Зал сменялся залом. Коридор — коридором. Я тщетно толкал дверь за дверью, заглядывая в самые мрачные уголки, освещая опустевшие комнаты свечой. Горячий воск стекал по ней, опускаясь к пальцам, и я чувствовал себя крохотным светлячком, заблудившимся во тьме ночи. Красные ковры под сапогами были одинаковы, иногда мне казалось, что я хожу кругами. Под стенами, в темных уголках прятались мертвецы. Они отличались от трупов вампиров или людей. Останки источали вонь, и я не решался прикоснуться к ним. Вокруг них даже не вились мухи, лишь тараканы иногда испуганно юркали в складки лохмотьев, когда огонек свечи тревожил их трапезу. Я подозревал в этих мертвецах слуг Некрос, вот только рассматривать их в деталях и интересоваться подробностями кончины желания не имел.
Постепенно я поднимался вверх. Из разбитых окон дул холодный ветер, поднявшийся к ночи, а ковры под ногами были вылизаны ленивым огнем. Все больше картина вокруг передавала чувство смерти, которое постепенно вытесняло заброшенность и одиночество нижних этажей. Иногда в стенах зияли проломы, из которых открывался невероятный вид. Я остановился у одного такого. Передо мной — город, равнина, леса, и все это едва виднеется за юрким снегопадом, легким и беззаботным.
— Красиво, — выдохнул я, и облако пара развеялось перед моим лицом. — Давно не видел снега.
У моих ног слабо шевелилась одна из тех самых зловонных куч тряпья. Я перевел взгляд на едва живого мертвеца. Его синюшное лицо было обращено ко мне, а глаза, плачущие гноем, глядели с каким-то тупым интересом. Рот был аккуратно зашит тонкой нитью, и в губах я заметил почерк Некрос. Ее слуги постигли мою участь, верно? Жить в мертвом теле.
— Мы с тобой в чем-то схожи, — прошептал я, упирая подошву сапога в плечо трупа.
Легкий толчок, и тело выкатывается в брешь стены, устремляясь в смертельный полет. В порывах ветра тряпье медленно раскрывается, но тут же истощенную смертью фигуру заботливо укрывает снег, пряча от лишних взоров.
Что-то коснулось моего плеча. Я почувствовал дыхание, срывающееся с губ у самого моего уха.
— Ой, ой, ой, ой… — тихо выдохнули у меня за спиной. — Только посмотрите, кто вернулся.
— Представь себе, я. Не ждала?
— Ждала. Твое счастье, Некрос объяснила мне твою пропажу. Как раз за несколько часов до того, как ее повесили на крест.
— Как давно это все произошло?
— Время, дни и ночи. Какое значение это имеет, если случившееся не вернуть?
Алиса медленно потянула мое плечо на себя, и я подчинился, развернувшись. Ее лицо похудело, но туман глаз смотрел на меня все с таким же непонятным выражением. Она улыбнулась, хотя это скорее был оскал голодного зверя, чем приветствие.
— Давай отойдем во мрак?.. Скоро покажется луна, а она здесь очень яркая…
Меня взяли за предплечье и потянули прочь. Я не сопротивлялся. Внутри меня наступил покой. Алиса пятилась, неотрывно глядя на меня со странной, замершей на лице улыбкой. Трепещущий огонек свечи нервно подрагивал, дергаясь на конце фитиля.
Наконец, вампирша остановилась. Отпустила руку и медленно подошла ко мне. Ее холодные пальцы коснулись моей щеки.
— Я видела, как ты сжигал тело Некрос.
Я слегка отодвинулся, ускользая от руки Алисы. Девушка наклонила голову к плечу.
— Чувствую в тебе кровь. Значит, сердце грифона прижилось. У тебя пока не наступал голод?
— Нет.
— Видимо, тебе только предстоит пройти через это…
Алиса отошла в сторону и села под стеной. Я устроился рядом. Моя рука наклонила свечку, капли воска бодро застучали по холодному камню.
— Спасибо за Писание. Эта книга скрасила мои вечера. На полях заметки твоего друга?
Я кивнул:
— Его убили в Гриде в тот день.
— Вот оно как. Занятный мальчишка был, наверное.
— Ты не хочешь рассказать?
— О чем?
— Хотя бы о Гриде. Что ты там делала?
— Ты все-таки решился продолжить путешествие со мной? — Алиса с интересом посмотрела на меня.
— Да.
— Но ты забыл спросить меня, хочу ли я этого.
— Я найду способ убедить тебя.
— Заинтересовал, — на лице девушки появилась слабая ухмылка. — Предлагай.
— Как ты заметила, у меня есть кровь.
Алиса помрачнела. Покачала головой.
— Если я тебя укушу, наши тела снова будут связаны.
— Тогда не кусай. Дай мне один из своих кинжалов или сделай это сама.
— Почему ты хочешь, чтобы я пила твою кровь? — поинтересовалась вампирша.
— Ты перестанешь убивать людей, а я смогу держать тебя под рукой.
— И зачем я тебе? Я не создана, чтобы греть кровать или готовить еду.
— Больше мне довериться некому.
— Себе не можешь?
— Никогда не был одиночкой.
Алиса прислонилась к стене и ненадолго прикрыла глаза.
— Твои рассуждения верны, но ты кое в чем ошибся, — с усмешкой сказала Алиса, открывая глаза и вновь обращая взгляд на меня. — У каждого кровь отличается по вкусу. И никто не сказал, что твоя самая вкусная.
— Это так, — кивнул я, напрягая левую руку. Клинок мелькнул в полумраке. — Но никто не сказал, что моя кисть удержит лезвие в сантиметре от твоего горла.
Алиса медленно опустила глаза, разглядывая метровый клинок моего меча.
— Да, я заметила, что у тебя новая игрушка, — пробормотала она. — Неужели легко с ней управляешься?
— Нет, и это еще одна причина, по которой тебе лучше не затягивать разговор.
— Ты уверен, что потянешь мои аппетиты? — спросила Алиса, повернув лицо ко мне. — Я очень прожорлива.
Наши взгляды встретились. Я усмехнулся.
— А я очень живучий.
— Тогда утром уйдем из этого города. Отдохни эту ночь, а я соберу вещи.
— Помощь точно не нужна?
— Я знаю это место лучше, чем ты.
Я опустил меч. Алиса оторвала свечу от лужицы засохшего воска на полу и поднялась. Ее глаза напоследок стрельнули в меня, а потом девушка отвернулась и пошла к спуску на нижние этажи. Я выдохнул, укладывая двуручник на колени. Мрак окутал меня. Время дать отдых утомленному телу.
***
Наутро снег превратился в воду; под ногами чавкала грязь, а трава выглядела как шерсть утонувшей крысы. Алисе нравилась такая погода, поэтому с тех пор, как я поднялся, с лица вампирши не сходила тень легкой улыбки.
Я разглядывал лицо спутницы и поражался: никогда не видел его таким изнуренным. Несмотря на то, что вампирша иногда даже что-то намурлыкивала себе под нос, в тончайших линиях ее лица поселилась угрюмость. Залегла в неуловимых чертах, за которые невозможно зацепиться взглядом, можно лишь почувствовать. Алиса похудела за то время, что мы не виделись. Мне остается только гадать, что она перенесла. Возможно, такая худоба — признак недостатка крови. Имею в виду ту пищу, которую вампиры привыкли поглощать. Чем моя спутница питалась? Я слышал когда-то, что кровью мертвецов им нельзя насытиться. Вместе с тем, что пьют, они поглощают кусочки душевных сил, высасывают из существа здоровье, и не только физическое. Немногие могли пережить кормежку вампира, но если кому-то и удавалось… говорят, он менялся.
— Алиса, как много моей крови ты тогда выпила в Гриде? — спросил я, нарушив воцарившуюся тишину, улегшуюся среди равнин после окончания дождя.
— Недостаточно, чтобы насытиться, — сухо ответила спутница, не поворачиваясь ко мне. — Почему ты спрашиваешь?
— Без причины.
Мне оставалось только гадать, что меня ждет, если Алиса будет поглощать мою кровь. Ведь если убить меня она не сможет, то… что будет с моей душой? Или, вернее сказать, духом? Насколько ее кормежки повлияют на мое человеческое существо? И будет ли что-то вообще?
— Я тоже думаю о голоде, — неожиданно сказала Алиса. — Я чувствую, что от тебя идет страх.
— Это не страх. Опасение.
— Пока что я не собираюсь пить кровь. Ты еще слаб.
— Разве?
— Я кое-что слышала от Некрос о сердце грифона. Она просила передать тебе, что если ты хочешь жить в теле человека, придется давать сердцу ресурсы… — Алиса запнулась, я воспринял это как окончание фразы.
— Без проблем, только я пока не голоден.
— Ресурсы такого же тела, имею в виду, — закончила Алиса.
— Такого же тела?.. — я приостановился, закусив губу.
Если хочешь быть человеком, придется поглощать ресурсы такого же тела.
«Выходит, я должен буду…» — у меня на секунду перехватило дыхание.
— Она знала, что у тебя будет такая реакция, — с безразличием в голосе сказала моя спутница. — Видимо, поэтому и взвалила это дело на меня.
— Это грешно и омерзительно. Я не стану.
— Да-да, можешь не продолжать, я уже заранее знаю все твои слова. «Я давал клятву кресту», «Я христианин», «Я инквизитор» и всякий бред в том же духе, — устало пробормотала Алиса.
Я прикрыл глаза. Ветер вокруг тихо подвывал, лавируя среди самого себя. Земля чавкала под ногами, сапоги вязли в ней, будто не хотели расставаться с каждым шагом. «И ради этого я жив? Они смотрели на то, как я умираю, и решили, что я готов купить такую жизнь? Пожирать своих сородичей, чтобы существовать. Это отвратительно. Даже черви в земле не настолько грязны. Кем я буду, если съем плоть другого человека?»
— Знаешь, инквизитор, я тебя в чем-то понимаю. В моей жизни тоже были такие моменты, — Алиса говорила спокойно, в ее интонации не было никакой выразительности. — Даже не представляешь, какой ценой мне далась первая кровь. Она была ужасна. Я долго боролась с собой. А потом, полностью обезумев от жажды, набросилась на того, кто первым попался мне под руку. Мой внутренний зверь не просто пил кровь. Я рвала зубами свою жертву, голод подавил мою человечность. Тот ребенок умер не сразу, когда я пришла в себя, он был еще жив. Это глупо, но я до сих пор помню вопрос, который он мне задал. Ты видел когда-нибудь человека, который испытал ужасное количество боли, но остался в сознании? Я не знаю, сколько силы было в том маленьком человечке, но когда я очнулась, и он увидел, что мой взгляд снова стал осмысленным, он спросил: «Где моя мама?» Я раскаивалась. Но ребенка было не вернуть. Этот мальчик был уже мертв, просто его мозг еще не осознавал это. Возможно, из-за боли он потерял мироощущение. Его сознание было вне смерти, не замечало ее. Ведь он не был готов уходить.
— Сочувствую.
— Не стоит меня жалеть, — сухо ответила вампирша. — Это мой крест, как вы любите выражаться. Главное, подумай о себе. Ты можешь выбрать свою первую жертву, а можешь ждать и терпеть. И я не уверена, что ты дотерпишь до своей смерти без еды. Слишком немногим это удавалось.
Я ничего не ответил. Алиса замолчала. Только меч о чем-то задумчиво звенел, но понять его слова я не мог. Да и не хотел. Ветер продолжал резвиться, а дорога впереди обещала быть долгой. Я ускорился, не желая надолго оставаться в этом мокром поле, поросшем травой и кустами.
***
Мы оставили Альтстон позади. Он давно уже скрылся за горизонтом. Мертвецу и вампиру много отдыха не нужно, мы шли даже ночью. От Алисы мне не было смысла скрывать то, что я не способен спать. Тем более, мне совершенно не хотелось сидеть на одном месте, где со мной в любой момент могли заговорить — либо спутница, либо Тла, либо я сам… Мне было тошно.
В какой-то момент дорога привела нас к озеру, а сама разделилась на две части, словно кто-то безжалостно разрезал землю, и путь раскололся. Алиса достала из походной сумки карту и всмотрелась в нее.
— Похоже, это то самое озеро. Если идти направо, недалеко будет деревня. Думаю, есть смысл туда заглянуть.
— И по какому поводу? — вяло поинтересовался я, снимая с пояса пустую флягу и наклоняясь к воде.
— Не знаю, как ты, но я все-таки привыкла время от времени мыться, — язвительно бросила Алиса, сворачивая карту и запихивая ее в сумку. — Если хочешь играть в дикаря — можешь оставаться здесь.
— Да, пожалуй, поиграю немного, — кивнул я, отпивая немного из фляги. — Удачной прогулки.
Алиса стояла некоторое время, внимательно глядя на меня, а потом пожала плечами.
— Отлично. А тебе удачно отсидеть задницу на траве. Пойду, напьюсь чьей-нибудь крови, обворую парочку купцов да захлебнусь вином, лежа в каком-нибудь клоповнике в компании пары-тройки шлюх.
Я резко повернулся к спутнице. Она уже уходила по дороге.
— Ты правда это сделаешь?!
— А кто меня остановит? Злобного инквизитора с полутораметровым мечом там не будет, так что свобода! — Алиса широко развела руки и демонстративно вдохнула полной грудью.
— Чертовка, — пробурчал я, поднимаясь с земли. — Стой! Я тоже иду.
Озеро тихо журчало мне вслед, вытекая куда-то за пределы моего поля зрения.
***
— Ты что, боишься людей? — тихо спросила Алиса, когда впереди замаячила деревня.
— Я боюсь себя.
— Не стоит. Я с тобой. Помогу, если что.
— И как же ты поможешь?
Моя спутница бросила на меня взгляд и улыбнулась.
— Конечно же запихну в тебя чье-нибудь мясо, а потом буду терпеливо слушать нытье.
— Отличная помощь, я знал, что смогу положиться на тебя, — мрачно буркнул я.
Мы вошли в деревню. Меч звякнул у меня на плече. Тласолтеотль уже не первый раз пыталась привлечь мое внимание, но ее сигналы я старался игнорировать. Благо, поющее лезвие никто кроме меня не слышит.
— Вон там кабак. Выглядит вроде неплохо.
— Только у нас нет ни денег, ни аппетита, ни компании. Зачем нам туда?
— Не глупи, инквизитор, — Алиса с раздражением посмотрела на меня, остановившись под дверью заведения. — Хватит уже источать ауру безысходности. Может, нас здесь не накормят и кровати нам особо не нужны, но даже у крыс есть необходимость забиться в щель, вход в которую только один. Зайдем и спросим, где можно переночевать. Или ты хочешь жить как отшельник?
— Самый лучший вариант для меня.
— Не ной, — вздохнула Алиса. — Найдем укромное местечко, накормишь меня, а потом хоть к черту на рога иди ночевать.
Двери открыты, внутри все пропахло перегаром, мужицкие рожи поворачиваются к нам. Я — в подранном плаще, скрывающий лицо в тусклых огнях свечей и высоком воротнике; Алиса — закутанная в мантию с капюшоном на голове. Кто-то усмехается и бормочет соседу: «О, занесло голубчиков». Я начинаю нервничать. Меч на плече неприятно звенит, но я не хочу вслушиваться.
— Идем, — шепнула Алиса.
Хозяин заведения смотрит на меня сверху вниз, хотя сам на пару голов ниже. Его сиплый голос неприятно режет по ушам:
— Волосы-то подвязал бы, а то как баба.
Алиса наклоняется и осторожно опирается локтями на стойку.
— Нам нужно переночевать, — тихо говорит она, глядя на мужика из-под капюшона. — Подскажете местечко?
— Улица, — громко ответили нам. — Там вам самое место.
Кто-то заржал. Я недовольно обернулся, но взгляд смеющегося поймать не удалось.
— Вариантов точно больше нет? — Алиса говорила тихо, и со стороны это можно было принять за покорность. — Знаете, обычно Бог награждает снисходительных к путникам.
— Сладко поешь, упырь, — рассмеялся хозяин. — Только плевать ты хотел на Библию и Бога. Знаю я, что городишко-то ваш Инквизиция вырезала. Так что ползи куда-нибудь в нору, не то позовем вояк, благо, они вряд ли далеко ушли.
Алиса растерялась, и я понял, что пора брать инициативу в свои руки. Приставив меч к стойке, я наклонился вперед.
— Эй, мужик, — тихо начал я. — Раз ты такой умный и образованный, то знаешь, как мы, упыри, обошлись с городом, который Гридом назывался. Знаешь же?
— И что? — надменно спросил кабатчик.
— Так вот мы с ней оттуда, — оскалился я. — Там было довольно весело, но мне чего-то не хватило. Раз вы не хотите давать нам отдых, может, разомнемся? Отправляй кого-нибудь инквизиторов искать, а я пока с вами развлекусь.
Мужик смотрел на меня стальным взглядом. Его кулаки сжались, аж костяшки побелели. Я усмехнулся:
— Ты можешь играть желваками, но мы оба знаем, что ты сейчас напуган, — я демонстративно коснулся эфеса. — Потому что мой меч одним взмахом сможет выкосить хоть троих. А у вас что ни оружие — то переделанный инструмент. Думаешь, я не бывал в таких деревушках? Да я своими руками выносил из них трупы таких вот как вы, идиотов, которых как свиней выпотрошили. Поэтому мой тебе дружеский совет — хватит строить из себя бойца, просто скажи, где мы сможем культурно провести одну ночь, а наутро мы исчезнем из вашей деревни навсегда.
— Угрозами меня не взять и обещаниями тоже, — просипел хозяин кабака. Его сухощавое лицо было преисполнено решимости. — Упырям в этой деревне делать нечего.
Мне стало смешно. Мужицкая простота всегда высмеивалась горожанами, но я даже представить не мог, что шутки станут далеко зашедшей реальностью.
— Ладно, ладно, тогда перейдем к делу, — с улыбкой сказал я, разведя руками. — Сколько здесь вас? Вроде бы… шестеро? — я повернулся и окинул взглядом помещение. — Ладно, восемь, не заметил тех двоих в углу. Я слышал, что никто не выходил, так что… Алиса, ты не могла бы закрыть дверь?
Глянув на спутницу, я встретил взгляд, который спрашивал: «Ты совсем с катушек съехал?» Я увидел это по немного приподнятым бровям, сжатым губам, недоверчивому прищуру. Но заметив, что моя улыбка не сходит с лица, вампирша усмехнулась. Не без удовольствия я наблюдал за тем, как уголки ее рта дернулись вверх, желая перерасти в нечто большее, чем просто усмешка, но вовремя замерли. Алиса без слов растворилась в воздухе, а в следующую секунду она уже подпирала стулом дверь кабака изнутри. Я взялся за рукоять меча и отошел от стойки, становясь в центр комнаты.
— А теперь, дорогие мои, — начал я, — мы сыграем в игру. Один упырь будет стоять у двери и следить за тем, чтобы никто из вас не вышел. А другой упырь… — я воткнул меч в пол, и лезвие застряло между досок. — Будет прямо здесь. Ваша задача — убить нас или сбежать. На выполнение даю ровно столько времени, сколько мне понадобится, чтобы выбить из вас всю дурь, которую вы всосали с молоком. В качестве помощи для себя я возьму вот это.
Мои пальцы сжали звенья цепи, висевшей на крюке одной из балок, подпиравших потолок. Судя по карабину на конце, этим хозяин кабака раньше запирался.
Мужики, до того сидевшие за столом, медленно поднялись. Один из них вытащил серп из-за пояса. Как он его там хранил — черт знает, но мне стало забавно. Хотя, говоря откровенно, внутри все дрожало от злости. Стоило хозяину кабака, главному рылу в этой комнате, проявить свое высокомерие, как мне мгновенно вспомнились годы приюта. Ох, как меня тогда избивали… Пора взять реванш перед людьми.
Цепь звякнула в моей руке, карабин смачно хлестнул по груди ближайшего противника. Тот то ли вскрикнул, то ли хрюкнул и осел обратно на стул, держась за место удара. Я почувствовал чью-то руку на плече, но та тут же ослабла: раздался хруст.
— Помогать не обязательно, — обратился я к Алисе, которая наконец-то улыбнулась, правда, немного самодовольно.
— Не люблю пропускать веселье, — ответила она, исчезая у меня прямо перед носом.
Я покачал головой и рывком подтянул цепь к себе. Один из мужиков, тот самый, вооруженный серпом, уже подкрадывался ко мне.
— Ты правда думал, что я тебя упущу из внимания? — спросил я, делая шаг ему навстречу. — Ай-яй-яй, нет, нет.
Моя рука перехватила дрожащую кисть работяги, и пока тот не предпринял попытки вырваться, я парой движений намотал на кулак цепь. Тут же голова пахаря дернулась от сильного удара, а губы брызнули кровью.
Уловив боковым зрением движение, я рассмеялся:
— Нет, не пытайтесь!
Уклонившись от чьего-то неуверенного кулака, я отпустил руку с серпом и попятился. Мужики сделали то, чего делать не стоило — они скучковались, решив задавить меня массой. Я этого ждал. Тряхнув звеньями металла, я удовлетворенно заметил в их глазах осознание собственной ошибки.
Почему для вас ребенок вампира — это мусор?
Цепь заскакала по их телам, а я только и успевал, что подтягивать и вновь отправлять в бой кровожадные звенья.
Потому что у него нет клыков и он не может себя защитить?
Карабин угодил одному из селян в глаз. Раздался рев боли, через пальцы потекло содержимое глазницы.
Или потому что вы боитесь того дня, когда клыки вырастут?
Цепь оставляла синяк за синяком, и мои противники уже не пытались нападать — они пятились, закрывая лица от ударов железа. Я не понимал, каким образом, но я сдерживал одновременно четырех, цепь мелькала так быстро, что иногда мне казалось: даже я не смогу предсказать, кого она ударит следующим. И пока я с увлечением наносил удары по выстроившимся в ряд жертвам, мой сапог упоенно давил лицо лежащему пьянчуге. Алиса то и дело мелькала где-то в стороне, но за ней я не следил.
Неожиданная боль пронзила мою грудь, и, опустив взгляд, я с некоторым удивлением обнаружил конец клинка, торчащий из меня.
— Прости, Джордан, но ты сам виноват, — тихо пропела Тласолтеотль, выскользая из моего тела.
Я прыснул, опуская цепь, и закашлялся. Избитые селяне были рады тому, что железо прекратило свой захватывающий танец. Пользуясь моим промедлением, они отползали под столы. Я же, перебирая пальцами звенья своего орудия, медленно повернулся и посмотрел на хозяина этого кабака, который стоял, испуганно сжимая двуручный меч так, будто это какие-то грабли. Почему-то его хват казался мне убогим. Наверное, это потому что под его ногтями застряла грязь, а на сухощавом лице залегли остатки летней смуглости. Провинциал держал изысканный клинок богини так, как жаба — лилию. В водянистых глазах убожества не было и доли того понимания, которое должно быть у человека, держащего оружие в руках.
— Ты уверен, что ты хотел сделать именно это? — прошептал я. Ударь этот крестьянин левее позвоночника, и можно было колотить мне гроб. — Скажи честно, ты этого хотел?
Сделав шаг вперед, я почувствовал конец меча, упершегося мне в живот.
Плевать.
Бросив цепь, я продолжал идти, нанизывая себя на лезвие. Оно плавно скользило в моих внутренностях, заходя все дальше и дальше, выходя из спины. Стиснув зубы, я позволил себе улыбку, подернутую оскалом боли.
— Послушай, отброс, — зашипел я, хватаясь рукой за горло кабатчика. — Ты даже не знаешь, как убивать, зачем тогда ты берешь мой меч? Почему ты не вонзил его мне в сердце? Почему ты настолько туп, что прорезал мне легкое? Видишь кровь на моих губах? Это все, чего ты добился.
Я сжал руку в кулак и замахнулся. Мои костяшки впечатались в худую щеку. Его голова дернулась, но я не позволил ей спастись — следующий мой удар лег чуть ниже. Раздался хруст, челюсть затрещала под моим ударом, и я не собирался останавливаться.
— Почему ты меня не прикончил?! — закричал я, замахиваясь в третий раз.
Крепко сжимая горло мужика, я чувствовал внутри только презрение.
Почему он оставил меня в живых?!
— Чертов идиот, — рычал я, укладывая на чужое лицо удар за ударом.
Кровь марала мои руки, но я этого практически не замечал — глаза застлала пелена ярости. Я даже не видел, куда именно попадал мой кулак, мне было абсолютно плевать: я слышал лишь хрип кабатчика, и это все, что я желал слышать. Я чувствовал на костяшках боль от тупых костей человеческого лица, а мои ногти врезались в ладонь, и это заводило меня. Я все бил и бил, наслаждаясь самим фактом того, что нас с жертвой объединяет чувство боли.
Неужели это радость? Я уничтожаю живое существо. Это тешит меня?..
Неожиданно для меня, кулак замер в сантиметре от цели. Я дернулся, пытаясь освободить руку из чьего-то хвата, но напрасно.
— Инквизитор, — тихий голос Алисы прозвучал будто на задворках сознания, хотя я понимал, что слышу его рядом с собой. — Зачем ты это делаешь?
— Чтобы… — пелена сползала с моих глаз, я посмотрел на опухшее, окровавленное лицо кабатчика. — Потому что…
Мои пальцы разжались. Тело, обмякшее и изуродованное, упало. Я ухватился за рукоять двуручника, вытаскивая его из живота. Постепенно, перехватывая лезвие, я освободился от хватки металла. На пол стекала кровь. Во рту пересохло. Алиса отпустила мою руку, и я со стоном уперся плечом в балку.
— Ты его все-таки прикончил, — сухо прокомментировала спутница, брезгливо прощупав пульс.
Я посмотрел на лицо, покрытое кровавыми трещинами. В помутневших глазах смешались кровь и слезы.
— Дерьмо, — выругался я, опускаясь на пол. — Я не хотел этого.
— Хотел, — возразила мне Алиса. — Точно так же, как я хотела прикончить их всех.
С некоторым удивлением я осмотрел помещение. Тела без движения лежали в разных местах и позах.
— Ты их?.. — меня захлестнул шок.
— Нет, я ведь не сказала, что я их убила. Хотела, но не сделала. Потому что я, в отличие от некоторых тугодумов, — Алиса нагнулась и ткнула пальцем мне в лоб, — не пытаюсь строить из себя невесть что. Если бы ты был в ладах с собой, ты бы не творил дерьмо по каждому мелкому случаю.
— Я разве…
— Да. Ты и разве, — раздраженно перебила меня вампирша. — Ты убил уже второго человека, и это меня бесит, потому что умирают они просто так. Если я убиваю, то я либо использую в пищу, либо устраняю с пути. Ты же идиот, который обрывает жизни ради секундного порыва. Поэтому я — вампир, а ты — уродливое животное.
— Я не животное, — ответил я.
— Пока что подтверждений этому не вижу, — в голосе Алисы слышалось отвращение.
Подняв взгляд на лицо вампирши, я по-прежнему не увидел ничего в ее глазах, но мне это и не нужно было. Она протянула мне кинжал.
— Пойду к колодцу за водой. Разберись с этими парнями.
— Что мне с ними сделать? — спросил я, недоуменно хватаясь за рукоять протянутого Алисой оружия.
— Свяжи. И сделай что-нибудь с трупом, я не хочу, чтобы он лежал у меня перед глазами.
Стул, которым Алиса подперла дверь кабака, был отодвинут. Петли заскрипели. Я остался один. Мой взгляд упал на руки. Они были заляпаны кровью. «Зачем она дала мне кинжал?..»
— Черт… — выдохнул я.
Мне предстояло отыскать веревки. Наверняка они здесь были, потому что в хозяйстве вещь нужная. Поднявшись с пола, я первым делом схватил со стойки тряпку и кое-как обтер ладони. Попутно с этим осмотрев комнату, я почувствовал отвращение к самому себе. Кровь была практически везде: на полу, на столах, на стульях. Я начал возбуждаться еще тогда, когда заговорил с хозяином кабака. Потом цепь — она подогрела меня. И затем… я просто убил человека голыми руками? Отличная работа, инквизитор.
Веревки я нашел среди прочего хлама, что был в мешке, лежащем под стойкой. Прикинув, на много ли хватит, я приступил. Стаскивая тела оглушенных крестьян на пол, я накрепко связывал их руки. Оставшуюся веревку я использовал в качестве кляпа — она была достаточно толстой, чтобы зубами было сложно разжевать. Поэтому, вдоволь намаявшись с узлами и зловонными ртами, я вскоре остался один на один с трупом.
Его мертвые глаза встретили мой взгляд с немым достоинством нашедшего покой. Я тяжело дышал. Запыхавшись после укладывания потерявших сознание тел, я еще не успел отдохнуть. Сил было на удивление мало. Хоть раны почти не кровоточили, я чувствовал, как через них сочатся силы, покидая тело. Я встал на колени рядом с мертвецом. Его лицо, распухшее и потемневшее от ударов, было чем-то похоже на какое-то блюдо. Я наклонился. Кровь словно соус, не совсем свежий, уже подсохший, но я был уверен, что внутри нечто посвежее. Он ведь умер недавно. Только что. Внутри наверняка все пропитано нежнейшей подливой.
Я сглотнул слюну. «Надо убрать покойника. Алиса может скоро вернуться, ей будет неприятно, что я не справился даже с такой задачей, — думал я, берясь за кинжал. — А я ведь не хочу ее расстраивать, ведь так?»
Осторожно ухватившись за ворот рубахи, я одним плавным движением распорол ее, обнажая грудь умершего. «Вы только посмотрите, какая мерзость, — усмехаясь, я приложил лезвие к груди. — Волосатая обезьяна».
Кромка кинжала легонько скользнула по мертвому телу. Свежая кровь недавно умершего сердца засочилась через новую дверь. Я наклонился еще ниже, разглядывая порез в упор. Сок вытекал. «Видимо, его внутри полно!» — улыбнулся я. Кинжал погрузился глубже. Мне надо было посмотреть на то, чем нафарширован этот уродец. Наверняка какими-нибудь помоями.
Врата раскрываются, являя моему взору великолепнейшее зрелище: цветущие клумбы, свежие, дышащие. «Алиса соврала, — решил я. — Как он может быть мертв, если внутри него столько жизни?»
Мое сердце радостно стучало. Я коснулся потрескавшегося лица.
— Эй! — зашептал я. — Ты только посмотри, что внутри!
Кинжал вошел глубже. Я медленно провернул его, наслаждаясь видом опадающих лепестков. Нужно достать корни, они мешаются.
Я запускаю руку в это царство цветущего рассадника. Мои ноздри дразнит невероятно тонкий аромат, наверняка пчелам нужно трудиться как безумным, чтобы получить доступ к такой прелести. А у меня это — бесплатно! Я как королева улья, только без подданных. Лучшее только мне.
Погружая лицо в клумбу, я все чаще сглатываю слюну. Лепестки — нежнейшие, такие мягкие, и мне уже не терпится попробовать их. Но мне мешают шипы. Я хватаюсь за один и тяну изо всех сил на себя. С тихим треском он ломается, и я берусь за следующий. Один за другим, я выдираю их, освобождая путь к заветному, к прекрасному — нежнейший бутон, кажется, краски так и льются с него. Сердцевина, блестящая в окружении лепестков, представляется мне принцессой. А я — ее принц. Я не уверен, что вправе касаться этого пальцами, но внутри все надрывается от нетерпения, и мне приходится нарушать эту красоту.
Я вдыхаю запах, чувствую свежесть утренней росы, а над моей головой — словно солнце раскидывается своими лучами. Меня окружает легкий свет, я тону в аромате, и так не хочется прекращать эту эйфорию.
Но впереди ждет экстаз.
Прикрыв глаза, я дотрагиваюсь губами до вырванного бутона, который так трепетно покоится на моих ладонях. Он дрожит в моих руках, я приоткрываю рот и беру его, захватываю как можно больше. Касаюсь его языком, чувствую податливость, чувствую скромность.
Сердце дрожит. У меня во рту.
Я жадно рву его зубами, глотаю кусок за куском, меня заливает кровью, я испачкал в ней руки, лицо, но мне плевать, омерзительный вкус грызет мой язык, я морщусь от стойкого, отвратительного металлического чувства, заполнившего мой рот, но продолжаю глотать. Горло сжимают рвотные позывы, я весь дрожу, а голову медленно заполняет туман.
Первый поток вырывается из меня, струей бьет в ладони, меня рвет прямо в распотрошенное тело. Я корчусь над ним, выворачивая себя наизнанку. Перерыв. Я вдыхаю. Воздух отравой заполняет мои легкие, и я вновь подчиняюсь спазму. Запах крови в носу, от него не избавиться, и в глазах темнеет с каждой секундой все больше.
Ненавижу себя.
Я вытираю испачканные руки об пол, отползая от омерзительного зрелища. Меня перестало рвать, но голова кружится, я едва дышу, задыхаясь в потоках кислорода.
Под моей спиной холодный пол. Я закрываю глаза, пытаясь успокоить дыхание. Раны на теле затягиваются, я чувствую это. И все же.
Как далеко это все зашло?
От чего я блевал? От вкуса сырого мяса? Или от самого себя? Не знаю. Будь моя воля — я бы умер еще тогда, в Гриде. Там все должно было кончиться.
— Боже, за что?.. — прошептал я, открывая глаза.
Во мне была твердая уверенность — сверху на меня посмотрит Господь. Но там меня встретили лишь капли крови.
— Боже, скажи, почему? — спросил я, закрывая глаза. На лицо капнуло.
Я нащупал кинжал. Он лежал там, где я его оставил, когда вскрывал тело. Так даже лучше. В последний раз открыв глаза, я вновь увидел лишь потолок.
— Никакого Бога для меня, да? — усмехнулся я.
Резким движением вогнав лезвие кинжала себе в грудь, я сморщился, закрыв глаза.
Я ничего не почувствовал. Это из-за Смерти, сжавшей пальцы на моей душе?
Посмотрев на кинжал в груди, я окаменел. Лезвие не смогло пробить мое сердце. Оно замерло, воткнувшись в меня лишь самым кончиком. Выдернув клинок, я положил ладонь на то место, где должна быть рана. Но ничего не нащупал. Даже ребер.
Мои пальцы бегло обыскивали грудь.
Я лежу в темноте, а рядом сопит Акула. Некрос жива, а Алиса еще не полностью отошла от смерти. Новое сердце стучит в моей груди, говоря мне: «Перестройка». Паразит просит терпеть. Он убеждает, что это необходимо. Мое сердце уверено, что так можно решить проблемы.
Он знал, что я захочу убить себя?
Грифон во мне растягивает мои мышцы гарпунами. Судороги перестали тревожить мои конечности, но им на смену пришло нечто другое. Каяки расплывались по моему иссушенному телу, тревожа кости и кожу.
Паразит заставил мои ребра срастись между собой, чтобы его не смогли достать.
Я вцепился пальцами в то, что должно быть ребрами, а на деле является костяной пластиной. На второй удар мне не хватит решимости. Да и нужен ли он? Я не смогу проломить такую кость самому себе. Моя рука опустилась ниже, туда, где должна быть сквозная рана от меча — на живот. Но там уже все затянулось, и я нащупал лишь новый рубец.
Если сердце вынудило меня попробовать человеческую плоть, то оно сможет вынудить меня остаться в живых. Ведь этот грифон контролирует каждый мой орган. И мозг в том числе. Я в ловушке. Мне придется сосуществовать с этой тварью в самом себе. Такова цена за жизнь. Вот только стоит ли она того?..
Почувствовав внутри позыв голода, я вздохнул и зашептал:
— Хорошо, дружище, — я поднялся и схватился за нож. — Ты хочешь мяса? Черт возьми, ты не будешь трогать мой мозг ради этого. Я сам принесу тебе все на блюдечке.
Лезвие мягко вскрыло предплечье мертвеца. Вырезать кусок трупа — занятие не из приятных, но если я могу убить, то точно смогу справиться и с этим.
Вот, что было не так с тем вяленым мясом, которое я попробовал во время путешествия к Тласолтеотль.
Я жую, пытаясь преодолеть рвотные позывы. Вкус все тот же, но что-то внутри отвергает его.
Грифону нужна только человечина. Иронично — его тошнит от мяса зверей, а меня — от людского.
Очистив кусок мышц от кожи, я вгрызаюсь зубами в пищу.
— Жестковато, не находишь? — промычал я, пережевывая откушенное. — Думаю, свари мы это, было бы лучше.
Что-то внутри согласилось, но вяло, без особой охоты или желания. Так соглашается ребенок, поедая пряник и слушая рассуждения родителя о том, что к этому прянику нужно было добавить мед. Ему плевать, ему вкусно и без этого.
Проглотив последний кусок, я отер рот и выдохнул. Я чувствовал биение собственного сердца в груди, оно стучало, яростно и уверенно. И я понимал, почему. Все мои раны превратились в шрамы, в конечности прилила сила, ведь я дал сердцу пищу, а для него это самое главное. Сколько дней оно будет спокойным? Один? Два? Скорее всего, зависит именно от того, сколько ран я получу и сколько сердцу придется отдать, чтобы восстановить оболочку — тело. Поэтому, если я буду просто идти своей дорогой, не встревая в неприятности, можно будет некоторое время не искать новую пищу. А это меня полностью устраивает…
Что-то неприятно резануло по горлу. Я закашлялся, ухватившись за шею. Подняв взгляд, я увидел лицо, перекошенное от страха и злости. Крестьянин сжимал в руках серп. Им он, видимо, и освободился, подобрав где-то на полу.
— Да ты издеваешься? — прохрипел я; горло срасталось, но между пальцев все равно чувствовался танец горячей крови.
Мои руки опустились. Мужик вздрогнул, с ужасом наблюдая за тем, как рана стягивается, а я начинаю подниматься на ноги.
— С… стой! Подожди! — закричал он, выронив серп и пятясь от меня.
Я нагнулся, ухватившись за цепь, лежавшую на полу.
— Кого мне ждать? — спросил я, звякнув грозным инструментом избиения. — Ты хоть думаешь, что ты несешь, челядь?
Звенья свистнули в воздухе. Раздался крик, разбавляемый лишь хрустом, который тихо шептал всем остальным:
«Меня не заткнуть».