Безымянные боги

Глава 9

Утром Ждан подскочил ещё до первых петухов, на цыпочках вышел во двор и только покачал головой.

Баня стояла на месте, будто никто не разбирал её по брёвнышку минувшей ночью. Он даже подумал, не приснилось ли ему. Заглянул под крыльцо, обнаружил, что земля по-прежнему взрыхлена там, где прежде покоился череп, сунул руку за пазуху, шапка была на месте, он всё равно достал её и, словно не веря, уставился на грязную красную ткань с меховой оторочкой.

Значит, ничего не приснилось.

Он вернулся в горницу и столкнулся с Сияной, та как-то странно посмотрела на него и пожелала доброго утра.

— А ты ничего не слышала ночью? — ответив, поинтересовался Ждан.

— Ничего, — пожала плечами вдова. — Всю ночь тишина стояла, как на погосте…

— Скажешь тоже.

— Так и было. Обычно хоть кошачьи крики слышно, да петухи дурные орут, а тут… Я даже проснулась посреди ночи, да потом снова заснула, да так крепко.

Ждан только хмыкнул. Перестарались, выходит, домовики.

— А ты сегодня надолго уходишь? — спросила Сияна, когда Ждан уже почти прикончил привычную миску каши.

— Скорее всего, до вечера, — ответил он. — С отроками возни много, а ещё сегодня же обоз приходит с товарами. Может, купить чего?

— Соли совсем мало и иголок бы раздобыть для вышивки. Тут не достать, из столицы всё, что привозят, бабы расхватают.

— Спрошу, — кивнул Ждан, прикинув, что остатка жалования должно хватить, и на то и на другое.

Шапку-невидимку он спрятал в тайнике, где кроме неё, устроились кое-какие деньги, отложенные на всякий случай и старый, позеленевший уже от времени обруч, оставшийся ещё с детства. Вещица, конечно, бесполезная, но памятная ещё из дома. Из настоящего дома…

Обоз как раз должен был прийти рано поутру, но когда Ждан приблизился к торгу, то ничего похожего на торговое оживление не увидел.

Торг гудел, будто встревоженный улей.

— Что стряслось? — спросил Ждан, подойдя к пузатому кожевеннику.

— Гонец с утра прискакал от разбойного приказа, — отозвался тот. — Весь столичный обоз в дне пути отсюда отравили.

Ждан почувствовал, как земля уходит из-под ног.

— Кто же это посмел? — бездумно спросил он.

— А я почём знаю? — огрызнулся кожевенник. — Всех порешили, никто не выжил.

«Не будет Сияне соли, и иголок не будет, — отчего-то подумал Ждан. — А мне теперь помощи ждать неоткуда…».

До этого момента, он даже не понимал, как сильно ждал человека от Твёрда, чтобы поскорее скинуть навалившийся на плечи груз. Пусть ничего особо ценного разузнать не удалось, но он старался и чуть головой не поплатился за любопытство, а теперь… Теперь это самой головы ему наверняка не сносить.

«Ну, это мы ещё посмотрим», — зло подумал Ждан и решительно зашагал к гридням.

***

Ещё пока шёл, по слободе заметил, что стражи прибавилось, а стоило только построиться, как всех десятников вызвал к себе Военег и хмуро глядя снизу вверх прорычал:

— Про обоз все слышали?

Десятники нестройно отозвались, большей частью положительно.

— Так, вот вам ещё новость, — зло сверкая глазами, продолжил сотник. — Сегодня ночью кто-то отравил дочь князя-воеводы. Думают, что те же, кто обозников порешил.

— Это как же так? — спросил кто-то.

— А так. Расправились с обозом день назад. А потом тишком в крепость пробрались.

— А дозоры как же? — спросил Ждан и тут же прикусил язык.

— Значит, прощёлкали дозоры, — прорычал Военег. — Вам задача: вместе с десятками обходите каждый закоулок в детинце и посаде. Кто куда пойдёт, я сейчас укажу. Вопросы?

Вопросов не было, но у Ждана в груди собрался очень нехороший холодный комок.

Как-то не вязалось это всё.

Одно дело, на дороге обоз подстеречь. Колодец отравить или в еду яду подсыпать, но на княжну покуситься… Что-то не вяжется, как ни старайся, эту мысль подальше отогнать.

Пока думал, подошла его очередь получать указания. Выслушал пояснения, кивнул и побежал исполнять.

Отроки новому делу обрадовались. Ещё бы, посад обходить, это тебе не с мешком на спине бегать и не камни поднимать. Сразу себя героями почувствовали, правда к полудню больше напоминали не великих воинов, а то ли бандитов с большой дороги, то ли кучку поднятых тёмным чародеем мертвяков — таскались по посаду, еле переставляя ноги, распахнув до пупа выданные тегиляи и сдвинув бумажные шапки далеко на затылок. Конечно же, никого они не обнаружили, но, когда их сменяли, отроки выглядели так, будто отразили целую орду нечисти.

Ждану неожиданный дозор подарил возможность хоть немного подумать о том, что делать дальше, и чем больше думал, тем больше мрачнел. Конечно, никто не спрашивал у него желания, но волхв мог бы и предупредить о том, от чего беречься, а теперь что? Может быть, отравление обоза — это просто совпадение? А отравление княжеской дочери? Но зачем кому-то её травить? Вот, тоже вопрос. Если бы кто-то хотел на князя-воеводу надавить, умыкнули бы девицу, да выкуп попросили или заставили бы плясать под свою дудку. Ради дитятка родного ещё и не на то пойдёшь. Нее-е-т! Тут что-то совсем другое, а что понять не получается, как ни старайся, будто бредёшь в тумане и не можешь в пяти шагах ничего разглядеть.

Кроме всего прочего, после убийства Томицы, он так и не продвинулся в поисках ни на шаг. С бывшими товарищами поговорить случая не выдалось, но он твёрдо решил в ближайшее время заняться этим, даже повод придумал — узнать не было ли у убитого товарища ни с кем спора или размолвки. Жужка, которая поначалу исправно следила за Акимом, куда-то запропастилась, а больше доверить слежку было некому, не самому же следить. Уж его-то не то-то среди бела дня, и в темноте видно. Никакая подготовка не поможет, тут тебе не горы, среди домов не схоронишься.

На последней мысли Ждан чуть было не подпрыгнул и не заорал от радости. Вот же олух! Как не додумался-то сразу? Шапка баенникова! Надень её, и никто не разглядит, хоть вплотную подходи. Может и получится разведать, что в доме у Акима творится? Но сначала нужно навестить Лана и Пятого.

В гридню десяток практически заполз. Отроки, разевая рот будто рыбы, повалились на лавки, не в силах стянуть зброю и удержать в руках казавшиеся пудовыми бердыши. Но долго разлёживаться Ждан им не позволил. Заставил подняться, отрядил Мокшу и ещё одного отрока, Гостяту, собрать пропитанные насквозь потом тегиляи и развесить сушиться, строго наказав, что если с доспехом что случиться, то шкуру сдерут сначала с него, а потом он спустит её с каждого отрока. Оружие так и вовсе под его присмотром потащили сдавать в оружейную, под замок.

Сказать по правде, от этих хозяйственных дел Ждан вымотался больше, нежели за всё время дозора, и когда пришла пора шагать домой, чувствовал себя окончательно вымотанным, зато не забыл купить на уже пустеющем торгу здоровенную чёрную курицу, такую злющую, что крестьянка, засовывала птицу в мешок, натянув на руку толстенную рукавицу, и не зря — курица даже в мешке не успокоилась: билась, яростно клокотала, пыталась клюнуть даже через мешковину. Ждан в ответ тряхнул мешок посильнее, курица сдавленно скрипнула и больше воевать не пробовала.

Дома он закинул мешок подальше, чтобы не дай боги Сияна не заметила, и пошёл в избу, желая только одного — рухнуть на лавку и не просыпаться дня три. Но судьба распорядилась иначе. Переступив порог, Ждан замер, довольно глупо хлопая ресницами, будто телок перед телегой.

Такого количества яств он не видел, даже когда попал за стол к князю-воеводе. Трудно было вообще вообразить, как за один день можно было столько наварить, напечь, нажарить, натомить и чего там ещё делают со снедью? Удивительно, что ножки у стола ещё не подломились — Сияна умудрилась запечь даже молочного поросёнка, а уж рыбы было никак не меньше пяти сортов, а ещё блины, расстегаи, пироги, ватрушки, кисели, каши, щедро сдобренные маслом и подливой. Соленья возвышались над столом словно горы, а в печи ещё что-то скворчало.

— Ты, чего это удумала, сестрица? — выдавил, наконец, Ждан. — Решила очередного жениха накормить до смерти?

— Скажешь тоже, — фыркнула Сияна, орудуя ухватом в раскалённых недрах печи. — Для тебя расстаралась.

Ждан почувствовал, как колени предательски подгибаются, а по спине пробежал холодный ручеёк. Если вдовушка так расстаралась, значит, случилось что-то действительно плохое. Нет, кормила она его, пожалуй, лучше, чем некоторые жёны мужей потчуют, на праздники старалась так, будто десятерых желала накормить, но, чтобы так, посреди обычного дня. Может, обокрали их или мор начался?

— Это чем же я заслужил такие почести? — севшим голосом поинтересовался он.

— А ты, что медведь ярмарочный, чтобы лакомства заслуживать? — рассмеялась Сияна. — Сам же говорил, что придёшь усталый, что беготни много, вот я и решила… Не любо тебе?

— Да, как же такое не любо? — сконфуженно пробормотал Ждан. — Благодарствую…

— А коли так, ступай, баня уже натоплена, — строго уперев руки в бока, заявила вдова.

Это заявление окончательно добило Ждана. Он не помнил ни одного случая, чтобы Сияна топила для него баню.

— Ты это… — промямлил он. — Если в прошлый раз обиделась на меня за то, что дрова не хотел колоть…

— А ну-ка, топай в баню, — не на шутку рассердилась девушка, и Ждан позорно сбежал, прихватив стопку чистого белья.

Баня, не в пример прошлым разам оказалась натоплена отлично — парная так и пылала жаром, бадья оказалась до краёв наполнена ледяной водой. Ждану поначалу стало слегка совестно, что не сам натаскал, но потом он припомнил состояние бани прошлой ночью и только вздохнул.

Когда уже разделся и хотел войти в парную, в углу что-то зашуршало, вылез хмурый и зло баенник в каком-то дырявом рубище и уперев в Ждана злой взгляд прошипел:

— Смотри у меня! Хозяюшку пожалел, а ты, коли курицу не закопаешь под порог, обварю!

— Закопаю, — успокоил его Ждан. — Приготовил уже. Дай только ночи дождаться.

Баенник отчего-то развеселился, захихикал мерзко, но напоследок сказал только:

— Воды мне грязной оставь и веник растрёпанный. Мыться буду. Давно не мылся.

Ждан только кивнул в ответ, но дух уже растворился в тени.

Попарился он отлично, не в пример прошлым попыткам. Шутка ли, думал у него с руками что-то не то, а оказывается, совсем не в нём дело было. Как бы там не сложилось, пар в этот раз был просто отличным, Ждан выбрался из бани словно заново родившимся и побрёл обратно в избу к накрытому столу.

Сияна оказывается ждала его, не садилась сама, а как пришёл, выдала такую гору угощений, что чуть не лопнул, хотя поначалу был голоден как медведь. Сияна всё это время смотрел ан него, подперев щёку ладонью, и не притронулась ни к чему.

— Ты чего сама не ешь? Отравить решила? — невпопад брякнул Ждан, спохватился, решив, что теперь уж точно нарвётся на тычок под рёбра, но Сияна в ответ только рассмеялась.

— Тогда уж, приворот-травой опоить, — чуть покраснев, ответила она.

— Это в каком смысле? — от удивления Ждан даже ложку забыл до рта донести.

Сияна молча поднялась из-за стола, шагнула к нему и поцеловала прямо в губы. Ждан хотел оттолкнуть её и поинтересоваться, всё ли у неё в порядке с головой, но почему-то вместо этого сграбастал в объятия, чувствуя под тонкой тканью тёплое гибкое девичье тело. А потом вообще стало не до объяснений.

Когда всё закончилось, Ждан хотел было спросить, что на Сияну нашло, но вовремя спохватился. Подумал, что совсем уж глупостью будет допытываться сейчас, что такое стряслось. Единственное, что неприятно царапнуло по совести, так это то, что целая толпа домашних духов сейчас наблюдает, слушает и, наверняка делится мнениями о происходящем, но скоро Сияна снова прижалась к нему тёплым боком, и он как-то сразу позабыл о обо всём.

— Ты прости меня, Жданушка, — прошептала Сияна, когда они лежали обессиленные в тусклом свете столпа.

— За что? — удивился он.

— Накинулась на тебя, будто волчица…

— Переживу, — рассмеялся Ждан. — Чудно только, что на тебя нашло…

— А тебе не понравилось? — она подняла голову с его груди и посмотрела в глаза.

— Раньше, просто, я тебя за сестрицу считал, — покачал головой Ждан.

— Так и было, — вздохнула вдова. — Поверишь ли, раньше только взгляну на мужчину — сердце холодом обдаёт, будто индевеет. На тебя смотрела — злость в душе гасила, сама себе напоминала, что ты мне зла не делал, а тем, кто кроме тебя приходил, так вообще бы голову оторвала, да на кольях бы развесила…

— А теперь как же?

— Вчера утром проснулась — будто камень ледяной с души упал, а тебя увидела, чуть ноги от желания не подкосились. Хорошо, что ты прочь ушёл, я хоть немного отдышалась. Сама не пойму, что это. Не было ничего такого с тех пор, как Искрен пропал, а я…

Она всхлипнула, уткнулась в грудь Ждану, и он почувствовал, как по коже побежали ручейки слёз. Не зная, как реагировать, он просто гладил мягкие волосы, плечи, спину, на этот раз без всякой страсти, а просто желая успокоить и защитить. Похоже, ничего больше и не требовалось потому, что скоро Сияна перестала всхлипывать и задышала ровно и глубоко, уснув, будто ребёнок.

***

Приятные неожиданности, конечно, на то и приятные, чтобы радоваться, но забывать о данном слове тоже нехорошо. Так что Ждан аккуратно переложил спящую Сияну на бок,на цыпочках прокрался во двор, достал из сарая заступ, мешок с притихшей курицей и пошёл делать подношение баеннику. Копать утоптанную землю оказалось нелегко, но он справился, затем достал из мешка сонную курицу, резко скрутил птичью шею и уложил обмякшую тушку на дно ямы.

— Прими подношение, за доброту, да за помощь твою, — с поклоном произнёс Ждан и взялся забрасывать яму землёй.

Конечно, баенник не то что не добрый, а злющий, будто тысяча упырей, но полагается с почтением, да и не кривил десятник душой, когда благодарил за помощь, тяжело бы пришлось без неё.

Дверь бани тихонько скрипнула, и из-за неё выглянула сердитая физиономия с растрёпанной бородой. Баенник бросил взгляд на курицу, одобрительно кивнул и произнёс:

— За подношение благодарствую, а если хозяюшку обидишь, обварю!

Ждан от такого одобрения застыл будто столб соляной, а баенник хлопнув дверью, снова скрылся в темноте.

Когда закончил засыпать яму, утрамбовывать, разметать землю, чтобы не так заметно было, было уже далеко за полночь. Сложил заступ с мешком в сарае и собрался было спать, но не тут-то было.

В сенях его уже дожидался Бородыня и вид у домового был крайне встревоженный.

— Беда, Ждан Всеславич, — отводя взгляд, пробормотал он, комкая в руках какую-то тряпку.

— Что ещё произошло? — прошептал Ждан, опускаясь на лавку.

— Ведьма-то не померла! — выпалил домовой и от избытка чувств даже за голову схватился. — Не померла, гадина! Тряхануло её знатно, да не добило… Теперь она силы набирается, а как наберётся, тут и конец нам всем… Нас же и искать не надо…

— А разве она колдовать сможет? — удивился Ждан? — Мы же ей хвост прищемили.

— Скажешь тоже, хвост, — только отмахнулся домовик. — Силы лишили… да ненадолго.

— И что делать теперь?

— Искать, — хмуро откликнулся Бородыня. — Бабу хворую или девку… Так, чтобы неожиданно захворала.

Ждан хотел что-то ответить, но тут его будто молнией ударило, даже во рту пересохло от неожиданной догадки.

— Погоди, Бородыня, — перебил он домового, окторый снова было начал причитать. — Хворая, говоришь?

Домовой только кивнул и тоскливо посмотрел на десятника.

— У князя-воеводы неожиданно дочь заболела, — произнёс Ждан. — Решили, что отравили её, но душегубов так и не нашли.

— Да, ты что?! — домовик даже подпрыгнул на месте. — А какова она из себя?

Ждан по памяти описал, а когда сказал про родинку на щеке, глаза у Бородыни стали как две плошки.

— Она, стервь, — прошептал домовой. — Она, змея поганая…

Ждану от этих слов стало совсем нехорошо. Он вообще надеялся, что ведьма — это какая-то деревенская девка, которая от своей же чёрной ворожбы помрёт тихонько и дело с концом, а тут княжья дочь.

— И что теперь делать? — спросил он тупо.

— Как что? — удивился домовой. — Удавить гадину и все дела!

— Ты, Бородыня, соображаешь, что городишь? — дрогнувшим голосом спросил Ждан. — Это же не чернавка какая-нибудь, дочь княжья!

— Это ты не понимаешь, Ждан Всеславич! — взвился домовик. — Настоящую княжью дочь давно уже вороны растащили по косточкам, а ведьма под её личиной, да в воеводском тереме, будто паучиха обосновалась и жирует. Сейчас мы её пришибли, да она отойдёт, отъестся и тогда никому уже не спустит и ошибок не повторит. Хорошо, если нас только пришибёт, а ежели весь посад уморит?

— Ладно – ладно, — нехотя произнёс Ждан. — Прикажешь сейчас бежать её давить?

— Приказывать я тебе не могу, — сразу пошёл на попятный домовик, — но если можешь, то беги хоть сейчас и души гадину, пока дёргаться не перестанет. А дёргаться она будет долго, уж больно живучи они… да ещё сулить начнёт всякое. Не верь ни в коем случае! Обманет да изведёт сразу же, как случай подвернётся.

— Череп козлиный, мне тоже сулил всякое, — откликнулся Ждан. — Да я не поверил.

— И правильно сделал, — похвалил Бородыня. — Кто знает, как она этот самый череп заклинала? Может, как исполнилось бы желание, так сразу и смерть нагрянула, а после смерти тебя к ведьме в услужение на веки вечные. Бывает и такое.

Ждана от такой мысли даже передёрнуло.

— Ладно, — сказал он. — Сегодня никуда не пойду. Надо загодя посмотреть, как в терем пробраться, одной невидимости там мало. Завтра ночью пойду. Не оправится ведьма за день?

— Может, и не успеет, — неуверенно протянул Бородыня. — Да, делать нечего — прав ты. Тебе же попадаться никак нельзя. Пока её не удавишь — морок всем глаза застит.

— Тогда я спать пойду, — зевнул Ждан. — Как в сказках бают — утро вечера всяко мудренее будет.

— Так-то оно так… — пробормотал Бородыня и смущённо шаркнул сапожком по полу.

— Что ещё? — насторожился Ждан.

— Ты это... Ждан Всеславич, — домовик запнулся на мгновение, но продолжил. — Хозяюшку уж не обижай, она лиха хлебнула, горюшком закусила уж…

— Да вы что сговорились? — разозлился Ждан. — Я теперь вас спрашивать обо всём должен.

— Да что ты, — замахал руками домовой. — Не требую. Прошу.

— Ладно, — немного остыл Ждан. — Не беспокойся ни о чём, Бородыня Твердихлебович. И другим скажи, чтобы успокоились.

Домовой только поклонился в ответ и скрылся в темноте, а Ждан пошёл досыпать, с тоской подумав, что, если придётся пробегать ещё пару ночей, он начнёт просто засыпать на ходу.

***

Утром, когда проснулся, Сияна уже встала и хлопотала по хозяйству. Увидев его, как-то совсем непривычно улыбнулась и начала накрывать на стол, не проронив ни слова. Ждан и сам никак не мог сообразить, что говорить в таком случае, поэтому счёл за лучшее просто молча жевать кашу, и помалкивать.

— Надолго сегодня или к обеду ждать? — спросила Сияна.

Ждан отрицательно мотнул головой и, прожевав, ответил:

— Сегодня в ночной караул десяток определили. Татей, что княжну отравили, так и не словили, вот и будем слоняться всю ночь по посаду, собак гонять.

Конечно, ни в какой караул его не направляли, но он же не мог сказать: «Сегодня ночью, пойду сворачивать шею княжеской дочке, которая извела твоего мужа, сына и на дом напустила нечисть». Неизвестно чем такие речи обернутся. И ладно, если вдова его решит избить, но она же вполне сама может побежать ведьму душить. С неё станется.

Показалось, что взгляд Сияны чуть погрустнел, но в остальном вида не подала, только кивнула коротко и пошла дальше хлопотать по дому. Вот и ладно, лишь бы глупостей не творила в ближайшие дни.

Шапку он забрал из тайника заранее, ещё прихватил кинжал и большой кусок серой ткани — лицо замотать. Невидимость невидимостью, но если его узнают… Правда рост всё равно выдаст, но чуди в крепости уже никак не меньше сотни только воев, а ещё отроки. Если искать начнут, время утечь у него будет, лишь бы сразу в лицо не узнали. От этих мыслей сделалось так мерзко, будто в нужник с головой макнули, но, похоже, поиск изменника - дело грязное и вряд ли кто-то его поблагодарит за содеянное. Тут бы живым остаться.

Посад со вчерашнего дня опустел, выглядел как-то настороженно, будто зверь, почуявший неосторожного охотника. На торгу никого не было, и большинство мастерских оказалось закрыто, зато караулов Ждан встретил целых три. Большей частью, конечно, юнцы, чуть постарше его воспитанников, но всё же при оружии и доспехе, тоже настороженные и серьёзные. Его не тронули потому, что сразу разглядели бляху десятника, да и некоторые в лицо знали, а вот остальных прохожих обязательно останавливали и допрашивали.

Не доходя пару кварталов до расположения сотни, он краем уха уловил, как едва слышно зашуршали кусты на правой обочине. Не раздумывая, рванулся в сторону, разворачиваясь и одновременно выхватывая кинжал и… только выдохнул, облегчённо опуская оружие.

— Здравствуй, Ждан Всеславич, — сказала Жужка и, присев, остервенело заскребла лапой за ухом. — Видать, не меня ждал или чем-то я тебе не угодила?

— И тебе не хворать, — отозвался Ждан. — Твоя правда — думал, снова подстерегли.

— И правильно думал, — отозвалась собака. — Отойдём-ка подальше, а то увидит кто.

Она мигом исчезла в пыльных кустах, и Ждану пришлось идти следом, продираться через ветки и пожухший бурьян, пока не вышел к пустырю у речного обрыва.

— Ну, куда ты пропала? — спросил он. — Я уж решил, поймали тебя.

— Так, почитай, и было, — согласилась собака. — Слишком близко подобралась я к этому твоему тиуну.

— Близко? Это как?

— Так, в дом залезла, — спокойно сообщила собака и принялась выгрызать блох со спины.

— В дом? — у Ждана чуть ноги не подкосились. — Что тебе в доме понадобилось?

— Ты погоди ругаться, Ждан Всеславич, — Жужка оторвалась от охоты на блох, и в упор посмотрела на десятника. — Если полезла, значит, надо было. Так, тебе рассказывать или разоряться будешь тут?

— Рассказывай уже, — Ждан опустился на землю, подложив заплечную суму, чтобы не зазеленить штаны.

— А и расскажу. На дворе у того тиуна странные дела творятся. Тын высокий, и никто ничего не замечает, а я по запаху поняла, что дело неладно.

— Не тяни.

— Я и не тяну. Сторожа у него лютые, конечно, да я сговорилась с обоими, так что, пока караулила, никто на меня даже не пискнул. У него там дыра в тыне — столб подгнил да покосился, чуть подкопала и вот тебе врата царские. Потом в бурьяне на задворках схоронилась, да по ночам шныряла – вынюхивала.

— Что вынюхала-то?

— А то! Сначала насторожило меня, что слишком много снеди варят на подворье. Сам-то тиун, хоть и жирный, да столько не сожрёт, ну и жена у него тоже не такой уж едок, а уж про сына-малолетку так и говорить нечего. Из дворни у него кухарка, девка дворовая да старик-конюх.

— А ты что же считать умеешь?

— Уметь-не умею, а глаза ещё не растеряла. Котёл варят, как на целую свору, а едоков мало и нет у них ни свиней, ни другой скотины, чтобы скормить остатки.

— Ну и что? Ну, жирует дядька Аким. Не горбом же собственным на хлеб зарабатывает.

— А то, что остатки от пищи никто не выплёскивает! — оскалилась Жужка. — Котёл мыть всегда пустым таскали.

— И что?

— А то, что кто-то всё до дна съедает.

— И большой котёл?

— Можно троих таких, как я сварить в нём, — отозвалась Жужка.

— Думаешь, кто-то у тиуна прячется?

— Так и есть. Причём так хорошо прячется, что учуять его не получается.

— Ладно, — задумчиво протянул Ждан. — Спасибо. Ты больше туда не суйся. Хорошо, конечно, что тебя сторожа за свою приняли, но рисковать не будем. Больше ничего не нашла?

— Шапку стянула, — гордо подбоченилась Жужка. — Девка одежду от пыли чистила, да куда-то отошла, вот я и стянула. Вдруг пригодится?

Она метнулась к кусту орешника и вернулась, держа в зубах синюю с меховой оторочкой шапку.

— Самого тиуна, — сказала она, разжав зубы.

Ждан задумчиво повертел шапку в руках. В голове сам собой созрел план. Конечно, в народе говорят, что двух зайцев одной стрелой не убить, но это смотря, как подойти.

— Возвращайся, пока, в свой старый дом, — велел он Жужке и уточнил: — Голодная?

— Нет, — мотнула головой собака. — На подворье у тиуна отъелась, но ты всё равно еды принеси. Пригодится.

Ждан только кивнул и двинулся к десятку.