Демон-Инквизитор

Глава 26: Последнее желание

Обожженные льдом горные вершины остались позади. Их с трудом можно было разглядеть. Тропа, по которой мы с Алисой двигались, не пользовалась большой популярностью: на ней уже поросла трава, спутавшись между собой в сорных объятиях. Оно и неудивительно, ведь эта дорога вела к Альтстону, который уже давно не одаривался вниманием караванщиков и путешественников.

Для людей — тех людей, что решали вопросы, а не жили по данным сверху ответам — было проще отгородиться от занятого кровососами города, поставив на дороге крепость и застроив ее домами. Со временем, то, что строилось как оборонное сооружение, переросло в почти полноценный город. Единственное, он все еще зависел от Инквизиции, но это мало кого смущало. Торговые лавки, кабаки, таверны, церкви и даже простые жители были паразитами, усевшимися на шею солдат. Этот городок кишел жизнью, насыщенной и бесполезной.

Крепость была названа «Надеждой». Она не только занимала один из главных проходов к Альтстону, но и граничила с Лесами Силы, которые, если вглядеться, виднелись на горизонте. Поэтому народ, проживавший в стенах этого неполноценного городка, был самым разным.

Наше появление было воспринято как должное. Несмотря на то, что мы пришли со стороны разрушенного города вампиров, инквизиторы у ворот не стали спрашивать ничего. Они проверили документы, которые Алиса им подсунула, и, удовлетворившись давным-давно посеревшим удостоверением торговцев, пропустили нас. Я, пряча глаза, проскользнул вслед за вампиршей, надеясь, что меч в руке и я сам не сильно выделяемся. Мой потрепанный вид мог вызвать какие-то вопросы, и наверняка вызвал бы, не будь сгущающиеся сумерки предвестниками дождя. Людской глаз плохо видел в таких условиях, поэтому предгрозовые тени, удачно скрывшие мой подранный и окровавленный плащ, были для меня спасительными в этот вечер.

Улицы города были грязны и вонючи — канализация здесь была, но множество животных, бродящих под зданиями, сводили на нет попытки людей держать чистоту. Подранные и уставшие псы лениво дремали в каше из дерьма и сена, а из стойл на всех проходящих уныло пялились лошади. Мы с Алисой привлекли чуть большее внимание, я заметил, что собаки немного напряглись, а кони с отвращением отворачивали морды; но никого это не заботило. Окружающие нас люди были поглощены суетой, снуя по улицам, как толпы бездумных насекомых.

В воздухе висело что-то тревожное. Я уже несколько дней чувствовал это, но не только потому, что весь был перепачкан кровью. С тех пор, как умерла Некрос, мир стал пахнуть по-другому. Алиса тоже почувствовала, но мы старались не говорить об этом. Глубинные изменения в тканях мирового организма, который мы все заселили, слишком сильно беспокоили. Настолько, что сознание отказывалось воспринимать это. Все вокруг менялось. Может, люди, не будь они заняты дорогой, солнцем и каретами, тоже заметили бы что-нибудь.

Таверна показалась неуверенно, как будто пряталась от кого-то или чего-то. Вывеска, почти свалившаяся со своего места, вяло покачивалась над нашими головами. Я медленно выдохнул.

Кто станет следующим?

— В этом городе полно Инквизиции, — напомнила Алиса. — Постарайся не привлекать внимания.

— С таким мечом это сложно сделать, — пробормотал я, обращаясь больше к себе, чем к кому-либо еще.

Дверь скрипнула, сообщая о появлении новых людей. Опустив глаза, я поплелся за вампиршей, которая уверенными шагами прошла к стойке.

— Комнату на ночь, — обратилась она к тавернщику.

— Для девушек у нас отдельно.

Я вскинул взгляд. Жирная морда, покрытая щетиной, была повернута ко мне в профиль. Глаза даже не смотрели в нашу сторону, уткнувшись куда-то в угол.

— Тогда две комнаты, — с некоторым раздражением сказала Алиса.

Хозяин таверны наклонился, доставая связку ключей. Погремев ею некоторое время, он отцепил сначала один, а потом, помешкав, другой. Первый ключ лег на стойку, а второй направился прямо в ладонь к Алисе.

Его номер — семь.

Я вгляделся в связку ключей. Там их было немало.

— Спасибо, — кивнула Алиса.

Ухватив со стойки ключ от своей комнаты, я юркнул в проход под стеной, деревенеющими ногами вскакивая на ступеньки. Из зала мне в спину было брошено несколько взглядов.

Вывалившись в слабо освещенный коридор, я замер, прижавшись к стене. Моя сестра поднималась следом.

— Мне нужен твой ключ, — заявил я, когда она догнала меня.

Алиса подняла взгляд, выходя из задумчивости. Туман взвился.

— Это моя комната, — как-то по-детски заявила она, сделав ударение на слове «моя».

— В комнатах для женщин обычно хорошие ванны. Ты уже мылась, настала моя очередь, не так ли?

Вампирша некоторое время колебалась. Потом она вздохнула, с явной неохотой обмениваясь ключами. Я кивнул, поблагодарив, и отвернулся, проходя дальше по коридору. Комната с седьмым номером была в самом конце. Я провернул ключ, замок сухо щелкнул, и петли, хорошо смазанные, порадовали меня молчаливым приветствием.

Под стенами уже горел свет. Два подсвечника стояли друг напротив друга, окрашивая комнату в теплые оттенки. Я медленно закрыл за собой дверь. Прислонив меч к изголовью кровати, я рухнул на мягкое одеяло. Оно было недавно постирано, хотя свежестью от него не пахло. Но это вообще было большой редкостью…

Кто будет следующим?

Я уперся локтями в колени, подпирая голову ладонями. Мои пальцы впились в глаза. Сердце внутри учащенно билось, требуя свою пищу. Я закусил губу. «Слишком большая цена», — вновь подумал я, чувствуя, как внутри расходится звук. Совершенно некстати мне вспомнились слова отца. С тех пор, как я встретил Тласолтеотль, он все чаще будоражил мою голову, всплывая из глубин подсознания.

— Мы чувствуем голод, потому что наша жизнь чего-то стоит, — Джордан отер губы, покрытые кровью.

— Чего же стоит моя, отец? — прошептал я. — Я становлюсь паразитом, таким же, как и мое сердце.

Тишина комнаты грозилась оставить меня без ответа. Со вздохом поднявшись с кровати, я подошел к окну. Отодвинув занавеску и проведя рукавом по грязному стеклу, я посмотрел вниз, на улицу. Люди заканчивали движение, время шло к ночи.

Кого я сожру?

Мой взгляд медленно скользил от одного силуэта к другому. С этими глазами я вижу лучше, чем люди. Для меня сумрак только начинался. Улица пока еще была пропитана красками, и больше всего я видел красного. Грязь была смешана с кровью. Она шла от стены одного из домов. В его тени лежал пес, осушаясь с каждой секундой все больше. Его череп был разворочен. Один из тех, кто сделал это, все еще стоял и ковырял труп палкой, с интересом разглядывая рану. Совсем еще мальчишка.

Я дернул занавеску на место. Сглатывая слюну, я отошел от окна и вновь сел на кровать. В дверь постучали. Я поднял взгляд.

— Войдите… — тихо сказал я после некоторой паузы.

Половица тихонько скрипнула под ботиночком молоденькой служанки. Ее веки были плотно закрыты, а руки неуверенно ощупывали дверной косяк.

— Госпожа желает принять ванну? — спросила девушка, замирая у входа.

Я перевел взгляд на большой чан в углу комнаты. «Госпожа? — усмехнулся я. — Ну точно, я ведь в женском номере».

— Да, — ответил я, постаравшись сделать голос как можно мягче.

— Подождите немного, я принесу воду.

Ничего не ответив, я проследил за тем, как слепая вышла. Ее фигурка выскользнула в проем, и я понял, что ориентируется она хорошо. Неужели и воду сама принесет?

Тихо выдохнув, я поднялся и сбросил с себя плащ. Рубаха была вся подрана и окровавлена. Я сел за стол и стал ждать.

Девушка вернулась быстро. В ее руках было два больших ведра, которые она несла весьма уверенно. Пар вяло обволакивал ее кисти. Подойдя к чану, служанка опорожнила ношу и вновь вышла.

С одной стороны, мне было неприятно, что меня обслуживают, тем более, слепая девушка. Я был привыкшим к самообслуживанию, либо, скорее, к обслуживанию других, что часто требовали от меня воспитатели приюта и, в дальнейшем, старшие по званию в Инквизиции.

С другой стороны, мне был приятен шум воды, я радовался осознанию того, что могу сидеть и отдыхать, пока мне готовят горячую ванну, тем более, делают это вполне покорно и смиренно, не вынуждая меня тратить силы зря. Даже больше — после многих лет издательств в приюте, а затем службы в Инквизиции, я наконец-то занял роль, которая позволяет мне принимать обслуживание людей. И это не могло не дарить удовлетворение.

Эти две стороны боролись во мне, находясь под чутким наблюдением третьей, той, что видела ситуацию еще проще: я пришел, чтобы потратить деньги. Слепая девушка — работница, для которой это дело привычное и оно позволяет ей прокормиться. Я — клиент, который нуждается во всем этом. Неважно, кто чью роль выполняет. Будь все наоборот, мало что поменяется в этой системе, которая делит всех на две категории: хозяин и прислуга. Сегодня я хозяин, а завтра, возможно, мне придется прислуживать этой девице. Так есть ли разница, в таком случае, кто выполнит мои прихоти?

Служанка ходила туда-сюда, и ведра в ее руках опорожнялись с завидной частотой. Глядя на ее стойкость и уверенность, я даже невольно пожалел, что в Инквизиции таких работников не хватает. Работай бы каждый с такой отдачей, и вампиры, возможно, стали бы чем-то незначительным. Может, мне даже не пришлось бы снимать маску человека.

«Хотя, с другой стороны, ведра носить — не мечом махать», — усмехнулся я.

Последние капли упали в ванну, девушка сделала реверанс и вышла, перед уходом предупредив, что скоро вернется за моей грязной одеждой. Я покачал головой и вздохнул, поднимаясь со стула: «Все же, эта кутерьма раздражает. Если она узнает, что я мужчина, могут появиться проблемы. Люди на удивление упрямы, когда дело касается правил и разделений».

Скинув с себя одежду, я медленно опустился в горячую воду. Рана в животе, оставленная Алисой, еще не совсем затянулась, и я поморщился от обжигающей боли. Жидкость прижигала кровавый порез, мои пальцы невольно вцепились в борта ванны.

— Черт тебя дери… — прошипел я, замирая в воде.

Кого я съем? Кто мне попадется? Я голоден. Голоден.

Я закрыл глаза и опустился вниз. Горячая пелена застлала лицо, я постарался расслабиться.

Мне нужна еда. Сил не хватает.

Вынырнув, я закинул голову. Капли ударяли об пол, падая с волос. Боль в ране поутихла.

Дверь открылась. Я все же услышал это. Рывком обернувшись, я встретился взглядом с туманом.

— Сегодня ночью я уйду, — сказала Алиса. — Не на охоту. Мне нужно решить вопрос с деньгами.

— У нас какие-то проблемы?

— Только что меня обокрали. Кто-то забрался в комнату и порылся в сумке, пока меня не было.

Я отвернулся, расслабляя тело. Прикрыв глаза, задумался.

— Хорошо, спасибо, что предупредила. Трактирщик утром деньги попросит?

— Да.

Мне оставалось только кивнуть. Дверь с тихим шорохом закрылась. Я сжал кулаки. «Обокрали, значит? Запертую комнату?» — пытаясь унять злость, я вновь опустился под воду. Мне вспомнился взгляд, который бросили из глубины трактира, когда я поднимался по лестнице.

И связка ключей.

***

Ночь объяла город мраком и дождем. Капли настойчиво смывали грязь и пыль с окна. Мне вспомнился снег в Альтстоне. Холодный и колючий, но наутро — мокрый и грязный. Мерзость.

Я отдал только рубаху. Брюки были не такими уж и грязными. Кровь запачкала лишь верх.

Кровать мягкая. Я накрылся одеялом, утонув в подушках, сухих и набитых перьями. Трактир принимал гостей с радушием. Внешне. Под ним что-то пряталось, но я пока не был уверен в истинной сущности этого места. Понимал только, что жирная морда хозяина улыбается каждую ночь. Вот только чему?

Сердце нагло стучало. Оно требовало своего. Оно болело. Оно страдало. Оно умирало. Я чувствовал, как в темноте вибрировал меч. Тласолтеотль ждала. Не только я почувствовал секрет трактира.

В комнате гулял сквозняк. Я вдыхал запах, который он приносил с собой. Это была вонь, но не трупная. Она не смывалась, не оттиралась, она пропитывала каждую вещь вокруг меня. Особенно несло от кровати. Это можно было почувствовать, если уткнуться носом в подушки.

Я заворочался, переворачиваясь на другой бок. Я давно утратил возможность спать, но сейчас я даже не мог расслабиться. Все вокруг действовало мне на нервы. Особенно тем, что Алисы нет рядом. Я чувствовал липкую паутину, заволакивающую мое тело.

Еда, еда, еда, еда… еда.

Мне было трудно дышать. Тело едва двигалось, каждое усилие приносило с собой боль. Я никогда не был так сильно голоден. Жажда заволакивала сознание, я то и дело проваливался в глубины мыслей, теряясь в самом себе, растворяясь в желании. Каждый шорох ударял мне в уши, сумрак разъедал глаза своим сиянием, вонь заполонила ноздри, простынь липла к телу, заменяя мне кожу. Я чувствовал, как пот медленно стекает по моим вискам. Нервы напряженными струнами звенели в голове, и я не мог заставить их молчать — мои пальцы вцепились в волосы, но не более того.

— Я — демон, — зарычал я, корчась на кровати. — Я демон, а ты кто такой? Ты всего лишь паразит в моем теле, так что умерь свой пыл, — я закусил губу. — Ты не можешь меня контролировать. Это я владею тобой. Не забывай об этом.

Боли становились лишь сильнее. Я откинул одеяло. Мои легкие разрывались, давясь кислородом. Я то и дело облизывался, но во рту пересыхало быстрее, чем я успевал смочить язык в слюне. Луна проглядывала через занавески. Глаза скользнули взглядом по ее голубоватому свечению.

Это обострит твои чувства, эта жажда еды будет становиться сильнее, жажда человеческой крови поглотит твой разум и все, что есть в тебе. Ты станешь рабом. Кем бы ты ни был, перед голодом все одинаково жалки.

— Хватит… — зашептал я. — Хватит, достаточно…

Кости раскалялись, крошились, опутанные связками сердца, они плавились, их разъедало…

Сердце пожирало мое тело.

В груди горело, меня рвало на куски, я чувствовал, как кровь хлещет по ребрам.

Сердце пожирало само себя.

Я утратил чувство звука, я не видел даже очертаний мрака в углах комнаты, я не чувствовал совершенно ничего. Мое тело превратилось в кусок онемения, я стал средоточием пота и крови, сочащейся через каждый незаживший порез. Мои глаза становились жидкими, они уходили из глазниц, оставляя меня наедине с пустотой. Пустотой вылившейся отовсюду темноты, отодвинувшей луну и ее синь.

Это убивало меня. Я был на пике отчаяния, я погружался в страх. «Это все? Я труп?» — стукнуло в голове одновременно с дверью.

Кто-то вошел.

Я приоткрыл глаза. Их было двое.

— Будь потише, — зашептал один из них. — Все-таки, в соседних комнатах тоже есть люди.

— Пока что, — услышал я от второго.

Мои конечности напряглись. В горле заклокотало.

Еда. Еда, еда! Еда!!

Я почувствовал на плече чужую руку.

— Ничего себе, посмотри, сколько у нее шрамов…

— Досталось бабе! Ладно, давай поторопимся.

— Ты что, уже портки стягиваешь?.. Не слишком ли спешишь?

— А что тянуть-то? Мы деньги за это заплатили!

В голове произошел взрыв. Каждый мой шрам разгорелся, давая о себе знать. Боль полоснула по старым ранам, и новые зазвучали в унисон. Вскочив, я ухватился за меч. Тласолтеотль была возбуждена. Рукоять вибрировала в моей ладони.

— Кто… — захрипел я, — кто из вас будет моим?!

— Это мужик! Что за?..

Меч свистнул в воздухе. Лезвие замерло у шеи. Мои руки тряслись от боли. Я едва стоял, самоконтроль давался мне ценой неимоверных усилий. Стоящие передо мной мужчины испуганно смотрели на меня. У одного уже были спущены штаны.

— Послушай… — начал один из них, поднимая руки. — Нам не нужны проблемы! Мы думали, что здесь будет девушка! Мы деньги заплатили…

— Кто из вас будет моим? — повторил я.

— О чем ты? Мы не по мужчинам, успокойся… давай все обсудим?..

— Кто из вас останется здесь? Уйдет только один, решайте.

Мои руки дрожали все сильнее, я с каждой секундой контролировал себя все хуже. Мне нужна была пища. Я больше не мог. Насильники стояли, не зная, что делать. Лезвие уже кололо одному из них шею.

— Решайте! — рявкнул я. — Один уйдет, другой останется!

Тот, что был свободен от моего клинка, медленно попятился.

— Эй! — его товарищ испуганно посмотрел на «напарника». — Не вздумай меня здесь оставлять!

— Прости… — покачал головой тот. — Меня дома мать ждет.

— А меня что, не ждет?! — взвизгнул стоящий у меча юноша. — У меня сестра дома… не смей! Прошу!

Но мольбы были бесполезны. Дверь захлопнулась. Ключ провернулся в замке, повинуясь руке испуганного парня, только что бросившего человека на смерть. Я медленно опустил меч.

— Садись на пол, — пробормотал я. — Поговорим.

Отодвинув стул дрожащими руками, я рухнул в него. Пальцы ухватились за подлокотники.

— Значит… — тихо начал я, — ты насилуешь девушек?

— Это не насилие, это просто развлечение, — испуганно промямлил юноша, глядя на меня снизу вверх. — Они ведь не страдают! Мы их не бьем, не душим… просто трахаем, и все.

— Неужели всем это нравится? — мой меч был придвинут к столу. Тласолтеотль звенела.

— Ну… ломаются поначалу, но потом сами хотят еще…

— Мне в это слабо верится.

— Была одна, она снимала тут комнату три недели подряд! При том, что в этом городе у нее муж и дом…

— Понятно, — выдохнул я, прикрывая глаза и пытаясь унять одышку. — Что, по-твоему, грех?

Юноша что-то промычал.

— Не слышу, — прошептал я, пытаясь преодолеть накатывающую слабость. — Говори громче.

— Наверное, это то, что я делаю?..

— Твой ответ в общем-то правильный, но он немного не о том, — вяло усмехнулся я. — Отвечу. Грех — это все, что нарушает законы людей. Если петух оплодотворит свою сестру, это грехом считаться не будет, ведь это всего лишь птица. Но человек… он отличается от пернатых. Чем? Тем, что у нас есть законы, которые нарушать нельзя. Если мы это делаем, то мы совершаем грехи, за которые нас ждет кара. Понимаешь?

— Понимаю…

— А если человек делает что-то по принуждению? — спросил я. — Если он совершает преступление, не желая того? Это грех или нет?

Юноша замотал головой. Я усмехнулся и подпер кулаком подбородок. Изучая реакцию собеседника, я молчал, никак не давая понять, считаю ли ответ верным или наоборот.

— Я… Я думаю, что это не грех, ведь это принуждение… — тихо пробормотал юноша.

— Твой ответ, — начал я, выговаривая слова медленно, растягивая их, — не верен! — моя ладонь хлопнула об стол, и молодой преступник вздрогнул. Я продолжил, говоря уже тише. — Грех не имеет оправдания. Как бы ни был беден человек, воровство остается воровством; как бы ни был напуган, убийство есть убийство. Грех — это грех. Скажу честно: я вынужден питаться мясом людей. В противном случае меня ждет мучительная смерть, в тени которой я утрачу рассудок от боли и голода, — я выдохнул, сжимая переносицу. — Хочешь сказать, меня что-то отличает от тех, кто ест плоть людей для удовольствия? Ты дурак! Солдат не защищён от грехов, как и палач, как и любой другой. Потому что для людей всегда есть законы, и они недвижимы, неоспоримы. Душа человека разлагается под действием преступлений, совершаемых им. Это губительно для нас… В итоге, от таких, как я, не остается ничего людского. И мне нет прощения. Но… не беспокойся, ты хоть его тоже не заслуживаешь, но не должен быть наказан сильнее меня. Да, ты платишь деньги, чтобы получить ключ от женской комнаты и изнасиловать очередную несчастную, но этот грех не может отпечататься на душе сильнее, чем мой, вызванный необходимостью. И ты, и я вызываем лишь отвращение у тех, кто хранит свою человечность, — я замолчал, переводя дыхание. — Поэтому я не осуждаю тебя. Может, даже наоборот, понимаю. И знаешь, возможно, будь я на твоем месте, я был бы рад тому, что меня ждет. Ведь это угодно всему, что называется «человечеством». Людской религии, людям, всему людскому будет лишь лучше, если такой, как ты, умрет. Или такой, как я. Поэтому то, что я сделаю, оставит след на моей и без того грязной душе, но при этом сделает лучше всем людям. Ведь сколько невинных страдает от грешников? Больше, чем можно представить.

— Что со мной будет? — спросил юноша.

— Сначала мне придется убить тебя, — ответил я, наблюдая за лицом собеседника. — Потом я спущу кровь вон в ту ванну. Наконец, я разделаю твое тело, впоследствии съев его. Я не боюсь предстоящего. И ты не должен.

— Это шутка?.. — шокированный юноша замер, уткнувшись в меня взглядом. Мне было нелегко выдержать его, ведь он был полон обиды, недоверия и страха. Смачная смесь яда для моей души.

— Не совсем уместный вопрос в этой ситуации, — со вздохом сказал я, закидывая голову назад и поднимая дрожащую руку. — Я правда это сделаю. Но не потому, что ты насильник. Дело не в грехах, их невозможно отмыть смертью или чем-то еще. Мне придется кого-то съесть. Даже окажись я среди совершенно невинных людей, один из них пошел бы мне в пищу. Мне это неприятно, но, повторюсь, таков мой грех. Я не смогу его искупить, я не смогу избавиться от него так, будто его и не было. Он часть меня. Поэтому я ем твою плоть ради себя, не ради тебя или твоих поступков, какими бы они ни были.

— Тогда… — юноша запнулся. Я с интересом опустил взгляд от потолка и посмотрел на него. Он все еще молчал. А потом нерешительно продолжил. — Я могу попросить тебя об одолжении? Ведь это ничего?

— Если оно не сложное и я смогу его выполнить, то я сделаю это, — кивнул я.

— В этом городе живет моя сестра. Ты не мог бы отнести ей эти деньги? Дом напротив кузницы, если пройти налево от этого трактира, то увидишь. Второй этаж.

Я выпрямил спину, а затем наклонился к своей жертве. Взяв из его рук кошелек, я осмотрел его. Он был мне знаком. Еще днем принадлежавший Алисе, ночью он уже стал частью просьбы, которую мне придется выполнить. Усмехнувшись, я бросил кошелек на стол.

— Это все? Больше ничего не хочешь?

Юноша медленно покачал головой. В его взгляде сквозила пустота. Он слишком быстро принял свою приближающуюся смерть, он слишком легко поверил в неотвратимость судьбы. Я вздохнул и поднялся со стула. Ухватился за перебинтованную рукоять двуручного меча.

— Знаешь, я испытываю к тебе презрение. Не могу иначе. Но так же я не могу винить тебя за твои грехи, ведь сам я тоже ничтожен и презираем, — спокойно сказал я. — Поэтому правда жаль, что я вынужден делать это. Я спрошу еще раз, чтобы мне было легче. Ты уверен, что больше ничего не хочешь? — убедившись, что жертва покачала головой с уверенностью, я поднял клинок вверх. — Я позволю твоей душе уйти спокойно. Не беспокойся.

Мои руки дрожали. Не от страха, не от злости. От желания. Лезвие с тонким свистом опустилось вниз. Я не смог сдержать улыбки. Меня ждало облегчение.

И все же, внутри меня стошнило.