Чёрный ратник

Глава 11

Москва, Императорский дворец, покои второго наследника.

Покои Льва Александровича не походили ни на что во всем дворце. В них не было ни позолоты, ни гобеленов, ни тяжёлых портьер, поглощающих свет. Это была круглая башенка, больше похожая на гигантский колодец, уходящий в небо. Стены были выложены гладким, отполированным до блеска камнем.

Ни единой картины, ни единого ковра. Лишь у стены стояла низкая кровать, застланная простым полотном.

Воздух в них был неподвижным и прохладным, без запахов — ни ладана, ни цветов, ни воска для мебели. Здесь царила стерильная, почти могильная чистота.

В центре покоев на каменном полу сидел Лев. Он не видел камня вокруг и не видел стен.

Можно было подумать, что он изгнанник в собственном доме. Но нет. Он мог получить мягкие меха, ковры, удобную постель, шёлковые одежды и вереницу слуг.

Он сам отказался от всего этого. Всё это было ему просто-напросто не нужно. Лев невольно коснулся своего лица, вспоминая тот день, когда отец забрал его дар.

Провидец, рождённый в имперской семье: сын, инструмент, угроза. Он был много кем, но в первую очередь угрозой. Отец лишил его глаз вместе с даром и сделал всё, чтобы видения сына не могли нарушить хрупкий баланс сил.

Но мир Льва был иным. Он был соткан из звуков, которые для других были бы тишиной: тихого гула магических потоков, пронизывающих стены дворца, далёкого эха шагов стражи, шёпота и пылинок, падающих с потолка.

Он чувствовал мир как гигантскую паутину, где каждое событие, каждое решение отзывалось тончайшей вибрацией. Он мог слышать магию. В конце концов, кто сказал, что провидец только заглядывает в будущее? Как оказалось, иногда он ещё и вслушивается в него.

Пальцы Льва лежали на коленях неподвижно. Его лицо, обрамлённое тёмными волосами, было спокойным и пустым. Глаза, лишённые зрачков, казались двумя кусками бледного мрамора, устремлёнными в никуда.

Нет. Это не он был слеп. Он был зряч в мире, где все остальные прозябали во тьме.

И потому он почувствовал приближение отца задолго до того, как тяжёлые дубовые двери в основании башни бесшумно отворились.

Это была не вибрация шагов, а скорее искажение. Там, где должен был быть ровный поток реальности, возникла золотая воронка, поглощающая все случайности, все возможности. В паутине судьбы его отец был не нитью, а ножницами.

Лев не пошевелился и не повернул головы. Он лишь сгорбился, стал дышать чуть ровнее, чуть проще и слегка склонил голову набок. Маска простого несчастного слепца должна была быть безупречной.

Император вошёл без стука, и его шаги по каменному полу были тяжёлыми и полными неоспоримой власти. Он остановился в нескольких шагах от сына. От него пахло холодным металлом, старым пергаментом и золотом. Но не золотом монет, а золотом ауры. Ауры способной устанавливать безапелляционный контроль с помощью клятв и силы.

— Сын мой, — голос императора был низким, бархатным, отшлифованным годами публичных выступлений и тайных приказов. В нём звучали ноты заботы и отцовской усталости.

Лев мог бы усмехнуться, но малейшие изменения в нём сразу бы бросились в глаза. Не только отец носил совершенную маску.

— Отец, — Лев склонил голову в сторону источника звука, изображая почтительную внимательность.

Его собственный голос был спокойным и лишённым эмоций. Эмоции для него были уязвимостью.

— Я так редко навещаю тебя, прости старика, — в словах императора послышалось искреннее сожаление. Сожаление отца, скучающего по сыну. — В последнее время дел невпроворот.

Император сделал паузу, давая своим словам насытить прохладный воздух. Лев когда-то сам хотел верить, что сожаление отца было искренним.

— Я понимаю, — спокойно произнёс Лев, изображая на лице едва заметную улыбку. — Ваши заботы — заботы всей империи.

— Именно так.

Император медленно прошёлся по кругу. Его взгляд скользнул по голым стенам с едва заметным презрением. Для него, человека, видящего лишь материальный мир, эти покои должно быть казались кельей сумасшедшего.

— Иногда эти заботы принимают неожиданный оборот, — произнес император.

Лев оставался неподвижным.

— Я пришёл к тебе узнать о здоровье.

— Всё хорошо, — тихо произнёс Лев, — вашими молитвами.

— Я бы хотел узнать кое-что, — император тщательно подбирал слова. — Есть вопрос, с которым не справляются ни шпионы, ни ратники. Вопрос, требующий иного… взгляда.

Лев знал, зачем к нему пожаловал отец. К нему, забытому и оставленному в башне как напоминание о потерянном однажды контроле. Но Лев не наслаждался просьбой отца или его тревогой. Он бы предпочёл избежать его визита, остаться слепым и незаметным, ограждённым от внешнего мира и новостей. По крайней мере, именно таким его видел отец.

— Говорите, отец. Если моё скромное видение может быть полезным.

— Пропал кое-кто… — император сделал паузу. Сейчас он смотрел прямо в мраморные глаза сына, пытаясь угадать, видит ли тот хоть что-нибудь. — Важный для меня. Их исчезновение может быть истолковано врагами империи превратно.

Император помолчал секунду, и Лев почувствовал, как золотая аура отца на мгновение сжалась, стала острее.

— Есть места, куда я не могу достать. Особенно до теней, которые ещё не подчиняются свету. Но ты… ты когда-то мог видеть саму суть вещей.

Воздух в башне застыл. Император замер. Лев чувствовал, как бьётся его сердце — ровно и спокойно.

— Попробуй взглянуть ещё раз.

В голосе императора впервые прозвучало нечто настоящее. Не отеческая забота, а приказ.

— К сожалению, моё видение ушло, — проговорил Лев и поклонился. — Иногда я вижу сны, фрагменты, намёки. Но в остальном я бессилен.

Лев лгал и одновременно говорил правду.

— Пропала моя дочь, — слова императора прозвучали тихо, но в них был сконцентрирован весь вес его власти.

Дочь. Он произнёс это слово впервые, и это была не любовь, это было право собственности.

— Я бы хотел вернуть её.

Откуда Лев знал всё это? Он видел её, говорил с ней, с горящим огоньком в кромешной тьме императорского дворца. Разве мог Лев устоять и не помочь маленькой птичке вырваться из золотой клетки? Когда-нибудь она расправит крылья и взлетит. Выше, чем окна его башни, выше, чем шпили императорского дворца.

— Я понимаю, что ты потерял дар. — мягко произнёс император. — Но может, ты видел хоть что-нибудь?

Несмотря на тон, Лев знал, что император не просил. Он требовал. И его требование должно быть исполнено.

— Снег, — тихонько произнёс он. — Золото на снегу.

Лев знал, что отец, не получив чёткого ответа, будет вынужден полагаться на своих шпионов. Знал, что это даст маленькой птичке время, которого у него самого никогда не было.

Император медленно кивнул. Его лицо было непроницаемой маской мудрого правителя.

— Благодарю тебя, сын мой. Твои слова будут приняты во внимание. Отдыхай.

Он развернулся и направился к выходу. Его уход был таким же искажением реальности, как и появление. Двери закрылись почти бесшумно.

Лев остался один в своей башне. Он снова погрузился в тишину.

Лев не соврал отцу. Он и вправду видел сон — золото на снегу.

Но сейчас второй сын и наследник испытывал лёгкую жалость, редкую и почти незаметную.

Это не он был слеп, а отец. Ведь там, где прячется золото, всегда царит тьма.

Хоть мы и выехали из цитадели в числе последних, но какое-то время мы ехали бок о бок с несколькими другими отрядами. Вот только когда на горизонте появились первые лучи солнца, а мы продвинулись по тракту дальше, вокруг не осталось ни одного из отрядов Подмастерий. В конце концов, задачи у всех были разные.

Первой в нашей четвёрке ехала Ярослава. Она внимательно вглядывалась в окрестности и иногда ругалась на Ивана. Он краснел и отворачивался от спины Ярославы и старался не распускать руки. У меня было два варианта: либо он действительно был прост как палка, либо очень хорошо прикидывался.

— Мы двигаемся слишком медленно, — не выдержала Ярослава и обернулась к ехавшему за ней Соловьёву. — Если продолжим так же, то к полудню и половины пути не пройдем.

Соловьёв ехал чуть сзади неё, нервно перебирая пальцами тетиву лука. Он постоянно озирался по сторонам.

Я же занял место в арьергарде нашего отряда. Я предпочитал видеть, чем занимались мои соратники.

— Атаковать с наскока это верный способ присоединиться к тем, кого орден хоронил этой ночью. — ответил я, не повышая голоса. — Сначала доберёмся, а там на месте будем решать.

— Тим прав, — поддержал меня Иван. — Мой батька всегда говаривал: семь раз отмерь…

— Не время для пословиц, — отрезала Ярослава. По её пальцам пробежала короткая алая вспышка.

Иван дёрнулся, но бежать ему было некуда. Я же усмехнулся. Красная аура — импульсивная, горячая. Как я и ожидал, прямо под характер Ярославы.

Соловьёв же не слушал разговоров. Он достал из-за пазухи смятый листок и быстро взглянул на него. Я впервые за время нашего знакомства увидел, как он улыбается.

— А ну, дай сюда! — Ярослава неожиданно застопорила коня и схватила бумажку.

— Верни, — резко сказал Соловьёв, в его голосе проскользнуло раздражение.

— Ничего так милашка, — Ярослава пришпорила коня и дёрнулась в сторону, так что Иван чуть не свалился на землю. — Только тебе не по чину.

Рыжая взмахнула бумажкой, и я увидел знакомое объявление — то самое, что я видел в таверне по пути в Ярмут.

— Что, невесту себе ищешь? — задала вопрос Ярослава, и в её тоне, к удивлению, почти не было ехидства. — Мечтаешь о княжеской милости?

— Ни о чём я не мечтаю, — резко ответил Соловьёв. — За неё орден обещал засчитать одно испытание. Вот и всё.

— Верни, — мой спокойный, не терпящий возражений голос заставил Ярославу замереть.

Она фыркнула, но сунула бумажку обратно Соловьёву.

Он тут же скомкал бумажку и спрятал её за пазуху. Спасибо говорить мне не стал.

— Прям как дети малые… — выдохнул я.

Я всё равно не верил, что мы вот так просто найдем княжескую невесту в Кузнечихе. Что ей там делать?

Отряд погрузился в гнетущее молчание, которое нарушилось только ближе к полудню, когда мы въехали в лесную полосу. Здесь, к моему удивлению, было тихо. Воздух стоял тяжёлый, а по коже пробежали мурашки, даже несмотря на жаркое солнце.

— Птиц нет, — мрачно констатировал Иван, всматриваясь в иней на листве вдоль дороги.

— Расслабься, — усмехнулась Ярослава. — Я смогу защитить нас обоих.

— Тишина, — грозно приказал я.

Я остановил вновь вспыхнувшие разговоры не из вредности. Я вслушивался в окружающий нас лес, и то, что я слышал, мне не нравилось.

Тихие, едва заметные хлопки, которые постепенно приближались.

— Накаркал, — коротко проговорил я, указывая на быстрорастущие чёрные точки в небе. — К бою!

Соратники сориентировались быстро. Задолго до того, как стая огромных воронов с неестественным хриплым карканьем настигла нас. В глазах у птиц был тусклый малиновый свет, а клювы и когти отливали сталью. Но самое главное — они были втрое больше обычных птиц.

Иван спрыгнул с лошади, чтобы не мешать Ярославе. Аура рыжей вспыхнула алым, и она запустила несколько Красных клинков в сторону птиц. Один из воронов не успел увернуться и рухнул на землю.

— Соловьёв, не спать! — скомандовал я.

К моему удивлению, дворянчик тоже использовал ауру, жёлтую. Она вспыхнула вокруг лука неровными, прерывистыми всплесками. Он наложил Аурную стрелу на тетиву и выстрелил. Снаряд пролетел мимо целей и вонзился в дерево.

Я едва слышно выругался себе под нос, но отвлекаться больше не мог. Я рубанул клинком упавшую вниз чёрную птицу, так что вокруг разлетелось облако перьев.

А затем мне пришлось уворачиваться от ещё одной твари. Ярослава с Иваном отлично справлялись. Иван не давал воронам добраться до лошади, Ярослава же била усиленными аурой атаками.

— Помоги! — выкрикнул Соловьёв.

Самая жирная и крупная птица как раз пикировала прямо на него. Я спрыгнул с лошади и рванулся вперёд. Жирная тварь занесла когти над лицом Соловьёва. Мой меч описал короткую дугу и снёс голову птицы. Камзол и броня Соловьёва оказались забрызганы черной жижей. Птица рухнула к моим ногам.

С остатками стаи мы разобрались намного проще.

В небе было чисто. Ярослава тяжело дышала, Иван чистил клинок о кусок тряпки, а Соловьёв все так и сидел в седле, не в силах пошевелиться, и только смотрел на меня. Его руки мелко подрагивали.

— Соберись, — холодно бросил я ему. — И в следующий раз целься не в деревья, а в монстров.

Я развернулся и зашагал к моей спокойной гнедой лошадке. Была какая-то ирония в том, что те, кто хотели стать Воронами, в первом бою столкнулись именно с ними.

Дальше по лесу мы ехали молча. Только Соловьёв спустя час или два выдавил из себя тихое «спасибо».

Пару раз мы останавливались, чтобы поесть и напоить лошадей. Я всё время поглядывал на карту. Если я правильно всё рассчитал, то одного дня нам хватит с головой. Думаю, что орден не выдавал невыполнимых заданий.

Это значило, что в деревне скорее всего уже знали о расположении бандитов. В тех лесах, по которым мы ехали, для всякого сброда вроде дезертиров и разбойников было самое удобное место.

Дело уже шло к вечеру, когда Соловьёв наконец смог отойти от дневного боя и заговорить.

— Кузнечиха… — протянул Соловьёв. — Название странное.

— Не странное, — хмыкнул Иван. — У нас половина деревень по ремеслу названы.

— Тебе лучше знать, — пожал плечами Соловьев.

Ярослава фыркнула и обернулась, но в этот момент вдали раздался отчётливый женский возглас.

— Помогите! Пожалуйста, кто-нибудь!

Рыжая тут же натянула поводья.

— Стоять, — холодно процедил я. — Приказа выдвигаться не было.

Отряд замер. Я проехал чуть вперёд и внимательно прислушался. Мы, конечно, ехали не по тракту, а по одной из троп, и здесь вполне могли быть путники, с которыми случилась беда.

— Пожалуйста, помогите! — вновь раздался девичий крик, на этот раз в нём ясно слышалась хрипота.

Что-то мне в этом тоне не нравилось. Нападение воронов, а теперь крики о помощи. Нормальный бандит уже давно бы вскрыл девке глотку или заткнул её.

А меж тем голос закричал в третий раз.

— Кто-нибудь, помогите!

— Тим, надо помочь, — как-то по-простому заявил Иван.

— Нет, — покачал головой я. — Всем слезть с лошадей. Мы спрячем их где-нибудь в кустарнике, к деревне пойдём по лесу пешком. Тут совсем недалеко осталось.

Не знаю, что конкретно заставило меня так поступить, но предчувствию и инстинкту я привык доверять. Поэтому, несмотря на непонимающие взгляды, я первым полез глубже в кустарник. Мы спрятали лошадей, при этом даже в лесу я слышал непрерывающийся отдалённый крик.

— Значит, так, — я быстро сориентировал соратников. — Не шуметь, не делать лишних движений и, самое главное, не говорить. Соловьёв и Иван, останетесь с лошадьми.

— Но… — возразил было Соловьёв, но я резко поднял руку.

— Это приказ.

Соловьёв был трусоват, а Иван тяжеловат на подъём. Этих двоих в разведку брать не стоило. А вот Ярослава как раз была быстрой и ловкой, даже несмотря на некоторую прямолинейность.

— Ты командир, — легко согласился Иван. — Тебе и решать.

Соловьёв же лишь кивнул и не стал спорить. Может, припомнил ситуацию днём. В итоге мы с Ярославой двинулись по лесу в сторону Кузнечихи. Я шёл аккуратно, переступая кочки и пробираясь по оврагам. Я старался особо не шуметь листвой. Ярослава шла след в след. Самое главное — она молчала и не издавали ни одного лишнего звука.

Я резко поднял руку вверх и остановился, а затем указал пальцем на неприметные кустики прямо рядом с россыпью грибов.

Ярослава проследила за моим взглядом и сморщилась. Там, куда я указал, блестело железо.

— Капкан, — одними губами проговорил я.

Рыжая кивнула. Дальше мы двигались ещё медленнее и осторожнее.

Мы перебрались через овраг и рухнули в траву на небольшой холм. Пальцы защипало от сухой травы. С холма открывался вид на Кузнечиху. С первого взгляда я понял причину плохого предчувствия.

Деревня выглядела бесхозной. Не было слышно ни детских голосов, ни мычания скота, а вместо этого доносился отвратительный гул и грубый смех. Над несколькими дворами клубился дым. Но не печей. Это костры горели прямо на улицах.

Ярослава стиснула зубы и смотрела на деревню с холодной яростью.

Было от чего. Из ближней к нам избы вышло двое здоровенных бандитов, больше похожих на медведей. Один тащил за руки седого старика, второй грубо толкнул его в спину, и старик упал лицом в грязь. Из избы выскочила молодая девчонка в сарафане, с подвязанными волосами. Она что-то крикнула, но один из бандитов ударил её, и она упала в грязь.

Ярослава резко выдохнула, её пальцы крепко сжали рукоять меча, по её коже пробежала короткая алая рябь.

— Твари, — прошептала она.

Я же методично выцеплял детали, которые могли помочь при штурме: считал количество бандитов и высматривал ключевые точки.

В Кузнечихе была кузница и главный дом, и как раз у него бандиты весело смеялись, размахивая руками. К дому подошёл высокий детина в потрёпанной, но добротной кольчуге. Даже отсюда я видел уверенную развалистую походку. Он что-то крикнул и бандиты тут же выстроились в ряд.

В воздухе вокруг главаря повеяло чем-то тяжёлым и металлическим, едва знакомыми слабыми отголосками. Если бы не моя прошлая жизнь, то я едва ли узнал бы в нём то, что меняло абсолютно всё. Медную ауру.

У них был ратник. С аурой жадности и грубой выносливости.

Несмотря на дисциплину у кузницы, на другом конце деревни бандиты тащили бочку. Больше крестьян на улочках деревни я не видел.

Зато вокруг были выставлены небольшие дежурные посты. Я заметил один на крыше дома на противоположной стороне деревни и ещё один ближе к нам, у тропы, по которой мы должны были въехать. Там, кстати, стояла небольшая повозка без одного колеса, а на ней сидела лихая девчонка со светлыми, заплетёнными в косу волосами. Она беззаботно болтала босыми ногами.

— Помогите! — хрипло закричала она. — Кто-нибудь!

Вот только, судя по всему, тех, кто собирался помочь, ждала единственная участь. Смерть.

Я махнул Ярославе рукой и начал медленно сползать назад по холму. Она последовала за мной. Мы принялись двигаться по лесу назад. Мог ли я справиться с ратником? Пожалуй. Конечно, зависит от его уровня силы. Если он на ранге Волка или Медведя, то вряд ли. Всё-таки я не был сумасшедшим и трезво оценивал себя в текущей форме.

А вот с Подмастерьем или слабым Вороном потягаться я мог, особенно на собственных условиях. Вот только кроме ратника в захваченной бандитами деревне было не меньше дюжины бойцов. И это только те, кого я насчитал на улочках, а сколько ещё их было в домах?

Но самое хреновое то, что жители деревни были в заложниках. Это означало, что у нас был всего один шанс сделать всё правильно и без жертв.

Мы приблизились к тому месту, где Соловьёв с Иваном должны были поджидать нас. Вот только в тех кустах, где они остались, не было ни лошадей, ни их самих.

Они просто-напросто исчезли, без следов боя или борьбы.

Я бросил тяжелый взгляд на Ярославу.

— Твою же мать…