Чёрный ратник

Глава 4

Слова однорукого повисли в воздухе. Вся усталость, вся боль в мышцах и голове — всё ушло, сменившись ледяной концентрацией. Мои пальцы сами собой сжали рукоять сабли чуть крепче.

— Повтори.

Однорукий даже не моргнул, лишь театрально обвёл единственной рукой поле боя: застывших в неестественных позах конвоиров, тело подмастерья, разбросанное оружие.

— Я может и однорукий, но не слепой, — его голос был низким, беззлобным. — Это была не просто вспышка гнева, не выброс эмоций. Аура. Чёрная, что жрёт всё вокруг. Я видел такое лишь раз в жизни, и то в старых свитках, которые не успели сжечь.

Однорукий сделал шаг вперёд. Я не отступил и спокойно смотрел ему в глаза.

— Допустим, — не стал отпираться я. — И что теперь?

— Я не побегу докладывать первому же орденцу и уж тем более сдавать тебя страже или Захаровым, — сухо произнёс однорукий. — Так что не трать на меня свой арсенал уловок. Я не твой враг.

Я нахмурился. Врагами мы и вправду не были. Вот только и доверять однорукому я не мог. И так был ослаблен после сражения.

— У меня к тебе предложение, — произнёс однорукий, остановившись в паре шагов от меня. Его глаза цепко смотрели на меня. — Деловое.

Во взгляде моего соседа по неволе я видел то, что не раз наблюдал у воинов. Сталь. Шрамы на лице и ладони лишь подтверждали моё предположение: передо мной был не разбойник, а воин, умудрённый опытом. И самое главное — знаниями. А знаний о нынешнем мире мне как раз не хватало.

— Я тебя слушаю. — мой голос был спокойным и уверенным, и я не опускал оружие.

Однорукий едва заметно кивнул.

— Что бы ты ни натворил — это с гибелью конвоя не исчезло, не пропало. И то, что случилось сегодня, лишь добавит сроку вес.

Я пожал плечами. Мне вообще-то было всё равно. Я не собирался попадаться. Хотя если меня примут искать, то это несомненно усложнит мне новую жизнь. Захаровы хоть и были местечковым родом, но они имели связи в этом регионе. Я же хоть какими-то связями похвастаться не мог.

— Более того, тебе, беглому аристократу, нужно не только укрытие, — продолжил говорить однорукий, — но и ресурсы, знания, чтобы научиться контролировать тот… подарок, что ты носишь в себе.

— Давай ближе к делу, — поторопил его я.

— У тебя есть пропуск в орден. Используй его. Там имперская власть, тебя никто не достанет, ведь выше неё только небо. И денег в ордене хоть отбавляй.

Я понял, к чему он вёл.

— И ты это говоришь по доброте душевной, верно?

Однорукий усмехнулся.

— Нет. Я хочу выбраться из этой дыры, так что ты возьмёшь меня с собой.

Я задумался. Вариант не худший. Затаиться, восстановить силы, получить знания. Я при этом рисковал — мою чёрную ауру могли обнаружить. Вот только если скрываться, то на самом видном месте. Мне нужны были тренировки, нужны были свитки, нужна алхимия, информация. Но самое главное — время. И орден был не худшим вариантом, чтобы это время выиграть.

— Вот как мы это провернем, — предложил однорукий. — Ты — кандидат из благородного, но опального рода. Я — твой верный оруженосец, сопровождающий тебя для подачи прошения.

— И что, — с явно читаемым сомнением произнёс я, — ратники поверят в эту чушь?

— Поверят, — собеседник уверенно кивнул в сторону мёртвого подмастерья. — У тебя в руках его приглашение, печать подлинная. А уж твоя манера держаться и умение убивать выдают в тебе знатного ублюдка, которого папенька с маменькой от греха подальше решили пристроить в благородный орден.

План в целом звучал складно, и говорил однорукий убедительно.

— Люди видят то, — многозначительно произнёс он, — что хотят видеть.

Я оглядел однорукого с головы до ног и рассмеялся. Резко, грубо и без тени веселья.

— А с чего я должен тебе доверять?

— Потому что в одиночку ты здесь сдохнешь через день, — безжалостно констатировал однорукий. — Не зная дорог, не зная, кого и чего опасаться.

Мне нравилась его прагматичная логика. Да и предложение и вправду звучало неплохо. Вот только доверия однорукий не заслужил. Весь бой он провел в повозке. Не за ним ли приехали добрые молодцы, уничтожившие конвой?

Я медленно, с наслаждением ощущая боль уставших мышц, вогнал клинок в мокрую землю. Чавкающий звук металла прозвучал как точка, поставленная в его предложении.

— Нет, — коротко сказал я, глядя однорукому прямо в глаза.

Он едва заметно усмехнулся и покачал головой. Но в остальном принял мои слова спокойно.

— В орден твой мы вместе под прикрытием не полезем, — продолжил говорить я. — Я найму тебя как проводника. Доберемся до земель ордена вдвоем и уж тогда будем решать, что дальше. Оплата — трофеями с поля боя. По рукам?

Мое предложение не было щедрым, но и не было плохим. Здесь, у наемников и конвоиров было чем поживиться. И раз уж однорукий так хотел добраться до ордена, то я был не против проделать этот путь и взглянуть, кто и что скрывается за этим громким словом.

— По руке, — быстро ответил он.

Я протянул ему ладонь для рукопожатия, на что однорукий удивлённо вскинул брови.

— А, — я осознал, что протянул не ту руку. — Забыл.

Мы крепко пожали руки. Я не отпустил здоровенную, покрытую мозолями и шрамами ладонь, и предупреждающе произнес:

— Предашь меня, и я воткну тебе кинжал в глазницу. Будешь не только одноруким, но и одноглазым.

На суровом, покрытом шрамами лице на мгновение появилось нечто, отдалённо напоминающее улыбку.

— Добро.

Я сделал шаг назад и осмотрелся.

— Как звать-то тебя?

— Олаф, — ответил однорукий.

— Тимофей.

Я представился по-простому, без фамилии.

— Давай-ка прибарахлимся, Олаф, — добавил я, довольно потирая руки. — Хорошая сталь на дороге не валяется.

Я бодро зашагал к ближайшему телу.

За спиной раздался тяжёлый вздох.

Краем глаза я следил за Олафом, но он, вздохнув, просто отошёл к повозке и сел, прислонившись к ней спиной. Его поза прямо говорила о безразличии. В целом он был прав — сражался я, так что трофеи в первую очередь мои.

Я выдохнул, вытер ладонью запёкшуюся кровь на лице. Я окинул взглядом поле — больше на нём не было ни врагов, ни союзников, только ресурсы. Я был единственным, кто мог ими распорядиться. Работа предстояла немалая.

Первым делом я подошёл к телу подмастерья. Улыбка на его лице сменилась бледной маской смерти. Я присел на корточки и закрыл его глаза.

— Отдыхай, — негромко произнёс я, а затем забрал его клинок. — Это тебе уже не пригодится.

Вблизи я мог разглядеть герб на эфесе — скрещённые молоты над горной вершиной. Либо метка кузнеца, либо его рода. Белобрысый на дворянина не походил, но чёрт его знает.

Меч у него был полуторный. Прямой, с тяжёлым навершием. Слегка тяжелее простой солдатской сабли, которой я орудовал, но хорошо сбалансированный. Качественная работа. Я без тени сомнения забрал у подмастерья ножны и прицепил их к поясу, затем убрал в них клинок.

Далее наёмники. Я методично обыскивал карманы, отстёгивал оружие и кошельки. Деньги я особо не считал, просто ссыпал всё найденное в один кожаный мешочек, снятый с убитого. Монеты приятно позвякивали.

— Ух ты, — удивленно выдохнул я, когда нашел среди безделушек небольшую золотую монетку.

Она мне точно пригодится.

Следом я перешёл к броне. С себя я сбросил накидку и уже принялся стягивать рубашку, а затем замер — в голову пришла интересная идея. Я взглянул на небольшой кратер в земле, оставшийся от заклинания, и увидел там обожжённые тела. Я поднял накидку, вручённую мне Емельяном, подошёл к яме и накрыл ей одно из тел.

Затем подумал ещё раз и подпалил края накидки черными искрами ауры. Пришлось правда потрудиться, и ещё забросать накидку землёй.

Вряд ли этот детский трюк кого-то обманет, но пусть хоть какое-то время потратят на опознание этого обгорелого трупа. Любой день без погони — уже победа. И ещё не стоит забывать о Марфе, подосланной убийце.

С наемников я снял наручи, кожаный доспех и теплый, хоть и потрепанный дорожный плащ из грубой шерсти.

В итоге я собрал неплохое количество трофеев. Главное — у меня была тёплая одежда и толковый клинок. Всё остальное я могу добыть своими силами.

— Эй, однорукий! — крикнул я, не оборачиваясь. — Не сиди без дела и найди себе сапоги и доспех.

Олаф не ответил, но через мгновение я услышал его тяжёлые шаги. Он молча принялся за работу — без моего рвения, но с методичной эффективностью.

Я же оторвал кусок ткани, ссыпал туда часть блестящих монет и отдал их Олафу.

— Если мы в одном отряде, — проговорил я так, чтобы он понял, — то трофеи делим, как положено.

Однорукий хмыкнул, но спорить не стал.

Я же порылся в седельных сумках у пары лошадей и в итоге на руках имел походный медицинский набор, откуда пахло травами и спиртом. Внутри лежала склянка с мутной жидкостью, немного бинтов, пара пузырьков с чёрным и синим порошком. И всё это, естественно, полетело в мой походный мешок. Ещё был сухой паёк: чёрствые сухари, вяленое мясо, лук и фляга с водой, почти полная. Всё пригодится.

Я стоял посреди поля, тяжело дыша, уже в новом доспехе, с новым мечом на бедре и с мешком трофеев за плечом. Я пах кровью, потом и смертью, даже несмотря на новую одежду.

Олаф к этому моменту уже распряг зачарованных лошадей из повозки.

С ними нас и вправду примут за аристократов. Хотя я им и был.

Олаф нашёл себе простой, но прочный нагрудник без всяких гербов и отметин, а ещё похожий на мой тёплый плащ и крепкие сапоги. На его поясе висела простая солдатская сабля.

— Ну что, ваша светлость, — в голосе однорукого прозвучала лёгкая, язвительная усмешка, — готовы начать наше увлекательное путешествие?

Уже начинало ощутимо темнеть, так что задерживаться здесь смысла не было.

— Время не ждет, — согласился я.

Мы оседлали лошадей и направились в сторону ордена. Олаф вёл. Ведь я, честно говоря, понятия не имел, где этот орден находится.

Выбранные нами лошади были хороши. Не красавцы, но крепкие, выносливые гнедые мерины. И чары, судя по всему, были направлены на выносливость и долгую дорогу. Они не рвались галопом, но их шаг был удивительно мягким и быстрым.

Мы быстро миновали небольшой перевал, оставив за спиной марево над полем боя. Лес сомкнулся вокруг. Лишь тогда Олаф, ехавший чуть впереди, нарушил тишину:

— Будем держаться старой торговой тропы. Она длиннее, но зато на разбойников больше не нарвёмся. И ни на что пострашнее них…

Я лишь кивнул, хотя однорукий видеть этого не мог. Страшных сказок я не боялся. Да и вдвоем мы могли справиться с обитателями леса.

Мы выбрались на старую торговую тропу уже в сумерках. Зачарованные лошади двигались уверенно, их мягкий, быстрый шаг почти не отдавался в костях. Я продолжал ехать чуть позади, держа Олафа в поле зрения. Он правил лошадью с неестественной ловкостью для однорукого, его спина была прямой, а голова постоянно в движении. Он явно сканировал опушки, прислушивалась к лесу.

Мы ехали некоторое время, не обмолвившись ни словом. Тишину нарушал лишь скрип сёдел да редкие крики ночных птиц. Воздух был чистым, холодным и… пустым.

— Этот орден… — первым заговорил я. Мой голос прозвучал хрипло после долгого молчания. — Что он из себя представляет?

Олаф сгрёб плечом прядь волос с лица.

Я, конечно, кое-что помнил об ордене из воспоминаний Тимоши, но это были фрагменты, обрывки.

— Раньше здесь и за горами была вольница, — в голосе Олафа явно послышались нотки ностальгии. — Свободные дружины, княжеские воины. Кто силён, тот и прав.

Я не смог скрыть улыбки. В старые времена так и было. В мои времена, когда род Темниковых только зарождался.

— Но времена меняются. Сильным мира сего понадобилась не сбродная вольница, а армия. Дисциплинированная, управляемая, преданная. В итоге имеем что имеем: самые сильные ратники сидят на цепи из золота, подкрепленной долгом.

Он говорил так, будто рассказывал старую сказку.

Информации было ровно столько, чтобы понять общую картину, и ни капли больше.

— Стой, — внезапно бросил Олаф, резко поднимая руку.

Я натянул поводья. Олаф не двигался, застыв как изваяние, его взгляд был устремлен вглубь чащи справа от нас.

В сгустившихся сумерках я, вслед за Олафом, тоже почувствовал чужое внимание. Что-то быстро приближалось, продираясь сквозь траву и кустарники.

Я положил ладонь на холодную рукоять меча. К треску веток вскоре добавился рык и тяжелое звериное дыхание. Мы с Олафом почти одновременно обнажили клинки.

Из-за деревьев, ломая подлесок, вывалилась стая волков. Небольшая, штук семь-восемь серых, тощих теней с горящими в темноте глазами. Они неслись напрямик, через тропу, не обращая на нас никакого внимания.

Волки не зарычали, не оскалились. Они бежали на износ, поджав хвосты, с понурыми головами. Лишь последний, старый худой волк с седой шерстью, покрытой шрамами, метнул в нашу сторону горящий взгляд.

Одно мгновение и волки скрылись в сумерках на противоположной стороне тропы. Лес снова погрузился в тишину, теперь казавшуюся зловещей.

Олаф медленно повернулся ко мне. Его лицо в сгущающихся сумерках было серьезным и мрачным.

— Волки не просто бегут, — Олаф окинул взглядом темнеющий лес. — Они бегут отсюда. И им не до добычи.

— Так бывает, когда в лесу появляется хищник серьезнее, — согласился я, возвращая меч в ножны.

— Было бы лучше, чтобы ты ошибался.

Олаф немного помолчал, давая мне понять вес своих слов. А я надеялся, что это был не беглый маг, что шел по нашим следам. К полноценному поединку с магом мне еще предстояло подготовиться и самое главное — разобраться с аурой.

Мы отъехали дальше и принялись искать место для лагеря. Ехать дальше ночью было самоубийством. Я нашёл небольшую поляну, прикрытую с одной стороны лесом, а с другой — предгорьем. Место было удобным, а самое главное — незаметным со стороны.

Мы молча разбили лагерь, распрягли лошадей, спрятали их в кустах и развели небольшой, почти бездымный костёр из сухого валежника. Я поделился с Олафом сухарями и водой. Мышцы ныли ужасно, всё тело ломило, усталость накатила такая, что хотелось просто рухнуть на землю и уснуть. Но делать этого было нельзя.

— Я возьму первое дежурство, — поставил однорукого перед фактом я.

Он особо не спорил. Снял сапоги и растянулся на плаще, отвернувшись в сторону от костра. Я же остался у огня один. Пламя трещало, отбрасывая хаотичные тени.

У меня оказалось свободный момент, чтобы разобраться с проявлениями моей ауры. Я прикрыл глаза. Крепко спать этой ночью я не собирался, разве что подремать, когда Олаф сменит меня.

Здесь, в лагере, к нам могли подобраться только с одной стороны. И я был уверен, что замечу угрозу в ночной тишине. Хотя мне бы сейчас пригодились ловушки или толковый маг.

Я старался вновь призвать ауру, представил, как искра за искрой зажигает пламя внутри меня. И что-то щёлкнуло. Дело пошло намного легче, чем в бою. В груди потеплело, в ушах запульсировало, пальцы слегка онемели. И я ощущал, как с каждым ударом сердца внутри разгорается чёрное пламя. Во рту появился привкус железа.

В этот момент я осознал: чёрная аура в новом теле окончательно проснулась. Я понял — пора. И позволил себе медленно, очень осторожно влить силу в ладони. Мышцы напряглись и дрогнули, а пальцы сжались в кулак. Усталость отступила.

С каждым вдохом аура расползалась, пока я не заметил её вокруг себя. Сперва я принял её за порождение собственного разума, за игру измотанных нервов. Но потом заметил: тьма вокруг дышала и надвигалась на лагерь. Из леса на нас смотрели белёсые глаза — не звериные, а хуже. Они не глядели, а копались и лезли в сознание.

Я понял, что что-то пошло не так. Этого здесь быть не должно.

Лошади, привязанные в кустах, забеспокоились, заржали тихо и нервно, а затем принялись бить копытами о землю. Я открыл глаза и увидел, как они жмутся друг к другу и бешено вращают головами.

Олаф вскочил и выхватил саблю. Похоже, что он тоже не спал.

— Чуешь? — прошептал он, не оборачиваясь.

Из темноты деревьев выползло Оно. Тень без тела, принявшая форму — длинное, колышущееся нечто, в котором угадывались когти, светящиеся глазницы и щель рта. Оно стелилось по земле, поглощая свет и звук.

Воздух стал густым, тяжёлым. От холода слегка онемели пальцы, а изо рта валил пар.

— Кошмар… — прошептал Олаф, и в его голосе читалась холодная ярость.

Чудовище метнулось вперёд. Не на меня. На Олафа. Из тени вынырнул коготь, острый и материальный.

Я бросил кинжал в тварь, отвлекая её, и напитал меч черной аурой.

Олаф сделал короткий шаг навстречу Кошмару, и его сабля описала резкую дугу. Сталь встретилась с тенью с оглушительным, противоестественным визгом, будто резали стекло. Коготь отпрянул.

А вместе с ним волна тьмы от Кошмара ударила в меня плетью. Сердце остановилось, а потом забилось в бешеном ритме. Мир вокруг потемнел. Мне в голову полезли когти, забираясь всё глубже и глубже, раскапывая воспоминания до тех пор пока они не наткнулись на холодную, как железо, стену — чёрную стену.

Откуда-то в памяти выползали незнакомые образы. Я увидел, как тело Тимоши холодеет в грязи. Услышал хруст костей от сабли убийцы. Что-то пыталось воззвать к страху внутри моих воспоминаний.

Только память была не моя. И смерти в бою я не боялся.

Я зарычал и взмахнул черным клинком перед собой. Наотмашь. Тьма вокруг меня отступила. Я жадно схватил ртом воздух.

Кошмару хватило моей заминки. Он просто проходил сквозь удары Олафа, меняя форму. Олаф отступал, его дыхание стало хриплым. Очередной призрачный коготь пробил его защиту и впился ему в плечо. Олаф глухо ахнул, и на его лице промелькнула гримаса боли. Сабля дрогнула в его руке.

— Твою ж… — сквозь зубы процедил я и бросился вперед.

Кошмар нависал над одноруким воином как смертный приговор. Сразу несколько когтей материализовались в воздухе.

Вот только Олаф даже не шелохнулся. Он лишь выдохнул пар.

И загорелся. Загорелся цветом стали, выжигающим тьму Кошмара перед ним. Загорелся серой аурой ратника.