Чёрный ратник

Глава 2

Марфа дёрнулась подо мной, и я крепче сжал её запястья. Она всхлипнула. Я слышал её сбивчивое дыхание, видел лихорадочный румянец на щеках. Янтарные глаза смотрели на меня с желанием и страхом.

Я отпустил её запястье и сжал её горло — осторожно, без нажима, стараясь не причинить боль. Марфа замерла, как зверёк в руках охотника.

— Лежи, не дёргайся, — отчеканил я, смотря ей прямо в глаза. — И всё будет в порядке. Поняла?

Марфа едва заметно кивнула.

В дверь вновь ударили так, что она чуть не слетела с петель.

— Открывай! — прогремел голос Аркадия Ивановича снаружи. — Последнее предупреждение!

Я вскочил с кровати и оказался нагим посреди комнаты. Только сейчас я понял, насколько здесь было душно и жарко. Я бросился к шкафу, быстро накинул рубаху, но проклятые пуговицы никак не хотели попадать в петли. Чёрт с ними! Я схватил штаны, затем спохватился и бросился к кинжалу. Я услышал тихий девичий смешок с кровати.

Уверен, со стороны я выглядел потешно — без штанов, но с кинжалом в руках. Я обмотал его куском простыни, натянул штаны, затем сапоги, в один из которых сунул кинжал. Тут же бросился к шкафу и пробежался пальцами по шершавым обложкам, пока не нашёл письмо, которое тут же запихнул за пазуху под рубаху, ближе к сердцу.

Дверь рухнула с треском, как будто её пробили тараном, и в комнату ворвался Аркадий Захаров. Ворвался в тот самый момент, когда я судорожно пытался застегнуть пуговицы рубахи. Глава семейства был в офицерском камзоле, распахнутом, без шпаги. Его лицо было перекошено от злости.

За ним я видел двоих стражников с арбалетами и ещё одного в тени коридора.

Аркадий Иванович уже собирался что-то рявкнуть, но его взгляд метнулся к постели. Я и сам взглянул туда. На скомканных мятых простынях лежала Марфа — её огненные волосы были растрёпаны, белоснежная кожа сияла в полумраке. От её обнажённой груди и влажных, слегка блестящих бёдер нельзя было отвести взгляда. Я невольно сглотнул.

— Пошла вон, — грубо бросил Аркадий Иванович.

Марфа быстро вскочила с кровати и, прикрывая наготу одеялом, засеменила на выход. Она ловко просочилась мимо стражников и исчезла в темноте коридора.

Аркадий Иванович перевел взглянул на меня — распахнутая рубаха, сбивчивое дыхание и градом валящий пот рисовали понятную картину.

— Ах ты ж… — по-змеиному процедил глава семейства Захаровых. — Значит, теперь деревенских шлюх по кроватям таскаешь?

В его голосе не было растерянности или неловкости. Нет, даже злость ушла. Осталось лишь разочарование.

Я воспользовался короткой заминкой. Поудобнее натянул сапоги, нашёл ремень и застегнул его, поправил рубаху.

— Я готов, — спокойно и уверенно произнёс я.

Аркадий Иванович молчал, лишь жестом велел стражникам отойти. Я шагнул в коридор, не оборачиваясь.

Аркадий Иванович обогнал стражников и повёл процессию вперёд. Половицы скрипели под тяжёлыми сапогами стражи. Марфа, похоже, не избежит хозяйской взбучки. Хотелось верить, что она не будет попадаться никому на глаза, пока всё не уляжется. В том числе и мне. Мне очень не хотелось её убивать.

Я шёл по этому коридору в третий или четвёртый раз, но только сейчас почувствовал сырость и сквозняк, от которого по спине пробежали мурашки. Нет, всё-таки я больше предпочитал тепло женского тела.

Мы спускались вниз по ступеням, и каждый шаг тяжёлых кованых сапог стражников отдавался в висках барабанным боем.

Мы спустились вниз, и меня обдало холодом. Возле стены лежало накрытое брезентом тело. Брезент — старый, потёртый временем, с выцветшим гербом рода Захаровых в углу, где золотая нить уже осыпалась, оставив лишь бледный контур былого величия.

Я знал, кто там лежал.

Рядом с телом стояла Анна Михайловна. Она цеплялась дрожащими пальцами за подол своего платья и тихо, неслышно всхлипывала. Она держалась. Пока не увидела меня. Её глаза тут же вспыхнули. Не слезами, а огнём.

— Ты! — выкрикнула она, и в голосе её была не скорбь, а ярость. — Тебе было мало! Мало! Он ведь подавал надежды… в отличии от тебя…

Она фурией метнулась ко мне. Её рука хлестнула по щеке — звонко, безжалостно. Я не стал уклоняться.

— Ты убил его! Моего… — Анна Михайловна запнулась. — Мальчика! Он был тебе как брат!

Нет, не был.

Я помнил отрывками, как меня прежнего и Сашу приняли в семью. Анна Михайловна никак не могла забеременеть, а Захаровым нужен был наследник… По крайней мере, до тех пор, как она чудесным образом не понесла и не родился Николай. Остальное теперь в прошлом.

Анна Михайловна ударила ещё раз. Кулаком в грудь. И ещё. Слёзы текли по её щекам — горячие и злые. Она била до тех пор, пока её не оттащили двое стражников из моего сопровождения. Я же спокойно стоял и смотрел на неё. Для неё Саша был кем-то важным. Для меня же — убийцей с клинком, прервавшим мой Род. Жалости или сочувствия к таким людям я не испытывал.

Она кричала что-то ещё, но я уже не слушал. Правое ухо гудело как под церковным колоколом. Я ощутил на губах солоноватый вкус и провёл пальцами по лицу. Сильно она мне влепила.

— Пойдём, — быстро произнёс Аркадий Иванович.

Где-то впереди шумно открылись двери в главный зал, куда меня и вели.

Зал встретил меня запахом жжёного воска и старого дерева. Воздух был тяжёлым, натянутым, предгрозовым.

Я внимательно осмотрелся. У стен — стража. Справа — пустые кресла с тканой обивкой. В центре, у очага, на тяжёлом дубовом сидении красовалось знамя рода Захаровых — три белых сосны на сером фоне. Пасмурный, спокойный герб. Пол был выполнен из белого камня, а на стенах висели те же знамёна с трёмя соснами.

Я не мог вспомнить этого зала, а значит, ни разу здесь не был. Зато вот теперь удостоился этой «чести».

Аркадий Иванович уверенно зашагал куда-то в сторону боковой двери. Меня оставили тенью стоять посреди зала, в окружении стражей и бледных огней.

Мне не задавали вопросов, не требовали объяснений. Пока.

Раз уж меня сюда позвали, то Захаровы решили устроить Родовой суд… Может, решить всё поединком? Как аристократ, я имел на это право. Всё равно Захаровы ни за что не поверят, что я только защищался. Да и, фактически, Тимофей проиграл и был убит — это уж тем более объяснить и не получится. Да и желания не было никакого.

Вот только что я буду делать, когда против меня выставят, например, Емельяна — здорового детину с красным носом? Он был добрым мужиком, но команды выполнял без вопросов. Сомнёт меня и всё тут. Я вон едва паренька смог перефехтовать, не в том я состоянии пока.

Тишина вокруг действовала на меня успокаивающе. Дождь за окном почти прекратился. Я с удовольствием слушал, как капли стекают с крыши и размеренно стучат по подоконнику — тихо и почти неуловимо.

Я даже прикрыл глаза.

В этот момент двери сбоку распахнулись. Я услышал, как шуршит платье, а сапоги сурово отбивают марш.

Я открыл глаза. Передо мной, в кресле, как на троне, сидел Аркадий Иванович. Прямая спина, холодный взгляд с едва скрываемой усталостью и недоверием не оставляли мне шансов. Он поймал мой взгляд и сжал пальцы в кулак.

Сбоку от меня, в кресле, сидела Елена. В её волосах всё ещё была зелёная лента, вот только платье на ней теперь было чёрным. Она была бледной, но в её глазах не было слёз. Она посмотрела на меня так, как вдовы смотрят на поле боя — без шанса на прощение.

— Тимофей Темников, — нарушил молчание Аркадий Иванович. — Ты знаешь, за что стоишь здесь?

— Знаю, — ответил я спокойно.

Аркадий Иванович тяжело вздохнул.

— Что ты можешь сказать в свою защиту?

— Только то, — усмехнулся я, — что мне приходится защищаться уже второй раз за день.

Я лукавил, ведь если считать нападение Марфы, то это был третий раз. Но мне не хотелось выдавать рыжую плутовку. Хотя, судя по тому, как легко она ускользнула и исчезла, мне стоило думать только о себе.

— Тебя обвиняют в убийстве воспитанника дома Захаровых, — прогремел могильный голос Аркадия Ивановича. — Нет, не просто воспитанника. Сына одного из союзников. На тебе кровь, оружие в твоей комнате всё ещё тёплое, а ты смеешь смеяться?

Я сделал шаг вперёд.

— Я не отрицаю, что убил Сашу. Но не потому, что хотел, а потому, что он вонзил в меня клинок первым.

Аркадий Иванович стукнул кулаком по подлокотнику.

— Свидетели говорят, что ты дрался с ним! Что ты разозлился, что поражение вывело тебя из себя, и ты…

— Свидетели не были в моей шкуре, — прервал его я.

Аркадий Иванович приподнялся с кресла. Его плечи задрожали, а вены на лбу вздулись. В этот момент заговорила Елена.

— Пожалуйста, хватит, — её голос был тихим и ровным, почти шёпотом, но он холодом пронёсся по залу. — Ты делаешь только хуже.

Ледяная просьба дочери. Ни один отец не смог бы противиться ей.

Я посмотрел на неё — дольше, чем стоило. Она не отвела взгляда, только сжала губы. По её щекам текли слёзы.

Аркадий Иванович сел, тяжело выдохнув.

— У тебя был шанс, Тимофей. Ты мог уехать к Мстиславским — учиться, служить. А теперь… теперь тебя ждёт острог. Ты поедешь не в форме, а в цепях. Без защиты Захаровых ты станешь никем. Никем. Ты это понимаешь?

Аркадий Иванович больше не был зол. Наоборот, на его лице была маска холодного спокойствия.

— Как бывшему воспитаннику дома Захаровых, я дам тебе последний шанс. Хоть ты его и не заслуживаешь. Пойдёшь в армию пехотинцем, и кровью искупишь свою вину.

Для меня эта сцена не была удивительной. Я уже был виновен в его глазах ещё до суда. Может быть, я был виновен, когда родился Николай. А может быть — сразу после того, как родители этого тела погибли во время ритуала.

Я глубоко вдохнул и сказал:

— Тогда полагаю, мне положено последнее слово.

Аркадий Иванович удивлённо вскинул бровь, но кивнул.

Я сделал ещё один шаг вперёд и услышал за спиной лязг металла. Но Аркадий Иванович поднял ладонь перед собой, то ли мне, то ли стражникам.

Я не видел смысла ничего доказывать. Только собирался взять своё. Один из секретов, хранящихся в усадьбе Захаровых.

— Сегодня — день моего рождения и совершеннолетия. День, когда кровь Темниковых должна коснуться Родового алтаря. Я требую своё право.

Аркадий Иванович дёрнулся, как от удара молнии.

— Ты осмеливаешься требовать?

— Да, — холодно отчеканил я. — По закону. По крови. По праву рождения.

Аркадий Иванович встал и шагнул мне навстречу. Маска спокойствия разлетелась на тысячу кусочков. Его лицо покраснело, глаза загорелись.

— Ты — неблагодарный ублюдок! Мы тебя приютили! Дали тебе шанс! И как ты оплатил нам⁈

Я не отступил. Ни один мускул не дрогнул на моём лице. Я встретил разразившийся шторм лицом к лицу.

В зале повисло молчание. Несколько слуг, присутствующих здесь, побледнели и отшатнулись. Вряд ли они часто видели хозяина таким. Елена обречённо опустила голову.

Аркадий Иванович раздражённо махнул рукой.

— Пусть так. Твой кусок камня в подвале. Коснись, раз уж желаешь. А потом в цепи. Или, если чёрный дар в тебе чудом пробудится — на имперскую плаху.

На меня не стали надевать цепей. Аркадий Иванович несмотря на явное раздражение, постоянно переходящее в злость, взялся проводить меня к алтарю. Меня окружила стража, и мы спустились в подвал по тесной сырой лестнице, пропахшей плесенью и ржавчиной.

Я аккуратно шагал по скользким ступеням. Аркадий шёл впереди, молча. Я лишь слышал эхо его шагов. Наконец внизу показалась дверь — тяжёлая, железная и зачарованная. Он едва слышно произнёс слова, дверь засветилась бирюзовым и открылась. Аркадий Иванович отступил в сторону.

— Касайся своего «алтаря», — выдохнул он.

Я сделал шаг внутрь. Это была небольшая комната, почти пустая. Только в самом центре был обломок — каменная глыба в трещинах, сколах и грязи. Вокруг неё я видел лишь едва светящиеся руны. Вот и всё, что осталось от рода Темниковых.

— Не тяни, — требовательно произнёс Аркадий Иванович.

Я сделал шаг, потом ещё и встал перед камнем. Со стороны он мог не выглядеть особенным. Честно говоря, даже для меня он оказался рухлядью, забвением. Но я протянул руку. Моя ладонь тут же вспотела, а кончики пальцев задрожали. Я прикоснулся к холодному камню, который тут же потеплел. Пальцы укололо и по ним словно пробежал разряд молнии.

В миг всё исчезло — подвал, камень, люди. Остался только я и голоса. Видения. Я стоял в снегу. Слева гремела битва, справа возвышался огромный замок — дом. Я чувствовал запах гари и магии в воздухе и сжимал в руках знамя. Знамя, почерневшее от времени. Знамя, полыхающее без огня. Горящее аурой. Чёрной. Моей.

Я услышал голос:

— Род признаёт тебя, последний.

Что-то коснулось моего лба. Тёплое и нежное, как поцелуй матери. Я вдохнул и почувствовал, как вся сила, оставшаяся в куске алтаря, тянется ко мне. Её было немного — одна капля. Последняя капля.

Мир вздрогнул. Алтарь дёрнулся, будто пытался ожить. И передал мне силу. Я был оценен и признан достойным.

В этот момент меня вывернуло. Грудь сдавило, а сердце ухнуло куда-то вниз. Всё вокруг почернело, и я видел лишь две чёрные искры. Они пульсировали и жили, как глаза в темноте. Мои глаза.

Очнулся я уже на каменном полу.

— Сдох, что ли? — раздался неуверенный голос стражника.

Я медленно поднялся. Мир перед глазами плыл. Я повернулся и зашагал к выходу.

— И всё? — удивлённо произнёс Аркадий Иванович. — Ради этой пыли мы спускались в подвал?

Но я его не слушал. Я шёл и даже что-то отвечал, толком не отдавая себе отчёта. Смог прийти в себя только на кровати в своей комнате, когда дверь захлопнулась, и я остался один.

Я прикрыл глаза. Я точно видел искры — чёрные, как моя аура. Я пытался призвать их и… ничего не вышло. Лишь к горлу подступила тошнота.

— Твою мать, — сквозь зубы процедил я.

Проклятое тело! Оно не было готово к тому, что дал род. Да, я не был слаб физически, но этого было мало. Слишком мало. Всё тело ломило. Вот только я всё равно был спокоен, удивительно спокоен. Пусть сейчас мне было тяжело, но сердце моё пело. Алтарь отозвался. А значит я мог вернуть былую силу, даже если мне придётся перековать мое новое тело с нуля.

Не знаю как и почему кусок алтаря оказался у Захаровых, да и мне сейчас это было не важно. Об этом я подумаю позже. Главное, что я больше не был пустым. Закрывая глаза, я всё ещё видел две горящих искры — такие красивые и такие чёрные.

Моё наказание затянулось. Два дня я провёл под домашним арестом в своей комнате. Сюда приносили еду два раза в день. Я мог читать книги, разминался, но у дверей постоянно стояла стража, как и под окнами.

Я не терял времени зря. Медитировал, старался привести свой внутренний мир в порядок, но воспроизвести искры собственной ауры так и не смог.

Марфа тоже не появлялась. Похоже, что притаилась где-то в усадьбе, а может, ждала шанса для нового удара. На третий день ко мне пришёл Емельян — здоровенный мужик с красным носом, густой бородой и седыми волосами.

— Ваше благородие, — сказал он удивительно вежливо, — час прибыл. Повозка ждёт.

Я заметил, что в руках он держал тёплую накидку. Не с барского плеча, а серую, простецкую.

— Я это… — замялся Емельян, избегая моего взгляда. — В общем, вот. На улице уже не лето, простудитесь.

Он протянул мне накидку, и я принял её.

— Спасибо.

— Да ладно, — отмахнулся Емельян. — Чего уж там.

Я всё ещё чувствовал лёгкую усталость, но за два дня смог понять лимиты этого тела. Не знаю, как там сложится судьба в остроге, но без ауры делать мне там нечего.

— Сколько нам ехать? — спросил я, закутываясь в накидку.

— Так это… ваше благородие, — удивлённо произнёс Емельян. — Разве Аркадий Иванович вам не сказал? За вами прибыл особый конвой — с зачарованными лошадьми и Подмастерьем.

Подмастерье, значит. В мое время система была почти такой же. Если Кандидат проходил смотр, то становился Подмастерьем. Насколько я знал, ратники сами выбирали себе Подмастерьев, и всегда тех, у кого был талант к ауре. Исключений я не знал. Но за время моего отсутствия многое могло поменяться.

Я только кивнул:

— Веди.

И меня повели. Сначала вниз по лестнице, где на меня надели зачарованные цепи, а затем во двор.

Впереди меня шёл Емельян, а за спиной конвойный с копьём. Повозка ждала меня у главных ворот — с решетками, крытая, запряжённая двумя серыми крепкими лошадьми.

Стражники были молчаливы. Шума совсем не было, лишь ветер свистел вокруг. Я шёл спокойно, с высоко поднятой головой. Не было никаких прощаний или последних слов. Я бросил быстрый взгляд на усадьбу — шторы на втором этаже дёрнулись. Я увидел в окне Елену — в чёрном платье, с прямой спиной и пустыми глазами. Она скрестила руки на груди и молча смотрела мне вслед, как статуя.

Вокруг повозки я увидел дюжину солдат. Вооружены неплохо, но по-разному: у кого-то копьё, у кого-то сабля, у кого-то и вовсе топор. Но броня была крепкой — где-то кожаной, где-то даже кольчужной.

Но больше всех выделялся молодой белобрысый парень лет двадцати пяти. Чем он выделялся? Я чувствовал от него сияющую и даже немного слепящую жёлтую ауру. Каждая аура сосредоточена в первую очередь на боевых качествах и личной силе, и цвет давал мне примерное представление о его характере и личности. Жёлтый значил, что этот парень был невероятно быстр, ловок и внимателен.

Впрочем, тот факт, что я мог понять цвет его ауры, означал одно — он не был особенно силен.

Внимательный, изучающий взгляд серых глаз Подмастерья встретил меня перед тем, как за спиной раздался окрик:

— Полезай давай!

Я лишь усмехнулся и шагнул к повозке, даже не обернувшись назад. Емельян грубо поддел меня под локоть, помогая или, скорее, заставляя залезть внутрь. От дружелюбия не осталось и следа. Дверца с лязгом захлопнулась, и послышался лязг ключей.

Мне пришлось наклониться, чтобы не удариться головой. Внутри пахло сырым деревом, соломой и потом. Свет проникал внутрь сквозь решётки в двери. Они были расположены невысоко, так что я вполне мог смотреть на небо даже со скамьи.

Удивительно, но внутри я был не один. В углу, на противоположной скамье, прислонившись к сырому дереву, сидел другой пленник — ссутулившийся мужчина с длинными спутанными волосами, скрывающими лицо. Вместо одежды на нём был мешковатый балахон, простые штаны и солдатские сапоги. На нём не было ни цепей, ни наручников. Он не шевелился и, казалось, даже не дышал.

— Хотя бы скамейки две, — негромко проговорил я, улыбнувшись.

Повозка дёрнулась и со скрипом тронулась в путь. Я же сел и прислонился к деревянной стенке, чувствуя, как каждая кочка отдаётся болью в моих ноющих костях.

Лошади ржали, люди обменивались короткими фразами. Вскоре усадьба, а вместе с ней и прошлая жизнь исчезли за поворотом. Зачарованные лошади несли конвой вперёд, колеса жалобно скрипели, повозку трясло. Через некоторое время деревья за окнами начали редеть, и я увидел вдали горы. Тёмно-синие, зубчатые, как огромные заснеженные бастионы, от которых захватывало дух.

— Ты их как будто в первый раз видишь, — раздался снаружи голос белобрысого Подмастерья. На этот раз в нём не было никакой иронии.

Он ответственно скакал рядом, постоянно поглядывая на меня снаружи.

— Может быть, и в первый, — спокойно ответил я.

Мы ехали довольно долго. За решетками уже начало темнеть. Спина совсем разболелась, да и в животе заурчало. Из разговоров всадников я смог понять, что Подмастерье после этой поездки собирался в какой-то Орден. И сам он был был «орденским».

Меня немного озадачила фраза «орденский ратник». Орден — это всегда подчинение. В моё время, пусть уже довольно далёкое, все ратники были вольными. Свободные воины, главы родов и офицеры. Похоже, что мир вокруг менялся, и ратники менялись вместе с ним.

Я закрыл глаза, пытаясь снова ощутить чёрные искры. Получалось плохо, но меня это не останавливало. В какой-то момент я практически нащупал то самое нужное ощущение, и в этот миг меня отвлёк голос белобрысого Подмастерья, отдававшего приказы конвою.

Его жёлтая аура засветилась даже сквозь стену как назойливое жужжание. Я выругался и чуть не сплюнул на солому.

Второй пленник за всё время пути даже не шелохнулся.

— Стоять! — вырвалось у кого-то впереди.

Повозка резко дёрнулась, лошади заржали. Я поднялся к окну с решётками, чтобы осмотретья получше.

— Не высовывайся, — пробормотал знакомый молодой голос белобрысого Подмастерья. — Сиди тихо.

Я на миг отпрянул, а когда топот копыт удалился, снова приник к щели. Разглядеть ничего толком не получалось — я видел лишь небо, холмы да деревья.

И то, как по дороге из леса на конвой выскочила дюжина вооружённых людей в разношёрстной одежде.

— Засада! — раздался пронзительный голос Подмастерья. — К оружию!

— Разбойники! — тут же выкрикнул один из конвоиров.

Но я видел другую картину: движения всадников были слишком слаженными, а вооружение слишком хорошим для обычного сброда. Они были вооружены так же, как и мои сопровождающие, и больше походили на наёмников.

За считанные мгновения нападающие преодолели отделявшее нас расстояние. Всадники столкнулись с конвоирами, сталь ударила о сталь и завязалась схватка. Жёлтая аура Подмастерья металась между врагами, оставляя за собой лишь сбитых с ног, поверженных воинов. Конвоиры, воодушевлённые его примером, дрались отчаянно. Я слышал воодушевлённые крики. Казалось, что они справляются.

У нашей повозки остался лишь один стражник — молодой парень с бледным от страха лицом. Он сжимал клинок так, что костяшки его пальцев побелели. Он дрожал, и небольшая связка ключей на его поясе билась о доспех. Она-то мне и была нужна.

— Эй! — крикнул я ему, ударив цепью по решётке. — Открой, или мы все тут сдохнем!

Страх сковал его сильнее цепей. Он лишь покачал головой, не в силах оторвать взгляд от бойни.

— У меня… у меня приказ… — пробормотал он, успокаивая то ли меня то ли самого себя.

Звон металла не прекращался. Бой сместился в сторону, и теперь я не мог видеть почти ничего. Лошади взволнованно заржали.

— Открой! — крикнул я ещё раз. — Я помогу!

Молодой стражник лишь тяжело сглотнул и судорожно затряс головой. И в этот момент мир вспыхнул багровым светом. Меня ослепило. Сгустки маны, слитые в шар чистой, необузданной энергии, с оглушительным рёвом врезались прямо туда, где шёл бой. Взрыв разбросал конвойных как щепки. Жёлтая аура погасла, как задутая свеча.

— Мамочки, — успел прошептать молодой стражник, прежде чем ударная волна докатилась до повозки.

Его отбросило назад. Он с глухим стуком ударился спиной о дверь, заставив всю повозку содрогнуться, и безвольно осел на землю.

В воздухе висел запах крови. Треск магического пламени прерывался лишь стонами раненых и короткими вскриками. Заклинание, прилетевшее откуда-то из леса, изменило ход боя. Желтая аура вспыхнула вновь, но уже не горела, а скорее тлела. Сопротивление было лишь временным.

Я же заметил два холодных, мерцающих маной глаза в чаще леса. И смотрели они прямо на повозку.

Наша единственная защита внезапно стала клеткой.

Из угла раздался низкий хриплый голос моего молчаливого соседа:

— Не дёргайся. Снаружи маг. Это верная смерть.

Совет моего молчаливого соседа был разумен, но бездействие было смертью не менее верной. Оставлять свою жизнь на милость неизвестным наёмникам я не собирался. Не для того я получил второй шанс, чтобы так его пролюбить.

Вот только времени на размышления у меня не было. Следующей целью после конвоиров станет повозка.

Я быстро осмотрелся и задержал свой взгляд на стражнике. Он лежал у повозки без движения, но его пальцы судорожно сжимали ключи от этой проклятой клетки.