Чёрный ратник

Глава 16

Я даже не шевельнулся, просто стоял спокойно глядя на Громова. Его глаза блестели диким ядовито-зелёным свечением. В них виднелась даже не просто злость, а личная, кровная ненависть.

— Откуда? — низко прорычал Громов.

— Сначала скажи мне, — парировал я, мой собственный голос прозвучал спокойно на фоне его злости. — Почему этот камень заставляет так полыхать твою ауру?

Громов с силой выдохнул. Он смотрел то на меня, то на осколок, будто пытаясь решить, с чего начать — с расспросов или с драки.

Но я не собирался отступать. У меня и самого были к нему вопросы.

— Это печать магов с Востока, — просипел наконец он, тыча пальцем в сторону осколка. — Из тех, что прислуживают князьям за Уральскими горами.

Он сделал шаг вперёд, и его аура вспыхнула ярче.

— Для моего рода, рода Громовых, — он сглотнул, и в его голосе впервые прорвалось что-то помимо злости, как-будто старая, незаживающая боль, — они настоящая смерть. Их печать — это клеймо, знак кровной вражды.

Вот оно что. Олаф говорил мне, что Громов выходец из рода, живущего прямо у Уральских гор. Но даже так я не ожидал получить ценную информацию именно от него.

— Ты знаешь, что это за печать? — спокойно спросил я. — Что она означает?

Громов на мгновение потупился. Злость сменилась непониманием.

— Какая разница? — дёрнул плечом он. — Эту печать носят маги-убийцы. И она у тебя.

Он сделал шаг вперёд и заиграл желваками.

— Ты с ними? — Громов впился в меня взглядом.

Я медленно снял цепочку с шеи. Чёрный осколок был холодным и шершавым в моей ладони.

— Если бы я был с ними, — серьёзно произнёс я, — стал бы я разгуливать с их опознавательным знаком по казарме?

Громов не ответил, только сильнее сжал челюсть.

— Я нашёл эту печать на мёртвом ратнике, — продолжил говорить я, подбросив осколок на ладони. — Он возглавлял банду в Кузнечихе и носил эту цепочку под кольчугой.

Лицо Громова медленно разгладилось, а аура начала угасать. Было видно, как шестерёнки в его мозгу начали поворачиваться.

— Ратник? — переспросил он с нескрываемым изумлением. — Орденский? И с этой печатью?

— Вольный, — ответил я. — Возможно, дезертир или наёмник. Он был не один. К банде, как сказал мне староста, спускались гости с гор. Звучит знакомо?

Я сделал паузу, давая Громову возможность самому сложить факты в голове.

— Можешь спросить Савелия. Он получил бумагу от старосты и наш отчёт, — добавил я. — Мы с отрядом прошли первое испытание, и дальше всё это уже дело ордена.

Я потряс цепочкой с осколком.

— Вот только я очень не люблю недоведённых до конца дел. Так что ты знаешь об этих магах?

Громов поморщился. Он смотрел то на осколок, то на меня, но в итоге его зелёная аура погасла.

— О них мало что известно, — покачал головой он. — Мой род занимается освоением земель в Уральских горах. Точнее, занимался. Эти маги появились ещё до рождения моего отца. Но они всегда несли с собой беду.

Кошмары. Маги из-за гор. И падение моего рода. Пока вопросов становилось лишь больше.

— Хорошо, — кивнул я. — Тогда предлагаю узнать о них побольше.

— Как? — прищурился Громов.

Я крепко сжал осколок в руке.

— Архив ордена.

— В архив допускают с ранга Ворона, — покачал головой Громов. — И то только на первые этажи.

— А я и не предлагаю приходить туда по приглашению, — усмехнулся я.

Громов несколько секунд молча смотрел на меня, а затем отступил на шаг и сел на край кровати. Он взъерошил волосы пальцами и тяжело выдохнул.

— Если поймают, то выгонят.

— Дело твоё, — равнодушно бросил ему я. — Не хочешь — не соглашайся.

Я вообще-то не собирался убеждать его. С того самого момента, как я увидел осколок, я знал, что буду пробираться в архив ордена любыми способами. Впрочем, Громов и так дал мне частицу информации, которой я не ожидал получить.

— Ладно, — покачал головой Громов. — Только не вздумай водить меня за нос.

Громов имел право знать о происхождении магов. Как говорится, враг моего врага… Вот только это не значило, что я собирался вывалить ему всю информацию о кусках родового алтаря или Темниковых.

— Хорошо, — легко согласился я.

— Как поступим? — с интересом спросил Громов.

Я пока и сам только собирался это узнать.

— Утром разберусь, — выдохнул я и спрятал осколок в карман.

Громов лишь кивнул и больше не произнёс ни слова. Хрупкое перемирие, выкованное на взаимной выгоде, было заключено. У меня же появилось направление для поиска, а это уже намного больше, чем я имел до первого испытания.

После разговора с Громовым я отправился в баню. Горячая вода смыла с меня грязь Кузнечихи, пот от погони и запах смерти, а заодно и холод от осколка, напоминающий о новой цели.

Затем я отправился в столовую и быстро проглотил порцию горячей похлёбки и кусок хрустящего хлеба. Вернувшись в казарму, я застал Громова уже спящим или делающим вид, что спит, хотя его дыхание было ровным. Перед сном я спрятал свой клинок под боком, крепко сжав рукоять ладонью. Я прививал старую привычку, выработанную за века не самой мирной жизни, и в новом теле.

Сон настиг меня почти мгновенно.

Проснулся я от привычного утреннего гула цитадели ещё до того, как зазвенел подъёмный колокол. Я размял затёкшие мышцы и провёл пальцем по холодному лезвию клинка. Громов по соседству вёл себя так, будто вчерашнего разговора не было. Он молча собирался, его движения были спокойными и четкими.

Мы так и разошлись, не обменявшись ни словом. Он по своим делам, я на небольшую скрытую от посторонних глаз площадку, где меня должен был ждать Олаф.

Однорукий стоял посреди небольшого дворика, прислонившись к стене. На моё приближение он отреагировал лишь слегка повернув голову.

— Выспался? — спросил Олаф.

— Спал как убитый, — ответил я, подходя ближе.

— Слышал, твой отряд столкнулся с ратником.

В ответ я лишь кивнул головой. Однорукий бросил на меня оценивающий взгляд и оттолкнулся от стены.

— Ну что, — с интересом произнес он, — тогда сейчас покажешь, чему научился за время первого испытания.

Олаф приносил всё необходимое для тренировок сам. Вот и сегодня я обнажил два тренировочных меча. В правой руке я держал длинный, основной меч, похожий на мой. А в левой удобно лежал второй, более короткий клинок.

Сам же Олаф с одобрением хмыкнул и взял в свою единственную руку тяжёлый деревянный меч, с виду больше похожий на палаш.

— Защищайся, — было всё, что он сказал, прежде чем атаковать.

Олаф рванул вперёд с ужасающей скоростью. Его деревянный палаш обрушился на мою защиту с такой силой, что запястья сразу онемели. Я отступил на шаг, но однорукий не собирался ослаблять натиска. Он сделал выпад палашом, и я встретил его основным мечом. Раздался оглушительный стук. Я стиснул зубы и в ответ ткнул его коротким клинком, но Олаф уже сместился с моего вектора атаки.

— Хорошо, — рявкнул он, и его меч, описав дугу, чуть не ткнулся мне в бок. — Прикрывай левой слабые места!

Однорукий даже не думал останавливаться и сбавлять темп. Он нанёс удар, который я парировал основным мечом. В тот же миг он крутанулся на месте, и палаш с диким свистом обрушился на меня. Мой короткий клинок не поспел за скоростью однорукого, сбивая весь мой ритм. Палаш задел моё левое плечо по касательной, но оно тут же вспыхнуло болью.

— Не зеркаль правую! — прозвучала подсказка однорукого.

Я перестроился, перестал пытаться фехтовать двумя мечами одновременно. Вместо этого я сосредоточился на том, чтобы правой рукой наносить основные удары и парировать мощные атаки, а левую использовать для контроля на сверхблизкой дистанции и парирования выпадов.

Это сработало лучше. Олаф провёл серию из трёх ударов. Рубящий я принял на основной клинок, быстрый укол в горло удалось отвести в сторону, а затем низкий подсекающий удар заставил меня отпрыгнуть назад.

— Уже лучше, — бросил Олаф, не прекращая движения. — Но всё ещё думаешь, какой рукой что сделать. А это должно быть рефлексом.

Он вновь атаковал, и мы продолжили биться ещё с полчаса. Постепенно моё тело начало привыкать к ритму боя. Я всё ещё пропускал удары, отчего заныло не только левое плечо, но и добрая половина тела. Олаф поблажек не давал.

Пусть моя координация была далека от идеала, но в работе двумя мечами появилась какая-то примитивная, но слаженность. Я даже смог провести контратаку, отведя оружие однорукого коротким клинком и нанеся удар основным. Он отступил на шаг, и на его суровом лице на мгновение промелькнуло нечто, отдалённо напоминающее удовлетворение.

— Достаточно на сегодня, — выдохнул он и опустил тренировочный палаш. — Адская у тебя обучаемость. Скоро сможешь сносно орудовать двумя клинками, не отрубив себе ногу.

Я опустил клинки и перевёл дух. Руки дрожали от напряжения, одежда была мокрая от пота, а пальцев я вообще не чувствовал уже после первых ударов однорукого. Зато чувствовал новую порцию синяков и ушибов.

Но я и сам видел прогресс. В прошлой жизни я использовал другой стиль, поэтому мне не на что было опереться. Но ратник передо мной был чудовищем. Настоящим. Даже сейчас он был минимум на ранге Волка. Минимум. Какой же силой он обладал до того, как потерял руку?

— Какая аура была у ратника? — поинтересовался Олаф, убирая тренировочный меч.

Я тоже подошёл к стене и сунул два деревянных клинка в связку.

— Медная.

Олаф поморщился, явно вспоминая одного из прошлых противников.

— Мерзкая штука. Хуже только зелёная.

Я едва удержался, чтобы не кивнуть. Однорукий был прав. Медная аура — это исковерканная вариация оранжевой. Если оранжевая аура про импульс и ритм, то медная про жадную защиту, не зря она цвета медных монет. Владельца же зелёной ауры победить крайне сложно в связи с их стойкостью и жизненной силой.

— Мне нужно кое-куда пробраться, — проговорил я, раз уж Олаф вспомнил о зелёной ауре.

— Куда конкретно? — спокойно спросил он.

— В архив.

Однорукий воин не выразил ни малейшего удивления. Он лишь медленно кивнул, его взгляд стал тяжёлым и понимающим.

— Информация это тоже оружие, — протянул он и ненадолго замолчал. — И что ты там ищешь?

— Ответы, — уклончиво сказал я, а затем добавил: — Наш уговор помнишь?

Я не собирался показывать осколок или болтать лишнего. Некоторые вещи положено хранить в секрете. Олаф не стал давить, лишь задумчиво посмотрел в сторону большой башни с узкими окнами — башни архива.

— Рискованная затея. Архив — это не библиотека для подмастерья, — покачал головой однорукий. — Стража, магические щиты и ловушки…

— Значит, нужен другой путь, — возразил я.

Олаф немного помолчал и затем серьёзно взглянул на меня.

— Я помогу тебе, а ты поможешь мне.

— Говори, — сразу посерьёзнел я.

Я не собирался соглашаться вслепую, но выслушать мог.

— Ничего выносить или красть не придётся. Тебе, кстати, тоже советую ничего не забирать, иначе тебя быстро обнаружат, — подробнее объяснил Олаф. — Мне нужно, чтобы ты кое-что прочитал и затем рассказал мне.

— Допустим, — качнул головой я.

— Я же достану тебе карту, — произнёс Олаф, внимательно следя за моей реакцией. — Зачарованную.

Я задумался. Зачарованная карта могла намного облегчить моё нахождение в архиве. Да что там, без неё шансов не быть пойманным был минимум, даже не смотря на то, что ночью я чувствовал себя наиболее комфортно.

— Тебе не придётся лезть в разные части архива, — продолжил говорить Олаф. — В архиве есть зал, в котором хранятся копии писем и документов. Цензурированные, конечно. Тебя будут интересовать срочные письма. В них всегда больше всего информации.

— И твоя карта будет стоить того? — поинтересовался я больше для порядка.

Олаф дёрнул уголками губ.

— Ты даже не представляешь, насколько.

Вариантов у меня было немного. С этим ратником у меня договор. Ему можно верить. Пока что. А искать информацию через орден означало ткнуть палкой в улей. И еще неизвестно, что могло вылезти оттуда.

— Когда? — спросил я напрямую.

— Сегодня ночью, — Олаф ещё раз взглянул на башню архива. — Там должно быть несколько гостей. Будет суета, новые лица, часть магической защиты наверняка ослабнет. Идеальная пора, чтобы затеряться.

— Хорошо, — кивнул я. — Если достанешь мне зачарованную карту до вечера, я проникну в архив. Поставь метку, и я найду то, что тебе нужно.

Олаф кивнул, взгляд его стал тяжёлым.

— У ордена нет тюрем для шпионов, — хрипловато произнёс он. — Только плаха.

Я же лишь усмехнулся. Опасность меня не пугала. С картой и моей чёрной аурой проникновение в архив было выполнимой задачей. Пока у меня был шанс узнать что-то о падении рода Темниковых, я должен им пользоваться.

— Подготовься и сильно не отсвечивай, — попрощался Олаф.

Он махнул мне рукой, затем поднял связку мечей и зашагал прочь, его фигура медленно растворилась среди домов.

Я же стоял во дворике, чувствуя, как усталость и боль от ушибов медленно растекаются по телу. Если я хотел быть в лучшей форме вечером, то мне нужно заглянуть в лазарет. Заодно будет возможность проверить Соловьёва. Туда я и направился.

Перед лазаретом, в отличие от дня прибытия с испытания, не было очередей или групп подмастерьев. Внутри тоже было чуть свободнее, хотя всё ещё чувствовалась суета и усталость. Встретил меня Кирилл, тот самый помощник Пантелеймона, который и уносил Соловьёва для оказания помощи.

Я подошёл к пареньку и быстро объяснил, зачем пришёл, на что получил неожиданный ответ.

— У Александра сегодня уже был визит, но вас он попросил пропустить. Только, пожалуйста, коротко. Ему нужно время на восстановление.

Я кивнул, и Кирилл проводил меня к лестнице, а затем на второй этаж лазарета. Здесь я ещё не был. Хотя сам этаж чем-то походил на нашу казарму, разве что залы были просторные, а комнаты, судя по всему, лучше обставлены.

— Он в ближней комнате слева, — махнул мне рукой Кирилл, указывая на нужную дверь, а сам принялся пересчитывать бутылки с зельями у стены и вносить их в список.

Я направился к двери и к своему удивлению обнаружил, что она была приоткрыта. До меня донеслось уже окончание разговора.

— … и я хочу извиниться, — тихо, но чётко произнёс Соловьёв. Его голос был слабым. — За случай тогда у сарая.

В разговоре возникла пауза. Тишина длилась минуту, затем две, следом и три. Не знаю, что конкретно происходило внутри, но я решил прервать неловкий момент и постучал по косяку двери.

— Входите, — раздался спокойный девичий голос.

Я вошёл внутрь. Сцена мне открылась интересная. Соловьёв лежал на кровати, прикрытый простынёй. На его животе и выше, на солнечном сплетении, красовались бинты. От него самого шло лёгкое белёсое свечение.

А посреди комнаты стояла сестра милосердия, которую я выручил в упомянутом Соловьёвым случае. Она держала в руках бинты, испачканные в засохшей крови и мази. Похоже, что она делала Соловьёву перевязку. Девушка смотрела на дворянина холодным взглядом, без тени эмоций.

Сам Соловьев же лежал, нахмурившись.

— Не помешал? — спросил я.

Девушка тут же качнула головой и молча вышла из комнаты.

— Всё ещё злится, — пожаловался Соловьёв.

— Есть за что, — проговорил я, но решил сменить тему. — Смотрю, жить будешь. На радость всем нам.

Соловьёв слабо улыбнулся.

— Пантелеймон Иванович говорит, шрам будет знатный. Будет что девушкам показывать.

— Сначала на ноги встань, — поправил его я. — Второе испытание будет совсем скоро.

— Должен, — вздохнул Соловьёв. — Хотя чувствую себя, как будто меня переехала повозка, гружённая кирпичами, потом развернулась и переехала ещё раз. Но хоть жив.

Соловьёв замялся, а потом качнул головой.

— Спасибо… за всё.

Я махнул рукой, словно это была ерунда, и осмотрел палату. Кровать была широкой, бельё чистым, у стены стоял шкаф. На небольшом столике у кровати лежала корзинка с яблоками.

— Ярослава заходила, — проследил за моим взглядом Соловьёв и поморщился. — Надо было всё-таки взять щит…

Последних слов я не ожидал, но похоже, что дворянин не был необучаем. Хотя учиться, конечно, стоило на чужих ошибках, а не на своих.

Я не собирался задерживаться надолго, раз уж Кирилл просил о коротком визите.

— Выздоравливай, — ответил я Соловьёву.

Он снова слабо улыбнулся.

— Постараюсь.

Я кивнул на прощание и вышел наружу. К моему удивлению, в зале меня ждала знакомая сестра милосердия. Она не ушла далеко и держала в руках банку с зеленоватой лечебной мазью.

— Опять? — спросила она, с интересом прищурившись.

За пару недель до испытания я был постоянным клиентом в лазарете. Тренировки Олафа всегда заканчивались повреждениями, а я не собирался пропускать их из-за синяков и ссадин. Вот и приходил в лазарет, чтобы каждый день тренироваться на полную.

— Да, — кивнул я.

Девушка поманила меня рукой. Я проследовал за ней, и мы зашли в свободную палату. Я сел на скамью и снял рубаху. Процедура была мне знакомой.

Девушка зачерпнула зеленоватую лечебную мазь и нанесла её на мои синяки и ссадины. Горьковатый травянистый запах ударил в нос.

Она невольно задержала взгляд серых глаз на моей груди. Там всё ещё красовался рубец от смертельного удара. Её холодные пальцы скользнули по шраму справа налево. У меня по спине пробежали мурашки.

— Алёна! — раздался громкий голос Кирилла.

Вот как её зовут.

Алёна тут же одёрнула руку и быстро закрыла крышку с мазью. Она выпорхнула наружу, не сказав ни слова. Я же взглянул на шрам.

— Зараза, — усмехнулся я, заметив, что Алёна, словно издеваясь, размазала мазь мне по шраму.

Как будто он мог зажить.

Я вышел из лазарета и прогулялся, чтобы взглянуть со стороны на башню архива. Она не была самой высокой башней в цитадели, а скорее походила на пивную бочку. Рядом была кузница и северная часть стены.

Я некоторое время послонялся по кузнице, при этом внимательно наблюдая за архивом. И заметил, что из одного из окон на третьем этаже башни каждый час-полтора валил едва заметный дымок. Правда, располагалось оно уж больно высоко. Но это только, если смотреть с земли.

Дальше я последовал совету Савелия — просто отдохнул до вечера. Причиной было вовсе не желание расслабиться. Наоборот, я дал организму возможность подготовиться.

Олаф принёс мне карту ещё до того, как сумерки накрыли цитадель. Я раскрыл пожелтевшую бумагу, свёрнутую в свиток. Она была пустой.

— Шутишь?

— Попадёшь в архив и сам увидишь, — покачал головой Олаф.

На этом наш разговор закончился.

А когда ночь спустилась на цитадель, то я уже стоял в тени кузни. Прохладный ветерок слегка взъерошивал волосы. Рядом, слившись с мраком, стоял Громов. Он был напряжён, как тетива лука.

— И что я должен сделать? — сквозь зубы процедил он.

— Пошуми. Минут пять, не больше, — в моём голосе прозвучали холодные нотки. — Спой, сделай вид, что пьян, или тренируешься. Притворись умалишённым. Мне всё равно как, но сделай.

Громов покачал головой, а затем вздохнул и взглянул на меня глазами, в которых горели небольшие зелёные угольки.

— Не облажайся, — хрипло прорычал он и нырнул в темноту, направляясь к главному входу в архив.

Я же остался ждать, слившись с камнем. Сегодня я был налегке, взял с собой лишь небольшой набор инструментов для предстоящего проникновения, немного разной мелочевки и карту. На груди висел затихший осколок алтаря на цепочке. Этого должно было хватить.

Я успокоил дыхание и замедлил сердцебиение, затем принялся потихоньку выпускать ауру наружу небольшими чёрными мазками, так чтобы я сам слился с тенью, в которой прятался. Прошло несколько томительных минут, наполненных лишь отдалёнными криками патрулей и скрипом флюгера на крыше.

А затем всё взорвалось.

Сначала послышался оглушительный рёв, больше похожий на крик раненого медведя. Затем по стенам башни архива заплясали ослепительные вспышки ядовито-зелёного света. Воздух содрогнул глухой удар.

— Тревога! — донёсся отчаянный крик.

Я видел, как тени стражей у главного входа метнулись в сторону шума. Послышались тяжёлые шаги по каменным ступеням. Даже несколько стражников со стены махнули вниз и бросились на помощь. Я выскользнул из своей тени и понёсся вдоль стены кузницы.

Я подскочил к стене и взметнулся наверх. Меня охватывала чёрная аура, скрывавшая моё присутствие. Я мелькнул тёмным пятном в свете луны, когда достиг стены, а затем выдохнул и как следует разбежался.

От стены до карниза и окна было шагов десять. Невыполнимо для обычного человека и почти невыполнимо для меня. Вот только поглощённая медная аура сделала меня чуточку сильнее.

Я сконцентрировал ауру в ногах. Мышцы налились силой. Один шаг, два, три… Я почувствовал, как мышцы напряглись и завибрировали, как аура выплеснулась наружу в самый последний момент.

Я оттолкнулся от края стены. Тёмный шаг выбросил меня вперёд, как камень из пращи. Вся энергия, вся воля, вся сила была вложена в один отчаянный прыжок.

Мир замедлился. Ветер завизжал в ушах. Внизу зиял чёрный провал. Край карниза башни стремительно приближался.

И тут, в самой середине полёта, осколок алтаря на моей груди вдруг обжег кожу ледяным огнём. Резкая, отвлекающая боль сбила технику Темного шага. Аура в ногах дрогнула.

Я с абсолютной ясностью понял, что не долетаю.