Чёрный ратник

Глава 26

Дорога к землям Громовых лежала на север, и сначала она почти не отличалась от пути на второе испытание: тот же тракт, те же перелески, такое же низкое серое небо. Только вместо того чтобы свернуть в долину к купеческим землям, мы двигались к горам.

Но с каждой пройденной верстой мир вокруг начинал меняться. Зелёные холмы сменились каменистыми предгорьями, покрытыми жухлой травой. Лес поредел, деревья стали низкими и кривыми.

— Холодает, — пробормотал Соловьёв и плотнее укутался в тёплый плащ.

Он в целом хуже всех переносил холод, то ли из-за дворянского происхождения, то ли из-за цвета его ауры. Я ехал во главе небольшой колонны, стараясь не особенно подгонять коня. Рядом со мной был Громов, а позади, на небольшой дистанции друг от друга, двигались остальные.

Олаф ехал рядом с Алёной, и его единственная рука крепко держала поводья, а взгляд непрестанно сканировал окрестности. Иван с Ярославой замыкали колонну, постоянно подгоняя отстающего Соловьёва.

За два дня пути не случилось практически ничего. Иногда мимо проезжали караваны, гружёные повозки или вооружённые всадники. Притом не всегда это были ратники из ордена — иногда местные дружины или наёмники. Вот только, приближаясь к заснеженным пикам, трактиров становилось меньше, да и людей тоже, а всадники и пешие путники всё чаще хмурились и крепче сжимали оружие.

— Там, кажется, дома! — радостно воскликнул Соловьёв после очередной встречи с небольшим отрядом наёмников.

И действительно, на горизонте затемнели силуэты изб и заборов.

— Может, удастся заночевать в тепле, — в голосе Соловьёва прозвучали нотки надежды.

Вот только Громов лишь молча покачал головой и слегка пришпорил коня.

Когда мы приблизились, я понял почему. Дверь в первой же покосившейся избе раскачивалась на единственной петле, издавая жалобный скрип. Чуть дальше во дворе стояла телега с отломанным колесом и прогнившим дном, а на небольшом заброшенном бурьяном поле валялся ржавый плуг.

Не было ни дыма из труб, ни мычания скотины, ни людских голосов. Только ветер да скрип ржавых петель.

Мы ехали мимо заброшенного хутора.

— Весёлые места… — пробормотал Соловьёв, озираясь по сторонам.

— Прямо как дома, — грустно ответил ему Иван. — Когда болезнь по деревне прошла.

— Тише, — бросил им Олаф.

Он правильно сделал замечание — заброшенный хутор вполне мог представлять опасность. Соловьёв поджал губы, выражая лёгкое презрение к окружающему безобразию. Он, похоже, очень рассчитывал заночевать в тепле.

Громов махнул рукой в сторону, и мы свернули с тракта на просёлочную дорогу, которая вскоре превратилась в колею среди камней и чахлого кустарника.

Спустя где-то час колея превратилась в тропу.

— Чувствуешь? — спросил я у Громова, положив ладонь на рукоять меча.

Вдалеке на тропе плыли тёмные пятна.

Громов прищурился.

— Для Кошмаров рановато…

Я спорить с ним не стал, он знал эти земли лучше меня, но на всякий случай не расслаблялся и держал оружие наготове.

Пятна начали обретать форму и превратились в несколько повозок, запряжённых тощими клячами. Люди сидели на телегах и шли рядом, сгорбившись и волоча ноги по земле. Всего их было человек двадцать, не больше: мужчины со старым низкокачественным оружием, женщины с детьми с испуганными глазами и несколько стариков. Увидев нас, их небольшой караван замер, как стадо оленей, почуявшее хищника.

— Что делаем? — тихо спросил Иван.

— Пока ничего, — коротко ответил я.

Мы подъехали ближе. Люди были грязными и уставшими. Один из мужчин лет пятидесяти с обветренным лицом сделал пару шагов вперёд. Он не был самым крепким из них, но на его лице было два старых шрама.

— Добрые люди… — голос мужика был хриплым, простуженным, — вы что же, в Белоярск едете?

Я взглянул на Громова, и он едва заметно кивнул.

— Может, в Белоярск, — ответил я, — а может, и дальше в горы.

Мужик перед нами сглотнул. Его глаза метались от наших доспехов и оружия к лицам.

— Нельзя в горы-то, — прошептал он.

— Отчего же? — сказал я. — Мы из ордена.

По толпе беженцев побежал облегчённый шёпот. Одна из женщин сильнее прижала к себе ребёнка.

— Никак помощь прислали? — мужик снял с головы шапку и сжал её перед собой. — Только маловато вас.

— Для чего? — спросил я. — Рассказывай.

Мужик немного помолчал, собираясь с мыслями.

— Деревня наша, Вешка, в предгорьях стояла. Жили, никого не трогали. Так к нам ночью пришли они. Без звука, словно тени.

Он тяжело сглотнул.

— Кошмары? — деловито спросил подъехавший ближе Олаф.

— Нет, — тут же покачал головой мужик. — Похожи на них. Как тени из камня и тьмы. От доспеха один ржавый след остаётся. Всё губят, всё.

Громов нахмурился и покачал головой.

— Звучит как кошмары, — прошептал Иван.

В общем, он был прав. Что бы там ни было в этих горах, отступать я не собирался. Хоть камень, хоть тени, хоть кошмары.

— Что у вас с припасами? — спросил Громов.

Мужик развёл руки в стороны.

— На день, чай, хватит.

Алёна ловко слезла с лошади и достала из сумок несколько краюх хлеба и ломоть вяленого мяса.

— Возьмите, — тихонько, но решительно произнесла она, протягивая еду беженцам.

Мужик без раздумья принял её дрожащими руками и забормотал бессвязные слова благодарности.

— Если пойдёте по тропе, выйдите к заброшенному хутору, — подсказал я мужику. — Переночуйте там, а дальше уже до Ярмута по тракту доберётесь. Скажите, что от ордена.

Несколько беженцев закивали, а мужик вообще поклонился.

Мы же собрались и двинулись дальше, оставляя за спиной караван, который поплёлся дальше по тропе. Фигуры людей быстро растворились вдалеке.

— Сентиментальность — это роскошь, которую мы не можем себе позволить, — заметил Соловьёв.

Алёна холодно посмотрела на него, отчего дворянин аж поёжился.

— Считай это платой, — ответил я, глядя на уходящую в горы тропу, — за информацию.

Я взглянул на Громова. Его лицо было мрачным. Он-то точно знал больше других.

— В Белоярске вам всё расскажу, — проговорил он, поймав мой взгляд.

Ещё через день пути пейзаж окончательно сменился на суровый. Лес и холмы исчезли, вокруг были только голые скалы и камни. На тропах не было видно ни признаков людей, ни брошенных хуторов, ни уж тем более живущих своей жизнью деревень. Только бесконечные серые громады Урала, нависающие над нами. И вот впереди, в узком горном проходе, я и увидел крепость.

Она не поражала размерами и располагалась как будто бы прямо на склоне горы. Это была целая глыба серого камня. Толстые и неровные стены повторяли изгибы утёса, а сторожевые башни напоминали продолжение естественных горных пиков. Всё в крепости кричало о том, что её строили не для красоты, а чтобы выстоять против того, что могло спуститься с негостеприимных вершин.

— Андрюх, — обратился к Громову Иван, рассматривая крепость с открытым от удивления ртом, — почему Белоярск? Она же, ну… серая.

Громов лишь цокнул языком.

— Белоярск — это древняя родовая крепость Громовых, — глухо произнёс он. — Назвали так потому, что снег на пиках белизной слепит. Ты что, всерьёз ожидал увидеть белокаменные стены? Не в Москве же…

Иван покачал головой. Ярослава усмехнулась себе под нос от этого разговора.

Я же выпустил Громова чуть вперёд, и отряд в итоге подъехал к массивным, окованным железом воротам. Над ними, на грубо отесанной каменной плите, был высечен герб: три горных пика и три звезды под ними.

Громов слегка засветился зелёной аурой, но стражники узнали его и без этого. Они поклонились Громову, а на отряд посмотрели с немым безразличием. Их лица были обветрены от порывов стихии.

Ворота заскрипели, заскрежетали и медленно открылись, и отряд оказался внутри. В Белоярске пахло дымом, влажным камнем и кожей. Дома вокруг были низкими и каменными, а улочки очень тесными. Всюду висели шкуры горных козлов и хищников, а у домов стояли бочки для дождевой воды.

Громов повёл нас вперёд. После шумного и делового Ярмута Белоярск казался удивительно тихим. Люди, попадавшиеся навстречу, были похожи на стражников — молчаливые и с сосредоточенными лицами.

Мы подъехали к самой крупной постройке — длинному, приземистому дому с толстыми стенами и высокой трубой, из которой валил дым. Лошадей у нас приняли конюхи, они же пообещали позаботиться о вещах.

Громов толкнул дверь и, как и положено, первым вошёл внутрь. Я вступил в дом вслед за ним. Внутри было сумрачно и прохладно. Я прошёл в главный зал. В его центре пылал очаг и отбрасывал тени на грубые деревянные скамьи и столы.

У очага, в большом кресле, высеченном прямо из камня, сидел мужчина лет шестидесяти, а может и больше. По его лицу, изборождённому глубокими морщинами, было трудно угадать возраст. Густые седые волосы были заплетены в несколько сложных кос, а в его пронзительных бледно-серых глазах светился лёд.

Громов сделал шаг вперёд и склонил голову.

— Дядя, я вернулся и привёл гостей — Подмастерьев из ордена.

Дядя Громова быстро взглянул на племянника, а затем посмотрел на нас. Его глаза взвесили каждого в отряде. Ивана и Ярославу он едва заметил, а вот на Соловьёве аж прищурился. Затем его взгляд скользнул по Алёне и вдруг остановился на Олафе, так и не дойдя до меня.

И здесь в нём что-то изменилось: седые брови чуть приподнялись, а в глубине ледяных глаз мелькнули искорки.

— Ба, неужто сам Олаф Однорукий пожаловал? — произнёс старший Громов, и его низкий голос заполнил зал. — Давно не слыхали о тебе в этих краях. Я уж подумал, до тебя всё-таки добрались Кошмары.

Олаф коротко кивнул, не выражая ни удивления, ни радости.

— Твоими молитвами, Велес.

Интересное имя было у старшего Громова.

Велес лишь хмыкнул в ответ.

— Что ж… тебе, Однорукий, здесь всегда рады, — его взгляд наконец добрался и до меня. — А вот насчёт орденских щенков не уверен. Зачем вас понесло в наши горы?

— Я договорился с отцом… — начал было говорить Громов.

Но Велес поднял ладонь перед собой, останавливая его.

— Твоего отца здесь нет, — покачал он головой.

Я сделал шаг вперёд.

— Я хочу добраться до одного из якорей, — коротко и прямо в лоб заявил я. — Это часть испытания воли.

— Якорь, значит… — медленно проговорил Велес и уставился прямо на меня.

Я спокойно встретил его взгляд.

Велес некоторое время задумчиво молчал.

— Добро пожаловать в Белоярск, — наконец неожиданно произнёс он. — Вас разместят и накормят.

— Где отец? — спросил Громов, явно недовольный текущим лидером в Белоярске.

Велес хитро прищурился.

— А вот об этом говорить будем без чужаков, — он неожиданно оскалился нам всем, что, скорее всего, обозначало его вежливую улыбку.

Я кивнул. В чужой дом со своими порядками не лезут.

— Пойдёмте, — сказал я и вышел из зала.

Отряд последовал за мной. Двери за спиной закрылись, и в итоге мы оказались на улице без Громова.

— Твой друг? — спросил я у Олафа, кивая на дом позади нас.

— Нет, — усмехнулся однорукий. — Он тот ещё выродок, но слово держит. Если Громов и вправду договорился с отцом, то нас пропустят к якорю.

— Ну, — я пожал плечами и огляделся по сторонам, — это мы ещё посмотрим.

— Кажется, нас обещали разместить… — зевнул Соловьёв.

В итоге нас разместили в казарме, в длинном прохладном доме с кроватями, застеленными овечьими шкурами. Ужин был простым, как и всё вокруг: густая похлёбка с жестковатым мясом и слегка чёрствый хлеб.

После еды отряд разошёлся. Ярослава отправилась проверять снаряжение. Соловьёв, поморщившись, улёгся на кровать. Иван тренировался во дворе, а Алёна, воспользовавшись моментом, исчезла в узких улочках крепости.

Я же вышел во внутренний двор. На Белоярск уже опустилась ночь, и сверху на меня смотрела россыпь ярких звёзд. У небольшого костра, разведённого в каменном круге, сидели Олаф и Громов. Однорукий грелся, а Громов не спеша что-то чинил на своём плаще. Я подошёл и присел рядом, протягивая руки к огню.

— Как прошло с Велесом? — спросил у Громова я.

Он поморщился и покачал головой.

— Пойдёт. До Сизого Кряжа нас пропустят.

— Помню, ты говорил о старейшинах, — произнёс я. — Велес один из них?

Громов отложил инструменты и отряхнул руки.

— Всё сложнее. Велес не родился в Белоярске, да и вообще в Уральском княжестве. Он пришлый.

— Но… — протянул я, — он твой дядя.

— Говорю же, — усмехнулся Громов, — всё сложно.

— Ладно, — не стал спрашивать дальше я. — Главное, чтобы завтра всё прошло складно. Что там мужик на тракте про монстров говорил?

— Мы столкнёмся не только с кошмарами, — заговорил Громов. — Будут ещё каменные твари. Их по-разному кличут: стражи, часовые или големы.

Я тут же посерьёзнел. Если речь действительно шла о настоящих големах, то отряду предстоял сложный путь. Если только не победить их до того, как сформируются камни.

— Их могут создать только маги, — задумчиво проговорил я.

Громов удивлённо взглянул на меня.

— Верно. Это ещё одно доказательство того, что-то, что творится в этих горах, дело рук чертовых магов.

Громов злобно плюнул на землю.

— Они высасывают силу из гор и превращают её в этих отродьев.

Мы немного помолчали. Разговор угас сам с собой. Громов поднялся и ушёл первым, а затем и Олаф принялся подниматься. В этот момент из темноты вышла Алёна. В руках она сжимала небольшой холщовый мешок, от которого исходил терпкий и горьковатый запах.

— Горные травы, — ответила Алёна на мой немой вопрос. — У местных знахарок взяла. Говорят, в пути поможет.

Она села у костра и немного поёжилась. Олаф кивнул, одобряя её предусмотрительность, и зашагал к казарме.

Я же немного посидел в компании Алёны. Девушка вызывала у меня больше вопросов, чем ответов. Как минимум, она отлично ездила верхом и владела оружием, по крайней мере кинжалами, а это уже не навыки знахарки или сестры милосердия.

Впрочем, копаться в её прошлом я не стал. Мы просто посидели немного у костра, молча вглядываясь в тлеющие угли. Я поднялся на ноги и накинул тёплый плащ на плечи Алёны.

— Не сиди допоздна, — бросил я и зашагал в казарму.

Ночь прошла без проблем, а с рассветом мы покинули Белоярск. Велес проводил нас до ворот без лишних слов, лишь молча и серьёзно кивнул на прощание.

Тропа, ведущая в горы, петляла среди осыпей камня и скал. Она не подразумевала движение на лошади, поэтому наши кони остались в Белоярске. Дышать с каждой верстой становилось тяжелее, как после долгого бега, а лёгкие горели от холода. Я, как и все остальные, был навьючен снаряжением, хотя… не совсем как все остальные.

Алёну нагружать не стали, она всё-таки не орденский ратник, хоть она и шла не хуже Соловьёва. Солнце, поднявшееся над горными пиками, почти не несло тепла и лишь обжигало глаза.

Отряд шёл молча. Даже Соловьёв перестал жаловаться и, сосредоточенно нахмурившись, пытался ровно дышать. Я шёл вслед за Громовым.

К полудню мы обошли очередной скальный выступ, и Громов замер. Я чуть не уткнулся в него.

— Что там? — тихо спросил я.

Звук в горах разносился далеко, поэтому я немного осторожничал.

Громов лишь поманил меня рукой. Я сделал несколько шагов вперёд. Передо мной зияла широкая расщелина. На дне, далеко внизу, белели кости какого-то животного.

На ту сторону вел мост, если его можно было так назвать. Он был сложен из почерневших от времени и местами прогнивших брёвен, а также толстых канатов, вросших в скалы по обе стороны ущелья. Вот только сами канаты распушились и белели на солнце, а мост от малейшего дуновения ветра мерно и угрожающе раскачивался над пропастью.

— Вот и первая проблема, — мрачно констатировал Олаф, осматривая мост.

— Может обойдём? — спросила Ярослава, её голос прозвучал чуть хрипло из-за сухого воздуха.

Громов покачал головой.

— На обход уйдёт день, не меньше. А ночь нигде, кроме Сизого Кряжа, лучше не встречать.

— Будем перебираться здесь, — сказал я и сбросил с плеча вещевой мешок. — Соловьёв, твой выход. Нужно выстрелить крюком на ту сторону.

Соловьёв вздохнул, но кивнул. Пока Иван и Олаф доставали стальные крючья с закалёнными остриями, я размотал верёвку. Соловьёв натянул тетиву своего лука. Аурная стрела засветилась, излучая тусклый желтоватый свет, с крюком вместо наконечника и канатом, завязанным на нем.

— Целься выше, в ту трещину, — указал я на выступ на противоположной стороне.

Соловьёв кивнул, выдохнул и замер. Раздался звонкий щелчок. Стрела, оставляя за собой слабый светящийся шлейф, метнулась вперёд. Её наконечник в виде крюка вонзился прямо в камень и закрепился там.

Соловьёв протянул мне конец верёвки. Я дёрнул за него.

— Вроде держится.

Я натянул верёвку и обвязал её надёжным узлом вокруг каменного уступа, похожего на драконий зуб.

Теперь над ветхим мостом висела дополнительная, туго натянутая верёвка — пусть примитивная, но жизненно важная деталь.

— Я первый, — сказал я, надевая вещевой мешок. — Если мост выдержит меня со снаряжением, то выдержит и всех остальных.

Возражений не было.

Я схватился за верёвку и вступил на первые доски. Мост тут же закачался и заскрипел. Я шагал медленно, ступая не на середину досок, а ближе к краям, где они крепились к несущим канатам.

Ветер гулял по ущелью и раскачивал меня из стороны в сторону, заставляя постоянно балансировать. Я смотрел не вниз, а перед собой, в точку крепления верёвки. В середине моста доски провалились, и я замер.

Думать долго не стал, просто взял и перепрыгнул провал, вмиг оказавшись на доске на той стороне. Мост дёрнулся, но я крепко держался за натянутую Соловьёвым верёвку.

Я сделал шаг, ещё шаг и вскоре оказался на другой стороне. Мышцы были напряжены до предела, а пальцы немного тряслись от напряжения. Если бы не перчатки, то на них остался бы красный след от верёвки.

— Всё в порядке! — крикнул я. — По одному, не торопитесь!

Остальные последовали за мной. Ярослава прошла ловко и быстро. Олаф — медленно, осторожно, он явно был тяжелее всех остальных, и его единственная рука крепко впивалась в канат. Алёна, к моему удивлению, двигалась легко и грациозно, как кошка, в её глазах ни разу не было ни нотки страха.

Когда очередь дошла до Ивана, то доски жалобно заскрипели. Похоже, я ошибся в том, что Олаф был самым тяжелым. С тяжёлым щитом за спиной Иван задвигался вперёд. На середине, где доски проваливались, он оступился: его нога соскользнула с балки, и он грузно повис на канате. Мост зашатался из стороны в сторону, но он не паниковал, лишь, отдуваясь, рывком подтянулся и продолжил путь.

Соловьёв и Громов переправились последними.

— Все готовы? — спросил я, на что получил несколько отмашек и кивков.

Отряд двинулся дальше. Вот только далеко уйти не удалось.

Мы едва отошли от моста сотню шагов, как горы задрожали. Сама порода под ногами затряслась.

— Камнепад! — крикнул Громов.

Прямо из недр земли медленно поднимался глухой грохот. Сверху на нас посыпался град булыжников.

— Прижмитесь к породе! — скомандовал я. — Плотно!

Мы прижались к скале. Я вытащил клинок и разрубил камень, опасно летящий в Алёну. Девушка лишь благодарно кивнула. Один из булыжников, размером с голову телёнка, ударил в щит Ивана с такой силой, что белобрысый отшатнулся, но удержался на ногах, стиснув зубы.

— Что-то не так, — проговорил Громов.

Он смотрел не вверх, а на скалу, к которой мы прижимались.

— Назад! — крикнул он.

Но было уже поздно. Пока мы пережидали обвал, из скалы, к которой мы прижались, начали медленно выделяться фигуры. Они образовались как будто из самого камня Уральских гор. Големы, складывались из обломков породы, их скрепляла чёрная, пульсирующая энергия, так знакомая мне.

Я не дал шанса порождениям магии сформироваться и первым ударил клинком в стык между камнями. Я бил точно, как молоток по клиньям, раскалывая ещё не сросшийся камень. Чёрная аура бушевала во мне в ответ на родную стихию, но я сдерживал её.

Сверху сыпался камень и крошка. За спиной одновременно вспыхнули красная и зелёная ауры. Олаф крошил горную породу палашом, попадая в швы между камнями. Один голем сформировался, но Ярослава сделала молниеносный выпад — её клинок, вспыхнувший алым заревом, вонзился прямо в грудь одного из големов.

Камень треснул, посыпались осколки, но существо не остановилось. Я сделал шаг вперёд и обрушил два клинка на голема. Сталь ударилась о сталь и камень разлетелся на осколки.

Камнепад стих так же внезапно, как и начался, ровно в тот момент, когда последний голем был повержен.

— Все в порядке? — спросил я, кашлянув от каменной пыли.

В наступившей тишине я слышал лишь тяжёлое дыхание и усталые вздохи.

Вот только я знал, что нам повезло. Громов заметил изменения в камне ещё до того, как в нём вспыхнула моя родная стихия. Иначе сражаться с големами на узкой тропе в окружении камня — это просто самоубийство.

Пыль осела, но отдыхать было некогда. Отряд молча двигался дальше.

К вечеру тропа вывела нас к узкому карнизу над ущельем.

— Ещё рывок, — устало выдохнул Громов. — И наверху будет Кряж.

Вот только прежде чем он сделал шаг вперёд, я схватил его за рюкзак.

— Стоять, — холодно произнёс я.

Громов замер с поднятой ногой. Я потянул его на себя, и он отошёл назад.

— Что там? — спросил идущий за мной Олаф.

Узкая тропа змеилась над пропастью, и что-то мне в ней не нравилось. Да, дело к вечеру, но тропа была слишком неправильной, слишком тёмной.

— Если не поднимемся на Кряж до темноты, — предупредил меня Громов, — то станем лёгкой добычей Кошмаров.

— Приглядись, — спокойно ответил я ему и ткнул пальцем прямо в тропу. — Разве не видишь?

Я наконец понял, что лежало перед нами. Я видел неестественные тени на скале и тропе. Их просто нечему было отбрасывать здесь. Они показались мне знакомыми — бесформенные, чёрные, и в них не хватало только одного… белых, бездушных глаз.

— Твою ж мать, — тихо выругался Громов, поняв, что не так.

Следом за ним раздался тяжёлый вздох Ивана.

— Кошмары? — осторожно спросила Ярослава.

— Верно, — кивнул я. — Это уже не тропа. Это одна длинная и узкая ловушка.

Ветер громко засвистел меж камнями, забираясь холодом прямо под одежду.

— У нас есть другой путь? — спросил у Громова я.

Он потёр лоб, а затем перевёл взгляд с тропы на гору справа.

— Можем, конечно, попробовать залезть, — с сомнением в голосе произнёс он. — Вот только боюсь, что нам не хватит времени.

Громов взглянул на солнце, медленно катящееся за горизонт. Ночь грозила наступить совсем скоро, а вместе с ночью в силу вступали Кошмары.

Я повернулся к отряду, все взгляды направлены на меня. Я и сам понимал, что выбирать мне.

— Ну что, — с интересом в холодных глазах спросил меня Олаф. — Лезем или бьёмся?