Они почти успели. Прошли уже половину пути к воеводе, когда камень на столпе мигнул и погас на мгновение, а затем вновь вспыхнул, но не живительным золотым, а мертвенным с зелёным отливом сиянием, не похожим ни на солнечный, ни на лунный свет. Сопровождавший их ратник заверещал было по-бабьи, попытался рвануться в сторону, но Велимир поймал его за шиворот и встряхнув, рыкнул: «Веди!», ратник закивал мелко, по перекошенной страхом роже текли слёзы. А когда уже подходили к Стене, у которой командовали обороной князь воевода Светан и волхв Явор, со стороны окольного города донёсся рёв, от которого кровь застыла в жилах, и тут же кто-то у ворот заорал и тут же смолк, и тут же кто-то снова заголосил:
— Ворота! Закрывай ворота!
Топот сотен ног, натужный рёв дружинников с этой стороны ворот и рычание и чавканье с той, глухой стук молотков, грохот, царапанье — всё слилось в единый хор, залитый мертвенным сиянием.
— Конец окольному городу, — скрипнул зубами Велимир.
— Что это было?
Цветава повернулась к Велимиру, но ответил ей Некрас:
— Заклятие они навели. Видно весь окольный город письменами да знаками замалевали.
— Не слишком быстро? — повернулся к напарнику Велимир.
— Наверное, сияние виновато, — не зря же они к Столпу рвались.
— Теперь в окольном городе мертвяки? — спросил Ждан.
— Не мертвяки, заклятые. Они не померли ещё, но всю душу им заклятье выжгло. Мы такое в Богораде видели, но там не так быстро всё было и только по ночам, а если здесь эта погань денно и нощно светить будет…
Некрас не договорил, только сплюнул брезгливо.
Ждан оглянулся на Столп. Самосветный камень, столько лет верно хранивший Великосветье сейчас сулил смерть всем, кто находился под его сенью. Бывший десятник, закусив губу, вперился взглядом в переливающуюся мертвенной зеленью громаду, не в силах отвести взгляд. Это его и спасло.
В небе над детинцем мелькнула крылатая тень, зависла на мгновение и упала камнем, вытянув, когтистые лапы.
— Бесы! — заорал Ждан, что есть мочи. — Ложись!
Конечно, его услышали не сразу и ещё позже до окружающих дошло, отчего надрывается какой-то оборванец. Этого времени бесу хватило для того, чтобы впиться когтями в одного дружинника, и оскалив клыки зареветь так, что окружающие только и смогли, что заткнуть уши. Бес, воспользовавшись беспомощностью дружинников, сграбастал ещё одного и тут же впился клыками в горло. Человек захрипел, мохнатую морду твари, больше всего похожую на какую-то невообразимую смесь козлиной и собачьих морд с клыками медведя, окатило кровью. Бес слизнул кровь длинным раздвоённым языком, отбросил затихшее тело и, орудуя покрытыми шипами крыльями, разбросал подбежавших дружинников.
— Чего застыл, остолбень? — Ждана кто-то дёрнул за шиворот и тут же на то место, где он стоял, рухнул новый бес.
— Бежим! — заорал Велимир. — К Столпу!
С неба падали всё новые и новые воющие когтистые тени, кричали раненные, падали со Стены воины, хлопали тетивы, откуда-то ударила в небо ветвистая молния. Бес, которому магический заряд перебил крыло, заверещал и, отчаянно хлопая здоровым, рухнул наземь, калеча всех, кто попадался на пути. На подбитую тварь налетели копейщики, навалились со всех сторон гурьбой и не спасли нечисть от калёной стали ни шипы, ни когти-клинки.
Волхвы спохватились, только когда бесы успели извести не меньше полусотни, но всё же спохватились: над детинцем взметнулась золотистая сеть, будто сплетённая из солнечных лучей. Бесы, попавшие в неё, завыли от боли, забились, пытаясь вырваться, но сеть лишь крепче держала нечисть, впиваясь, душа, уничтожая дневным светом порождённую иномирьем пакость. Впрочем, не везде это получилось гладко — в одном месте твари всё же сумели не только вырваться, но и прорвать большую брешь в сети, через которую сразу метнулось несколько тёмных теней, но волхвов испугать было уже не так просто, полыхнуло нестерпимым жаром, одного беса испепелило, другой, сумевший закрыться от огня, заревел и изготовился к прыжку, но его тут же пришпилило к стене сотканным из сияющего льда копьём. Зазвенели мечи и топоры — ратники подоспели к оставшейся нечисти изрубив летучую погань на куски.
Ждан бежал к столпу не оглядываясь, лишь слышал, как за спиной кашляет от натуги Цветава и хрипят подручные волхва. Они чудом увернулись от израненного, но вознамерившегося прикончить их беса, к счастью его тут же достал огненным шаром какой-то совсем молодой волхв. Надсадно заорали командиры, поднимая сотни, а за Стеной уже слышался хриплый волкодлачий вой и отрывистые крики упырей.
До Столпа они обежали не одни, а в компании того самого молодого волхва, который добил беса. Ничего против чародея, никто из компании не имел, тее более, что возле Столпа золотистой сетки почему-то не было, и к ним тут же кинулась какая-то летучая мерзость, которую волхв ссадил короткой молнией, а потом буквально вколотил в землю невидимым кулаком.
Возле входа в Столп лежала целая гора трупов, обгорелых и перекорёженных, будто гигантская рука просто смяла десяток человек. Волхв знаком приказал им оставаться на месте, а сам двинулся к проходу, остановился на мгновение, вскинул руки, вокруг которых вспыхнуло белое сияние, а вокруг трупов будто зеленоватый дым заискрился, обретая черты искривлённых человеческих тел. Чародей не испугался призраков, выкрикнул что-то гортанное, рубанул воздух руками, отчего сияние вокруг него вспыхнуло и сыпануло ослепительно белыми искрами, которые будто стрелы прошили насквозь зелёные фигуры и те растворились бесследно. Волхв смахнул пот со лба, немного постоял у входа, будто прислушиваясь, а затем шагнул кнутрь.
— Следуйте за мной, — сказал он, обернувшись к остальным, и упал замертво, чернея и высыхая на глазах.
— Я туда не пойду, — попятился Некрас.
— Никто туда не пойдёт, — зло процедил Велимир. — Зря выходит, рвались.
— Не зря, — Ждан осторожно шагнул вперёд. — Я пройду.
— Ума лишился? — округлил глаза рыжий.
— Наоборот.
С того момента, как полыхнула первая зарница над Стеной, он почувствовал, как камни-живоцветы вкраплённые в его тело, будто бы пробудились. Если раньше ему лишь обжигало грудь или пронзало холодом, предупреждая об опасности, то тут они будто бы зашептали что-то почти неразборчивое, но успокаивающее. Совсем как давным-давно в сокровищнице обители волхвов, когда общались со своими собратьями, упрятанными в окованный сундук. Вначале Ждан не обратил на это внимания, не до того было, но чем ближе они подходили к Столпу, тем громче становились голоса заключённых душ, тем отчётливее разбирал Ждан то, о чём они твердили. То, что он принял сначала за песню, оказалось нескончаемо длинным заклинанием, направленным лишь на одно — уберечь его. Оказавшись у входа в Столп, он почувствовал, что ничего с ним не случится: голоса шептали, пели, бормотали лишь одно: «Не бойся». Поэтому он не стал ничего объяснять, а просто шагнул в проход, встав рядом с иссохшим трупом волхва. Закричала и зажмурилась Цветава, выругался Велимир, но ничего не произошло. Он почувствовал, как чёрное заклятие оплело его, будто распахнуло пасть, но песня двенадцати душ ударила по ней булатным мечом, не оставляя ни единого шанса. Ждан улыбнулся и не оборачиваясь произнёс:
— Возвращайтесь к князю. Расскажите всё ему и отцу Явору. Надо снять проклятье с окольного города.
— А ты? — ошарашенно спросил Велимир.
— Я попробую остановить ритуал.
— Мы тебя не бросим!
Цветава хотела было шагнуть к нему, но Ждан поспешно вскинул руку, остановив её.
— Не надо! Вы просто сгинете. Не спрашивай почему. Идите к князю. Даже если я не вернусь, надо спасти людей.
Ещё мгновение они мерились взглядами, потом девушка отвернулась и побрела прочь, Велимир двинулся следом, последним ушёл Некрас, кивнув на прощание.
***
«Надо спасти людей…». Вот ведь остолбень проклятый! Как будто она не человек. Как будто её спасать не надо, а надо бросить в самое пекло и позабыть!
Когда Ждан прогнал их, внутри у Цветавы будто котёл с кипятком перевернулся. Обожгло так, что она даже слова не смогла в ответ сказать, только и хватило сил, что развернуться и двинуться обратно в ревущую от напряжения и боли крепость. Сказать по правде, её настолько огорошило, что не будь рядом Велимира с Некрасом, наверняка бы уже лежала с шальной стрелой в брюхе или что похуже, но хотя бы они не бросили, мало того, ещё и встряхнуться заставили. Хорошо, что не пришлось больше Велимиру пощёчины раздавать, сама отдышалась, а дальше уже не до печалей стало.
Ворота из окольного города пусть и грамотно построены, так что нахрапом их не взять, но всё одно хлипче внешних оказались, да и как им устоять, когда, считай весь город в них ломится? Да и твари в которых превратились жители, оказались ловчее и сообразительнее мертвяков — одни на других забрались да через стену в три человеческих роста перевалились, напав на стражников, отступивших внутрь детинца. Их, конечно, порубили, да пока рубили одних, другие выбили подпорки с ворот, а остальные навалились на створки так, будто ещё один великан в крепость прокрался, вот засовы и не выдержали. Распахнуться ворота не распахнулись, но щель открылась такая, что проклятые из неё повалили, будто горох из порванного мешка.
Цветава и подручные Твёрда как раз добрались до входа в крепость, когда это всё произошло. Стражников пока не смяли, но уже здорово потеснили, а остальные слишком были заняты на стенах, чтобы отвлекаться ещё и на это — упыри и волкодлаки ударили слаженно и мощно, под прикрытием шаманов и чёрных чародеев, и едва не опрокинули защитников. Если бы не помощь волхвов, то нечисть бы уже хозяйничала на стенах, а так удалось замедлить врагов, но надолго ли никто сказать не мог. Так что рассчитывать было не на кого, и они вступили в бой, стараясь не думать, что эти уродливые твари с волчьими зубами при сете дня должны были превратиться в обычных жителей.
Неизвестно сколько бы они простояли, но к воротам подтянулось три десятка отроков дозора, которыми командовал уже знакомый Цветаве Горыня. Они оттеснили проклятых обратно к воротам, но на этом вся удача закончилась. Закрыть створки не было никакой возможности, а сквозь открывшийся проход лезли всё новые и новые чудовища.
Помощь пришла неожиданно, когда они совсем было отчаялись.
Чудовищный порыв ветра ударил откуда-то сверху, подхватил синюшные тела и забросил их далеко за стену, остальные проклятые, сунулись было дальше, но неведомая сила будто вколотила их обратно, ломая и сминая тела без всякой жалости, а потом ударила по створкам, захлопывая ворота. Отроки замешкались, но властный голос приказал:
— Живей подставляйте подпорки! Я не смогу их держать вечно!
Только тут Цветава увидела коренастого седобородого волхва, опиравшегося на узловатый посох, приблизившегося совершенно незаметно, и узнала его. Явор, не только волхв, но и воин, и наставник дозорных в Хорони. А ещё один из самых ближних сподвижников Твёрда.
Отроки засуетились было, но быстро сообразили, поставили подпорки, заменили сломанные засовы, уложив свежие брусья, да ещё и клинья забили под створки, чтобы наверняка не открылись больше. Горыня поклонился почтительно волхву и погнал отроков на стену детинца отбивать новые атаки проклятых.
— А вы чего здесь? — заметил Явор троих.
— Тебя ищем, отче, — вышел вперёд Велимир.
— Зачем ещё? Кто такие?
— Дозорные мы и Вежи, а здесь по поручению волхва Твёрда Радимовича.
Брови волхва взлетели вверх, он хотел спросить что-то ещё, но тут в стороне раздался вопль и с неба на них упал яростно оскалившийся бес. Явор выругался и выбросил перед собой руку с посохом, тёмную тварь смяло в комок прямо в полёте и отшвырнуло в сторону.
— За мной! — скомандовал волхв и двинулся в сторону Стены.
Место для разговора они нашли в одной из башен, чуть в стороне от ворот. Сверху слышалась ругань стрелков, кто-то хрипло пел, кто-то шумно сплёвывал после каждого выстрела. Снаружи нёсся непрекращающийся вой, лишь изредка перемежающийся визгом, когда чья-то стрела находила цель.
— Зачем вас Твёрд сюда прислал? — сразу как вошли, спросил волхв.
— Измена в крепости, отче, — ответил Велимир.
— Это я и без вас вижу, — поморщился Явор. — Почему он со мной не уговорился?
— О том он нам не говорил, только проклятье на окольный город навели. Сильное проклятье.
— Без вас всё знаю!
— Если со Столпа заклятие снять, все люди там умрут.
— И что? — разозлился волхв. — У меня от полусотни волхвов, едва ли два десятка осталось, на столпе неведомые чары, людей заживо бесы жрут и проклятые грызут, а вы мне говорите, чтобы я проклятых жалел.
— Так ведь это твои люди, отче, — пролепетала Цветава. — Разве не потому называем мы отцом любого волхва, что у него за каждого встречного душа болит и каждому он помочь и наставить должен?
— Ты, девка, язык прибери, — помрачнел волхв. — У нас того и гляди Стена рухнет и нечисть по всему Великосветью поползёт, а я должен твои поучения слушать. У меня за всю Светлую землю душа болит, а сейчас может так статься, что мы все до утра не доживём. А если даже и доживём, то сияние от камня этим проклятым не даст в людей превратиться.
— Значит, всё бросить?
— Что всё? Колдунов в Столпе бросить нельзя, людей моих на стенах бросить нельзя, отроков, которые бьются сейчас, хотя даже меч толком ещё держать не научились. А все остальные мне без надобности, жаль мне их, да они не жалеют ни меня, ни вас.
— В Столп не попасть, — глухо проронил Некрас.
— Что ещё?
— При нас волхв сгорел, молодой такой. Призраков посёк каким-то сиянием, шагнул и иссох весь.
Волхв, услышав это, побледнел, но ничего не ответил.
— С нами княжеский гридень был, бывший десятник дозора, Ждан, — сказал Велимир. — Он в Столп пройти смог.
— Что значит «смог»? — вновь вскинул брови Явор. — Волхв пропал, а он прошёл?
— Его заклятие не взяло, — пожал плечами седой. — Он нам велел тебя найти, сказал, что ты людям поможешь в окольном городе.
Явор в ответ выругался.
— Мы с таким проклятьем уже сталкивались, — не обратив на ругань внимания, вставил Некрас.
— Где это, интересно? — мрачно поинтересовался Явор.
— В Богораде.
— Вот значит, как? — волхв скрежетнул зубами, но потом справился с собой и рявкнул: — Ну, чего стоите? За мной!