Безымянные боги

Глава 18

Когда Ждан пришёл в гридню, десяток уже закончил бег с мешками песка на плечах. На радость десятнику к концу дистанции уже никого не приходилось тащить на себе. Бокша лихо скинул тяжесть на землю, доложил об отсутствии происшествий за ночь и минувшую часть утра. Ждан доклад принял благосклонно, и повёл десяток к площадке, засыпанной песком, сегодня у них планировались занятия по «увечному» бою. На кулачках отроки стояли уже неплохо, хоть тот же Мороз из-за своей тучности не раз получал синяки, но бой — это не масленичный сход на льду. Оно, конечно, и такая сшибка многому учит, но точно не как противника быстро убить, а в сшибке с упырями или другими тварями может так статься, что не успеешь меч или кинжал достать, а то и выбьют подлым ударом оружие из руки. Потому и требуется знать, как быстро врага изувечить даже пустыми руками.

На роль упыря Ждан, конечно же, взял Бокшу, не из вредности, просто отрок был самым быстрым и ловким, если на таком сработает боевая ухватка, то остальным только понятнее будет. Сначала объяснил, куда бить, чтобы только боль вызвать. Многие, кто в подлых кабацких драках привык кулаками махать, норовят пониже пояса врагу припечатать, да только такой удар упырю, как медведю затрещина — может, и неприятно, но ничего с ним ровным счётом не будет. Зато если горло ударом смять или глаз выбить, это подействует куда лучше, путь на слух тварь реагирует почти также, как и на зрение, но всё же можно выиграть пару мгновений, а это уже немало. Локти да колени у упырей крепче людских, бить да крутить надо изо всей силы и ещё клыков опасаться их как раз лучше всего латной рукавицей или локтем в кольчуге выбить постараться. Понятно, что без оружия долго не продержишься, но бывает, что и в свалку из тел попадёшь и биться приходится не на ровном песочке, как сейчас, а на камнях или в буреломе. За один день всего не расскажешь, так что отроки упорно пыхтели, крутили друг другу руки, примеривались к шеям, били локтями и коленями по подвешенным на верёвках чурбакам, подмотанным пенькой, чтобы до дубовой твёрдости набить удары, чтобы не подвела наука в бою.

Занятие отвлекло Ждана от дурных мыслей, потом наставлял, как за зброей следить, как правильно оружие точить, если нет рядом оружейника, как от ржавчины уберечься, как пучки травы, да веточки к одежде приладить, чтобы с пяти шагов тебя никто разглядеть не смог. Радовало, что слушали внимательно, Бокша, уж на что балбес и тот старательно всё повторяет, не препирается больше.

Когда к волхвам на занятия десяток отправил, слегка выдохнул и решил, наконец, Пятоя навестить. Плохо, конечно, что с Уйкой придётся встречаться, но тут уж ничего не попишешь. А может, и разминутся с десятником, да и несолидно им уже удалью мериться, всё-таки не отроки, а десятники. Пусть Ждан и над отроками только командует, никак это его ниже старого соперника не ставит — десятник он десятник и сесть.

Пока шёл к гридне, где расположился десяток Уйки, размышлял об увиденном утром возле поруба. Если верить Цветаве, травиться у дозорных повода не было. Их и в поруб-то посадили только потому, что заявились аккурат после того, как Ждан колдунью прищучил. Но это скорее для порядка — вестовая птица до Вежи за день долетит, да ещё день обратно будет добираться. А их почти седмицу в заточении продержали. Почему? Цветава говорит, что заметили они армию невиданных размеров, но ни Военег, ни князь-воевода, ни сам волхв Явор об этом — ни слуху ни духу. Значит, кому-то нужно, чтобы о надвигающейся опасности не так много человек знало. Теперь, когда всех потравили только одна Цветава и может рассказать, что армия из Гнилых гор чуть ли не под стенами стоит. Не поэтому ли её разыскать хотят?

Здесь ещё один вопрос возникает: можно ли этой самой Цветаве верить? Он ведь сколько её знает? День, да и то неполный. Может, и по-другому история эта сказывается — пустили изменники в Хоронь десяток, чтобы они чёрное своё дело сделали: ворота открыли, врагу, воеводу, да ратников отравили, людей под смерть подвели, а тайный приказ это проведал, да самих лиходеев к стенке прижал, вот они от страха или чтобы ничего у них не выведали, сами себя и порешили. Только вот не вяжется это с тем, что девица заявилась к ним с Сияной, да ещё с какими-то приветами, от Вячко, с которым Ждан хоть и не на ножах был, но и не сильно дружил.

Ох, лучше бы и не начинал думать. Только голова кругом пошла.

Стоп! Стражники возле поруба сказали, что отравленные дозорные были как-то связаны с нападением на княжну. Но эту самую «княжну», он самолично удавил прошлой ночью, и никаких дозорных с ним не было. Выходит, стражник врал или ему самому кто-то просто предложил удобную историю.

Десятка Уйки на месте не оказалось, Ждан попробовал узнать, что такое стряслось и немало огорчился, узнав, что десяток убыл из крепости.

— Неужели их в горы отправили? — спросил он у десятника Найдёна, который командовал четвёртым десятком.

— Да если бы, — только отмахнулся тот. — Отрядили их в помощь разбойному приказу.

— Пограничный дозор разбойному приказу? И сотник согласился?

— Нет, конечно, только некуда ему деваться. Вестовой-то от самого князя прискакал. Помнишь, недавно обоз потравили?

Ждан кивнул. Как тут не помнить, в этом самом обозе должна была ему помощь прийти, да не срослось.

— Так вот, — продолжил Найдён, — выследили вроде ту ватагу, да она велика оказалась — одних стрелков с самострелами пять человек. В общем, ловцам тоже досталось, вот и выпросили хоть десяток на подмогу.

— И Уйке так не повезло?

— Он сам вызвался. Надоело ему, вишь ли, на лавке сидеть, да чурбаки мечом колотить. Поднял десяток, да и ускакали они с вестовым.

— Ясно, — огорчённо протянул Ждан.

— А ты чего хотел-то? Вы же с Уйкой вечно друг дружке норовили нос разбить?

— Пятой у него в десятке — товарищ мой. Ещё со Злобыней вместе в дозоры ходили.

— Силён был парень, — скорбно покачал головой Найдён. — Да и вас на совесть взрастил.

— И на том спасибо.

Ждан решил в гридне не задерживаться, распрощался с Найдёном и ушёл.

Жаль, конечно, что с Пятоем поговорить не вышло. С другой стороны, может оно и к лучшему — чем дальше тот от крепости, тем он в большей безопасности. Томица и Лан уже расстались с жизнью невесть по чьему желанию, так что, может хоть последнему товарищу повезёт больше.

Дальше предстояло самое сложное — объяснить сотнику, зачем ему нужно отлучиться на целых три дня. Сначала он думал соврать что-то о здоровье или делах по хозяйству, но всё же решил не завираться и прямо сказать, что нужно уехать, только точку назначения слегка поменять. У него и повод был — так как не пришёл обоз с товарами, требовалось идти за ними в соседний город Пригорье, а это не меньше дня в одну сторону, по хорошей дороге. Причём ждать нет смысла, через месяц-полтора начнётся осенняя распутица и можно будет позабыть о быстром путешествии.

На удивление Военег воспринял просьбу благодушно, только посмотрел исподлобья и добавил:

— Можешь не торопиться, четыре дня тебе даю. Десяток, вижу, в порядке и сам ты, хоть и шатаешься где-то постоянно, но службу исправно несёшь.

— Благодарю, господин сотник.

Ждан поклонился и уже развернулся уходить, когда Военег спросил:

— А как там девчонка, что тебя искала? Цветава, кажется. Нашла?

— Вчера ещё, господин сотник.

— А потом куда делась?

— Говорила, что в гриднице ей место нашли. Вы и обещали.

— Обещать-то обещал, да только в гриднице она не ночевала.

— Может, другое место нашла?

— Может, и нашла, — задумчиво пробормотал сотник. — Ты же знаешь, что ищут её?

— Зачем это?

— Сегодня утром, весь их отряд отравленным нашли. Только она и уцелела.

— Думаете, она их?

— Не знаю. Это пусть стража выясняет, да бояре думают, у меня и без того дел хватает. Просто, выходит, ты последним её видел.

— Так и есть, господин сотник.

— Если что-то о ней узнаешь, сразу мне скажи.

— Понял, господин сотник.

— А если понял, так катись в своё Пригорье, да ноги не сотри!

Но домой он сразу не пошёл. Сначала собрал десяток, объявил Бокшу старшим на эти четыре дня и велел усиленно тренироваться, пригрозив, что если по возвращении заметит, что успехи десятка уменьшились, то бегать все будут с двумя мешками за спиной.

— Не беспокойтесь, господин десятник, никто не забалует, — серьёзно, уже безо всякой издёвки ответил Бокша.

— Людей береги, — буркнул в ответ Ждан. — Тебе с ними в одном строю стоять.

***

Сияна и Цветава, похоже, ждали его и успели подготовиться — стоило только зайти, на него будто град из вопросов обрушился.

— Да прекратите вы трещать будто сороки! — попытался отбиться Ждан.

— Какие ещё сороки? — возмутилась вдова. — Вчера Лана убили, сегодня ещё семерых, а завтра что? По тебе тризну будем справлять?

— Типун тебе на язык.

— Типун — не типун, а отвечай, что стряслось?

— Отравили твоих товарищей, — сказал Ждан Цветаве. — Тебя ищут.

— Это я знаю, — ответила та. — Почему меня? Я же у вас была всё время.

— Верно, — согласилась вдова. — Надо так и сказать.

— Не надо так говорить, — отрезал Ждан.

— Это ещё почему?

— Потому что кто-то уже позаботился о том, чтобы гостью нашу подвести под топор или шибеницу[1].

— Это за что же?

— Не знаю я, что они там в горах увидели, только никто из дозорной сотни ни о чём подобном не говорит.

— Но армия тут, считай под стенами! Всего в дневном переходе.

— И как ты то докажешь? Притащишь упыря на поводке?

— Да, в крепости пять дней уже сидят колдуны Чернояра!

— Можешь доказать? Ты их видела в крепости?

Цветава вспыхнула, будто сухая головешка. Ей теперь не верят! Она и предположить не могла, что слова дозорного могут подвергнуть сомнению. Но этот десятник легко опрокинул все её доводы.

— Если я так легко отмахнулся от твоей правды, — сказал Ждан, — то подумай, будут ли тебя слушать те, кому нужно найти виноватого.

— Выходит, я виновата?

— Пойдём-ка, на улице поговорим.

— Это ещё почему? — возмутилась вдова.

— Прости, Сиянушка. Некоторые слова лучше не слышать, меньше спрос будет.

Сияна надулась, но Ждану было не до её обид. Он дождался, пока Цветава выйдет из горницы, и двинулся следом.

— На крыльце будем говорить? — спросила она.

— Лучше в сарай зайдём.

В сарае было темно, всё так же пыльно, на миг Ждану почудилось, что в углу мелькнула тень багана, но дальше всё было тихо.

— Зачем мы здесь? — тревожно озираясь, спросила Цветава.

— Меньше ушей.

— Что дальше?

— Я знаю, что ни ты, ни остальные из твоего десятка ни причём. Никак вы не связаны с нападением на княжну.

— Почему это? Может быть, это я в княжий терем пробралась, да дочку воеводы опоила?

— А потом своих же товарищей?

— А почему нет? Все же так думают.

— Я так не думаю.

— С чего это?

— С того, что это я дочку княжескую удавил.

Думал, кинется, попытается вырваться, пробиться к выходу, а она, наоборот — вглубь сарая пятиться начала.

— Значит, это ты изменник?

— Умом тронулась?!

— А как же…

— Ты вообще, откуда про измену знаешь? Или об этом в Веже уже все судачат?

— Ладно, — вздохнула девица, — раз ты со мной честно, то и я тебе скажу как есть. Не от Вячко я тебе привет принесла.

— А от кого? От Любима?

— От волхва Твёрда.

Ждан выругался как мог грязно, совершенно не смущаясь девичьего присутствия.

— Вот значит, как, отче? — зло процедил он, когда немного успокоился. — Прислал, значит, помощь.

— Прислал, да не меня.

— То есть как?

— С тобой должен был Радим встретиться. Он и должен изменника разыскать… был.

— А ты?

— А я только имя запомнить, да обратно в Вежу утечь незаметно.

— Значит…

— Зачем ты княжну убил? — перебила его девушка. — Ты же нас всех погубил! И себя, и меня, и… всех!

— Потому что нет в тереме княжеском никакой княжны! Вывезли её давно, да ведьмой подменили. Князя за глотку взяли, да волю свою ему диктуют, а он молчит да делает, чтобы дочери жизнь сохранить.

— Выходит, нашёл ты изменника?

— Не нашёл. Ведьма только про княжну рассказала, а остальные… меня убить пытались уже два раза. И я уверен, что третий будет.

— Зачем мне всё рассказал?

— Твёрд, чтоб его собаки за пятки кусали, сказал, что никому здесь теперь верить нельзя.

— А ты, значит, мне поверить решил?

— У меня выбора нет. Ведьма сказала, где княжну схоронили, да боюсь мне одному не справиться, а верю я только Сияне… да тебе, ещё.

— С чего это?

— С того, что был бы камень у тебя за душой, не стала бы ты с нами пироги есть, да щи хлебать. Умения бы хватило и меня порешить, и Сияну. Не так разве?

— А если я хитростью…

— Оставь! Скажи лучше, поможешь или нет?

Цветава в упор посмотрела на него, и Ждан совсем невпопад подумал, что глаза у неё очень красивые — большие, серые, с зелёными крапинками, будто цветы на камнях.

— Помогу, — сказала она. — У меня тут, кроме вас, никого нет, а может, теперь и не только здесь.

— Тогда завтра выходим пораньше.

— Куда?

— В Волотов лес. Ведьма говорила там схрон.

— Не солгала?

—Думаю, нет. Жизнь свою поганую выторговывала.

Цветава, задумалась, потом сказала:

— Прости.

— За что ещё?

— Никого ты не губил… кроме этой ведьмы. Сами мы, видно, под удар подставились.

— А скажи-ка, знал ли кто-нибудь о том, зачем вы с Радимом сюда идёте.

— О моём разговоре с Твёрдом точно никто проведать не мог. Он даже когда послание передавал, не писал ничего на бересте, кроме значка тайного.

— А Радим? Может, он кому-то рассказал?

— Не знаю даже. Он мне до последнего ничего не говорил. Шепнул только твоё имя перед выходом из поруба, вот и всё. Не думаю, что он разболтал.

— Тогда совсем непонятно.

— Кто-то знал, что придут из Вежи изменников искать, но не, знал кто именно придёт.

— Значит, они на тебя не подумали поначалу.

— А когда я тебя искать начала, всполошились и всех перетравили.

— А где ты была?

Цветава наморщила лоб.

— На базаре со стражниками разговаривала, с сотником, с Горыней, и… там ещё один десятник был.

— Как выглядел? — подобрался Ждан.

— Высокий, всего на три головы тебя ниже, волосы русые, нос набок свёрнут…

— Уйка!

— Не знаю, его по имени не называл никто.

— Зато я знаю. А знаешь, что самое дивное в этом самом десятнике?

— Что?

— А то, что вчера он тебя увидел, а сегодня, после того как твой десяток отравили, срочно умчался не пойми куда, вместе со всем десятком.

— Получается, его ты искал?

— Вряд ли, — покачал головой Ждан. — Слишком мелкая сошка он. Что может десятник? Ну, убить кого-то, ну в бою в спину ударить…

— Ворота врагу открыть.

— А самосветные камни? А где он этих твоих колдунов прячет? Под лавкой, в гриднице? Нет, есть ещё кто-то, вот его и надо искать. Но только после того, как княжну обратно приведём.

— А если не приведём?

Ждан не ответил. Не говорить же ей, что в последние дни его частенько посещала мысль, просто трусливо бросить всё и сбежать из этой ставшей постылой крепости, забиться куда-нибудь в угол поглуше, чтобы слыхом не слыхивать обо всех этих предателях, смертях, ведьмах, губящих чужих мужей и прочей нечисти. Он твёрдо решил, что если не удастся спасти дочь князя-воеводы, то обратно он не вернётся. Пусть думают, что хотят о нём. Хватит. Ему здесь всё равно уже не выжить, так может, где-то в другом месте удастся пусть хоть не прожить жизнь, как полагается, так умереть лицом к лицу с врагом, а не в подворотне от ножа в спине.

— Откуда у тебя обруч? — спросил он.

Отчего-то его вопрос смутил девушку, она нервно провела пальцами по вытертой меди и ответила:

— Давным-давно подарили, ещё там — дома. Теперь это просто память, чтобы не забыть.

— Кого?

Она пожала плечами:

— Хоть кого-то. Пытаюсь припомнить хоть что-то: всё как в тумане. Обруч — единственное, что осталось от той жизни.

— Мечтаешь домой вернуться?

Она лишь грустно усмехнулась в ответ и сказала:

— Пойдём в дом, там Сияна на нас обижается.

[1] Виселицу