Амулет мертвеца

Глава 22. Песни смертные прочли

Шерше, как же. Чего там шерше, когда ля фамм фаталь вот она, рядом.

Виновата во всем была Даша, конечно. Самому Данилу и в прежнем и в нынешнем виде лицезреть смерть молодой красивой женщины, возлюбленной близкого друга, желания не было. Сам разберется. Но журналистка оставить мир в покое не могла.

Сообщила Данилу как решенный вопрос (вот, подумал он, а если бы мы поженились? И вообще какого дьявола я не сделал ей предложения пока жил? Боялся пасть под каблук? «Нам и так хорошо»? Идиот, теперь дохлый) — она позвонила Ольгеру и напросилась прийти на встречу с сэкка. Узнать. Чем-то помочь, быть может. Чем тут помочь, мы уже и так сделали что могли, хотел сказать Данил, но вдруг подумал, ведь несгибаемому викингу, наверное, будет еще хуже. Лучше с парой бестолковых друзей рядом, нет?

Они приехали на электробайке часам к двум, как договорились, и Дашины златые волосы развевались из-под белого шлема с пантерой, встречные водители пялились, двое посигналили. В облегающем джинсовом костюме с расклешенными, по моде, брюками, она смотрелась рекламой «Харлея».

«Живи быстро… умри молодым, прямо про меня, дурака!» — подумал Данил, бережно, словно вез вазу, входя в поворот.

Ольгер сидел в парусиновом режиссерском кресле в гараже, еще пара кресел ожидали, а рядом — немаленький складной стол с напитками и закусками, с парой кубков звездного венецианского стекла. Самоваренный эль в дубовом бочонке, копченая дичина, кабанья нога хамона, старые темные бутылки, небрежно протертые, с паутиной на горлышках.

Пил викинг, о да, из оправленного в золота человеческого черепа-кубка. Настоящего, какие сомнения. Из опущенного окна пикапа дорогая аудиосистема пела «Дорогу сна». На вкус Данила вокал Хелависы для грубого варвара звучал ванильно, но Ольгер, похоже, во всем плевал на стереотипы. На странно уместных словах «…и чтоб забыть что кровь моя здесь холоднее льда, прошу тебя, налей еще вина!» он салютовал жутким сосудом.

— Без здравиц на тризне! Садитесь, други! Дария, отведай чем Тор послал, и этого недомерка подкорми.

Они отведали.

— Слушай, — сказал Данил, ему очень не хотелось переходить на тему встречи, — итак, теперь у тебя есть два плохих амулета. А если попробовать отлить из них один хороший? Форму снять силиконовую с того что есть, ему повредить никак не должно. Даже пусть свойства пропадут при плавке, хуже не будет. Если ты не думаешь сделать пару диких зомби для охраны… надеюсь.

— Мысль интересная, — согласился северянин, — а терять правда нечего. Плавить я их не пробовал, ультразвуком бракованный прозвенел, внутри цельный. Обычной муфельной печи должно хватить… металл же. Понемногу подогреть без кислорода и поглядеть. Спасибо за идею. Так и сделаю, наверное… позже.

Он отхлебнул темной жидкости, похожей на венозную кровь.

— Амонтильядо? — спросил Данил.

— Ради всего святого, Монтрезор… просто бургундское. Хотя в Бургундии при герцоге Карле было лучше. Как хочешь, а я этому ягненочку с научным умом не верю. Шкуру спасал.

— А я верю, — сказал Данил. — Как хочешь и ты, но про свои мечты он не врал. Говорят, мертвые не лгут.

— Еще говорят, мертвые не кусаются! — и берсерк щелкнул отличными зубами.

— Попудрить носик у тебя далеко идти? — спросила Даша.

— Вон та серая дверца.

— О, да тут и душевая кабина, и стиралка… гараж пять звезд, — она скрылась за дверью.

— Оле, — сказал Данил, успеть, пока есть время. «Испей меня как воду!» просила Хелависа, — один вопрос. Ты ээ… нашу фертильность проверял? Ведь проверял же?

— Тебе научный подход или практический? Проверял и то и то.

— Научный хотя бы.

— Итак, как ты уже заметил, судя по бритости рожи, процессы в нашем организме замедлены и гипотермически…

— Короче, Бехтерев! — взмолился Данил.

— Вместо живчиков у нас странненькие образования, даже не похожие на сперматозоиды, скорее на восьмерки, но генетическую информацию они несут, неисправно только. Срабатывают, даже у хомячков и кроликов, очень редко. На живой самочке, само собой. Неживые, похоже, стерильны полностью, яйцеклеток не обнаружено. Шанс на залет крольчихи примерно… три-пять процентов.

— И что… рождается?

— Получилось оплодотворить дважды из сотни опытов, и оба раза неудача. Выкидыш на очень ранней стадии. Плод вроде обычный, разве что темнее и ткани жестче. Генетика примерно как у нас с тобой. Кроме красных телец еще что-то, чего я даже назвать не умею, и другие перемены. Глубже копать или хватит? Я тупой древний бандит, на лекции Менделя-то был один раз, зашел в анатомический театр поглазеть.

Даша присела рядом, вытянула длинные ноги, налила себе в бокал темного вина и наморщила нос на Ольгеров кубок.

— Кто это был? Конунг?

— Берсерк, как я. Но неудачливый. Я был быстрее и бил сильнее.

— А еще почти неуязвим. Ты читер, признайся.

Викинг не успел ответить. Музыка прервалась, на бетонном полу сконденсировались четверолапые фигуры. Две.

— Привет, светленькая! Среди мертвецов не скучно, падалью не воняет? — давний нахальный знакомый. Рядом с ним Данил узнал Следопытку. Теперь, на свету и спокойно, он мог разглядеть женщину-сэкка получше.

Если отстраниться от лап и нервного хвоста, даже симпатичная. Скуластое косоглазое лицо, еще более похожее на кошачью мордочку, чем у мужчин, не такие вывернутые губы, волосы заплетены вроде косичек у висков. Нос прямой и довольно тонкий. А в небольших округлых ушах лазуритовые шарики-серьги. Египетская богиня.

Девчонки. А может, хочет понравиться кое-кому…

— Благ вам, рада познакомиться, светлая подруга! — сказала она звучным красивым голосом. К ее природному запаху канифоли и чуть-чуть мускуса примешивался… ваниль? Духи? Все возможно.

На Дашу явно произвело впечатление.

— Мне тоже очень приятно! — ответила она, — хотите перекусить?

— Сделай книксен, — подсказал варвар и древний бандит.

— А давайте! Только мы не пьем при деле, — решил за обоих нахальный. Даша подала им по куску хамона, Данил пожалел, что не сделал снимок. Белокурая нимфа кормит страшных и удивительных чудовищ с ладоней. Впрочем, мясо исчезло мгновенно.

— Ну как, готовы смотреть? — политесы явно не привлекали сэкка.

— Готовы, давно… очень давно! — сказал викинг, со стуком поставил череп на стол, расплескав вино, встал и шагнул вперед. Протянул ладонь.

— Можно и нам? — Дашка, какие сомнения. Она и черта обаяет.

— Конечно!

Данил и Даша поднялись и коснулись серой шерсти на загривке одновременно.

…До того Данил видел только передачу, или как лучше назвать, подумал он мельком, серых полузверей из настоящего, местного, хм, времени. Из настолько далекого прошлого еще ни разу. Глубока кроличья нора? Насколько богаты воспоминания сэкка? Троглодиты? Динозавры? Допустим, они не вмешиваются в историю, а если решат размять лапки?

Пейзаж показался смутно знакомым. Невысокие холмы, заросшие буйными травами, небо, где к голубизне примешивались теплые золотистые оттенки. Вечер. Еще не закат, но скоро. Морок, или он почуял запах дыма, жареного мяса и… свежепролитой крови.

У подножия ближнего холма темная прямоугольная масса оказалась костром. Высокая, в человеческий рост поленница, и размером с небольшую избушку. На ней, словно на капитанском мостике, острый Данилов глаз разглядел сидящую на корточках мужскую фигуру в кольчужном доспехе, меховой шапке, вокруг на дровах лежали пестрые свертки, тючки, какое-то трудноопределимое, но нужное, видно, барахло. Вроде бы край круглого щита. А вон то темное, длинное сбоку, не иначе труп лошади. Попали.

Люди возле крады[44] сидели прямо на земле перед кострами, это оттуда доносился мясной дух. Кое-где над кострами темнели котлы и звериные туши.

Вопреки историческим фильмам дурного стиля, ничего дикого и бродяжьего в их облике не было. Молодые крепкие мужчины. Бородатые или длинноусые, в цветных рубахах, широких штанах и сапогах, оружные прямыми мечами в украшенных ножнах, несколько женских фигур в покрывалах разносили чаши и блюда со снедью. Кто-то пел протяжно, и степной ветер бросал звуки дурно настроенных струн, кто-то размахивал руками, горячо споря, но в потасовку не переходя. Люди как люди.

Про обычаи предков Данил не так чтоб много знал, но вся картина ему напомнила не то Рериха, на то иллюстрацию к песне о вещем, да не больно толковом Олеге. Только обстояло все не так красиво, без седых Баянов и бородатых идолов с золотыми… хм, пупками.

Тот, чьими глазами они смотрели, приблизился, можно разглядеть черты лиц отмечающих. Теперь Данил чувствовал где-то рядом — Дашину тревогу и любопытство, и тяжелое раздражение викинга, уж ему сцена ясна вполне.

На свободное место перед костром вышли двое мужчин, один молодой, почти безусый, в простых портах и серой рубахе, в стоптанных рыжих сапожках, второй старше, с сединой в темной бороде, рубаха синяя с вышивкой, теплые штаны да сапоги отличной выделки. И ножны меча в серебре, рукоять блестит самоцветом, не чета простой вощеной коже у молодого и грубоватому черену.

Поклонились мертвецу, поглядели друг на друга без следа вражды, вытащили мечи и подняли клинки, салютуя невысокому солнцу. Блеснул металл. Шагнули разом и замахнулись.

Даже Данил сразу понял, не бой, изображение боя. Двигались оба чисто и своеобразно красиво, мечи летали ладно, почти не соприкасаясь в парированиях, оба успевали отступить, отклониться. В движениях не виделось угрозы, налета хищности. Милость богов призывают, надо думать. Умерший был воин, положено почтить.

Закончили, разом опустив клинки, убрали в ножны, поклонились друг другу в пояс. Постановка.

А вот теперь очередь женщин. Первой крепкий мордастый молодец вывел невысокую светловолосую девушку, косы распущены и закрывают заплаканное лицо, почти белая рубаха до пят с черно-синей вышивкой по вороту и запястьям. Руки связаны спереди.

Эге, Данилу картина не понравилась. А вот за ней двое дюжих рыжебородых бугаев, не иначе братьев, тащили рослую женщину в рубахе с зеленой вышивкой. И тащили с трудом. Черноволосая выворачивалась, дергала плечами, можно представить, какие слова и плевки летели бы, не завяжи ей рот бурым платом.

Данил хоть и не видел Сайху никогда, характер ее примерно представлял.

Теперь от костров люди подходили, собирались кругом, но по выражениям лиц, похабных речей не вели, очень уж серьезными взглядами обменивались.

Со стороны костра явились двое, вот уже воистину день и ночь, жизнь и смерть. Древняя старуха в серой нечистой рубахе, грязно-белесые, не седые даже, космы распущены до колен, лик как печеное яблоко, губы ввалились, нос крючком, Яга, чистая Яга, только без деревянной ноги, иначе прихрамывала бы.

За ней муж нарочитый, вспомнил откуда-то Данил. Пузатый, лохматый, по рыжей масти схож с теми двоими. Борода лопатой, видна обширная лысина, шел без шапки. Богатая малиновая рубаха с золотой вышивкой по вороту, синий плащ, полосатые форсистые порты и мягкие сапожки с беличьими хвостиками у голенищ. И меч на поясе в забранных золотым узорочьем ножнах, золотое навершие рукояти вроде звериной головы, не разобрать, какой. Данил не удивился бы, если медвежьей. На шее золотое крученое украшение как ошейник, гривна. Вождь? Воевода?

Налитой бугай, подумал Данил. Но не медведь, тоже… имитация.

Где-то, может и в небесах, дрожали ниточки человеческих жизней.

Старая ведьма подошла к первой девушке, конвоир дернул ее за связанные руки, заставляя наклониться. Придушенно прохрипела сквозь тряпку вторая, сверкая раскосыми темными глазами. Старуха откуда-то вытащила кривой бронзовый нож, привычным движением чиркнула светловолосую по белому горлу и отступила от алой струи. Девушка еще жила, может быть минуту, еще билась на траве, но на нее уже смотрели без интереса. Где-то высоко оборвалась золотая нитка, подумал Данил с отвращением. Никакой жажды крови у него забой не вызвал, одну холодную ярость.

Вторая? Ее дернули к старухе те двое, сыновья вождя, деловито и споро. Людей, а тем паче женщин в жертвах уже не видели.

А зря.

Как она сумела? Видно, особой ловкости пальцы, знакомые и с иглой, и с вязанием, и с ножом. Сайха (конечно, теперь Данил был уверен, кто еще) обмякла в мужских руках, повисла, будто перед обмороком. И тут же ее свободная рука взвилась, выхватила жертвенный нож из лапы убийцы, чиркнула ее по морщинистой шее.

Люди вокруг не различили того, что видел полузверь, а теперь и мертвецы. Еще движение — нож глубоко вошел в пах одному из рыжих стражей, видно было, как набрякли его бурые штаны темной кровью, как судорога скрутила здоровенное тело. Бывший мужчиной еще секунду назад — схватил себя за промежность, рухнул на колени и раскрыл рот в диком, животном вое.

«Берегись коровы спереди, кобылы сзади, а ведьмы со всех сторон» — подумал Данил. Сглазил?

Сайха крутнулась и достала-таки второго брата в бок, ужаленный пламенем боли, тот рванулся в сторону, споткнулся об истекающее кровью из славно распоротого горла тело жрицы, упал под удивленные крики окружающих и скорчился, зажимая рану. Первый брат катался рядом по траве, издавая вовсе уже кромешные звуки.

Ведьма добила бы обоих, вмешался отец. Хоть грузный, но воин из лучших, он выхватил меч и рубанул наискось, не выбирая, сам перепуганный горем сыновей.

Клинок вошел женщине меж шеей и плечом. Данилу показалось, кто-то рычит возле уха, и не сэкка.

Сайха упала, перевернулась на спину, вороная волна волос рассыпалась под сапогами ее убийцы. Тряпка слетела с лица, Данил увидел широкую улыбку. Кровь хлынула, черные глаза погасли, но дикой красоты смерть ее не лишила.

Еще одна нить где-то там, за окоемом жизни отозвалась для неживого чутья Данила пронзительной черной струной и лопнула.

Картину скрыли мечущиеся фигуры. Кто-то поднимал уже еле шевелящегося скопца, кто-то волок носилки, подготовленные, конечно, заранее… но теперь пришлось укладывать на них не тех. Вождь что-то рычал, указывая мечом на будущий костер, ну да, жертвы нужны в любом случае, иначе всем беда.

Видно, раззява там уронил заготовленный факел, и от крады потянуло дымом, все плотнее и гуще. Тела Сайхи и ее невольной спутницы какие-то вои подняли на плечи так, без носилок, скорей-скорей понесли к костру.

«Однако же», подумал Данил, а я Ольгера считал машиной смерти, лопух…вряд ли холощеный выживет, да и второй… сепсис, перитонит, а лечили тогда заклинаньями… ай да женщина»»

Прошлый, мертвый мир качнулся в его глазах и подернулся темной пеленой. Сэкка закончил показ.

Данилу в плечо ткнулась, всхлипывая, Даша, он автоматически закрыл ее неуязвимым теперь телом. И только потом понял: не от кого.

— Где это было? — Ольгер сжал чашу так, Данил подумал, череп разлетится.

— На ваши меры… километров пять от места, где мы вас встретили. Недалеко от, как у вас, Олеговой могилы.[45] А, вы думали, мы случайно там прогуливались?

— Мы думали, у вас совесть есть, — сказал Данил. — Сразу не могли сказать?

— Совесть? У чудовищ? Годный юмор для покойника. Сказать до ее спасения? — и нахальный сэкка перевел взгляд на Следопытку. Данилу показалось, она смутилась, слишком женски. — Не у тебя одного личныепричины, соленый упырь. Точное место я покажу, но рыть курган и доставать горелые кости ваша забота. Есть та штучка с живыми картами? — спросил он Дашу.

Она уже справилась со слезами, только нос чуть покраснел, достала телефон, открыла карты и набрала «Олегова могила». «Умница», подумал Данил.

Ольгер проворчал пожелания по адресу троллей.

— Ты-то чем недоволен? — сказал Данил, — уймись, берсерк, тут все свои, зато не ехать черт-те куда за границу. Увидишь ты скоро ее. Лично раскопаю. Кстати, металлоискатель у тебя есть? («Точно есть, помесь медведя с хомяком», подумал)

— Есть, какой вопрос, думаешь, сохранился?

— Неразграбленным, — сказал бессовестный сэкка, — мы поглядели еще тогда. Вот тут… — он выдвинутым желто-черным когтем коснулся экрана смартфона. Даша поставила туда же палец, считывая координаты.

Что любопытно, Данил не испытал ни малейшего стеснения, сэкка его паранойя теперь вообще не считала угрозой его сокровищу.

— Фееричные придурки, — сказала Даша с задумчивым ликом, — просто фееричные. Думать, будто Сайха будет прислуживать кому-то в вечности!

— Вечность с ней показалась бы уроду очень долгой, — сказал Ольгер, оскалясь без веселья. — Особенно если б я мог спуститься к нему в Хель.

— Ну мы пошли, — сказал сэкка, вульгарно подмигнул Даше, — если будут обижать, обращайся, светленькая. Подруга, пора.

— Успеха, — сказала Следопытка, — правда, успеха. С радостью ее узнаю. Она дико… прекрасна.

Не сказала «была», отметил Данил.

Ольгер хотел ответить, но они уже пропали.

— Милый, — Даша коснулась Данилова рукава. — Вы ведь не будете откладывать?

— Нет, уже зима близко, а что? Ты с твоей археологией там как раз нам нужна.

— Дань, я бы с радостью, — она улыбнулась: улыбкой, памятной ему по снам после первой встречи. Скорая сапожная помощь. Жаль, мертвые снов не видят по понятной причине. — я уже обещала поехать Майе. Искать ее летчика. Мне кажется, она тоже боится.

— Чего бы? — Данил не мог бы и под лсд вообразить, кого боится Майя.

— Что если… то есть когда вы их найдете и оживите, они станут совсем другими. Я-то ее понимаю.

— Спасибочки, — сказал Данил, — вот и любимая тычет в тебя, мол, упырь лихой. Ладно, мы уже выросли. И даже умерли.

— Так, юноша, — ее голубые глазища встретили его темно-кровавые, — если вздумаешь там пропасть… в нашем случае «из-под земли достану» че-т не шутка ни разу. Один раз я справилась.

— Вапнатак, светлая ель злата! — викинг откровенно ухмылялся в бороду.

Уязвленный Данил сказал:

— Варвар, ты вовсе усохни, еще немного, попадешь под каблук покруче. Вечно будешь на руках носить. Наши семейные сцены щебетом забликов покажутся.

Но тот даже не обиделся, живой труп. Странно смотрелось на его лице глуповато-мечтательное выражение.

«А ну не выйдет?» подумал Данил, «сколько веков, и сэкка могли ошибиться, какие из них археологи… с лапками».

Но промолчал. Оптимизм — наш долг, так ведь, классики?