Безымянные боги

Глава 27

Утром терем гудел от произошедшего ночью. Оказывается, к княжне сквозь все двери пробился див с кошачьей головой и змеёй вместо хвоста. Он обманом сумел открыть все засовы, навёл морок на девку Добрушку и уже навис над самой княжной, капая на неё слюнями, но тут в комнату ворвалась Цветава с кинжалом. Она схватила злыдня за рога и вышвырнула его прочь, а потом одним махом отрубила ему хвост, который тут же сгорел синим пламенем. Увидев эдакую силу, див трусливо сбежал через печную трубу, обратившись то ли крысой, то ли летучей мышью.

Рассказывали эту историю все, причём дива уже видели и на кухне, и во дворе, и даже у дверей в княжескую опочивальню. Ждан, слушая эту историю, веселился от души, а Цветава мрачнела от пересказа к пересказу. В итоге сплетни им просто наскучили, и улучив момент, когда княжна обедала, Ждан отозвал Цветаву в сторону и шёпотом пересказал ей всё, что услышал от шерстнатого, опустив только свой последующий визит в женскую часть терема.

— Выходит, княгиня собственную дочь решила извести? — ужаснулась девушка.

— Думаю не просто так, — покачал головой Ждан. — Тут какая-то хитрость кроется. Может что-то вроде жертвы или откупа.

— Кому?

— Да, кто его знает? Помнишь, Уйка что-то кричал про пустоту? Может, как раз этим, которые её несут.

— А нам что делать? А если и князь с ней заодно?

— Не похоже. Он-то как раз дочь любит и во всём ей потакает. А нам теперь нужно Ладославу хранить пуще глаз своих.

— Сохранишь её тут, как же, — проворчала Цветава.

— Схватку с дивом вспомнила?

— Да ну тебя! Какой ещё див? Это девка — лоб толоконный, разболтала. А на самом деле услышала она ночью стук, да дверь и раззявила. А дальше не пойму, что было. На меня саму будто морок напал: сначала кошмары мучили, будто душили меня, потом проснулась, а рядом чую, стоит кто-то, а не видно его, сколько ни вглядывайся. А потом дурёха эта завопила не своим голосом, и снова кто-то засов в сторону отодвинул. И свежие отметины от ножа я на брусе нашла, будто засов раскачать пытались или сдвинуть. Выходит, ночью кто-то через дверь в женскую половину зашёл, а после вышел.

— Как же это он невидно и неслышно мимо этой твоей Добрушки, да мимо тебя проскользнул?

— А вот не знаю. Может, у княгини, да у тиуна третий помощник имеется, который невидимым может становиться.

— А может, почудилось вам?

— Может, и почудилось, — пожала плечами Цветава, но было видно, что сама она так не думает.

После обеда взбрело княжне пойти на базар прикупить орехов в меду, посмотреть заморские ткани и специи. У Ждана глаза на лоб полезли от ужаса, как представил, что придётся следить чуть ли не за всем базаром, но девки дворовые так и загомонили от радости, предвкушая скорое развлечение. Ждана с Цветавой, конечно же никто не спрашивал.

Немного обрадовало бывшего десятника, что на базар взяли ещё четверых стражников с бердышами и саблями, правда смотрели они на молодых гридней свысока, мол, хочет княжна в игрушки играть, пусть её, а к нам со своей глупостью не лезь.

В итоге, когда приехали на базар, стражники остались стоять у возка, хмуро следя за толпой, а Ждану и Цветаве пришлось лезть в самую толчею, пытаясь хоть как-то прикрыть сумасбродную подопечную от шального удара или стрелы. Получалось из рук вон плохо — дворовые девки кудахтали как курицы и бестолково метались по рядам, сводя на нет все усилия.

В общей толчее кто-то подхватил Ждана за руку. Он хотел было в ответ ткнуть наглеца локтем под бороду, но тот ловко дёрнул руку к земле так, что Ждан на миг потерял равновесие. Тут же будто из-под земли вырос рыжий парень с коробом, полным калачей и пряников, и голосом Некраса заголосил:

— Покупай пряники да калачи!

Расхватают, потом не кричи!

С мёдом, с ягодой, на любой вкус!

А ухвативший за руку Велимир шепнул:

— Разговор есть, десятник. Важный.

Ждан кинул Некрасу медяк, схватил из короба тёплый ещё калач и пошёл следом за гомонящей толпой с княжной во главе.

Цветава оглянулась, увидела, с кем он под руку идёт, сделал страшные глаза и тут же отвернулась. К ней подскочил Некрас, сунул петушок на палочке и скрылся в толпе.

— Что узнали? — не оборачиваясь спросил Ждан.

— Тиун твой мечется, будто муравей, каких-то три воза во двор пригнал, а что в них непонятно, всё рогожей укрыто. А в доме у него будто вымерли все, даже собаки не лают.

— Думаешь, в ближайшее время?

—Грядущей ночью всё они попытаются сделать. Будь готов.

— Куда мне? От княжны не отойдёшь.

— Ты уж мне поверь, когда закрутится всё, не до княжны будет.

— Они её на заклание приготовили.

— Тише ты. И не только её. Но тут ещё кое-что есть.

В это мгновение княжна завопила, будто её резали тупым ножом, но в следующий миг она уже засмеялась, примеряя ожерелье из крупного заморского жемчуга. Ждан сплюнул от злости и постарался сместиться так, чтобы лучше видеть, что там творится.

— Кто-то письмена гадкие рисует на стенах, — продолжил Велимир.

— И, что? Мало ли сумасбродов?

— Может, и много, да мы уже такое видели в Богораде, и лучше бы не повторилось, то, что мы видели.

— А что там было?

Тут из толпы выскочил Некрас уже без короба и молча хлопнул Велимира по плечу и кинулся дальше.

— Будь готов сегодня ночью, — велел тот. — Мы тоже в детинце будем.

Подручные Твёрда скрылись в толпе, будто их и не было, а мимо Ждана пробежал базарный стражник.

— Рыжего такого не видел? — спросил он.

— Видел, — ответил Ждан. — Мимо пробегал.

— Куда?

Ждан только руками развёл, стражник досадливо сплюнул и двинулся дальше уже шагом.

Они ещё походили по торгу, причём княжна придумала игру — незаметно поменяться платком с девкой из дворни и убегать от гридней. Всё это сопровождалось радостным смехом, причём смеялась не только сама Ладослава, но и окружавшие её девицы, и оставшиеся у возка стражники. Ждан подумал, что если подобное поведение будет повторяться раз за разом и каким-то чудом подопечную не убьют враги, то он сделает это сам. Судя по злобному выражению лица Цветавы, она была того же мнения.

В детинец они вернулись далеко за полдень. Девушки выпорхнули из повозки и гомоня побежали на женскую половину, следом за ними прошагала красная от злости Цветава, Ждан остался ждать у входа, потихоньку остывая после поездки.

К счастью, остальную часть дня княжна терема не покидала, лишь вышла к ужину. Ждан воспользовался заминкой, отозвал в сторону Цветаву и пересказал ей разговор с Велимиром.

— Что значит «не до княжны будет»? — нахмурившись, спросила девушка.

— Значит, что совсем худо дело.

— А чего мы тогда не бежим к князю-воеводе или хотя бы к сотнику Военегу?

— И что мы им скажем? Что в свободное от службы время шпионили за государевыми людьми, а помогали нам подручные волхва, который хотел Государя убить?

— Он не убивал.

— Это ты другим расскажи. Эту ночь нам пережить надо, вот и весь сказ.

Разговор прервали крики с улицы, сначала орали стражники, потом к ним присоединился хриплый, видно сорванный голос, торопливые шаги на лестнице к трапезной, схватились было за оружие, но это оказался гонец, пропылённый и шатающийся от усталости.

— Беда! — прохрипел он, привалившись к стене. — Беда, воевода!

Два дюжих стражника выскочили из трапезной, подхватили гонца под руки и втащили внутрь, почти сразу из дверей выскочили княгиня и Ладослава, обе бледные и растерянные, двери за ними захлопнулись. Ждан с Цветавой молча переглянулись и двинулись вслед за княжной.

Неизвестностью они мучились недолго, скоро прибежал посыльный и велел Цветаве бегом бежать к князю. Вернулась она нескоро, бледная, с поджатыми в нитку губами.

— Что? — подскочил Ждан.

— Войско нечисти к самой светлой границе подобралось, — ответила она. — Видно, их ещё больше стало, пока нас по порубам да лесам гоняли.

— А что князь?

— В ярости. Грозит Военегу и всей сотне головы отрубить, если…

— Если что?

— Если крепость выстоит, — закончила девушка.

Терем загудел, будто пчелиный рой. Началась суета, крики, бестолковая беготня. Всех, кто оружие в руках держать не мог, из детинца выдворяли в окольный город и посад. В срочном порядке к стене переместилась сотня дозорных. К вечеру должны были подтянуться сотня старшей дружины и четыреста мечей младшей, причём половина из них конными. К тому времени, когда опустились сумерки в детинце яблоку упасть негде стало, но подготовка и не думала стихать. В окольном городе начали созывать ополчение, коего в крепости насчитывалось около пяти сотен, отправили гонцов по деревням. Эти хоть до темноты не успеют, да к завтрашнему полудню придёт ещё сотни три.

Княжну, конечно, никто в тереме не оставил — отправили в окольный город, подальше от суеты и грядущих опасностей. С ней вместе услали и всю дворню, вместе с гриднями. Княгиня со слугами должна была приехать позже, а князь остался на Cтене вместе с дружинниками.

Ждан только каким-то чудом не растерялся от всей этой суеты и стремительности и даже сумел организовать переезд так, что ничего не потерялось и никого в толчее не помяли. Возы с княжеским добром беспрепятственно выехали из ворот детинца и двинулись к боярскому дому, в котором полагалось пребывать княжне, но, когда Ждан увидел, куда княжий возница направил куцый обоз, он едва не заорал, чтобы поворачивали прочь, да летели без оглядки куда глаза глядят. Предназначенный дом располагался подальше от детинца, где стояли все боярские дома, а главное — всего в двух домах от него высился терем тиуна Акима.

***

Конечно, он не стал кричать и бегать вокруг возов, требуя немедленного отъезда. Не хватало ещё больше переполошить толпу девок. Да они такой гвалт поднимут, что потом сам не рад будешь, но про себя он решил, что княжну здесь он не оставит и сам не будет, будто баран в стойле дожидаться смерти.

Цветава тоже сразу смекнула, что дело тут не то что нечисто, а смердит, хуже падали. Поэтому они со Жданом коротко переговорили, ещё до приезда княгини телохранительница проскользнула в светёлку возбуждённой переездом Ладославы. Ей подход вражьего войска, дружинники, поспешный побег из терема виделись настоящим приключением, и поэтому, когда подруженька Цветава предложила княжне пошутить с матушкой шутку, та не то что согласилась, а мало не завизжала от восторга.

В срочном порядке в светёлку к княжне вызвали девку Любинку, которая так на княжну походила, даже батюшка-воевода раз как-то спутал, разве что волосы подлиннее у неё, да глаза карие, а не голубые. Всем остальным в доме было объявлено, что княжна от хлопот дневных умаялась без меры и почивать ляжет пораньше, а Любинка ей будет сказки сказывать, да колыбельные петь. Цветаву тоже в светлице оставили, дабы никто покоя княжны не потревожил.

Как только закрылась на щеколду дверь. Любинку тут же взяли в оборот: обрядили в наряд Ладославы, волосы убрали под кичку[1], а после строго настрого запретили из комнаты выходить, даже если сам князь-воевода будет стучаться. А чтобы не вздумала баловать, княжна лично ей пригрозила, что расскажет батюшке, как вместо того чтобы косы Ладославе заплетать, Любинка частенько с конюхом Абсеем на конюшне целуется, а может, и не только. Та от таких посулов перепугалась до смерти, впрочем, княжна смилостивилась и пообещала, что коли шутка удастся, то будет Либинке и приданое богатое, и платье жемчугом расшитое, чтобы с Абсеем клятву богам принести.

Цветава сначала спрыгнула сама, потом помогла спуститься Ладославе. Та спрыгнула вниз из оконца даже не взвизгнув, лишь рассмеялась тихо, когда телохранительница её у самой земли подхватила. Ставни на окошке опочивальни тут же захлопнулись, как и оговорено было. Дальше они, обряженные в самые обыкновенные сарафаны и платки, проталкивались сквозь гудящую от тревоги толпу к воротам в посад, княжна крутила головой и охала на каждом шагу, всё норовила остановиться, то на баб с узлами вещей поглазеть, то на мужиков с топорами да копьями, собиравшимися в десятки, а то и целыми артелями, уже шагавшими к детинцу. Немного разочаровал её опустевший посад, разве что повеселило, как потешно бегают и визжат купцы, собирая добро в обозы, да снующие между амбарами и лабазами приказчики, похожие на муравьёв.

Когда они подошли к дому с резными коньками на воротах, уставшая было княжна хотела уже заплакать, и шутка не казалась такой уж смешной, но стоило только войти в калитку, как к ним под ноги кинулась рыжая собачка, да такая умильная, что Ладослава даже в ладоши захлопала. Собачонка совсем не напоминала злющих кудлатых кобелей с княжеской псарни, которых и погладить-то можно было только в присутствии псаря. Нет, эта оказалась ласковой и игривой, настоящей плясуньей, вон как завертелась вокруг! А потом на задние лапки встала и будто «барыню» начала ломать. Вот потеха!

На тявканье собачонки из дома выглянула красивая женщина-чудь, удивилась, увидев Цветаву, а ещё больше княжне, но, конечно, прогонять не стала, напротив, позвала в дом и угостила пирогами, которые оказались даже вкуснее, чем у княжьей стряпухи бабки Лукерьи. А дом у красавицы Сияны оказался уютными совсем не таким пустым, как тот, в который Ладославе матушка велела ехать, так что она сама не заметила, как, наевшись пирогов, напившись травяного чаю, уснула на лавке крепким сном. Правда не заметила она ещё и того, что Цветава и Сияна себе другой чай заваривали и пили совсем понемногу, больше подливая ей.

Когда княжна уснула, Цветава с Сияной вышли в светёлку вдовы и уже там продолжили разговор, правда, вдова произнесла лишь одно слово:

— Беда?

— Беда, Сиянушка, — кивнула Цветава. — Враг под стену уже подошёл, а в тереме у князя — чисто гнездо змеиное. Княжну извести решили, вот мы и придумали её у тебя спрятать.

— Верно придумали, — одобрила Сияна. — Я девчушку в обиду не дам.

— Себя тоже сбереги. Как начнётся всё, до утра продержись, а коли мы не появимся, хватай княжну и бегите подальше.

— И ты себя береги Цветавушка, — всхлипнула вдруг Сияна. — И Ждана там в обиду не дай, а то знаю я его…

— Ждан велел, если будешь одна уходить, чтобы ты про Жужку не забыла, да для домового с банником пару валенок приготовила, — ухмыльнулась Цветава.

— Вот уж…Сам мало что не под топор лезет, а туда же, то о шавке этой заботится, то о домовиках, — нахмурилась вдова. — Ладно уж, передай ему, что всё сделаю.

Они обнялись на прощание, и Цветава уже почти не скрываясь, побежала обратно к боярскому терему.

Ждан встретил её в условленном месте — они заранее присмотрели заросли кустарника в дальней части княжьего двора, в которых даже чудь без труда мог укрыться.

— Ладно? — спросил он, когда Цветава скользнула в самую гущу кустарника.

Цветава в ответ кивнула и спросила:

— Дальше-то что?

— А дальше надо ждать. Княгиня уже приехать успела, наверняка к дочери заявится.

— Убивать её нельзя, нас тогда самих в изменники запишут.

— Кто говорит убивать? Спутаем по рукам и ногам, а потом князю покажем. На, вот, кстати.

Ждан сунул Цветаве моток тонкой бечевы.

— Дурная затея, — произнесла девушка, но верёвку убрала за пояс.

— Другой у нас нет, вот на ходу и придумываем. Ты сейчас полезай в светёлку, да притаись там, только не забудь щеколду на двери открыть.

— А если княгиня меня из комнаты выгонит перед тем, как княжну удавить?

— Не выгонит.

Ждан вновь сунул руку под рубаху, достал грязную шапку-колпак и протянул девушке.

— Вот, наденешь.

— Это чтобы от удивления княгиня столбом замерла?

— Вот ещё! Ты надень, а потом говорить будешь.

— Не буду я это на себя надевать, — заупрямилась Цветава. — Ты её с какого-то побирушки снял, что ли? Грязная такая, из неё же можно щи сварить.

Ждан не стал напрасно спорить, просто натянул грязный колпак себе на голову и пропал, будто не было его. Цветава чуть не вскрикнула от удивления.

— Ну, что? — донёсся из ниоткуда ехидный голос бывшего десятника. — Примешь обновку?

— Шапка-невидимка, — ахнула девушка. — Ты где же такую достал?

— Где достал, то моё дело.

— Так, это ты был?! — неожиданно догадалась Цветава. — Ты ночью по женской половине шастал!

— Не шастал, — поправил её, снимая шапку Ждан, — а тебе помочь хотел.

— Знаем мы такую помощь! — вспыхнула девушка.

— Вот глупеня. Тебя злыдни во сне чуть до смерти не задушили. Еле успел тебе на помощь прибежать, ещё эта телеухая возле двери засела так, что не пройти свободно.

— Значит, это ты чёрные пятна на полу да на стенах оставил.

— Скажешь тоже. Это злыдни дохлые прахом чёрным осыпались. Одного я об стенку… двоих расплющил, а потом каблуком… последний сбежал.

Цветава от этих слов вздрогнула, подумав, что неспроста ей мерещилось что-то в тени.

— Спасибо, — тихо ответила она, и, наклонившись, поцеловала Ждана в щёку.

— Шапку лучше возьми, — ответил он, пытаясь строгостью скрыть улыбку, так и норовившую разрушить образ оскорблённого героя.

Цветава натянула шапку на голову, немного посидела, привыкая к невидимости и удивляясь, что просторный колпак сейчас пришёлся впору, а затем двинулась к терему. Вскарабкалась тихонько по венцам, ругаясь на неудобный сарафан, отворила едва прикрытые ставни и ужом ввинтилась в темноту комнаты.

Любинка, умаявшись ждать, посапывала себе на кровати, совсем не по-княжески раскинув в стороны руки и ноги, будто в облаках парила. Цветава нахмурилась, потом прикрыла её вязанным одеялом и, отодвинувшись в дальний угол, замерла в ожидании.

[1] Женский головной убор