Безымянные боги

Глава 13

Государь очнулся, когда они почти добрались до выхода. Застонал, пошевелился и вскрикнул от боли в израненном теле.

— Где я? — слабым голосом спросил он. — Кто ты такой?

— Молчи, Государь, — откликнулся Твёрд. — Береги силы.

— Твёрд? — удивился Чеслав. — Ты откуда здесь? Где мы?

Твёрд воздохнул и решил немного передохнуть, осторожно опустил Государя на земляной пол, но тот снова вскрикнул от боли.

— Что со мной стряслось? — разглядывая язвы, спросил Чеслав.

— Измена в твоих палатах, Государь, — опускаясь рядом с правителем, произнёс Твёрд.

— Измена?

Волхв только молча кивнул в ответ.

— Кто? — севшим голосом спросил Чеслав.

— Советник твой, Завид, с прихвостнями, а за ним, почитай, все бояре.

Чеслав, прикрыв глаза, откинулся к стене.

— Ничего не помню, — произнёс он, наконец. — Последнее, что в памяти осталось — как Завид меня уговаривал чёрных жрецов принять, которых я взашей из детинца выгнал. Ласково уговаривал, да вина иноземного подливал.

— Видно, отравленным вино было, — откликнулся Твёрд. — Они, пока ты в беспамятстве был, на тело твоё знаки нанесли, да что-то то ли напутали, то ли не уразумели…

— Выходит, ты меня из лап изменщиков вырвал? — перебил волхва Государь.

— Если бы, — грустно ухмыльнулся тот. — Мы с тобой, Государь, теперь оба погорельцы и спаслись лишь милостью божьей.

— Не понимаю, — нахмурился Чеслав. — Говори яснее.

— Волховская сила против этих чёрных тварей не действует, как и свет самосветных камней. Я едва сам с жизнью не расстался, да, когда смерть уже едва за горло не схватила, припомнил богопротивное заклятие, что в запретной книге читал. ИХ книге. Они, видно не ожидали, что кто-то кроме их самих может подобное знать, вот и не успели защититься.

— Заклятие?

— Они с Пустотой знаются. Поклоняются ей, требы приносят и богам, что Пустоту эту плодят без устали. А я к ним ещё больше Пустоты призвал, вот она их и пожрала. А тебя только покусала, не успел ты ею пропитаться до самых костей, хоть и торопились тебя обратить. В этот раз повезло нам, но в следующий… ничего нам не спустят больше.

Чеслав слушал, уперев взгляд в пол и когда волхв закончил, спросил:

— Выходит, это Чернояра козни?

— Нет, Государь. Это Чернояр у них на посылках служит, и Тьма перед ними в угол забивается, будто кошка нашкодившая.

— А чего же они тогда не сметут одним махом наши крепости да своих богов не принесут?

— Их мало и, как ты видишь, сильны они, но не всесильны. Я знаю только о двух храмах, и оба так далеко от наших границ, что не так-то просто им всех завоевать. Это ведь и через Яжье пройти надо, и через болотных царей, и через степи гиблые. Упыри, да другая нечисть, там целыми армиями гибнут, а жрецам рисковать нельзя. Вот и пробуют они хитростью да посулами власть захватить, чтобы множилась их скверна под благим знаменем.

— Но теперь ничего у них не выйдет. Раз я жив, значит, предателям головы отсечём…

— Завид говорил, что большая часть твоих чародеев и бояр новую веру приняла и жрецам в верности поклялась.

— А если…

— Государь, — стараясь говорить мягче, прервал его Твёрд, — я не всех жрецов убить смог, а значит, погоня за нами будет. Некогда речи вести, уж не гневись.

Чеслав только кивнул хмуро и, застонав, поднялся.

— Потерпи немного, Государь, выберемся, и я обработаю раны — произнёс волхв, глядя на шатающегося от боли и слабости правителя.

— Оставь, — отмахнулся тот. — Ты сейчас моя единственная защита, так что думай лучше о том, как бы от погони оторваться, да не ждёт ли нас засада.

Засады у выхода, замаскированного густым колючим кустарником, не было, зато наверху, в детинце слышались отрывистые команды, звон оружия, крики и топот множества ног. Значит, тревогу уже подняли и будут травить до тех пор, пока не загонят в угол и не забьют до смерти.

— Значит, думаешь, только покажемся, нас тут же упокоят? — спросил Чеслав, задумчиво взглянув на детинец.

— Схорониться где-то надо до ночи, — вместо ответа сказал Твёрд. — Это место они первым делом проверят. И днём по улицам далеко не уйдём.

— Где схорониться?

— У гавани попробуем. Найдём сарай потише и переждём.

— А потом?

— Потом есть куда идти. Не все люди тебя предали, много верных осталось.

— Хорошо бы ты прав был, — глухо произнёс Государь и, пошатываясь, первым двинулся к гавани.

Как ни хотелось просто добрести до ближайшего лодочного сарая, забиться в уголок и просто забыться, Твёрд заставил себя проявить осторожность. Первым делом он нагнал Государя и попросил у того лоскут ткани и волос. Государь возмущаться наглостью волхва не стал, молча отсёк кинжалом добрую полосу от подола рубахи и клок волос. Получив всё необходимое, Твёрд то же самое проделал с собственной одеждой и волосами, завернул волосы в ткань так, чтобы ни один волосок не выпростался, пошептал над получившимся узелком и опустил его на землю. Оказавшись на земле, узелок сначала закрутился на месте, а после покатился в сторону, противоположную от них, скоро скрывшись из вида.

— Это зачем? — спросил Чеслав, проводив вещицу взглядом.

— Думаю, по нашему следу собак пустят, — ответил волхв.

— Так надо просто запах наш отбить от следа, хоть пряностями, хоть курительной травой.

— Это если бы у них была одна собака сработало, но у них целая государева псарня под рукой. Дойдут они до того места, где след обрывается, может быть и растеряются сначала, да только если собак не жалеть, да почаще менять, по присыпанному следу можно так же нас найти. Им тебя любой ценой вернуть надо, значит, ничего и никого они для этого не пожалеют.

— Так, а узелок этот твой что? — потерял терпение Чеслав.

— А узелок тобой да мной пахнет, и след от него потянется в сторону от нас, вот теперь можно и наш запах отбивать. Собаки точно след не возьмут.

— А ежели раскроет погоня подлог?

— Тогда, конец нам, Государь, — честно ответил волхв и двинулся к гавани.

Расчёт Твёрда был прост: преследователи уверены в том, что волхв перепуган насмерть, а государь изранен. Долго думать они не будут и кинутся сразу в город искать защиты у кого-то из бояр или волхвов, попав в расставленную покойным Завидом сеть. Твёрд очень надеялся, что среди преследователей не найдётся никого настолько подозрительного, чтобы не пойти за его приманкой, а начать искать в другой стороне. Всё-таки, как бы ни были искусны местные волхвы, а жизнь в стольном граде — это всё-таки не бдение на стенах пограничной крепости. Конечно, считать местных собратьев-предателей неумехами он бы не стал, но и переоценивать не торопился.

Солнце перевалило за полдень, жара разогнала местных обитателей по домам и улицы между амбарами, сараями, провонявшими рыбой складами и мастерскими опустели, но волхв всё равно не стал рисковать, решив обойти причалы стороной, не попадаясь никому на глаза, Государь ему не перечил, хоть и видно было, что не понимает, почему должен хорониться в собственном городе. Они пробирались чуть в стороне от дорог, скрываясь за кустами и падая в пыльную траву, каждый раз, когда Твёрду слышался хотя бы намёк на человеческие голоса. Один раз мимо проскакал конный разъезд, и волхв заметил на одном из всадников чёрную мантию с надвинутым даже в такую жару капюшоном, но обошлось, их не заметили.

Для днёвки они выбрали самый старый лодочный сарай, почерневший, покосившийся, с воротами, вросшими в землю. Стены сарая частью поросли мхом, частью сгнили до трухи, между досками проросла крапива чуть ли не в человеческий рост.

— Изжалит, — с сомнением произнёс Чеслав, глядя на разлапистые жгучие листья.

Волхв вместо ответа лишь слегка повёл посохом, и стебли, торопливо поджав листья, прянули в стороны.

— Только осторожнее ступай, не примни, — предупредил Твёрд Государя, тот кивнул и осторожно протиснулся в дыру между досками.

Твёрд видел, насколько Чеславу Туровичу трудно — лицо Государя сделалось изжелта-бледным, гной и сукровица больше не сочились из ран, но чуть схватившаяся корочка на них при каждом шаге лопалась, отчего правитель болезненно морщился, его шатало от слабости и усталости. Конечно, лучше всего было бы уложить государя в постель, смазать раны целебными снадобьями и не менее седмицы заставлять пить травы, чтобы окончательно изгнать скверну из измученной плоти. Но сейчас у них был лишь этот сарай, да немудрёные, почти знахарские чары для исцеления — всё, на что был способен почти так же уставший, перепуганный до дрожи в коленях старик, который ещё этим утром был одним из самых умелых волхвов Великосветья.

Он протиснулся следом, снова повёл посохом, и крапива поднялась так, будто и не проходил никто. В сарае оказалось пусто, лодки здесь давно не хранили, лишь по углам валялась какая-то рухлядь — обломки досок, изорванная в клочья парусина, какие-то пыльные, почти истлевшие пеньковые мешки. Государь опустился на землю у стены и, прикрыв глаза, тяжело дышал, на лбу его выступили капельки пота. Твёрд хотел было помочь, но почувствовал, что ноги у него самого подкашиваются от усталости. Он тяжело осел на землю, замер, пытаясь дышать пореже, чтобы унять сердце, которое билось так, будто желало вылететь из груди.

— Что с государыней? — не открывая глаз, вдруг спросил Чеслав. — В детинце осталась?

— Радислав сказал, услал ты её, — ответил волхв. — Не пожелали, ни она, ни наследники новых богов принимать.

— Куда услал? — Государь открыл глаза и повернулся к Твёрду.

— На Почай-реку, со всей челядью, — ответил тот.

— Не было бы худа… — выругался Чеслав. — Если я отсюда выскользну, эти… за Государыню да за наследников примутся. Поклянись мне, Твёрд Радимилович, что убережёшь их, что бы ни случилось.

— Я без любых клятв жизнь свою отдам, и за тебя, и за них. Но пока нам с тобой надо выбраться.

— Поклянись, — упрямо повторил Чеслав и потянул из ножен кинжал.

— Клянусь, — спокойно ответил волхв, чиркнул по запястью кончиком кинжала и протянул его обратно. Чеслав полоснул по и без того израненному запястью и на землю закапали тёмные, почти чёрные капли. Они скрестили руки так, что бегущая из порезов кровь смешалась, и Твёрд повторил: — Клянусь ценой жизни своей хранить тебя, Государь, и всю твою семью от любого ворога.

— Земля-мать нам свидетель, — откликнулся Чеслав. — Мы с тобой кровь смешали и побратимами стали. Теперь мои дети твоими стали, так и защищай их, как своих. А ежели нарушишь клятву, то пусть покарают тебя Светлые боги.

Твёрд пробормотал слабенькое заклятие и кровь из порезов унялась, а та, что попала на землю, будто и вовсе растворилась.

— Не все бояре тебя предали, Государь, — после длительного молчания проронил он. — Радислав меня предупредил и об измене, и о том, кто заговор у тебя под боком разжёг.

— Радислав человек верный, — покачал головой Чеслав, — да не очень-то догадливый, ему бы в поле мечом махать, а не скверну подле царского престола выжигать.

— Тем должен тайный приказ заниматься, да его распустили, а воевод, да верных людей, частью погубили, частью подальше отослали, чтобы под ногами не путались.

— Тоже я?

— Не ты. Они, когда узор поганый на кожу твою нанесли, чужой дух в твоё тело вселили. Не знаю кого. Может, одного из Безымянных богов, что послабее, но, скорее всего, кого-то из главных жрецов. Надо было им не просто власть захватить на Великоземьем, а чтобы ты сам своими руками нас всех передушил.

— Хитро придумали, да тебя не учли.

Твёрд только отмахнулся горестно.

Он ведь и вправду думал, что там, в подземелье пришёл его последний час. Что с ним сотворили проклятые жрецы, сколько бы он ни ломал голову, понять не получалось. Его не просто спеленали заклятием неподвижности, а будто бы все мысли выбили, всю мудрость, все знания, весь его опыт, накопленный за, почти, две сотни лет. Никогда ничего подобного глава вежи не встречал. Он чувствовал эту жуткую иссушающую хватку Пустоты до сих пор, а знания и силы возвращались медленно-медленно, будто крохотный ручеёк пробивал себе путь в сугробах.

Ещё удивительнее было то, что он сумел применить одно из запретных заклинаний, которое они изучили ещё давным-давно с Вороном, а позже он не раз встречал в книгах. Наполнить человека Пустотой не так-то просто, она как яд — выпьешь немного, можешь от хвори исцелиться, а хватишь добрый глоток, тут и конец тебе. Так и слишком большой «глоток» Пустоты грозил новоявленному почитателю Безымянных богов лишь скорой смертью, что для жрецов было абсолютно бесполезным, поэтому того, кто готов был примкнуть к их поганой вере, приобщали к Пустоте постепенно, медленно нанося на тело особые татуировки-узоры, по которым она текла будто кровь по жилам, и произносили особые заклинания, которые разгоняли Пустоту по узорам, выжигая человека изнутри, пока не оставалась лишь тонкая оболочка, вроде наполненного воздухом рыбьего пузыря. Тот, кто произносил заклинание, обязательно перекрывал свои узоры-«жилки», дабы самому не рассыпаться прахом от избытка мощи. Но, похоже, когда чёрные нелюди собрались принести Твёрда в жертву, некоторые их них решили «раскрыться» навстречу одному из своих богов, а волхв от ужаса и отчаяния проорал формулу призыва Пустоты. Призванная тень бога пропустила через себя всю силу, убив собственных жрецов. Тех, кто не успел закрыться, просто перемололо, остальных приложило даже через защиту. Государя не сожгло заживо потому, что на его теле было ещё слишком мало узоров. А может быть, никто и не планировал превращать его в полноценного адепта Безымянных богов, а для управления телом доставало тех узоров, что уже были.

Конечно же, он не рассказал государю о том, что уже не чаял увидеть того в здравом уме. А себе боялся признаться в том, что трясётся как заяц, навлёкши на себя гнев древних властелинов мира. Он робко уповал на заступничество богов Светлых, но и эта вера была хрупкой будто одуванчик — подует ветерок и разлетится.

Их нашли, когда солнце уже начало клониться к закату. Обычный дозор из трёх человек — ратники без жреца или волхва. Видно, отправили их сюда больше для порядка, чем для дела. Твёрд заслышал голоса гораздо раньше Государя и жестом приказал тому молчать, хоть они и так давным-давно прекратили все разговоры. Государь всё понял, отодвинулся подальше в тень и замер, а волхв продолжил прислушиваться.

— Где этот сарай? — сыто пробасил невидимый стражник, судя по тону — главный.

— Должен быть тут, — отозвался более молодой и взволнованный.

— Тут-тут, — проворчал третий. — Зачем мы вообще сюда пошли? Неужели душегубы, после того как чуть Государя не убили, будут в каком-то гнилом сарае отсиживаться? Я бы на их месте бежал во все лопатки или лучше бы лодку нанял.

— Ты, Антипка, больно умный, — перебил его обладатель баса. — Как вернёмся в детинец, буду ходатайствовать перед боярином, чтобы тебя главой над всей городской стражей поставили.

— Смейтесь – смейтесь, — проворчал невидимый Антипка,— только попомните мои слова: нет их тут, а баба эта набрехала в три короба. Вот уж ведьмин язык…

—Вот и сарай, — чуть ли не выкрикнул молодой.

— Это как же? — всполошился Антипка. — Прямо в крапиву лезть?

— Надо будет, и в нужник вниз головой прыгнешь, — с угрозой в голосе прорычал старшой. — Руби её саблей!

— Ещё чего! — заупрямился стражник. — А если там железка какая запрятана? Клинок зазубрю — ты же сам из жалования вычтешь. Разве не так?

— Так, не так, — передразнил бас. — Ладно, урюпа, стой на месте уже, а ты, молодой, лезь давай в сарай.

— Как же это? — возмутился было обладатель звонкого голоса.

— Лезь-лезь, Устах, — подбодрил Антипка. — У тебя бердыш, всю крапиву одним махом скосишь.

— Очень надо мне тут сенокос устраивать! — огрызнулся Устах. — Через тегиляй всё равно не ужалит.

— Ну вот и ладушки, — со смехом ответил Антипка и засмеялся, ему вторил бас старшого.

Устах досадливо крякнул и шипя, полез через крапиву — аккурат к пролому, через который протиснулись Чеслав с Твёрдом. Государь, заслышав приближение, заколебался, но потянул из ножен кинжал. Твёрд остановил его жестом и так же знаками приказал держаться поближе к нему.

Сквозь дыру в стене протиснулся совсем ещё молодой, безусый стражник, доспех на котором болтался, а бердыш, кажется, больше мешал ему, чем помогал. Он остановился у самого пролома заморгал, пытаясь привыкнуть к полумраку, встретился взглядом с волхвом и… остолбенел.

— Ну что там? — нетерпеливо крикнул Антипка.

— Устах, ты жив там? — всё ещё весело поинтересовался старшой.

— Проклятье! Тут собака дохлая! — не отрывая взгляда от волхва, крикнул стражник. — До чего же воняет!

— Больше никого? — уточнил старшой.

Устах в упор посмотрел на Государя и подтвердил:

— Пусто!

— Вылезай тогда, — разрешил бас.

Стражник немного деревянно развернулся к пролому и, снова ругаясь и кряхтя, полез через крапиву.

— Я же говорил, ничего там не будет, — не унимался Антипка, — а ты: «Саблей - саблей». Всыпать бы этой бабище хворостиной по гузну.

— Можно и не хворостиной, — задумчиво пробасил старшой. — Гузно-то у неё — что надо…

— Это верно, — легко согласился Антипка. — Можно и не хворостиной, лишь бы языком не молола.

— Ей крысы все кишки наружу повытаскивали уже, — тем временем рассказывал выбравшийся из зарослей Устах.

— Кому? Бабе?

— Какой бабе?! Я же говорю — собака там дохлая. Видно забралась щениться, да не разродилась или побил кто.

— Тьфу на тебя, молодой! Такой разговор испортил своими собачьими кишками. А я говорил…

— Ладно уже, — рявкнул старшой. — Заканчивайте базар, возвращаемся.

Они пошли прочь, всё так же вяло переругиваясь, а Твёрд, наконец, выдохнул и разомкнул сложенные в знак морока пальцы. Он в жизни не мог бы подумать, что такая простенькая волшба как отвод глаз, сможет отнять у него все силы.

— Ты в порядке, Твёрд Радимилович? — с тревогой в голосе спросил Чеслав.

— В порядке, Государь, — ответил волхв и провалился в темноту.

Очнулся он, когда уже начало темнеть. Пошевелился осторожно, пытаясь понять, что же стряслось. Ничего не вышло, сплошной провал.

— Слава богам Светлым, — подал голос Чеслав. — Я уж думал не очнёшься и придётся без тебя уходить.

— Рано мне ещё тебя бросать, Государь, — ответил волхв, морщась от боли в голове. — Видно, слишком много сил я потратил сегодня. Что стряслось?

— Без чувств ты упал, будто девка. А после кровь носом да горлом пошла. Честно скажу — испугался я за тебя да помочь ничем не мог, только набок перевернул, чтобы не захлебнулся.

— Благодарю, Государь, — откликнулся Твёрд, только сейчас поняв, отчего это в горло будто песка сыпанули.

— Идти сможешь? — с сомнением в голосе уточнил Чеслав.

Твёрд только молча кивнул и добавил:

— Попробуем сначала на подворье воеводы Радислава пройти. Там искать не догадаются.

— Нужно ли? — вновь засомневался Государь. — Сам же говорил, что Радислав заодно с изменниками.

— Не заодно, Государь, — покачал головой волхв. — не изменникам служил, о тебе пёкся. Это ведь он меня предупредил обо всём.

— Слышал я это уже. Ты ему сразу поверил?

— Нет, но выбор у нас невелик. Ежели сможем в его доме укрыться, так потом и утечём без труда.

— Ладно, волхв, твоя взяла, — обречённо махнул рукой Чеслав. — Пойдём к Радиславу.

На самом деле идти к Радиславу Твёрд не хотел, но, как и в случае с сараем, посчитал, что это более оправдано, нежели пробираться через весь город к дому Мала. К тому же надо проведать, как там Велимир с Некрасом. Удалось ли им уйти? Ведь наверняка и их спеленать пытались. Помог им воевода или самолично чёрным жрецам в руки отдал? Если так, то враги уже и про Мала знают, и об остальном. В своих людей Твёрд верил, да только опытный палач любому язык развяжет, хоть воину, хоть волхву.

Разумеется, о своих чаяниях он государю говорить не стал, и как начали сгущаться сумерки, они из сарая выбрались. На этот раз гораздо осторожнее себя вели, а то по пути сюда их, выходит, какая-то местная баба запросто заметила. Это если в Веже узнают, срама не оберёшься: наставника всех воинов да разведчиков баба обычная углядела.

Воевода жил в Верхнем городе, совсем недалеко от детинца. С одной стороны, это, конечно, опасно — лезть под самый нос врагу, который тебя ищет, но с другой — вряд ли кто-то подумает искать их так близко к государевым палатам, там за день уже по десятку раз всё перепроверили и перетрясли.

От гавани до Верхнего города путь неблизкий, тем более пробираться пришлось в темноте, хоронясь каждый раз, когда вдали мелькал огонь факела или фонаря. Один раз они нарвались на лиходеев — трое молодчиков подстерегали прохожих в переулке. Первый, мелкий и вертлявый, с пропитой рожей и перебитым носом ловко ткнул засапожным ножом в бок волхву. Твёрд в ответ особо разбираться, не стал — просто стукнул пальцем по лбу грабителя, попав в точку движения живы, тот захрипел, выпучил глаза и рухнул на колени, мигом позабыв и про грабёж, и вообще обо всём на свете, кроме огня, вспыхнувшего сейчас в его голове.

— Ах ты… — плечистый жирдяй замахнулся кистенём, но Чеслав перехватил руку и ударил кинжалом под сердце.

Третий лиходей не стал дожидаться, пока очередь дойдёт до него, и кинулся в темноту.

— Надо бы догнать, — отдуваясь, как после тяжёлой работы, произнёс Государь. — Разболтает, как кто-то ловко его подельников упокоил, тут-то и поймут изменники где мы. У них и среди татей [1]людей хватает.

— Сразу не разболтает, — ответил Твёрд. — А долго тут мы сидеть не будем. Ты, Государь, лучше с этого пузана одёжку возьми, да на себя накинь, а то золотое шитьё в глаза бросается.

Чеслав кивнул согласно и попросил:

— Государем меня пока не зови, а то мало ли кто услышит.

— И то верно, — согласился волхв.

Сам он тоже содрал потёртый плащ с неудачливого татя, да ещё забрал себе нож и мошну[2], в которой, впрочем, оказалось не так много денег. Конечно, засапожный нож — это не оружие, но тут не до жиру, тем более что посох пришлось оставить в сарае, хорошенько укрыв мусором. Конечно, чувствовал он себя так, будто лишился руки или ноги, но шататься по улицам с посохом — это в всё равно, что самому добровольно пойти сдаться жрецам.

Решив проблему с одеждой и разжившись деньгами второго лиходея, они осторожно двинулись дальше, стараясь не выходить на широкие улицы и держаться в тени. Твёрд даже уже начал думать, что у них получится, не привлекая внимания пробраться к Радиславу, когда, не доходя нескольких домов до нужного, услышал гул голосов, крики, лязг оружия, а главное — запах. Пахло кровью, железом и конским потом, как обычно пахнет от воинского отряда.

Подворье воеводы оказалось ярко освещено, по нему туда-сюда сновали стражники, а посреди двора замерла фигура в чёрной рясе, с надвинутым на лицо капюшоном. Домашних Радислава согнали в кучу во дворе, бабы тихонько выли, но голосить никто не пытался, и понятно почему — на земле, рядом с толпой в тёмной луже неподвижно лежало женское тело. Сам воевода тоже был здесь — его прибили к воротам, а после вспороли живот, но он был ещё жив и мелко вздрагивал, никак не желая покидать землю.

— Никого нет! — громко доложил подскочивший к жрецу десятник стражи.

— Ищите дальше! — с сильным акцентом велел монах. — Они должны быть тут! Воевода людей изменника из палат вывел!

— Да, как же так-то, батюшка?! — не выдержав, завопила одна из баб. — Радислав Радимович Государю верно служил всегда!

Жрец в ответ только махнул рукой в сторону толпы, и десятник, подскочив к давешней бабе, с размаху, впечатал кулак ей в челюсть. Та рухнула как подкошенная.

— Ты, тетёшка[3], рот закрой! — рявкнул десятник. — А то так приложу, что уже не встанешь! Развели тут гнездо, расплодили изменников. Ничего, всех вас на чистую воду выведем. Всё расскажете!

Твёрд посмотрел на Государя. Чеслав наблюдал за происходящим с каменным лицом, лишь кулаки сжал так, что пальцы побелели.

— Уходить надо, Чеслав, — прошептал волхв. — Нечего нам тут больше ловить. Им не помочь.

Государь не сразу понял, о чём говорит спутник, но мгновением позже согласно кивнул и двинулся следом за Твёрдом в темноту.

— Выходит, не предал меня воевода, — проронил он, когда разорённое подворье осталось далеко позади.

— Верен был до самого конца, за то и смерть лютую принял, — подтвердил волхв.

— Я этого не забуду, — тихо произнёс Государь.

— Кого они искали? Неужели нас с тобой?

— А кого ещё?

— Радислав обещал вывести из детинца двоих моих людей. Может быть, их?

— Нам всё одно. Куда ни сунься — везде худо.

Твёрд понял, что надо немного передохнуть, хоть несколько мгновений, иначе они оба сломаются будто сухие лучинки — хрясь! Останется только бросить в огонь. Он прислонился к стене и попытался собраться с мыслями. По улицам до дома Мала они не доберутся, если им вообще удастся пробраться из Верхнего города в Нижний. Кроме постоянных патрулей стражи, в тёмных переулках, если верить рассказам товарища таится кое-что пострашнее. В правдивости слухов, после увиденного в подземелье сомневаться не приходится, а вступать в бой с неизвестной тварью, будучи обессиленным, да ещё и без посоха — лучше себе сразу нож в сердце воткнуть, меньше будет мучений.

Мучила его и другая мысль: ждут ли их ещё в доме старого товарища? Да и жив ли он? Если верить покойному Завиду, то недолго осталось тем, кто не поддержал изменников. А что, если Мал убит или и того хуже: переметнулся на сторону сильного?

Беда в том, что пока сам не увидишь, не узнаешь.

— Думаю, надо уходить через гавань, — сказал он Государю, который всё это время бездумно пялился на стену.

— Берегом? — поднял бровь тот. — Я бы там в первую очередь засаду поставил.

— Нет. Вплавь.

— Вплавь? Года наши с тобой не те, чтобы в воде барахтаться.

— Положение у нас не то чтобы года считать. Иного пути нет. Либо плывём, либо уже к утру с нас кожу будут заживо сдирать. Не гневись, Гос… Чеслав, но мне жизнь твою сохранить надо, а не приличия блюсти.

Чеслав в ответ засопел недовольно, явно собираясь выплеснуть на упрямого волхва всё раздражение и страх, накопившиеся за прошедший день, но сдержался.

— Слаб я, — вместо ругани сказал он. — Боюсь, сам утону и тебя на дно утащу.

— Бревно найдём или обломок какой-нибудь, — отмахнулся Твёрд. — Я сам еле на ногах держусь, да выбора нет. Идём.

Они снова крались по переулкам, замирали в темноте, когда мимо проходили дозорные с факелами, перебегали по теням улицы и, когда добрались до берега, шатались от усталости будто пьяные.

— Сколько до рассвета? — тяжело опустившись на прибрежный песок, спросил Государь.

— Ещё часа три, — глянув на небо, ответил волхв. — Поспешим!

На самом деле, хоть и перечил Государю, но волхв и сам не был уверен, что сможет без дополнительной помощи переплыть гавань, поэтому всерьёз озаботился поисками бревна, держась за которое они смогут переправиться. Нормального бревна в темноте найти, конечно же, не удалось, пришлось насобирать всего, что нанесло море: какие-то обломки досок, кривоватые ветки деревьев, куски парусины, сломанные корзины, гниловатые обрывки верёвок и сетей. Они потратили около часа, чтобы увязать весь этот хлам в уродливый поплавок, способный с большим трудом, выдержать их обоих, но Твёрд не был уверен, что эта конструкция не развалится прямо посреди моря. Он утешал себя тем, что даже если поплавок рассыплется, то хотя бы часть пути они проделают, экономя силы.

Сначала думали, что одежду возьмут с собой, но быстро сообразили, что с таким грузом просто пойдут ко дну. В итоге оставили себе только лиходейские плащи, которые обмотали вокруг пояса да кошели с ножами. Остальное привязали к камню и утопили в стороне от берега, чтобы не смогли отыскать ни собаками, ни магией. Вода надёжно укроет. Твёрд боялся, что дорогая отделка государева кинжала будет привлекать внимание, так что пришлось замотать его в тряпьё.

Оставшись в одном исподнем, они вошли в по-летнему тёплую грязную воду городской бухты и поплыли, стараясь забирать левее — ближе к морю и подальше от возможных дозорных и старясь не терять из вида чёрную полосу берега.

Весь путь Твёрд запомнил плохо. Единственное, что накрепко въелось в память — мерзкая слабость, страх утонуть и холод: вода была приятно тёплой только возле берега, а на глубине хоть и не леденила пятки, но и не грела. Больше всего он боялся, что Государь выбьется из сил или какая-нибудь шалая фараонка[4], коих тут немало, схватит за ногу и утащит на дно. Но Чеслав, упрямо оскалившись, вцепился в ветхий деревянный островок и грёб ногами изо всех невеликих сил. Несколько раз их сносило в сторону течением, пока отдыхали, однажды волхву показалось что под водой мелькнуло белое девичье тело, переходящее в рыбий хвост, но всё, что он мог сейчас сделать — это лишь помолиться Светлым богам.

Обошлось. Когда небо уже начало светлеть, они продрогшие, с посиневшими губами и сморщенной от воды кожей выползли на мелководье далеко в стороне от жилых кварталов, и упали, не в силах пошевелиться. Только полежав немного, твёрд сумел на четвереньках выползти на берег, Чеславу на это понадобилось больше времени. От долгого пребывания в воде корочки на ранах размокли, и они сова начали сочиться сукровицей.

— Куда дальше? — севшим от холода голосом просипел Государь.

— Дождёмся, пока рассветёт, — ответил волхв. — Не стоит соваться в город в темноте.

— Прошлой ночью мы довольно долго шатались по тёмным переулкам.

— Верхний и Нижний Богорад — это разные города, — покачал головой Твёрд. — Здесь гораздо больше тех, кто захотел бы поживиться даже такими нищими, как мы. Кроме того, говорят, кто-то по ночам разрывает добрых людей на куски. Я не хочу с ним встречаться без оружия.

— На куски? — не поверил Чеслав. — Кто это в моём городе может разрывать жителей, без моего ведома?

— Думаю, как раз с твоего ведома. Точнее, с ведома того, кто оставил эти следы.

Волхв кивнул на сочащиеся бледной сукровицей язвы, и Чеслав зарычал от бессилия, сжав кулаки.

— Будь они прокляты, жадные свиньи, — прохрипел он.

— Жрецы?

— Бояре с их жирными жёнами и избалованными детьми!

— Что толку проклинать попусту? Мы выберемся, и ты каждому воздашь, что полагается.

— Уж будь уверен, волхв, — глядя в сторону, проговорил Государь. — Никто не будет забыт.

[1] Тать – бандит, разбойник (устар.)

[2] Мошна — кошелёк

[3] Тетёшка — женщина лёгкого поведения.

[4] Фараонки — в русском фольклоре полурыбы-полудевы.