Амулет мертвеца

Глава 33. Лисьи следы у кромки воды

Во сне Даша убегала отизвержения вулкана, под оранжевым лютым небом, почему-то по асфальту, да еще тащила на руках пушистую белую кошку — та хрипло орала и вырывалась. На плечи падали хлопья горячего пепла, в спину давило жаром. Трещина разрубила дорогу впереди — Даша прыгнула под кошачий вопль.

И проснулась.

Просыпаться вместе — когда-то в Питере они любили валяться по утрам в выходной, Данил говорил — «тюлениться». Теперь она засыпала и просыпалась самостоятельно. Даша попыталась пятерней расчесать волосы, без особого успеха. Этот упырь опять сидел ночью в кухне за новым могучим ноутбуком, подарком чекистов, защищенным от чего угодно — носился по сетям.

Он заглянул в комнату, босой, в шортах и черной футболке с енотом, держащим бензопилу, и Даша унюхала запах кофе, а еще какой-то сдобы.

— Проснулась наша Несмеянушка, смотри, солнышко уже рассупонилось, расталдыкнуло лучи по белу светушку…

— Уйди, нечисть. Я страшная, я заспанная и опухлая и…

— Ненакрашенная. Выглядишь очень вкусно. Пухлая булочка. Давай, намывайся, завтрак ждет.

Она метнула подушку, но куда там — уклонился и поймал снаряд одной левой — кинул обратно, идеально попав в изголовье.

За кофе Даша высказала укрепившуюся во сне мысль.

— Если бы мы вернули этой ненормальной ее кошку ну… сравнительно живой, может, поможет?

— Да мы бы любой каприз. Но где она похоронена. Только я боюсь, не поможет. Теперь Сима умерла, да здравствует… даже не знаю. Дьяволица?

— Игрушка дьяволов, может быть.

Даша отхлебнула ванильного латте. Мягкий, горячий и чуть горчащий в глубине вкуса, как надо. Данил презентовал ей роскошную кофе-машину с набором сиропов, впору открывать кофейню на паях, но Даше все равно нравилось, когда кофе готовил он.

Ныне из нищего трупа став богатеньким покойным, он положил на пару счетов ощутимые (она вздрогнула, увидев баланс) суммы и вручил карточки ей, а еще — натаскал, словно сорокин муж, (жаль, не его называют сорокопуд, подумала Даша) пуд не пуд, а килограмма два золотых украшений с драгоценными камнями, особенно чудесно было сапфировое ожерелье… Даша сразу подумала, на улице такое снимут вместе с головой. Впрочем, бросать работу она и не думала, а он не заикался.

— Там на пожарище ничего? — она запустила белые зубы в сдобную булочку с корицей. К ифритам диеты.

— Да изучили досконально, конечно. Сверхтемпературы, следы чего-то вроде…

— Серы?

— И серы тоже. Пару веществ опознать не смогли, и Оле не понял. Правда, их исчезающе мало. Амулет точно такой, как другие порченые. И эффекты те же.

У Даши кольнуло под сердцем.

— Данька, я теперь за тебя боюсь. Слушай, если что… сразу беги, беги как заяц. Заяц со скипидарной клизмой.

— Ну ты вивисекторша… хорошо, как гоночный заяц.

Она понимала, врет. Чертов викинг не побежит, индеец тоже, и этот Пилад-задохлик останется с ними. Сайха и Майя не сбегут… не было ейпечали.

В дверь позвонили. Какому дьяволу, какому псу приспичило?

— Посиди, я гляну, — Данил поднялся. Даша запахнула голубой халатик и встала следом.

На экранчике камеры на лестничной площадке стояли двое. Мужчина и женщина. Молодые. С виду вполне мирные, и на юридических лиц не похожи.

— Сектанты, — заметил упырь. — Будут вечной жизнью соблазнять. Мне особенно актуально.

— А может по делу? Открой, — попросила Даша.

Данил открыл и сказал, грубиян:

— Нет, мы не хотим говорить о вашем боге. Ктулху фтагн.

— А о демонах и странных пожарах? — спросила женщина, улыбаясь.

Они сидели в гостиной и пили кофе.

Андрей и Карина. Мужчина меж тридцатью и сорока, высокий, хорошо сложенный, в темном пуловере и джинсах, (неприметно, но недешево), голубоглазый, с лицом усталого от мира ангела. И почти седой. На его ногах странно смотрелись гостевые ковровые тапочки.

Женщина не такова, о нет. Красивая азиатка, прямые черные волосы забраны в хвост, мерцающий серебряным отблеском белый свитер и длинная темная юбка… изящные маленькие ступни в черных чулках она подобрала под себя, уютно свернувшись в кресле. Похожа на японку, глаза большие, под черными тонкими бровями вразлет, нос и рот невелики и изящны, кожа светлая, со слегка лишь смуглым отливом. Опасная дамочка. Шпионка или аферистка международного класса. Кроме жемчужных сережек-капелек Даша не заметила украшений. Точно, шпионка. Сколько ей, сказать почти невозможно. От двадцати трех (ну, для восемнадцати округлости уж очень выразительные, а взгляд хищный) и до сорока… или больше. Насколько?

А когда она назвала себя «кицуне», Даша даже не особенно удивилась. И вовсе не сочла ее сумасшедшей — не в ее положении хихикать, с мертвым любовником-то.

— Медведи, волки, кицунэ, неко, даже ленивые хитро…задые тануки. Все беспокоятся. Чутье у нас, сами понимаете, выживать умеем, — сказала красавица, отдувая со лба волосы, — мы, лисы, памятливые. Подобное случалось, и ничем добрым не заканчивалось. И вам, ёкаям, достанется, — обратилась она к Данилу.

— И когда же, например, случалось? — спросил Данил, хмурясь.

— Про Атлантиду и вы слышали.

— Это миф, — сказала Даша, — яркий, но миф.

Девица ей не нравилась. Приторная какая-то, восточная слабость.

— Моя прабабка едва унесла семь хвостов из того мифа. Там всем плевать было на аристократок, тем более лисиц. Корабли в последнем порту перетопил шквал. Акулы месяца три не ловили рыбу, так обожрались.

«Упыри, зверолюды, теперь оборотни… бинго, три карты, три карты нечистой силы», подумала Даша.

И сказала:

— Байки, конечно, интересные, но вернемся к реальности, данной нам в ощущениях.

— В ощущениях? — девица глянула ей в глаза и подмигнула. Миг спустя на ее месте в кресле явилось туманное серебристо-белое облачко (Даше захотелось протереть глаза) и вот уже сидит лиса. Самая натуральная, только белая и… один, два, три, четыре пышных хвоста. Лиса спрыгнула с кресла и рысцой подбежала к Дашиным коленям. Гроздь хвостов смотрелась дико, но чем-то даже естественно, один, кажется, вполовину короче прочих. Лиса легонько шлепнула лапкой с темной подушечкой и когтями Дашу по колену. Вполне ощутимо. Ее желтые глаза смотрели с превосходством.

Вернулась в кресло, виляя пушистой попой.

— Она любит так выделываться, — сказал Андрей, — ну, дитя природы. Из дикого леса, дикая тварь.

— Я не отгрызла тебе уши, — с жутковато-нежной клыкастой улыбкой сказала лиса женским голосом, — только оттого, что будешь еще уродливее нынешнего, вылитый свинотавр Чжу Бацзе.

— Только безухий, — подытожил Андрей.

Даша ощутила: Карина начинает ей нравиться.

Еще секунда, вместо зверя в кресле снова красотка, только волосы немного растрепались.

— Гомэн кудасай, — сказала она, — разминка. Утренняя гимнастика.

Данил пожал плечами.

— Грация и пластика, пардон. Пока я прошу… хорошо, от лица нас, и людей и еще кое-кого.

— Зверобразов? — уточнила кицунэ.

— Сэкка они себя зовут. Вот, вы хотите помочь? Славно, ваши уши, глаза и носы ой как пригодятся. Разведайте, разнюхайте, только на рожон не лезьте. Да, нужны ваши контакты.

— Дадим, — сказал Андрей. — Связь в любое время. Связь святое.

— А вы… — Даша чуть смутилась, — тоже оборотень?

— Можно с «ты». Не по рождению. Они меня украли когда-то, лисы. Ну, долгая история. Прижился. Кое-чему научился. Но не так как она, конечно. Она чудо, не просто умница. Мутация, я думаю, и магия: черно-белая.

— Комплимент засчитан, романтик, уши пока остаются при тебе, на испытательный срок, — сказала Карина.

«Вот бы славно, если б это все — только сумеречное состояние души. Начиная с Данькиных похорон. И я просто сижу в милом, уютном сумасшедшем доме, в халатике или пижамке, жду макароны на ужин. Доктор, хотите поговорить об этом? Вы воскрешение месячного покойника не видели? А как перекидывается оборотень?»

Но оборотни не подумали исчезать, и Даша смирилась.

Хотя и не удержалась в последний момент.

— А много вас… оборотней?

— Немного осталось, — сказала лиса, — вы очень старательно нас травили, собаки, ружья и капканы, все к нашим услугам.

Съязвила на прощанье, но Даше показалось, она тоже Карине понравилась. Впрочем, Пан их знает. Андрей подмигнул и развел руками. Подлапник, подумала Даша. Откуда она взяла это слово, не придумала же?

— Лисичка-сестричка и серый волк, — сказала Даша, грызя остывшую черствеющую булочку. — Вылитые. Хотя волк да, уже седой. Интересно, отчего.

— Тут-то ему лисичка и пригодилась… — Данил налил себе кофе и разбавил трехлетним араратовским коньяком. — Знаешь, хорошо, что алкоголь слабо, но берет. Бывают упыри-алкоголики?

— Те, кто пьют кровь алкоголиков, — предположила умная Даша.

— Разве что. Да погрей ты плюшку в микроволновке.

— Микроволны безблагодатные и вызывают в еде аномальные вибрации, — выдала боевая подруга в смерти, — у меня половина дам в редакции так думает.

— Вторая половина пока психически нормальна?

— Неа. Вторая на вечной диете. А новости, кстати, хорошие. Нашего полку приросло. Вадиму позвони.

— Успеется. Мне еще в себя надо прийти. Кто следующий в гости к нам? Кикиморы? Домовой?

— Домового-то я видела, — задумчиво сказала Даша. — Лет в восемь. Под диваном. Мохнатый такой.

— Серенький?

— Скорее буренький. На кота похож.

— Про кошек-оборотней она говорила. Нэко.

— А то и бака-нэко. Ужасные двухвостые кошки-ёкаи пожирают хозяев и принимают их облик. Нет, лучше уж лисы.

— Лисы разве не убивают людей? — Данил заинтересовался.

— Соблазняют мужчин и разбивают им сердца. Те умирают сами. От тоски.

— Чего-то мне этот Андрей не показался с разбитым сердцем. В тоске.

— А ты заметил, как она на него поглядывала?

— Когда обещала изуродовать, откусив уши?

— Дураки вы мужики, — сказала Даша, слизывая с пальца корицу, — добыча и есть. Марш в ванную, я тебе устрою головомойку.

Они бы, пожалуй, забыли всех и вся, но Данил напророчил. Под вечер у него пиликнул телефон. Помехозащищенный, непрослушиваемый, неубиваемый и так далее, выданный Вадимом. Хорошо еще, снаружи смотрелся вполне обычно.

— Не было печали… — сказал упырь, ероша влажные волосы. — Индеец Джо. Просит позволения зайти часа через два, что-то у него есть для нас.

— Пусть заходит, — приказала Даша, — у нас для него добрые вести.

— Лишь бы сам с такими же, — проворчал Данил.

Он явился, когда сумерки почти стали ночью, как положено вампиру. Привычно роскошный, в пилотской кожанке и дорогих джинсах, «пестрая рубашечка как бы не Версаче», подумал ревниво Данил. «В таком возрасте пора на пенсию, лежать в виде мумии в музее доколумбовых культур, а он вокруг баб отплясывает».

Кандидат в мумии устроился в низком кресле, где недавно сидела лиса, достал круглую черную коробочку размером с консервную банку и поставил на столик.

— Проектор, — пояснил, — может пригодится. Кое-что о новых, чтоб им в родном аду гореть, друзьях я узнал. Но ничего веселого.

— Слушай, великий змей, — сказала Даша, кутаясь в свежий золотистый халат. Как обычно, ацтек вместе с симпатией вызывал у нее желание поддразнить, — сначала расскажи, правда ли твой новый роман в Краснодаре. Я почти падаю в обморок от любопытства. С плохими вестями успеем. Тем более у нас есть свои, и хорошие.

— Рассказать… лучше я покажу, сказал Аренк, улыбнувшись (его хищное медальное лицо рокового соблазнителя становилось удивительно милым от улыбки). Нажал что-то в коробочке. В стену ударил сноп радужных лучей, и открылась запись.

Хлынула звенящая цимбалами, приплясывающая и извивающаяся коброй восточная мелодия. В золотых, бирюзовых, оранжевых огнях появилась миниатюрная женщина с роскошными, распущенными ниже талии черными локонами. Темные очи в мохнатых ресницах усмехались, меж ярких губ взблескивали белые зубы. Наряд на ней напомнил Даше бабушкино выражение «эффект минус-ткани». То есть ткани было так мало, что за украшениями почти не разглядеть. Маленькими босыми ступнями женщина невесомо касалась невидимого пола, браслеты на лодыжках и запястьях звенели в такт. Движения рук, бедер, обнаженных плеч не давали оторвать взгляд, смуглый живот жил отдельной жизнью. Она гнулась так, казалось, совьется в кольцо. Змеедевушка.

Сложенная крепко, но дивно гибкая, не мощи, как я, подумала Даша, как все красивые женщины, вечно чем-то в себе недовольная, грудь и бедра роскошны. Не неженка нимфа, апсара с храмового рельефа, совершенно неприличного. Воздушным созданиям вроде нас посвящают унылые мадригалы, а брильянты и чековые книжки кидают под такие ножки.

Дева закончила танец, низко склонившись, еще раз улыбнулась снимавшему, словно выстрелила в упор, и пропала.

— Эльвира, повелительница тьмы, — сказал Аренк, и Даше почудилось в его голосе нечто новое, раньше она таких интонаций от него не слышала. — Исполняет экзотические танцы. Мы так и познакомились. Может, спляшем дуэтом, она заинтересовалась.

— И ты хочешь сказать, такую женщину заинтриговали твои древние кости на веревочках? — сказала Даша.

— А как же, — Аренк ухмылялся, — есть еще порох, уже изготовлены пули, лет на тысячу хватит. Она хотела приехать к нам как потеплеет… — тут он стал серьезен, — вот не знаю только, стоит ли. Так, ты обещала добрые вести. Хоть какие-то.

И Даша с Данилом рассказали ему о визите оборотней.

— Нет, я встречал изредка подобных, а уж слышал часто, но чтоб так вот, сами вылезли из нор… — ацтек покачал головой. — Конечно, к лучшему, всякой твари по паре, но меня такой массовый Тлакашипеуалицтли[84] вовсе не радует. Хау.

Даше страшно захотелось спросить про тлакашика…, но Аренк снова коснулся волшебной коробочки.

На стене явилась яркая фреска с персонажами, Даше вполне знакомыми. Четверка Апокалипсиса верхом. И как всегда, самым веселым и беспечальным был скелет. Впрочем, ему уже терять нечего, подумала она.

— Ты решил начинать с детсада для слабоумных? — спросил Данил. — Кстати, может, ты и Иоанна Богослова встречал?

— Нет-с, не довелось, но слышал о нем еще когда старик был жив. Все его почитали спятившим почище мартовского зайца. Впрочем, просто иллюстрация. Единое из нескольких сил. По отдельности никому не интересны — война, голод, да кто их считал и когда?

— Пустяки, дело житейское, — сказала неугомонная Даша.

— Вот именно, проза жизни, — индеец и не подумал возражать, — кофе найдется? К коньяку? Коньяк, пулемет и танго, ради этого я готов простить человечеству остальное.

— Да уж не прибедняйся, скажи еще пипетку принести…

Они пили кофе с коньяком в приглушенном уютном свете. Опять. Мертвецам что, а Даше какой теперь сон? Но отказываться она не стала, плевать, раз пустилась во все тяжкие.

— Итак, попросту, для детей с легкой отсталостью, идея троичности, — нарочито гнусавым тоном заговорил Аренк (в нем явно погиб нуднейший преподаватель университета, подумала Даша), — тримурти, трисмегиста, в сущности, красной нитью проходит через века и культуры. Три лика божества, три испытания, три жениха, три казни и так далее.

— Только их четверо, — не выдержала Даша.

— Последний — смерть, в сущности подытоживает и наносить куп де грас[85] уже обреченному человечеству. Последний довод. В плане демонологии троичность тоже вполне солидная тема для диссертации средневекового приличного схоласта. Знал я пару таких, одного даже синьоре дотторе из Болоньи (он сказал это с чистым итальянским прононсом).

— Махмуд, Аполлин и Термаган[86] — ответил Данил. Даша уставилась на него с некоторым изумлением. — Ну не ты одна читала «Песнь о Роланде», госпожа филологиня, — заметил ее мертвец, и заключил: — Аой![87] Дальше.

— Да, в представлениях тупоголовых европейцев, — индеец постучал себя по лбу длинным изящным пальцем с идеально подточенным ногтем.

— Если совсем кратко, где-то там, за границей нашего мира, среди прочей гадости есть могущественное троичное существо… или три связанных существа, тут у земных авторов даже нет единого мнения. Назовем их А, Б и В.

— Астарот, Бегемот и Вельзевул? — предложила Даша. Индеец поморщился.

— Да не имеют значения наши имена. Вряд ли там вообще понимают, что такое имя. Хорошо, ради вашей негораздости. А… Астарот — дитя и хозяин адского пламени, Бегемот — бешенства и безумия, Вельзевул… вот про него толком непонятно, некие связанные с жизнью и смертью намеки, я даже нашел аналогию с Вендиго… и Вицлипуцли, что уже вовсе бредятина.

«Посторонним Вэ», подумала Даша.

— То есть конечно, Астарот не адский пироманьяк, а Бегемот (имена ж вы, христиане, подбираете, хоть падай) не метапсих, у них много свойств и личин… но упоминают их вместе, та же «Дьявологика» Форнория ассоциирует нашу компанию и со всадниками тоже. Как по мне — неправильно.

«Только конца света нам и не хватало», подумала Даша с тоской, «только устроились нормально, жили-жили, оба-на… Гаврюша, ты трубу захватил? Труби!»

— Нет, конца света пока не намечается, — ответил на ее мысли чертов ацтек, — на наворотить дел можно и так. Чихать смешаетесь.

— И как с ними справиться? — спросил Данил. Прагматик.

— Убить? Никак. Не нашему теляти. Можно выпихнуть обратно в их эээ… метавселенную. Раньше с подобными как-то удавалось. С большими жертвами, впрочем. Но хоть надолго, если не навсегда. А ваша Серафима как-то очень уж удачно послужила ключом для замка.

Он коснулся черной коробочки, сменяясь, побежали фотокадры с какими-то фресками, мандалами, зубчатыми колесами кармы, пламя, жуткие рожи и оскалы. Даше запомнилась картина с маленькими человечками, убегающими от трехголового дракона — все морды дракону нарисовали разные, огнем пыхала одна, ало-гребенчатая, вторая зеленая вроде бы выделяла какой-то газ, а вместо третьей красовался голый череп, похожий на крокодилий, насколько она могла судить.

«Ну почему именно у нас?»

— И поглядите сюда.

Та самая эмблема, что так испугала бесстрашных зверолюдов, звезда-не звезда с завитушками и странными значками, не похожими ни на один известный Даше алфавит, а она видела их много.

— А теперь вот…

Звезда потеснилась. Рядом встало фото чего-то смутно знакомого, блестящие линии на серой поверхности… несомненно, не точно, но некоторые детали эмблемы повторялись в рисунке. Вон тот завиток, и пара значков…

Узор на сером отдалился, показав сам предмет.

— Мдаа… — прозвучал Данилов голос, — спасибо за сведения.

— Всегда пожалуйста, обращайся, — ацтек тоже смотрел на фото знакомой вещицы, похожей на маленькое лезвие топора без рукоятки. Амулет. Часть чего-то большего, ну да.

Аренк хотел заговорить снова, но тут одновременно, на разные голоса залились их телефоны. Он ответил первым.

— Да… я с Дани и Дарией, так… да, посмотрим.

«Ваш дорогой чекист», произнес губами. Нажал отбой и потыкал в экранчик. Вопреки Дашиным ожиданиям, телефон у него был не золотой Вертю в бриллиантах, и не новейший айфон, а просто одна из последних андроидных моделей в алюминиевом исполнении.

— Что там этот Малюта нам перекинул… видео. Свежее, судя по тегу, совсем свежее.

Даша поднялась и выключила свет. Не хотелось ничего упускать.

Аренк коснулся волшебной коробочки, и на стену упал квадрат с разноцветными огнями и… да, набережная Анапы, рядом Анапская бухта. А вон за черным провалом воды вдали огоньки колеса обозрения, вот и второе, поменьше и поближе, нечастые огни молчаливого сейчас луна-парка. Съемку вели с дрона, сверху, метров тридцать-сорок над землей, прекрасно видно гуляющие парочки в теплых куртках, вывески ресторанчиков. Звука не было. В нижнем углу прямоугольника «экрана» появились белые цифры — сегодняшняя дата и время, примерно полчаса назад. Пропали.

Даша подумала, померещилось, но нет. Неподалеку от лунного убывающего серпа, как раз над крестом золоченого куполка голубой с белым одноглавой церковки Морского Николы зажглась красная точка, ярче всех огней. Как глаз, подумала Даша, недоброе око.

Точка словно вывернула пространство, на несколько секунд над ажурным крестом пронзительным алым светом рисовалась та самая эмблема, и звезда-не звезда, а дьявол не знает… погасла. Даше показалась, даже луна гневно покраснела.

А церковь охватило пламя. Алое, бездымное, неестественное, оно рванулась из проемов небольшой колокольни, полезло на покатую крышу, вскинулось выше крестов. Странно, отсветов зарева на пейзаж не падало, оттого пламя казалось совсем потусторонним, нарисованным. Но храм начал рушиться в реальности. Брызнули стекла частых оконных перелетов, полетели с крыши листы кровли, скручиваясь, как сухие листья в костре. Даша чуть не охнула — из высоких резных дверей выскочила темная фигурка, скатилась по ступенькам паперти, побежала прочь, путаясь в рясе — теперь отчетливо виднелась почти лысая голова и развевающаяся борода.

В небе затряслась и начала рушиться внутрь себя колокольня, купол качнулся, проваливаясь, узорчатый крест сорвался и по немыслимой, неестественной дуге полетел вниз, вниз, словно притягиваясь к длиннополой фигуре.

Даша прижала ладонь ко рту. Крест, больше человеческого роста, точно ударил в черную спину острым навершием, пригвоздил к асфальту, как жука. Дрон качнулся, но снова навел камеру, увеличил.

Перевернутый крест торчал из распростертого человечка, почти скрывая его раскинутые руки и лысую голову. Острые Дашины глаза разглядели темную, отливающую багрянцем лужу, растекающуюся вокруг тела.

В стороне замелькали синие огни, по храму откуда-то сбоку ударили серебристые змеи водяных струй, одна, вторая… Церковь устояла, хоть и потеряв колокольню, с провалившейся крышей, пламя обрело нормальный, привычный вид, окуталось дымными космами, вокруг собиралась довольно немалая толпа, кто-то уже держал мобильники повыше, снимая, картина стала мрачной, но обыденной…

Кроме пронзенного крестом священника.

— Не люблю попов, — сквозь зубы сказал индеец, — но чересчур даже для меня.