Безымянные боги

Глава 14

По рассветным улицам от гавани брели двое бродяг, коих теперь пруд пруди в нижнем городе Богорада. Выглядели они отвратительно: полуголые, босые, покрытые язвами и синяками от постоянных драк и стычек со стражей. Разве что грязи на них было не так уж много, но тут нет ничего удивительного: если, живя в двух шагах от моря, ты превращаешься в немытую свинью, значит, ты совсем уж пропащий человек. Один был, похоже, совсем пьян и повис на своём пожилом товарище, который сам едва переставлял ноги от старости.

Никто их не трогал и не пытался остановить, грабить подобную шваль бессмысленно — кроме рванья и куска заплесневелого хлеба в их карманах ничего не найдёшь, зато если загнать в угол, они могут здорово огрызнуться.

Двое нищих без всяких проблем прошли через рыбацкие кварталы, провонявшие гнилой требухой и нечистотами, через только-только просыпающийся базар, ещё сонный, не бушующий, лишь слегка рокочущий. Проходя мимо прилавка зеленщика, один из бродяг умудрился стащить пару яблок и предложил ворованное товарищу. Тот не отказался.

От базара они свернули на юг и побрели к окраинам. Тоже, в общем-то, ничего удивительного. Нижний город давно поделён между «ночными дворами» — воры и грабители ревностно следят, чтобы никто без спроса не промышлял на их территории. Так что те, кто не желает делиться с местными татями, устраиваются вне пределов их владений — за городской стеной, там хоть и меньше возможностей разжиться чем-нибудь, но не приходится платить за каждый шаг.

Ворота из города оказались открыты, никто бродяг не остановил, они проскользнули мимо лениво развалившихся стражников и пристроились в тени стены, видно совсем обессилев. Десятник дозора проводил побирушек хмурым взглядом и брезгливо сплюнув, пробормотал:

— Развели тут псоватых[1]…

— И не говори, старшой, — откликнулся сидевший рядом с ним стражник. — И чего их государь приваживает? Раньше гнали таких взашей.

— Говорят, они милость богов чуют, — отозвался десятник. — Только я думаю, что кроме воровства да другой пакости, ничего от них не дождёшься.

— Это точно, — согласился стражник. — А чего это ворота в Верхний город закрыли, а у нас всё тихо?

— Потому что лиходеи из Верхнего города не выбрались, — пояснил десятник. — Там целая шайка лиходеев была, и государя пытались убить, и бояр. Говорят, самого воеводу Радислава порешили.

— Как так? — разинул рот стражник.

— Варежку захлопни, — рявкнул старшой. — В детинце изменники оказались, вот и оборотили всё, как захотели, насилу их остановили, да не всех успели ночью поймать.

— Это что же будет дальше?

— Что будет — это не наша с тобой забота. Что прикажут, то и делать станем.

Стражники так увлеклись разговором, что не заметили, как бродяги, которые внимательно прислушивались к разговору, переглянулись, молча поднялись и, всё так же покачиваясь, двинулись дальше.

— Слыхал? — спросил Чеслав, когда они отошли достаточно далеко. — Оказывается, мы не только меня убить хотели, но и Радислава порешили.

— Лиха беда начало, — откликнулся волхв. — Они на нас сейчас всех собак вешать начнут.

— Но ворота в город не закрыли.

— Наверное, думают, что не хватило бы у нас сил морем переправиться. Помнишь, стражники что-то про лодку говорили? То, что мы на вязанке хвороста переплывём, никто пока не сообразил — не по чину нам.

— Кстати, всё забываю спросить, — вскинулся Чеслав. — Что ты с тем пареньком сотворил? Со стражником. Татя в подворотне одним тычком убил, а этого пожалел?

— Ещё чего, — отмахнулся Твёрд. — Убивать его надобности не было. Если бы его порешил, то и остальных двоих пришлось бы, а если бы один убежал или орать начал? Да нас бы повязали ещё до заката. Я на него морок навёл, слабенький. Такой знахарки деревенские на местных лапотников нагоняют, чтобы не шастали где ни попадя. Только это у меня все силы отняло, ты сам видел.

— Пока нас твоя догадливость хранила.

— Нас боги хранят, никак иначе. Сто раз уже могли схватить, саблей или ножом приголубить, но держимся ещё.

— Куда теперь пойдём? — спросил Государь.

— Из города мы выбрались, да в лохмотьях и без денег далеко не уйдёшь.

— В твоём доме наверняка схрон есть.

— Есть, да только думаю, что нас там уже ждут. Не настолько жрецы глупы, чтобы всерьёз думать, что мы до сих пор по Верхнему городу бегаем. Я бы обязательно хоть пару человек в засаду посадил.

— Так значит некуда идти?

— Есть-есть. Только осторожно надо, там тоже могут быть соглядатаи, а сил на второй морок у меня уже нет.

— Убьём соглядатая или в полон захватим?

— Тогда те, кто за нами идёт, быстро сообразят где мы. Нет, тут надо действовать хитрее…

Они провозились почти до полудня, зато разыскали ещё четверых бродяг, которые за все деньги, отобранные у ночных лиходеев, согласились помочь в непыльной работе, а после получить ещё сверху. Так что к воротам дома Мала пришли уже не двое бродяг, а целых шестеро, один из бродяг — самый крепкий вышел вперёд и замолотил в калитку, набранную из толстых плах. Спустя некоторое время в калитке открылось окошко и совсем неласковый голос рявкнул:

— Чего стучишь, шваль?

— Хозяин, найми нас на работу, — ничуть не смутившись, предложил главный бродяга. — Недорого возьмём — по три медяка на брата. Любую работу справим, хошь — дрова поколоть, хошь — нужник вычерпать или мусор убрать.

— Пошли прочь, рваньё! — ответил слуга.

— Ты погоди ругаться, хозяин, — Твёрд выступил вперёд и посмотрел в упор на привратника. — Не хочешь по три медяка, мы и за два поработаем. Так, братва?

Нищие одобрительно загомонили.

То, что его узнали, Твёрд понял сразу и, давая слуге время опомниться, уточнил:

— Так, что? По рукам?

— Ладно, — придя в себя, быстро ответил холоп. — Дров наколете, да уголь в сарай перетаскаете. По два медяка на брата.

— По рукам, — ухмыльнулся волхв.

— Погодите, только собак привяжу, — велел привратник и закрыл оконце.

— Тебе бы на базаре торговать, батя, — осклабился главный нищий.

— Жизнь прожил, вот и опытный, — пожал плечами Твёрд. — Работу честно сделайте, я договорюсь, вас ещё и накормят.

Услышав подобное, оборванцы воодушевились ещё больше и в калитку вошли, радостно гомоня.

Оказавшись внутри, Твёрд с Чеславом отстали от остальных и хотели было оглядеться, как двери дома распахнулись и навстречу им вылетел донельзя растрёпанный Мал, с посохом наперевес, заметил гостей, побледнел и тут же кинулся к ним.

— Быстрее, проходите внутрь, там поговорим, — скороговоркой выпалил он.

Едва они оказались в доме, Мал уж не стал себя сдерживать: сграбастал Твёрда в объятия так, что чуть кости не затрещали, тут же отпустил и, бухнувшись на колени, пал ниц, перед Чеславом.

— Государь, — произнёс он дрожащим голосом. — Не чаял тебя уже увидеть… Такая честь…

Чеслава такая разительная перемена в поведении волхва, похоже, застала врасплох, так что он даже растерялся, но лишь на мгновение, после чего произнёс:

— Встань, Мал. Не так много у меня осталось верных слуг, чтобы сейчас чиниться.

Мал вскочил и засуетился, отдавая приказы холопам. Скоро вонючее тряпьё было сброшено, грязь аккуратно отмыта, раны и синяки обработаны мазями и аккуратно забинтованы. Облачённый в хозяйскую одежду Твёрд вышел в горницу, где терпеливо дожидался Мал. Государя ещё не было, видно его раны потребовали более тщательной обработки, зато появилась возможность поговорить с глазу на глаз.

— Как вы выбрались?! — выпалил старый товарищ, едва Твёрд переступил порог горницы.

— Пришлось побегать, — ответил глава Вежи. — Ты не рад, что мы пришли в твой дом?

— Сейчас это уже и неважно, — вздохнул Мал. — только боюсь, ваши горести здесь не закончатся, а мои вот-вот начнутся…

— Что ещё за загадки? Говори, хватит уже извиваться.

— Прошлой ночью убита большая часть членов совета.

— Убийц подослали?

— Почти всем горло разорвали, как зайцам, и всю кровь вылакали.

— А ты как уберёгся?

— Ждал чего-то подобного. Мы с Тихославом и Умиром, с трудом, но сумели отогнать этих… это…

Он запнулся, пытаясь подобрать слово, но Твёрд только отмахнулся, опускаясь на лавку.

— Что с моими людьми? — спросил он, внезапно почувствовав, как навалилась дикая усталость. — Они добрались до тебя?

— Добрались, — кивнул Мал. — Один ранен был, но несильно. Хорошие бойцы.

— Слава богам, — выдохнул волхв. — Так что ты там говорил о горестях?

Ответить мал не успел — в горницу, в сопровождении бледного как мел холопа, вошёл Государь, и оба волхва тут же склонились в глубоком поклоне. Увидев это, Чеслав досадливо поморщился и проворчал:

— Вместо того чтобы спины гнуть, лучше бы накормили-напоили.

Мал, распрямившись, рявкнул:

— Тишка, чего стоишь как столб? Тащите на стол, всё, что есть!

Холоп поклонился и исчез, будто ветром его сдуло, а Чеслав опустился на скамью, рядом с волхвом.

— Как ты, Государь? — осторожно спросил Твёрд.

— Как будто чужой на своей собственной земле.

— Ты прости, Государь, — подал голос Мал, — Но, думаю, лихо только начинается.

— Ты рассказывай, не тяни, — поторопил Чеслав. — Я, пока сюда добирались, много чего увидел.

— Думаю, что оставаться нам в городе нельзя, — выпалил богорадский волхв. — Прошлой ночью меня уже пытались убить…

— Как и нас, — перебил Государь. — Что предлагаешь?

— Надо бежать до наступления темноты. Если сумеем прорваться…

— Никакой тревоги в нижнем городе мы не увидели.

— Тревоги нет, но боярские роды выставили на всех дорогах свои заставы с приказом убивать любого, кто попытается выехать.

— Но вам-то ничего не стоит разметать такую заставу?

— Не сейчас, государь, — вставил слово Твёрд. — Я остался без сил и без посоха, а к изменникам примкнула часть волхвов из совета и наверняка те пятеро жрецов, что были с тобой в подземелье — не единственные.

— Жрецов? — удивлённо вскинул брови Мал.

— Завид решил жрецов Безымянных богов на нашей земле привадить.

— Это ещё кто?

— Не видел в детинце людей в чёрных капюшонах?

—Меня туда уж полгода, как пускать перестали, — покачал головой Мал. — Это они государя погубить задумали?

— Если бы только Государя погубить, — вздохнул Твёрд и, перехватив взгляд Чеслава, пояснил: — Они всю землю нашу погубить задумали, только не своими руками, а государевыми, да только я, похоже, все планы им спутал.

— Погоди, — перебил Мал. — Что значит «спутал»? Если Государь у них в лапах был, то как он мог тебе письмо отправить?

— Мне это тоже интересно, —вставил Чеслав. — Никак Светлые боги помогли.

— Может, и боги, — покачал головой Твёрд. — Я теперь уж не знаю, где божий промысел, а где воля человечья.

— Нет у нас сейчас времени загадки отгадывать, — обрубил Государь. — Если ты, Мал, правду говоришь, то до завтрашнего утра нам дожить не дадут. Надо верхами уходить. Лошади есть?

Мал в ответ молча кивнул и встревоженно посмотрел на Твёрда.

— Слаб ты Государь, не выдержишь день напролёт в седле трястись, — возразил тот.

— А ты предлагаешь мне здесь сидеть, мёд пить и ждать, когда с Сколдуны явятся?!

— Государь прав, — сказал Мал. — Нет у нас выбора. Только, куда бежать?

— На Почай-реку, — Чеслав рубанул ладонью воздух.

— А туда-то зачем? — удивился богорадский волхв.

— Государыню туда сослали и наследников, — опередил Чеслава Твёрд. — Как только поймут, что Государь живым из лап утёк, за них примутся.

— Тогда нам одна дорога — на Почай-реку.

— Не одна, — возразил Твёрд. — Государь туда не поедет.

— Не много ли ты о себе возомнил, волхв? — вскинулся Чеслав. — Царю приказывать вздумал?!

— Приказывать не могу, да только и тащить тебя, Государь, во вражьи лапы не буду.

— Юлишь, волхв.

— Нечего тут юлить, Чеслав Турович. Пока ты, да Государыня в разных сторонах сидите, врагу вас тяжело достать. Пусть и сил у них хватает, да за всем не уследишь. А что будет, если я тебя самолично к Государыне притащу? Врагам останется только дождаться, когда вы в одном месте очутитесь, да прихлопнуть.

— А ты не позволь им!

— Упрямство в тебе говорит, Государь, не разум.

— А если и так?!

— А если так, то зачем мы с тобой из детинца бежали? Может, оно и лучше было нам обоим — остаться да Пустоте служить?

— Что городишь, волхв? На плаху захотел с такими речами?

— На плаху тех нужно вести, кто тебе сладкие песни пел, да сластями медовыми угощал. А я больше словеса плести не буду и в лапы к этой погани попадать тоже. Сам не пойду и тебя не пущу.

— Опомнись, волхв, — с угрозой протянул Чеслав. — По краю ходишь. Я не посмотрю, что ты побратим мой…

— Я клятву дал!

—А я с тебя её взял!

— Прости, Государь, но прав Твёрд — если изменникам сами в руки дадимся, не просто в дураках останемся, всю Светлую землю загубим, — вмешался Мал. — Отец ты нам всем, должны мы тебя слушать, но Великосветье нам всего важнее. Умрёшь ты, и всей земле конец.

— А если меня без вас настигнут?

— Не настигнут, — уже тише проговорил Твёрд. — Убережём тебя, личину наложим. Пусть ищут. А государыню с наследниками развезём в разные стороны. Они сейчас сильнее камней самосветных нашей земле нужны.

— Кто со мной поедет?

— Тихослав с Умиром— ученики Мала. Их тут мало кто знает. Скорее подумают, что ты с нами можешь быть.

— А сами вы куда?

— На меня жрецы сильно злы, — ответил Твёрд. — Будут специально искать, заодно и о тебе захотят всё выпытать. Вот мы их и отвлечём. Придумал уже как.

— Значит, решено, — кивнул Мал. — Мне путь на Почай-реку, Государыню спасать. До заката седлаем лошадей и выезжаем. Только… вам сначала поесть нужно. Прости, Государь, но ты едва на ногах держишься, да и Твёрд не лучше.

С этим никто спорить не стал, тем более что расторопные холопы уже накрыли стол в соседней горнице.

Ели они так, будто не сутки голодали, а целый год. Твёрд даже испугался немного, когда съел в один присест целого жаренного гуся и не почувствовал сытости. Государь тоже не отставал, вгрызаясь в молочного поросёнка, гречневую кашу, пироги с рыбой и грибами, запивая это всё сбитнем. От вина или даже мёда всё-таки решили воздержаться. Наконец, когда голод хоть и не отступил, но немного притупился, волхв отодвинулся от стола, извинился перед Государем и попросил позволения отлучиться. Чеслав в ответ только проурчал что-то нечленораздельное, мрачно жуя жаренного карпа со сметаной.

***

Велимир и Некрас обрадовались ему, будто давно потерянному брату, разве что на шею не кинулись — поклонились уважительно, но лица были такие, что Твёрд решил уточнить:

— Что, похоронили меня уже?

— Не гневись, отче, — распрямившись ответил Велимир. — Просто, пока досюда добрались, такого страха натерпелись.

— Скажешь тоже, «страха», — фыркнул Некрас. — Ну, пришлось поскакать по переулкам, так не впервой.

— Ты язык-то попридержи, — нахмурился старший подручный. — Не перед девками красуешься.

— Оба собачиться перестаньте, — одёрнул их волхв. — А ты Велимир, рассказывай. Как из детинца выбрались? Как в Нижний город сумели пройти?

— Из детинца нас воевода вывел, — снова влез Некрас. — И вывел, и оружие вернул. Крепко слово своё держит…

— Держал, — оборвал младшего подручного Твёрд. — Нет больше Воеводы Радислава. А ты Некрас, ещё раз поперёк моего слова полезешь, будешь в веже полную седмицу коровники чистить. Понял?

— Понял. Прости, отче, — покорно поклонился тот, но волхв знал, что скоро придётся снова его одёргивать.

— Некрас верно сказал — воевода нас из детинца вывел и хотел до самых ворот довести, но тут нас попытались стражники перехватить, — начал рассказывать Велимир. — Радислав и так, будто уголь, раскалённый был, на нас порыкивал, а как стражники ему поперёк что-то сказали, совсем сорвался. Орал так, что чуть стены городские не лопнули. Ну пока они ругались, мы страже глаза отвели, как ты учил, в сторону, через ворота проскользнули и думали прямиком сюда бежать.

— Ага! А там стражи оказалось ещё больше, чем в царских хоромах, — снова влез Некрас, перехватил грозный взгляд товарища и закрыл рот обеими руками, виновато покосившись на волхва.

— Ну и решили мы укрыться до темноты.

История их в чём-то походила на его собственную, только дождаться сумерек они решили не в сарае, а в одном из множества заброшенных домов.

— Крепкий такой дом, — пояснил Велимир. — Мы поначалу боялись, что там мор случился и его под огонь подготовили, но нет. Если болезнь какая случается, первым делом всё известью засыпают, а тут во дворе кроме травы ничего, в доме только пыль, вся утварь на месте. Даже воры не влезли. Подивились мы такому, но не до жиру. Решили на чердаке пересидеть, чтобы заметить, если кто по следу за нами пойдёт. До заката просидели, а чуть смеркаться начало, так дальше идти вздумали. Выбрались, значит, на улицу, а там, не поверишь, отче, будто вымер весь город — ставни все закрыты, ворота на засовы заложены, в окнах ни огонька. Сколько живу, никогда такого не видел. Даже собаки не брешут. Думали мы, что это приказ государев людей по домам разгоняет, да ошиблись. Едва оглядеться успели, распахивается дверь в том самом доме, в котором мы сидели и выбегают оттуда…Шестеро их было, и взрослые, и сопляки совсем. Я, честно сказать, первым делом решил, что упырей кто-то пригрел в стольном граде, да пригляделся — вроде люди, только странные какие-то: башками крутят, воздух носами тянут. Нас, видно, почуяли и бегом через двор, забор одним махом все перескочили тут уж и мы их получше разглядели.

— Ещё бы не разглядеть, — подал голос Некрас. — У них же зубы оказались больше чем у любого волкодлака и слюни чуть ли не до пуза свисали, а ещё этот туман чёрный вокруг башки. Как вспомню, так мураши по всему телу бегут!

Ни Велимир, ни волхв и не подумали одёргивать младшего подручного, Твёрд лишь жестом велел старшему рассказывать дальше.

— Мы сразу сообразили, что даже с саблями против таких не навоюешься, — продолжил тот. — Дали дёру. Они за нами. Рычат будто волки голодные, да ещё и друг другу что-то хрипят, будто переговариваются. Долго петляли по переулкам, оторвались наконец и тут к базарной площади выбежали, помнишь ведь, которую проезжали днём?

Волхв кивнул, а Велимир снова заговорил:

— Мы сначала не поняли, что творится, а когда поняли — уже поздно было. Все нищие, что на площади сидели днём, в такие же образины превратились.

— В волкодлаков? — уточнил Твёрд.

— Да, нет, — поморщился старший подручный. — Они… ни на кого из нечисти не похожи. Я же много чего повидал, но эти… В далёких странах звери живут такие — обезьяны. Огромные такие, зубастые, говорят, они в этих своих южных лесах целое царство обустроили. Враньё, поди. Я этих самых обезьян видел. Зубищи у них и вправду такие, что во рту не помещаются, но ума человечьего и в помине нет. Только и могут, что в прохожих фруктами кидаться, да рожи корчить.

— Да, ты не про обезьян своих окаянных рассказывай, а про страхолюдин, которые, может, сейчас за стенкой ходят! — прикрикнул на товарища Некрас.

— А ты меня не учи, молод ещё! — огрызнулся тот. — Это ты сейчас такой решительный да смелый, а ночью будто кошка пищал, пока убегали!

— Ты себя-то припомни! — взвился младший подручный.

— А ну, осадите оба! — прикрикнул волхв. — Вам что, страх последний ум отбил?

— Прости, отче, — повинился Велимир, — да только жуть нас взяла такая, что никакой мочи не было терпеть.

— Ну, так что дальше-то было? — поторопил Твёрд — И к чему ты мне про обезьян этих рассказывал?

— А то, что похожи стали нищие на этих самых обезьян, лица у них мордами обратились и клыки стали больше волчьих. Даже ходили многие на четвереньках, будто позабыли, как ровно стоять. И опять, будто облако тёмное у каждого над головой крутилось.

— Как же вас не разорвали они, раз их целая площадь набралась?

— Так, хотели, — влез Некрас, — да, до выхода из нижнего города всего два шага оставалось, вот мы снова и кинулись бежать.

— Кинулись, — с издёвкой повторил Велимир. — Кинуться-то мы кинулись, да недолго пробежали — перед воротами городскими ночью ни стражи, ни вообще единого человека, а только образины эти. Сотни их там, а может и тысяча целая… И не рычат, не дерутся. Стоят себе, будто охраняют вход, а базарных увидели, так всполошились — зарычали, захрипели и давай их молотить. Чем-то они им не по нраву пришлись.

— А вы, значит, в ворота прошмыгнули?

— Какой там! Едва успели в проулок свернуть. Через забор перемахнули, а там на нас собака кинулась. Ты помысли только во всём городе ни души, а тут собака на цепи беснуется целая-невредимая. Некраса цапнуть успела за руку, прежде чем он её саблей приголубил.

— Получается, до утра в чужом дворе пересидели. Или вас хозяева пустили в дом?

— Хотели мы в дом постучаться, да не вышло, не успели просто: образины за нами кинулись через забор. Они соображают хорошо, почти как…

— Обезьяны, — вставил Некрас.

—Некоторые здесь сидящие и язык свой подкладывающие, — ответил Велимир.

— Отбились-то вы как?

— А никак. Они собаку дохлую жрать начали, видно от запаха крови одурели сразу. А мы снова бежать кинулись.

— К воротам?

— К стене. К воротам не пробиться уже было. На стену забрались, думали так спустимся. А куда спускаться, если Некрас одноруким стал?

— Нормально бы я спустился, — набычился Некрас.

— Поговори мне ещё, — прикрикнул на него старший товарищ. — Это ж надо позорище — чтобы ратника из крепости пограничной собака за гузно тяпнула!

— Не за гузно, а за руку!

— Да хоть за уд твой дурной! Чуть головы не сложили! Думали, тут нам и конец пришёл, да видно боги ворожили — возле стены дерево разрослось, здоровенный ясень, раскидистый такой. Его бы срубить по уму, да хозяину, что в слободке дом поставил рядом со стеной, а за деревьями не следит, плетей всыпать, но тогда мы его готовы были расцеловать будто родного. Кинулись мы со стены вниз будто оголтелые, прямо в крону древесную.

— А эти ваши страхолюдины неужто за вами не бросились? — не поверил Твёрд.

— А вот тут, отче, самое интересное и начинается. — ответил Некрас. — Мы, когда приземлились, об ветки, конечно, ободрались, мало не расшиблись. Приготовились уже дальше от страхолюдин драпать, трое из них следом за нами сиганули. Одна неудачно приземлилась — шею себе свернула, а две других хоть об ветки зашиблись немного, да невредимыми приземлились, только поднялись они с земли уже не страхолюдинами, а обычными оборванцами, вот такая сказка.

— Как так? — удивился Волхв. — Выходит, почудилось вам со страху?

— Так, да не так, — покачал головой Велимир.

— Ага, — поддержал его Некрас. — Поднимается, значит, этот нищий и говорит: «Вы чего это, мужички, ночью тут ходите? Дело лихое задумали?». А у самого ни клыков, ни облака чёрного над головой! Ну, я ему отвечать не стал, только по сопатке звезданул так, что он обратно на землю рухнул бездыханным, а второй быстро сообразил, что к чему и в темноту кинулся. Мы за ним кинулись следом, да он видно от страха сразу и околел.

— А вы сюда побежали?

— Нет, отче, — покачал головой Велимир. — Мы хоть испугались да решили к воротам вернуться, поглядеть.

— Поглядеть?

— Мы пока по городу бегали, углядели, что дома, да стены крепостные теперь в стольном Богораде не простые стоят, а колдовскими письменами меченные, — пояснил Некрас.

— И что там у ворот вы увидели? — преодолевая накатившую вдруг дурноту, спросил Твёрд.

— А то, что держит образин этих внутри стен неведомая сила, — глядя волхву в глаза, ответил Велимир. — Крепко держит, надёжнее всяких ворот и самих тварей из города не выпускает, и никому войти не даст. Потому и нараспашку всю ночь Нижний город стоит.

— Сучьи вымески! — выругался волхв и, поглядев на замерших подручных, пояснил: — Не вы. Вы, как раз добрую службу сослужили. Молодцы. Письмена не запомнили?

— Как это не запомнили? — засуетился Некрас. — Мы их даже записали. Знали ведь, что пригодится, даже если ты…

Велимир не выдержал — рыкнул и отвесил товарищу сочного пинка.

— Чего несёшь, остолбень[2]?! — рявкнул он.

Некрас видно, и сам понял свой промах, поэтому молча лишь поклонившись, вручил Твёрду свиток с тщательно вычерченными уже знакомыми угловатыми письменами.

— Мы хорошо разглядели, они в темноте зелёным огнём светятся, — пояснил Велимир, а Некрас согласно закивал.

— Не мнитесь вы, будто девки на смотринах, — не отрываясь от свитка, сказал им Твёрд. —Знаю, что не ждали уже. Я и сам думал, что уже не выберемся.

— С кем это, отче? — осторожно спросил Велимир.

— Государя из лап поганых вырвать удалось. Здесь он. Об этом с вами и поговорить хотел, да видите, как вышло.

— Прости, отче.

— Не за что мне вас прощать. Вы и сами ещё не поняли, что увидали. Все мудрецы Богорада проморгали, а вы разглядели. — волхв на мгновение замер, а затем грохнул со всей мочи кулаком по лавке, — Они же, скоты, весь Нижний город прокляли! Волшбой своей поганой будто незримой оградой обнесли и всех жителей на погибель обрекли. И эти, что за вами кинулись, не от страха околели, а оттого, что вместо живы у них в жилах теперь Пустота течёт.

— Как так? — выдавил Велимир.

— А вот так. Быстрее всех скверной бродяги да нищие бездомные пропитались, но вы сами видели, что и в домах уже вместо людей твари. Скоро ничего светлого там вовсе не останется.

— Но мы же Тьмы не чуяли там, — пролепетал Некрас.

— И не почуете. Не Тьме они поклоняются, а хотят всё тут извести, чтобы ни тёмного, ни светлого не осталось.

— А Верхний город? В нём тоже проклятие?

— В Верхнем городе семьи боярские живут. Их в награду за предательство щадят пока, но как только ненужными станут, думаю, и до них очередь дойдёт.

— Что же это делается такое? — опускаясь на лавку, пробормотал Велимир.

— Не время нам, будто простокваша киснуть, — прикрикнул волхв. — Это пока проклятье силу не набрало, оно только ночью действует, а скоро никакой свет его не удержит. Уходить надо, людей предупреждать, да войско собирать, чтобы всю эту пакость выжечь.

— А о чём хотел поговорить с нами, отче? — подал голос Некрас.

— Не здесь. За мной идите.

Они вернулись обратно в дом, и сразу услышали, как Мал зычно командует сборами. Твёрд только хмыкнул и двинулся на голос.

— Переговорили уже? — спросил богорадский волхв, заметив подручных за спиной Твёрда.

— У тебя есть комната, где точно нас никто не подслушает?

— В библиотеку я холопам запрещаю заходить, — озадаченно ответил Мал. — А что?

— Кликни учеников своих и веди в свою библиотеку.

Тихослав оказался высоким не седым ещё и крепким бородачом, больше похожим на охотника или следопыта, чем на волхва-травника. Его ученик, Умир чем-то походил на учителя: такой же жилистый и крепкий, но лицом смуглее, с курчавыми волосами и голубыми глазами уроженца восточного Великосветья. Они учтиво поприветствовали Твёрда, кивнули Велимиру с Некрасом и молча устроились на лавке в углу.

— Так зачем звал? — нетерпеливо поинтересовался Мал. — Всё же решили.

— Государю ни к чему наши разговоры слушать, — покачал головой глава Вежи. — У него своя правда, и смущать его не будем.

— Это чем ещё?

— Помнишь, ты мне давеча рассказывал, что кто-то людей до костяков обгладывает?

— Ещё бы не помнить, — помрачнел Мал. — Я несколько раз в этом пытался разобраться, так эти… в чёрных капюшонах меня едва батогами не забили.

— Ты не разобрался, а молодцы мои прошлой ночью углядели беду.

— Чего тянешь? Говори как есть!

— Кто-то на весь город волшбу навёл, да такую умелую, что не приметить её никак. Ночью только вязь на стенах светится, да только ночью в Нижний город не попадёшь.

— А твоим молодцам не пригрезилось это всё?

— Может, и пригрезилось, — пожал плечами Твёрд, жестом остановив вскинувшегося было Некраса, — только тогда и мен пригрезилось, что под палатами государевыми подземное капище Безымянным богам обустроили, да требы мерзкие приносят, и сам Государь мне пригрезился…

— Ну, будет-будет, — замахал руками Мал. — Никто вас во лжи не обвиняет, просто такие новости не так-то просто принять. Кто же эти письмена начертал на стенах городских?

— А помнишь, ты рассказывал, что не только простых людей объеденными находили?

Мал кивнул и добавил:

— Не меньше троих из Совета ночные твари задрали. По обрывкам одежды их узнали, но всё как-то замяли, будто ничего и не случилось.

— Вот и объяснение.

— Это, выходит, свои же на город проклятье навели?

— Как-то их заставили, ну и позаботились, чтобы никто не узнал о том. Кстати, ты говорил, что тебя убить пытались.

— Прошлой ночью. Но не твари: двое обычных татей и сильный чародей. Если бы не Тихослав с Умиром, я бы нипочём не отбился.

— Думаю, если в домах убитых поискать, то точно письмена найдёшь, а тварей они через стену переправили или прямо здесь в слободе держат.

— А почему смерти только в Нижнем городе, а в слободках тихо?

Твёрд кратко пересказал историю превращения тварей в обычных людей, после выхода за пределы городской стены.

— Значит, просто до слобод ещё руки не дошли, — задумчиво проговорил Мал.

— Надо людей спасать, — подал голос Тихослав. — Если проклятье дальше полезет…

— Обязательно полезет, — кивнул Твёрд.

— Только никого мы спасать не будем, — подал голос Мал. — Боги нам поворожили — Государя позволили спасти. Вот и будем его спасать, такая наша доля.

Умир вскинулся было, но под строгим взглядом учителя ничего говорить не посмел.

— Затем я вас и собрал, — произнёс Твёрд, как только все немного успокоились. — С Государем мы, конечно, план обсудили, на только плох он. Враги наши не дураки, они не хуже нашего понимают, что нельзя Чеслава Туровича из Богорада выпускать, и наверняка догадаются, что мы разделимся.

— И что ты предлагаешь? — хмуро посмотрел на волхва Тихослав. — Силой пробиваться?

— Я без сил остался, после схватки с чёрными жрецами, да ещё и посох пришлось бросить, когда убегали. Так что и не рассчитывать нечего на то, чтобы с боем уходить. Хитростью надо.

— Потравим заставу? — подал голос Велимир.

— Хорошо придумал, да времени на это нет. Заставы обойти надо, да только чую, что погоню за нами всеми пустят.

— А что ты предлагаешь? — посмотрел на товарища Мал.

— Оборотное зелье.

— Так мы же и собирались…

— Государя собирались обращать, да не о нём я говорю.

— Нас здесь шестеро. Четверым надо перекинуться мной и Чеславом Туровичем, да так, чтобы родная мать не отличила. Я, Мал и государь, напротив личины наденем чужие.

— А дальше?

— Дальше, пусть жрецы за ложными гонятся, а мы в сторону уйдём, а через пару деньков можно будет и личины снять, чтобы ещё больше след запутать.

— Хитро придумал, — похвалил Мал и, посмотрев на Тихослава спросил: — У тебя найдётся столько?

Тот только в ответ кивнул и сразу поднялся с лавки вместе с Умиром:

— Много времени не понадобится, но лучше подготовиться.

— Правильно. Идите.

Когда травники вышли, Твёрд повернулся к своим подручным.

— Двигайтесь к Веже. Пусть думают, что я Государя в крепость тащу, а как сбросите хвост, уходите к хорони. Дальше я обскажу, что делать. Идите собирайтесь.

Велимир и Некрас молча поклонились и вышли.

— Не слишком ли ты бережёшься? — спросил Мал, когда они остались наедине.

— Боюсь, что недостаточно, — откликнулся Твёрд, рассеянно рассматривая полки, уставленные толстенными фолиантами и заваленные свитками. — Я убил двоих Жрецов и самого Завида. Как думаешь, спустят они такое?

Мал сдавленно охнул и присел на лавку.

— Значит, правы мы были?

— Во всём. И сам Завид и все его ученики на сторону Безымянных богов перешли, а тех, кто хотя бы колебался, уже приговорили.

— Значит, поступим, как ты и говоришь, — вздохнул богорадский волхв.

— Когда через заставы прорвёмся, ты с Государем своим путём двинешься, а я на Почай-реку поспешу.

— Может быть, разумнее хотя бы вдвоём туда ехать? Государыню наверняка жрецы охраняют.

— Ничего, — откликнулся Твёрд. — У них один путь, а у меня сотня. Не обману, так силой отберу.

— А ежели не хватит силы?

— Рано ты меня в сторону отставляешь.

— Сам же сказал.

— Если отдохну пару дней, так вернётся всё. Сильны Безымянные боги, и магия их мерзкая нутро выжигает будто горное масло[3]. А ведь они ещё и в настоящую силу не вошли.

— После об этом думать будем. Сейчас бы головы на плечах удержать.

И в этом Твёрд был полностью согласен с товарищем.

[1] Псоватый — похожий на пса (руг. устар.)

[2] Остолбень — дурак (устар.)

[3] Горное масло — нефть