Не знаю, что сработало на городской заставе — доспехи ордена, нашивки Подмастерьев или смертельно бледный Соловьёв на волокуше. Но в Ярмут отряд влетел на всех парах. Город кипел жизнью: гудели рынки, звенели монеты, раздавались громкие голоса. Люди медленно шли по улочкам, толпились у прилавков, гуляли и кричали.
Я пришпорил своего зачарованного коня и принялся прокладывать Ивану путь через этот кипящий котёл. Передо мной выскочила телега с сеном.
— Дорогу! — проревел я, вжимаясь в гриву своего коня и натягивая поводья так, что животное чуть не взметнулось на дыбы.
Иван с Ярославой успели затормозить. Телега резко дернулась, и мы рванули вперёд с новой силой.
Лошадь Ивана была покрыта белой пеной, тяжело дышала, а её бока ходили ходуном. Волокуша с Соловьёвым подпрыгивала на камнях и высекала искры, и каждый толчок грозил нашей гонке со смертью провалом.
Я вёл отряд через городской хаос, и мой острый взгляд выискивал малейшие бреши и коридоры в людской толчее. Я невольно выцеплял фигуры тех, кто участвовал в испытании силы. У колодца в тени стояла тройка Подмастерьев: у одного рука висела на перевязи, у другого всё лицо распухло от синяка. Они оба были понурыми.
Мы проскочили мимо.
— Выпьем! — раздался пьяный гогот у трактира, и я увёл лошадь в сторону.
«Весёлый ворон» промелькнула вывеска передо мной. Здесь Подмастерья, наоборот, орали весёлые песни, размахивали кружками и радостно хлопали друг друга по плечам. Они явно справились.
Тут же я невольно увидел паренька не сильно старше меня на ступенях у кузницы. Он сидел на ступенях и смотрел перед собой, схватившись за голову руками.
— С дороги! — вновь рявкнул я, поравнявшись с тяжело гружёной каретой.
Возница в ужасе шарахнулся в сторону, осыпая меня отборной бранью. Люди на улице отпрыгивали, шарахались в подворотни. Кто-то зло кричал нам вслед.
Чёрная неприступная цитадель появилась перед нами неожиданно. На воротах, через которые я меньше недели назад пришёл на смотр, дежурили Вороны-часовые. Они, завидев нас, сразу насторожились.
— Подмастерья, — раздалась команда, — сбавить ход!
Но я не остановился, лишь направил коня прямо в ворота. Я видел, как часовые крепко сжали алебарды и замерли, оценивая ситуацию. Взгляды в какие-то два-три удара сердца скользнули по взмыленным коням и моему лицу, залитому грязью и потом. Один из Воронов заметил волокушу, на которой лежал бледный как смерть Соловьёв.
Орденцы быстро рассыпались в стороны, отводя алебарды и открывая путь внутрь.
Отряд, не сбавляя скорости, влетел в широкий проём каменных ворот, оставив за спиной шумный Ярмут. И первым звуком, встретившим нас, был ещё один удар колокола.
Здесь внутри воздух был наполнен звоном доспехов, ржанием коней и приглушённым гулом голосов. Ратники расступались, пропуская нас. На главном плацу столпились кучки Подмастерьев. Они стояли перед своими инструкторами и докладывали результаты. Некоторые группы стояли гордо, другие скорее понуро. Это была очередь, сортирующая победителей и неудачников.
Я на миг зацепился за знакомую сухощавую фигуру Савелия, принимающего отчёт у другого отряда.
— Ярослава! — бросил я через плечо и махнул ей рукой в сторону нашего инструктора.
Рыжая заметила его и одним движением соскользнула с седла. Она грациозно кувыркнулась и бросилась к строю.
Мне нужно было, чтобы хотя бы один член отряда присутствовал на плацу на всякий случай, по крайней мере до тех пор, пока мы не разберёмся с чёртовым колоколом.
— Держись! — крикнул Иван, обращаясь к замершему Соловьёву. — Почти добрались!
Мы пронеслись по краю плаца, собирая недоумённые взгляды и возгласы тех, кто был вынужден ждать своей участи. Для меня же сейчас существовала только одна цель — светлое здание, увитое лозами, с магическими фонарями у входа. Лазарет.
Мы выскочили во дворик. Здесь кипела своя, не менее драматичная жизнь. Тут не было строя или дисциплины — лишь хаос из боли. С десяток Подмастерьев толпились у дверей. Кто-то сидел на земле, прислонившись к стене, кто-то тихо стонал, сжимая окровавленный бок. Двое особо бодрых Подмастерьев яростно спорили с уставшим помощником лекаря.
Мы остановили лошадей.
— Иван, — скомандовал я, — берём его!
Иван вместо того, чтобы подхватить Соловьёва вместе со мной, просто-напросто голыми руками сломал крепление волокуши, подхватил её и споро потащил её к лазарету.
Я аж присвистнул, но тут же бросился вперёд.
— Пропустите! — рявкнул Иван, пытаясь притащить волокушу с Соловьёвым через раненых Подмастерьев.
Дорогу к дверям преграждала небольшая группа Подмастерьев. Вперёд выступил крепко сбитый парень с перевязанной по локоть правой рукой. На его лице застыла гримаса боли и злости.
— Куда⁈ — взрывел он и уставился на Ивана. — Тут очередь! У нас у самих…
Договорить он не успел. Я сделал быстрый шаг вперёд, чуть повернул корпус и коротко ударил парня в лицо. Он даже не ахнул, а просто рухнул на землю, как подкошенный. Лишь его перевязанная рука беспомощно взметнулась в воздухе.
Внезапно наступила тишина. Было слышно лишь тяжёлое дыхание Ивана. На меня уставились десятка полтора Подмастерьев.
Судя по тому, что эти молодцы у дверей стояли на своих двоих, при смерти они не были. Я обвёл толпу ледяным взглядом и не увидел никаких аурных ран или серьёзных повреждений.
— Разошлись, — сухо приказал я.
Преграда из Подмастерьев расступилась, образовав широкий проход.
Даже двое молодцев, спорящих с помощником лекаря, отошли. Сам же помощник лекаря, худой невысокий паренёк с чёрными волосами, цепко осмотрел волокушу с Соловьевым.
— Давайте внутрь, — спокойно проговорил он.
— Тащи! — бросил я Ивану.
Но он уже сам рванул вперёд. Я вскочил по ступеням следом за ним, и мы, наконец, добрались до лазарета.
Внутри лазарет был совсем не похож на то место, в которое я заглядывал залечить свои синяки и ссадины после боя с Громовым. Воздух был спёртым и густым, пахло потом и металлом.
— Пантелеймон Иванович! — громко закричал помощник лекаря.
Его голос, как будто усиленный стенами, разнёсся по лазарету. В ответ раздались стоны раненых и короткие мягкие фразы сестёр милосердия. Здесь внутри помогали раненым именно они. Они мелькали повсюду, и у всех были пустые глаза и уставшие лица.
Иван осторожно опустил волокушу на холодный пол и замер. Я скользнул взглядом по залу. И тут же краем глаза заметил девчонку с серыми хищными глазами, которую снял с крыши сарая. Она пробежала по коридору, неся в руках корзину с бинтам. Многим Подмастерьям, похоже, сильно досталось на испытании.
Мои собственные царапины казались незначительными в сравнении с их ранениями.
В этот момент из дальнего прохода, завешенного простынёй, появился Пантелеймон. Его глаза горели мягким светом, а вокруг словно переливалась стихия света.
— Кирилл, я же говорил не звать меня по пустякам, — начал он было ругать своего помощника.
Вот только Пантелеймон скользнул взглядом по мне и Ивану, а затем опустил глаза на волокушу. Главному лекарю не понадобилось ни одного лишнего мгновения.
— На стол, — его низкий, глубокий и невероятно спокойный голос прорезал гул зала. — Живо.
По его команде Кирилл и еще один паренек в светлой робе ринулись к волокуше. Быстрыми, отточенными движениями они подхватили Соловьёва и понесли его вглубь лазарета, залитого ярким светом магических кристаллов.
Я кивнул Пантелеймону в знак благодарности. Он без лишних слов развернулся и последовал за своими помощниками, его длинные пальцы засветились изнутри.
Мы же с Иваном оказались в лазарете лишними. Наша задача была выполнена, теперь судьба Соловьёва была в руках лекарей. Иван смахнул грязным рукавом пот со лба. Он смотрел туда, куда унесли Соловьёва.
— Пойдём, — я хлопнул его по плечу. — Нам ещё нужно доложить о выполнении испытания.
Я зашагал наружу. Иван грузно двинулся за мной. Улица встретила нас недобрыми голосами. Разрозненная толпа раненых у входа сомкнулась, превратившись из очереди в настоящих противников. И зачинщиками было двое — те самые два подмастерья, которые спорили с Кириллом.
Один из них держал под руки крепкого парня, которого я ударил. Теперь его лицо было залито кровью, нос явно сломан, а в глазах плясали унижение и ярость.
Один из Подмастерьев выступил вперёд и тыкнул в меня пальцем.
— Вылез, сволочь! — его голос аж сипел от бешенства. — Ты думаешь, тебе всё можно? Законы для тебя не писаны?
Народ за его спиной загудел вразнобой. Не сказать, чтобы все его поддерживали, но у него было достаточно голосов. Я выдержал паузу, и гул понемногу стих под моим ледяным взглядом.
— Если у вас есть претензии, — сходу объявил им я, — то я готов их решить поединком один на один.
Никакого ответа на мои слова от Подмастерья не последовало, поэтому я продолжил.
— Оружие на ваш выбор. Место и время — здесь и сейчас.
В моих словах не было вызова. Я просто знал, что поступил правильно. Соловьёв умер бы здесь на ступенях, едва-едва не добравшись до лазарета. А умирать в моём отряде категорически запрещено.
Коренастый детина, которому я вмазал, встретился со мной взглядом и первым отвёл глаза, сглотнув. Его друзья тоже потупились. Тем самым они лишились какой-никакой поддержки толпы. Никто не дрогнул и не сделал ни шага вперёд. Я медленно кивнул, ставя точку в нашем споре и несостоявшемся поединке. Затем я направился прочь от лазарета, не оглядываясь. Иван выдохнул и последовал за мной.
— Думаешь, он выживет? — хрипло спросил Иван, подстраиваясь под мой темп ходьбы.
— Выживет. Куда он денется, — уверенно проговорил я. — Просто из вредности.
Иван слабо улыбнулся. Его взгляд скользнул по мастерской, мимо которой мы шли. Внутри звучали удары молотов и раздувались горны. Мы обогнули конюшни, оставив наших лошадей и вещи под присмотром двух ратников-волков.
— Доспех с мечом захвати, — попросил я Ивана
Он перетянул кольчугу, шлем и огромный двуручный меч плащом, завязывая узел, а затем без труда подхватил получившийся куль. Так мы и вышли на плац.
Картина, открывшаяся моему взору, была почти зеркальным отражением той, что я застал три дня назад. Только теперь количество Подмастерьев заметно поредело. Понятно, что только-только наступал вечер и многие могли ещё возвращаться с испытания. Но даже так будущих ратников было мало.
Я сразу увидел рыжую макушку и тут же двинулся к ней. Перед Ярославой был всего один отряд. Ну, или, точнее, всего один человек. Высокий Подмастерье с каштановыми волосами стоял перед Савелием. Подмастерье был не сильно старше меня. Судя по грязи и порванному плащу, паренёк тоже попал в гущу событий на испытании. Его плечи едва заметно подрагивали.
Я занял место рядом с Ярославой. Рыжая стояла с гордо выпрямленной спиной, её подбородок был слегка приподнят. Она внимательно смотрела на разворачивающуюся перед ней сцену чуть прищуренными изумрудными глазами. Иван тоже встал рядом и с интересом прислушался к разговору между Савелием и Подмастерьем.
— Слишком сложно? — холодно отчеканил Савелий, слегка склонив голову набок.
Подмастерье сглотнул и опустил глаза на землю.
— Я… я не могу больше. Я не справляюсь. Они… они все погибли. Петро, Лёха… — его голос сорвался на сдавленный шёпот. — Я не хочу.
Савелий смотрел на него несколько долгих минут. Его обычно холодный взгляд сейчас отдавал особенной безразличностью.
— Ордену не нужны те, кто «не хочет». Силу можно развить, навыки отточить. Но воля… — Савелий сделал паузу, уголок его губ дёрнулся. — Она либо есть, либо нет. Её не привьёшь.
Подмастерье тяжело вздохнул. Он всё ещё не мог поднять глаз и посмотреть на инструктора.
— Я не хочу, — тихо повторил он.
— Лука, — Савелий обратился к Подмастерью по имени, — ты сдаёшься?
Лука едва заметно вздрогнул. На раздумья ему понадобились несколько долгих моментов.
— Да, — бессильно произнёс он.
Савелий не стал убеждать его ни в чём.
— Сделай шаг вперёд, — приказал он.
Лука ещё раз вздрогнул, но не отпрянул. Савелий протянул руку вперёд и ловко сорвал с его плеча нашивку Подмастерья. Он сжал её в своём костлявом кулаке.
— Запомни, Лука. Ты сдаёшься не мне. Ты сдаёшься самому себе.
Савелий разжал пальцы. С его ладони на землю беззвучно посыпалась серая пыль.
В этот момент на одной из башен цитадели громко ударил колокол. Гулкий звук закрепил приговор.
Стало понятно, что колокола били вовсе не из-за того, что испытание силы заканчивалось раньше. Нет, они просто свидетельствовали о сдавшихся Подмастерьях одним единственным оглушительным ударом.
Вся разыгравшаяся сцена передо мной вызывала у меня всего одно чувство — презрение. Слабость — это непозволительная роскошь. А сдаться после того, как уже прошёл первое испытание, это удивительная трусость и смертный приговор для того, кто хочет выжить и взобраться на вершину в этом мире.
— На выход, — спокойно и без единой эмоции произнёс Савелий.
Лука немного помялся с ноги на ногу и всё-таки поднял взгляд на инструктора перед тем, как он развернулся и с шарканьем зашагал к воротам цитадели.
Ярослава лишь покачала головой. Похоже, что у рыжей были схожие со мной мысли.
Савелий скользнул острым взглядом по Ярославе и Ивану и задержался на мне.
— Подмастерье Тим, шаг вперёд.
Я без раздумий вышел вперёд и оказался лицом к лицу с инструктором.
— Задание в Кузнечихе выполнено. Бандиты устранены, — отчитался я спокойно. — По ходу возникло несколько осложнений.
Савелий едва заметно кивнул головой.
— Во-первых, численность банды превышала заявленную, — продолжил докладывать я. — Было не меньше двух десятков бойцов.
Савелий развернул бумагу и пробежался по ней глазами.
— Во-вторых, бандиты были не вокруг деревни, а обосновались в ней самой. В связи с численным превосходством противника было принято решение использовать метод диверсии, — мой голос равнодушно перечислял события той ночи. — Мы отравили их запасы алкоголя, используя вещий гриб. Основная сила бандитов была ослаблена перед боем.
Савелий едва заметно кивнул, сложил бумагу и убрал её за пазуху.
— В-третьих, среди бандитов был вольный ратник, носитель медной ауры. Он возглавлял банду.
При упоминании вольного ратника каменная маска Савелия дрогнула. Его глаза напряглись, а брови чуть приподнялись вверх.
— Ратник? — переспросил он. Его голос прозвучал с неожиданной резкостью. — Ты уверен? Не просто крепкий боец?
— Вань! — коротко скомандовал я.
Иван вышел вперёд и с лязгом опустил куль с вещами медного ратника на землю. Могли ли инструкторы почувствовать остатки медной ауры? Может быть, да, а может быть, нет, особенно учитывая, что я поглотил их.
— Уверен, — ответил я без колебаний. — Аура проявилась как тусклое медное сияние, увеличивающее его физическую силу и стойкость.
Савелий замер и смотрел как будто сквозь меня, думая о чём-то своём. Тишина затянулась. На другом конце плаца кто-то радостно закричал, явно пройдя испытание.
Наконец Савелий медленно кивнул, ставя точку в размышлениях.
— Хорошо, — произнёс он. Его голос снова звучал спокойно и безразлично. — Где Соловьёв?
— В лазарете, — ответил я. — Дрался достойно. Жить будет… наверное.
— Хорошо, — Савелий с интересом взглянул на груду металла, принадлежавшую медному ратнику. — Тим, Ярослава, Иван, Александр.
Он сделал небольшую паузу, а я понял, что уже успел забыть имя Соловьёва. Всё-таки фамилия ему подходила больше.
— Поздравляю. Испытание силы засчитано. У вас будет несколько дней на отдых. Свободны.
Савелий развернулся и зашагал к группе Волков и Воронов в стороне. Он подошёл к ним и принялся что-то объяснять, тряся бумагой и показывая на доказательства, которые мы притащили.
— Чего стоим? — спросил я у Ярославы с Иваном.
Белобрысый расплылся в довольной улыбке. Рыжая, наоборот, не выражала почти никаких эмоций, только тихонько выдохнула.
— Вы хорошо потрудились, но испытание закончено.
Я, как и рыжая, тоже едва ли мог расслабиться. Слова Пантелеймона медленно обретали смысл. «Испытания в этом году будут особенно трудными». Уверен, что вольного ратника в Кузнечихе быть не должно было. Хотя меня сейчас больше всего заботили не будущие два испытания, а небольшой прохладный осколок, висящий на моей груди.
— Расходимся.
Мы постояли немного молча, а затем Иван хлопнул меня по плечу медвежьей лапой.
— Смахнёмся ещё.
Его простецкая честность заставила меня усмехнуться.
— Это что, улыбка? — удивлённо и даже театрально вздохнула Ярослава. — Получается, он всё-таки человек?
Они с Иваном рассмеялись. Ваня даже стёр появившиеся в уголках глаз слёзы.
— У вас впереди ещё два испытания. — напомнил им я. — Так что отдохните как следует и постарайтесь не сдохнуть.
— Увидимся, — махнул рукой Иван.
Ярослава сжала руки в замок перед собой. Я же развернулся и зашагал к казарме.
Казарма встретила меня привычным хаосом и гулом голосов, хотя сегодня было относительно тихо, так как часть келий, очевидно, всё ещё пустовала. Я толкнул дверь в свою комнату и замер на пороге.
Громов сидел на своей кровати с открытой книгой в руках. Его левая рука была перебинтована, а на лице в нескольких местах зеленели следы от мази заживления.
— Жить буду, — спокойно произнёс он, заметив мой взгляд.
Я пожал плечами и зашёл внутрь. Я бросил свой вещевой мешок к сундуку и сел на кровать. Только сейчас, остановившись, я почувствовал усталость. Мышцы ныли и болели, а голова была налита свинцом. Я с удовольствием вытянул ноги перед собой.
— Как прошло? — коротко поинтересовался Громов.
— Деревня, бандиты, — я взмахнул ладонью, показывая, что справились без проблем. — Соловьёв в лазарете.
Громов отложил книгу.
— Жить будет?
Я кивнул.
— Жаль, — беззлобно выдохнул Громов, явно в шутку.
Мы оба усмехнулись.
— У тебя как прошло? — спросил я.
— Укрепления чинили, — пожал плечами Громов. — Пару раз от зверья дикого отбились.
Обычно я бы не стал лезть не в своё дело, но я видел пару ребят из его отряда идущими по дороге. Они были побитыми и ранеными и, самое главное, явно не прошедшими испытание. А Громов сидел здесь.
— Твои целы?
Громов на секунду перевёл взгляд на узкое окно, и его обычно невозмутимое лицо исказила блеклая улыбка.
— Решили после испытания переизбрать командира. — хмыкнул он. — Неудачно.
Я кивнул и поднялся на ноги. Тело нуждалось в отдыхе, но в первую очередь нужно было пойти отмыться после всех приключений. Я открыл ящик и расстегнул нагрудник. Он глухо упал на пол.
У меня было дел невпроворот. Нужно было забрать трофеи, продать их и поделить монеты на четверых. Хотя это можно поручить Олафу, оруженосец он мой или нет? Разобраться с осколком алтаря и печатью. Здесь нужно было принять решение — доверять Пантелеймону или самому искать способ пробраться в Архив. Возможно, стоит действовать через Евграфа?
А еще мне предстояли тренировки с Олафом. Да и второе Испытание было не за горами. Времени было достаточно не на отдых, а лишь на короткую передышку.
Я стянул с себя мокрую, пропахшую потом рубаху, и в тот же миг из складок ткани на свет бесшумно выскользнул черный матовый осколок алтаря с печатью.
Раздался резкий скрежет. Ножка кровати Громова отъехала по каменному полу.
Я обернулся. Громов стоял на ногах и его коренастая фигура была напряжена до предела. Его обычно спокойные глаза полыхали ядовито-зелёным сиянием его ауры, светившимся диким, первобытным гневом. Он не сводил взгляда с осколка.
— Тим, — голос Громова был низким, хриплым рыком, не оставляющим места для шуток. — Откуда у тебя эта печать?