Безымянные боги

Глава 6

— Это сколько же их тут! — сквозь зубы прошипел Ахмыл, отползая от края.

Цветава ничего не ответила, только шевелила губами, пересчитывая выбирающихся из шатров упырей. Она постоянно сбивалась, но всё равно выходило никак не меньше полутора сотен.

— Уходим, — наконец прошептала она и бесшумно поползла прочь от обрыва.

Ахмыл не отставал, хоть и был, судя по всему, недоволен. Ну да, ему только дай волю, так побежит в одиночку хоть упырей рубить, хоть волкодлаков кулаками молотить. Молодой ещё, смелости много ума мало.

От этих мыслей Цветава криво ухмыльнулась, нашлась тоже старуха, ей-то самой только-только стукнет восемнадцать, а выглядит так ещё младше — худая, жилистая и совсем низкорослая для девушки из чуди, едва выше обычного мужа. Но опыта в сшибках с нечистью ей не занимать, так что сейчас, когда в разведку пошли, десятник её старшей поставил. Ахмыл, конечно, надулся, но спорить не стал и даже сообразил не ворчать о том, где бабье место. Не забыл, выходит, прошлого урока.

Когда отползли подальше, поднялись на ноги и пошли бесшумно, следя внимательно не только за тем, чтобы камешки под ногами не хрустели, но, и чтобы травинок не ломать. Идти так получалось медленно, зато если следопыта пустят, то придётся ему покрутиться, пока хоть что-то обнаружит, а чем больше времени враг на поиски потратит, тем больше времени у них будет, чтобы к встрече подготовиться.

— Что скажешь? — не выдержал первым Ахмыл.

— Слишком много, — ответила Цветава и задумчиво пробормотала: —Не понимаю…

— Чего ещё ты не понимаешь? — вскинулся парень, но она только сердито мотнула головой и не подумав отвечать.

Десяток ждал за грядой, но если не знать, то и не поймёшь, что восемь человек, из них трое богатырей из чуди на привал расположились. Цветава затрещала сорокой, ей ответил скворец. Три крика, значит, хорошо всё. Тихо.

— Как там? — спросил десятник Витомир, когда они подошли к днёвке.

— Ещё почти две сотни, — ответила Цветава.

Десятник выругался и достал карту с пометками, сделанными совсем недавно.

— Это которые?

— Уже четвёртые. Что будем делать?

— Идти, куда идём, смотреть, скрываться, боя избегать, пока можем. Наше дело — наблюдать.

— е понимаю, — повторила Цветава, Ахмыл покосился на неё, но ничего не сказал, зато спросил десятник:

— Чего ты не понимаешь?

— Почему они к Хорони идут?

— А куда ещё?

— Для нападения Вежа больше подходит — людей меньше, стены ниже, столп не такой яркий…

От таких рассуждений воины недовольно заворчали, но десятник только шикнул на них. Не время сейчас споры разводить, какая из крепостей лучше. Девчонка правильно думает. Будь он сам на месте упырей, пошёл бы именно к Веже. Конечно, крепость им никак не взять — сгорят и вся недолга, но бросать почти тысячу воинов к палящей светом Хорони — это верх глупости. А глупостей твари из Гнилых гор с каждым годом делали всё меньше и меньше.

— Что предлагаешь?

— Не знаю, пока, — Цветава покусала губы и продолжила. — Надо покрутиться тут. Если они что-то задумали, должны быть ещё отряды.

Ответ девчонки десятника удивил. Она вообще часто удивляла этими своими рассуждениями, и почти всегда оказывалась права. Странная, тихая, голоса никогда не повышает, что для её племени вообще редкость, но врага будто насквозь видит. Два года в одном десятке с ней ходит Витомир и ни разу не ошиблась. Сколько лихих да могучих парней полегло, а эта щепка сухая, как бегала, так и бегает.

— Видишь? — девичий перст прошёл по карте, отмечая вражеские отряды. — В одну точку сходятся. Здесь долинка есть, в ней они и соберутся.

— Уверена?

Она только кивнула молча.

— Если и есть что-то, что им поможет на крепость напасть, то оно там. Надо идти, чтобы раньше всех сил туда добраться.

— А если заметят?

— Там место есть хорошее для наблюдения. Упыри туда точно не сунутся.

— Почему?

Она только криво усмехнулась в ответ.

Дальше двинулись, чередуя бег с шагом. Может, конечно, следов больше, но медлить тоже нельзя — уже перевалило за полдень, а до указанной долины не меньше пяти-шести часов ходу. К тому же в горах ничего нельзя точно рассчитать, может что угодно стрястись, и погода испортиться, и тропу обвалом накрыть, и речка разлиться. Лучше всегда время про запас оставлять.

Слава богам, добрались без бед, правда пришлось всю долину обходить по широкой дуге. Витомир поостерегся подходить близко, опасаясь волкодлачьих наблюдателей. Волкодлаки это тебе не упыри, они и секрет без труда распознают, и преследовать могут даже днём. Зрение у них днём слабеет, но нюх остаётся прежним, а привлекать к себе внимание десятник не хотел.

К месту, указанному Цветавой они подобрались уже в сумерках. Когда чуть поднялись по едва заметной тропке, десятник усмехнулся, поняв уверенность девушки. — весь склон, включая тропу, густо зарос боярышником. Соваться в такое место упырю не лучше, чем под камень-самосвет.

По козьей тропе вскарабкались на каменную площадку. Место обжито — оборудованы лёжки для наблюдателей, в небольшой расщелине припрятана провизия и запас дров, чтобы переждать холодную ночь, там же, подальше от края, кострище.

Но сейчас костёр разводить, конечно, не стали. Витомир приказал Цветаве следовать за ним и двинулся к краю площадки.

— Ты оказалась права, — произнёс он, не отрывая взгляда от долины.

Цветава ничего не ответила, даже не повернулась на голос. Её взгляд прикипел к тому, что творилось внизу.

Никакой долины больше не было. Всё пространство между горами теперь кишмя кишело нечистью. Ордами нечисти — бесчисленные шеренги чёрных шатров, в которых упыри пережидают день, сотни и тысячи стервей, согнанных пастухами в западную часть долины, откуда нестерпимо тянуло тленом. В противоположной стороне раздавались вой, рычание и визг, от лагеря волкодлаков, а ближе к середине долины, лениво поводили покатыми плечами три живые горы, чью кожу с ног до головы покрывали чёрные узоры— помеченные Тьмой волоты.

— И это ещё не все… — потрясённо прошептала Цветава.

— Не в числе дело, — ответил десятник. — Вон туда смотри. Видишь?

Она посмотрела туда, куда он указывал, и ещё больше помрачнела.

Рядом с великанами, расположилось несколько шатров, совсем не похожих на пристанища упырей или на лачуги, которые лепят из мёртвых тел пастухи стерви. Эти слишком богато украшены и просторны для простой нечисти.

— Никак от Гнилых гор чародеев послали.

— Похоже. А зачем?

— Зачем бы ни послали, нам всё одно — плохо будет.

Уходить дальше не решились, дело к вечеру идёт, твари к боярышнику не сунутся, а дальше в горах неизвестно сколько их ещё рыскает.

— Что делать будем? — подал голос Радим, который в десятке ходил лишь немногим меньше самого десятника. — Назад к Веже пойдём?

— Нет, — покачал головой Витомир. — Как и задумывали, пойдём к Хорони.

— А если они нам путь перережут?

— Не перережут.

— Это почему?

— Прежде чем дальше двигаться, им тут надо всем собраться. Ежели они начнут как попало по горам шастать, то в крепости о них быстро узнают, а они, похоже, скрытно решили подобраться.

— Как начнёт упырей светом от столп жечь, так будет им скрыность.

Десятник покосился на Радима, но ничего говорить не стал.

— Языка надо брать, — предложил Войко, который только недавно пришёл в десяток, вместо задранного дивом Горана.

— Кого ты брать собрался? Упыря? Вурдалака?

— Чего сразу упыря-то? — надулся парень. — Чародея спеленать и вся недолга. Рот ему заткнуть, пару затрещин влепить, чтобы дурить не вздумал…

— А остальные? Или ты думаешь, что никто пропавшего не хватится?

— Прав Войко, — поддержал парня Искрен. — Язык нам нужен, и брать его надо так, чтобы не хватились, а если и хватились, то деваться больше некуда было бы.

— Это как?

— Случай нужен. Нечего просто так по горам скакать, ждать случай надо. Что скажешь, десятник?

— А не станется так, что упустим время?

— Не думаю. Они, вишь, как вольготно расположились? Явно не завтра в поход выступят, ждут чего-то…

— Ладно, — нехотя проронил десятник. — Пока задержимся и понаблюдаем. Ежели с пустыми руками в Хоронь прибежим, могут и не поверить на слово.

— Так, а я о чём говорю! — вскинулся Войко.

— Ну, раз ты такой разумный, то первый караул на тебе и на Ахмыле.

Ночью с площадки разглядеть ничего бы не смог даже самый зоркий из порубежников. Удалось разве что увидеть, что возле чародейских шатров, развели костры. Сами же разведчики такой роскоши себе позволить не могли, так что выставили дозор, поужинали всухомятку и легли спать.

Цветаве досталось караулить от полуночи два часа, вместе с новичком по прозвищу Крив. Кривым [1]в полном смысле парень не был, но левое веко его рассекал давний шрам, заставлявший постоянно щуриться, оттого и прозвали. Он на прозвище не злился и вообще незлобив был, зато следы читал неплохо, поэтому в десяток и взяли.

— Имя у тебя неподходящее, — зевая, сказал он, когда молчать стало совсем невмоготу.

— С чего это? — насторожилась Цветава.

— Ну, что за имя для девицы-поленицы — Цветава? Сразу одни васильки да ромашки на ум приходят. Надо было тебе Арысью назваться или Злобою... Видел я какова ты в бою, очень бы подошло.

— Меня и это устраивает, — буркнула девушка, отвернувшись в другую сторону, чтобы не дай боги, не заметил навернувшихся слёз.

Все только и твердили, какая она молодица в бою, как ловко головы рубит, да лапы отсекает, а она втайне, молчком завидовала чёрной завистью тем подруженькам, что замуж вышли. Хоть и нравилось ей по горам бегать и нечисть в страхе держать, да больше хотелось бы мужа справного, да детишек столько, сколько боги дадут. Хоть давно всё было, но она ещё помнила, и север снежный и холодный, и родовую избу с горящим жарким огнём очагом, и братьев, да сестрёнок, снующих подле матери. И то помнила, что была обещана уже и как мать, расчёсывая вдали от огня её длинные волосы, рассказывала ей, как должно себя жене вести, чтобы в доме было ладно. А ещё помнила, как они с женихом, таким же сопливым, как и она сама, глядели на обручи медные на своих запястьях, да говорили, дурни, что друг друга всю жизнь любить будут.

Только изменилось всё. Приехал в их село волхв Твёрд, невеликий ростом и статью, но уж больно суровый нравом да хитрый, сговорился он со старостой, чтобы отдали старших детушек ему в обучение, богато платил за каждого, да обещал не неволить, если, когда вырастут, уйти захотят. Много чего говорил, много чего знал, а не ведал, что счастье девичье загубил на корню, будто деревце из землицы вырвал.

Так, они и разлучились. А потом косы длинные обрезать пришлось, чтобы нечисть в бою голову девичью не оторвала, а ещё позже не убереглась Цветава от когтей упырьих, едва не умерла от чёрной лихоманки, но спасли волхвы-лекари, выходили. Лучше бы сразу кол в грудь заколотили. Пусть жизнь спасли, да лица не уберегли — через всю правую щёку пролегли три синюшных следа от когтей. Два года уж прошло, а они не посветлели нисколько. Кому она теперь такая изуродованная нужна?

Оттого и томилось сердце отчаяньем, и рубила она нечисть злее всякого мужа. Только тогда спокойно становилось на душе, когда глядела да гладила старый, вытертый, местами позеленевший обруч и гадала, как там жизнь живёт её наречённый. Позабыл ведь давно обо всём, женился… а может быть, давно уже лежат его кости в земле, как и многих соплеменников.

И имя другое ей не нужно было. Цветавой её матушка нарекла. Говорила, что цветы не только красотой блистать умеют, но и под снегом часа своего ждать терпеливо, и он тяжести холодной пусть к земле пригибаются, да не умирают, не ломают стебельков. Знала бы матушка, что ждёт её чадо вечная зима студёная, может, и выбрала бы имя счастливее.

— Идут, — прервал её мысли Крив. — Слышишь?

В темноте, конечно, ничего не разглядеть, но в долине точно творилось что-то неладное: слышался шум, кто-то рычал, кто-то орал жалобно, кто-то злобно. Наконец, от костра чародеев отделилась искорка и поплыла туда, где днём было видно шатры упырей.

— Это ещё что? — подался вперёд Крив.

— Чародей себе путь посохом освещает, — пояснила Цветава. — Видно, упыри сами разобраться не додумались.

— Эх, взять бы его за шиворот…

— Размечтался. Скорее всего, в прямом бою чёрный колдун всех нас в узел скрутит, да кровушкой, брызнувшей умоется.

— Скажешь тоже…

— Точно говорю.

— Неужто сталкивалась уже? — придвинулся ближе Крив.

— Приходилось, — нехотя ответила девушка, отметив, что слишком уж близко он оказался.

— А как же ты тогда из узла развязалась?

— Нас всего двое было в дозоре — я, да дядька Лесьяр, который меня следы читать учил. А на колдуна налетели неожиданно, тот и сам растерялся. Поэтому меня дядька успел с обрыва столкнуть, заметил, что там выступ в скале, вот и столкнул. А сам… Только лужа крови от него осталась.

— А чего колдун тебя не добил?

— Наши услышали возню и подбежали, вот он и сбежал.

— Получается, не всех мог бы в узелок завязать?

Цветава не ответила.

К утру шатров в долине стало ещё больше, да ещё непрестанно прибывали всё новые и новые сотни мертвяков и прочей нечисти, которой дневной свет не помеха.

— А это кто? — спросил Войко, — указывая на спускающихся в долину приземистых тварей, сплошь покрытых бурой шерстью и с такими пастями, что любой волкодлак казался перед ними дворнягой.

— Берлаки, — сплюнул десятник. — Что-то вроде тяжёлых латников у оборотней — не такие быстрые как волкодлаки, и нюх слабее, но в бою десятерых стоят. Никогда не видел, чтобы сюда забирались, они всё больше границу Гнилых гор стерегут.

— А что им на этот раз тут понадобилось?

— А я откуда знаю?

— Я знаю, — подал голос Мяун, один из отроков-чудей. — Вон же она, причина, в самой серёдке стаи едет!

Странно, что ведьму они не заметили сразу, хотя, может быть, она специально хоронилась под покровом-невидимкой, чтобы раньше времени никто не распознал, но приблизившись к лагерю союзников, показалась. Разглядеть черты лица с такого расстояния, конечно, не получалось, но даже навскидку видно, что стара, сгорблена будто коряга, но в седле держалась крепко.

— Это что за скакун такой? — удивился Ахмыл, который даже приподнялся, чтобы разглядеть гостей получше, но получил подзатыльник и шлёпнулся обратно.

— Никакой это не скакун, — ответил Радим, — Это она дрекавака оседлала, такой скакун тебя перекусит пополам и не заметит.

Старуха проследовала к белым шатрам чародеев. Из одного шатра вышел человек, поклонился ей и махнул рукой берлакам, указывая, куда идти.

— Важная птица? — снова подал голос Ахмыл.

— Посмотрим, — ответил десятник.

Смотреть пришлось почти полную седмицу. Нечисти к этому времени в долину набилось как рыбы в бочку, в воздухе повис запах мертвечины, нечистот и псины от лагеря оборотней, которые теперь постоянно рыскали по окрестностям, похоже, всерьёз занявшись разведчиками из Хорони — к шатрам чародеев уже два раза притаскивали пленных порубежников. Что с ними делали, разглядеть не удавалось — их почти сразу уводили внутрь одного из шатров, но сомневаться не приходилось, что ничего хорошего дружинников не ждёт.

Разведчики скрипели зубами, но помочь пленным никак бы не смогли. Они и сами постоянно висели на волосок от гибели — день назад Искрен с двумя отроками выбрались на разведку и лишь чудом разминулись с дозором волкодлаков. Повезло, что ветер дул на воинов и твари прошли мимо, ничего не заметив, но даже без этого понятно было, что пора уходить. Ещё немного и нечисти станет столько, что никакая выучка не спасёт.

— Завтра уходим, — объявил десятник, собрав всех, кроме дозорных. — До Хорони четыре дня хода. Мы налегке, а им не так просто подняться да вперёд пойти, особенно упырям. Успеем добраться.

— А язык? — спросил Войко.

— Обойдёмся. Если ещё будем ждать, то и языка не достанем, и сами с жизнью простимся.

Но вышло по-другому. На следующее утро ещё затемно белые шатры свернули, а чародеи цепочкой потянулись к выходу из долины.

Десятник приказал быстро собираться и идти следом. Забрезжила призрачная возможность захватить пленного. Значит, нужно попытаться. От тех, кто мимо возможностей проходит, боги отворачиваются, а сейчас этого никак нельзя было допустить.

[1] Кривой — одноглазый.