиторы отступали неспешно. У многих трупов были отсечены головы. В пылу боя их отрезать нет времени, обычно вампирам старались отсечь руки или ноги, а если не выходило, то попасть в жизненно важный орган. Сделать что угодно, чтобы противник перестал оказывать сопротивление. А головы отсекают уже после — когда схватка выиграна, и инквизиторы могут позволить себе добить раненых и умирающих.
Альтстон и раньше доставал меня узкими улочками, которые петляли как змеи, извиваясь между хаотично настроенными домами. Теперь же, когда в некоторых местах были едва не кучи с трупами, город раздражал меня еще сильнее.
Главная площадь была впереди. Это самая значимая часть Альтстона, и она расположена близко к замку. Картина, которую мы увидим на ней, даст нам окончательный ответ, чем здесь все кончилось.
— Джордан, — обратился ко мне Акула. — Как ты с этим справляешься?
— О чем ты?
— На твоем лице ни единой эмоции. Тебе плевать на все это?..
Я посмотрел в кроваво-красные глаза спутника. Что будет, если сказать ему правду? Насколько быстро огонь в его глазах потускнеет, если он узнает о настоящем лице смерти, которое готово без малейшей жалости взмахнуть своим орудием, забирая все — не только то, что принадлежит Акуле? Ведь для него тела людей, которые иногда встречались среди прочих мертвецов, всего лишь куски холодной плоти. Он видит лишь потери вампиров, не задумываясь о том, что смерть людей такая же. Хотя, оно и понятно — корень чувствует боль лишь своей травинки, ему неведомо, сколько еще срубило лезвие косы.
— Все мои эмоции внутри.
Акула некоторое время шел молча. А потом тихо прошептал:
— Я знаю, когда мне врут.
Его шаг ускорился прежде, чем я успел что-то сказать. Вздохнув, я посмотрел вслед Акуле. «Какой ответ он ожидал услышать?»
— Любой хочет что-то свое.
Площадь показалась неожиданно. Всего лишь еще один поворот улочки, и перед нами вымощенный булыжниками центр Альтстона. Покрытый мертвыми телами, обломками, кровью. Здесь была резня, но в рядах мертвецов были лишь иссушенные и потемневшие тела, а в руках уже мертвых вампиров я не видел ничего похожего на оружие. Вывод напрашивался только один, но черта с два я готов был его озвучить. Мы с клыкастым некоторое время стояли в полной тишине, созерцая эту зловещую картину, пока мой спутник не подал голос.
— Они… сдались… — эмоции распирали Акулу, и из-за этого его голос звучал сдавленно; я увидел, как лицо зубастого побледнело. — Без боя…
— Иногда драться бесполезно, — сказал я, подходя к трупам.
Всех обезглавили. Делали это методично, кажется, даже по очереди, судя по тому, как лежат тела. Уже отрезанные головы инквизиторы сложили в стороне. Лица женщин и детей, покрытые пеленой ужаса и отчаяния, которая виднелась даже под коркой потемневшей кожи. Их глазницы пустовали, и в этом мраке черепных коробок читалось безнадежное отчаяние. Где-то за моей спиной Акула всхлипнул. Когда я обернулся, он уже стоял на коленях, полными слез глазами глядя куда-то вверх. Я проследил за его взглядом.
Одинокий ветер завывал в обломках башен.
Некогда белый камень, лишь слегка посеревший от времени, сейчас стал черным от огня. Величественные крыши превратились в жалкие огрызки, которые бомбарды с радостью крушили тяжелыми ядрами. Изящные витражи оставили после себя пустоту оконных проемов. Все бойницы дышали угрюмостью, сообщая о своей гибели. Изощренные и пышные барельефы покрылись копотью, обломились; они были раздавлены под ударной силой инквизиторских пушек, каждая из которых превращала в крошку то, что раньше считалось произведением архитектурного искусства. Замок превратился в руины, лишь нижняя часть еще кое-как сохранилась, спасшись от пламени и снарядов. Я обернулся, посмотрев на клыкастого.
— Нам пора идти.
— Иди сам… я не смогу, — пробормотал Акула, и я впервые услышал в его голосе безнадежную тоску. Такую, которая присуща лишь уверившимся в собственном поражении. — Я не могу на это смотреть…
— Мне тоже неприятно, — сухо сказал я. — Так что поднимайся, нам надо держаться вместе.
Алиса…
— Только не ври сам себе, — попросила Тласолтеотль.
— Я не могу… — покачал головой Акула, не отводя взгляда от разрушенного замка.
Я подхватил его под руку и поднял на ноги.
— Идем.
Акула не пытался отпираться. Он просто плелся, повиснув на моем плече. Я чувствовал, как надежда покидает его тело, и не мог перестать злиться. Меня бесило то, что произошло. Меня бесило, что я должен тянуть на себе мальца, делая вид, что он сильный. Таким зрелищем легче сломать, чем закалить. Но ни у меня, ни у Акулы нет выбора. Мне придется протащить его через это, потому что сбежать от случившегося невозможно.
Мое тело ныло, и не только от ран и усталости. Я не хотел это признавать, но я чувствовал, как кровь холодеет от ужаса. Мне было плевать на вампиров — каждый получает то, что заслуживает. Но я шел в место, где меня ждут ответы. Я каждым лоскутком кожи чувствовал, что там решится все.
— Многим будет кстати, если Леса Силы перестанут сдерживать Орду.
Да, впереди лишь правда, которую мне и Акуле надо будет вынести. Я не знаю, что в Альтстоне делала Инквизиция, я не знаю, почему все так вышло, но в замке меня ждало будущее.
— Ты говоришь, что со всеми поддерживающими барьер Лесов Силы происходят «несчастные случаи». У тебя, выходит, есть идеи, кто следующий?
— Я.
Акула соскользнул на землю. Меч звякнул о камни. Я, борясь с деревенеющими ногами, подошел к воротам замка. Уперся в створки. Холодный металл под моими ладонями обжигал. Я наклонился, напрягая мышцы. Раздался пронзительный скрип. Клыкастый всхлипывал у меня за спиной. Я стиснул зубы.
Тронный зал. Покинутый, всеми брошенный. А перед троном стоит он. Возвышаясь, стремясь вверх, расставив жестокие руки, истекая чужой кровью.
Крест.
Я услышал крик. Пронзительный, полный отчаяния и боли крик. Меня оттолкнули. Я рухнул на землю, глядя на то, что скрывали сотни трупов и всего-навсего одни двери.
— Мама! Мама! — кричал Акула, прижимаясь к самому низу деревянного креста.
Сморщившись, я закрыл глаза рукой. Меч у моих ног тихо звенел, пронзительно смеясь среди воцарившейся тоски.
— Она мертва! Она мертва! — Тласолтеотль хохотала, ее горло разрывал истеричный визг. — Она сдохла, подумать только!
Подняв взгляд, я посмотрел на распятие, установленное людскими руками посреди тронного зала. На нем висела Некрос. Ее ладони были пробиты деревянными кольями, а руки и ноги примотаны веревками к деревянной обители Христа. Я закусил губу и усмехнулся.
— Конечно… все именно так… — прошептал я.
Смех поднялся в моей груди, болезненными толчками выбиваясь из глотки. Я скорчился, вцепившись пальцами в лицо.
— Да! — хохоча, закричал я. — Все так!
Перед глазами все помутнело.
— Я хочу видеть в тебе союзника, инквизитор. Надеюсь, ты запомнишь мою маленькую услугу и придешь ко мне на помощь, когда потребуется.
Мягкая улыбка Некрос, ее скромный взгляд, брошенный из-под мокрых прядей красных волос.
Я понимал, что нужно успокоиться. Я слышал, как рыдает Акула.
Если я не приду в себя, то он будет и дальше бездействовать.
Я положил руки на свое горло. Пальцы сжали его, я зажмурился. Шею пронзили тонкие иглы, а в висках застучали молоточки. Кадык болезненно вжимался, будто стремясь переломиться. Я опустил руки и выдохнул.
— Все же, так заведено у нас, демонов. А ты сейчас им и являешься.
Мои пальцы тревожила легкая дрожь. Я встал. Ноги подкашивались, но я все же нашел в себе силы подойти к распятию.
— Акула… — просипел я, пытаясь прогнать ком, вставший в горле. — Хватит, поднимайся. Мне нужна твоя помощь, надо снять ее.
— Они… выпотрошили ее! — ревел Акула, корчась под распятой матерью. — Они вытащили все ее органы! За что они так?! Что она им сделала?!
Я выдохнул и зажал глаза пальцами, пытаясь сдержать новый приступ.
— На некоторые вопросы нет ответа, — прошептал я. — Успокойся, ну же.
Медленно опустившись на колени, я кое-как обнял недвижимого юношу, замершего в ужасе и боли.
Ты знал, что она будет мертва, ведь так? Ты просто хотел показать ему, да?
— Тише, тише… — шептал я, прижимая его к себе. — Мы что-нибудь придумаем, обещаю.
Наверное, тебе просто обидно, что ты видел лицо своей матери тогда. Хочешь, чтобы все это испытали?
— Джордан, она мертва, здесь нечего думать…
Покачав головой, я отстранился.
— Демонов не так просто убить, — пробормотал я. — Поднимайся. Нам надо снять ее с креста.
Акула опустил взгляд и закрыл глаза. По его щекам скатились слезы.
— Ладно… хорошо.
***
Языки огня с холодным безразличием взвивались ввысь. Вечерний снег медленно опускался на наши с Акулой плечи.
— Хочешь, расскажу тебе сказку?
Я помнил, как Некрос спросила у меня: кто я, в конце концов? Готов ли я пожертвовать всем ради других или же хочу пожертвовать другими ради себя? Я до сих пор не знаю ответа на этот вопрос, но я понял, кем была эта демоница. Так странно, что именно она приняла мученическую смерть, пытаясь защитить мир от Орды. Может, она была не каноном святости, но я увидел в Альтстоне слишком много грязи, чтобы верить в безгрешность последователей креста. Инквизиция показала мне свой звериный оскал.
Что я испытывал, снимая с креста тело той, что спасла меня? Сложно описать. Мне было стыдно. Я клял себя за то, что так и не помог Некрос. А Акула… наверное, он клял себя за то, что пошел вместе со мной. Нам обоим было о чем сожалеть.
Мы смотрели, как изувеченное тело, завернутое в белую простынь, горело в огне. Акула уже не плакал. Его глаза были сухими, а лицо — бледным. В зрачках отражалось пламя.
— Джордан, ты же соврал мне? Они ведь не просто так сделали это все именно с ней?
— Да.
— Значит, они убили ее душу, — прошептал Акула.
Я чувствовал, как в сердце клыкастого разгорается ярость. Поэтому, когда он вдохнул, я уже знал, что скажут обветренные губы.
— Тогда я убью их. Сколько бы у них ни было армий, я найду и уничтожу каждого, кто принимал в этом участие.
Чувства Акулы были мне понятны, в какой-то степени я их разделял. Но, несмотря на это, я знал, что в этот день, у этого погребального костра, наши пути разойдутся, уйдя каждый в свою сторону, преследуемый лишь молчаливым первым снегом.
— Удачи, — сказал я Акуле.
— И тебе, — тихо ответил клыкастый.
Я смотрел, как юный сын Некрос уходит прочь. Он направлялся прочь из города, заполненного кровью и ужасом смерти.
Обведя взглядом площадь, я вздохнул. Когда-нибудь это место станет руинами, а кости погибших превратятся в прах. И мало кто, попав сюда, узнает в разрушенном замке былое величество, а в извилистых улочках, искалеченных снарядами, — тишину размеренной жизни. Этот город казнили, обезглавив не только его жителей, но и все, до чего дотянулась людская рука. И произошедшее уже не исправить.
— Прости меня, Некрос. Я раскаиваюсь, — прошептал я, протянув ладонь к утихающим языкам огня. — Если твой сын когда-нибудь попросит о помощи, я помогу, даже если это будет стоить мне жизни. Клянусь. Хоть это ничего не исправит, пожалуйста, прими клятву как знак того, что я буду помнить о тебе.
Опустив руку, я повернулся к замку. Тяжело было вновь возвращаться туда, к окровавленному кресту и наполненным трупами залам. Но Алиса все еще была где-то во дворце, и я должен был найти ее или то, что осталось.
Подняв меч, я почувствовал в нем улыбку Тласолтеотль.
— Скоро ты увидишь, Джордан, как сильно поменяла мир смерть Некрос.