Амулет мертвеца

Глава 12. Люди-звери из-за двери

Данил не признал индейца. Впрочем, его не признала бы ни одна поклонница. И транспорт. Вместо роскошной электрички он подкатил к даниловой халупе в сереньком «Хэнде Акценте» лет пятнадцати. Идеальный автомобиль для нежелающих светиться, столь же унылый, сколь надежный. Тонированная задняя полусфера, царапины на бамперах и простецкие колеса-штамповки без колпаков.

А сам Аренк в спортивном синем костюмчике и поддельной морской белой кепке-полуфуражке с якорьком. Не гроза лесов и девиц, потомок ягуара — бомбила-гастарбайтер из самых социальных низов.

Он махнул на заднее сиденье. Данил утонул в поролоновой серости, неудобно упираясь коленями, захлопнул легкую дверцу. «Акцент» тронулся и на удивление прытко набрал ход, мягко покачиваясь. Автоматический, ну да, это же Аре, дитя комфорта.

Утро едва занялось, и семи-то не было, улицы Анапы казались совсем пустыми. Иногда они обгоняли мусоровоз или раннюю маршрутку. На повороте с Крымской на Астраханскую индеец тормознул при виде плечистой фигуры. Рядом с ним сел Оле.

Как ни удивительно, но и он сумел скрыть колоритную фактуру. В синей кепочке и потертой джинсовой курточке, с волосами, убранными в хвост и под воротник этакий поношенный хипстер, то ли барбер, не то бариста, в общем, чуждый элемент из даун-стало быть-шифтеров. На боку у него висела небольшая темная сумка-банан, викинг поставил ее на колени.

Они подкатили к пожилым пятиэтажкам на Стаханова, скромному району пенсионеров и гопников. Впрочем, тут хотя бы хватало зелени, не то что стерильные новые кварталы высоток-человейников. Пробрались между припаркованными недорогими машинами, встали у подъезда обычной блочной пятиэтажной жилой коробки, серой и скучной. Рассвело, но на бледном небе еще не показалось солнце. Где-то заорали утренние невоспитанные коты, конфликт явно перешел в горячую фазу с драными мордами.

— Ага, вовремя, — сказал индеец, — Дани, так сильно не пялься. Возвращаются после бурной ночи, не иначе.

Праздная старуха на лавочке, верно, и приняла бы парочку на загулявших в ночном клубе. Данила кольнула невнятная, но острая тревога.

Оба лет двадцати. Парень, чуть выше Данила, тоже темноволосый, но смуглее, с горбоносым тонким лицом, в кожанке не по теплу и джинсах, поддерживал девушку. Рыжеватая шатенка, прямые волосы до лопаток, модная вишневая курточка-разлетайка, джинсы и такие же как у парня высокие берцы. Лицо привлекательное, не то чтоб сказочно красивое, ни с Дашей, ни с Майей не равнять, но мило-скуластое, брови вразлет, вздернутый нос. Измученное, нездорово бледное, с черными подглазьями. Она почти пошатывалась, не от опьянения. Данила не обмануть. Болят суставы?

И только секунд пять спустя его осенило. Глаза! Знакомые темные вишни, нелюдские глаза, нет таких у живых и теплых.

— Они самые, голубки, — сказал Аренк с неожиданным оттенком сочувствия. Сумка у Ольгера заворочалась, из разошедшейся молнии выглянул хорек, вытянул гибкую гадючью шейку, заглядывая в стекло, глянул викингу в лицо и фыркнул что-то недовольное.

— Они того бомжа, на берегу? — Данил с невольной жалостью видел, как тяжело ступает девушка, и парень почти несет ее на плече.

— Прометей, больше некому, — непонятно отозвался индеец, — мы уже насмотрелись. У них негодный амулет, и везде ходят вместе, наверное, один на двоих. Девушка умерла раньше, у нее деградация идет полным ходом. Начинается всегда с суставов, соединительная как вот… разжижается. Боль, как ее ни назови, должна быть адская. Потом жировые ткани, кожа, волосы… видишь, у нее проплешинки на висках? И финал ужасный.

Пара поднялась по ступенькам, серая стальная дверь подъезда захлопнулась, тяжелая, как надгробие.

— А чем кончится? Умрут насовсем? — Данил подумал, покойники, верно, тоже в рубашках родятся? Он мог бы так. Брести. Разлагаться.

— Да если бы, — Ольгер легонько шлепнул ручищей зверька по голове, и тот спрятался, умница. — Бессмертие болячка долгая. Примерно месяц…

— Я даю два, — индеец поднял указательный палец, уже без перстня.

— Полтора, не больше, и она превратиться в лысую морщинистую тварь в язвах, всю из жажды крови и мяса. Потом он. Если она не сбежит с амулетом.

Все, финис, мозг разрушается тоже, остаются простые реакции, боль и голод. А у кого соображалка в голове задерживается, тем еще хуже. Правда, до полного озверения доходит редко, они начинают дуреть, охотиться где попало и выдают себя. Раньше сжигали добрые селяне. Или попы. Теперь мы стараемся успеть зачистить. Правда, все реже. Последний случай пожалуй…

— Шесть лет. Совсем погасить шум не вышло, пришлось спалить морг. В Боливии. Почти ребенок. А наворотил трупов.

— И… никак? А если дать им нормальный…

— Свой пожертвуешь, исусик? — викинг подмигнул, но веселее не стал, — ты не подумал, что за сотни лет испробовали ВСЁ?Нет, не поправит. Влияет тот, который оживил мертвого. Второго шанса нет. Им мы поможем только одним.

— Санитары леса? — скривился Данил, чувствуя и отвращение и жалость. Оказывается, он не настолько отморозился после кончины.

— Каменных джунглей, — сказал насмешник-индеец без тени юмора. — Доставай, разбойник.

Тот вытащил и передал ацтеку блестящую цепь с угловатой фигуркой-амулетом. Очень приличный кистень и удавка, по потребности. Протянул Данилу молоток-гвоздодер, на черно-зеленой обрезиненной фибергласовой ручке, настоящий клевец. Себе достал небольшую кувалду, на вид не новую.

— Никакого холодного оружия, как видишь. — Аренк намотал цепочку на кулак. — Мы такие законники. А от огнестрела, понятно, толку не будет. Хотелось бы их, конечно, поспрашивать, как дошли до гм, смерти такой… если получится. Не жалей, они тебя не пожалеют. Да, и в амоке они сильные, вспомни себя. Бейцы в кулак. Считай, ты брат милосердия.

— Чумной доктор, — буркнул северянин, и открыл дверцу.

Пират позвонил в неприметную бурую дверь на пятом. Они с индейцем застыли на лестнице, впрочем, стоять как статуя и не дышать не тяжело, подумал Данил.

С сумкой, дурацкой кепкой, Оле напоминал то ли сантехника, то ли мужа на час. В пристойном смысле.

Три, два, один…

Открыла мертвая девушка. В той же уличной одежде, только без обуви.

— У меня вызов к вам, полку повесить.

— Мы не вызыва… — голос хрипловатый, ломкий.

Время пошло спрессовываться.

Викинг распахнул дверь и ввалился, как на трофейный корабль.

Аренк за ним, и последним Данил, захлопывая дверь.

В руках индейца блеснуло, он неуловимо переместился за спину жертвы, ударил ее божком в висок и накинул цепь на шею. Для живой все бы и кончилось. Но она взвизгнула как паровозный свисток:

— Рамка!

(Какая рамка? — Данил успел удивиться).

Из коридора прыгнул парень, уже в свитере, не один, с топориком. Ударил наискось, Данил успел подставить молоток, загнутым концом бойка дернул, выкручивая у того рукоять.

Индеец многократно отточенным движением переломил девушке позвоночник, громко треснуло. Но и со свернутой шеей, со страшно перекошенным лицом, завешенным волосами, она продолжала отбиваться локтями, хрипя сорванной глоткой. Аренку никак не удавалось ее уронить.

И тут отставной берсерк расчехлил свой молот.

Раз. Удар сломал парню правую руку, топорик полетел в угол.

Два. Колено теперь смотрело в другую сторону.

Три. Хруст. Лоб провалился и Данил увидел розовато-серую кашу мозга там где были глаза.

Парень рухнул, а Ольгер припечатал его к полу молотом, проламывая ребра и размозжив сердце.

Та что была девушкой все поняла правильно. Она подогнула ноги, Аре пошатнулся. Девушка схватила что-то у себя на груди, под распахнувшейся курткой, рванула и отшвырнула в коридор, хрипя, Данилу показалось «жрите!». Маленькой черной молнией из лежащей в углу сумки подпрыгнул хорек… понял — опоздал и метнулся к Ольгеру, помогать с парнем. Поздно.

Впервые Данил видел совсем рядом, как в тлен превращаются человеческие тела. Разом, как взрыв каждой клетки.

Бурая гниль забрызгала их всех, упала перекрученная одежда, из вишневой куртки на желтый линолеум выскользнул смартфон.

- Éttu úldinn hund![37] — прорычал Оле.

Ацтек поднялся с колен, отряхиваясь с отвращением на лице.

— Ладно, дело сделано. Хоть и грязно.

Пошел в коридор, не наступая на остатки, не останки. Вернулся, держа в ладони нечто небольшое.

— На, глянь! — положил в ладонь Данилу.

Похожий на его, но не такой. Вместо четкой формы лезвия топорика часть как отгрызена, и серый металл, или что оно, в том месте покрывает темно-бурый налет вроде ржавчины, но не пачкающей.

Данил не успел понять как, но его шею захлестнула холодная змея — цепь! Натянулась, сзади кто-то перехватил его руку с амулетом, а вторую прижал к боку. Викинг оказался перед ним, в руке его вместо молота блеснул почти треугольный широкий и короткий клинок.

Он срезал с данилова бока сумочку, задрал футболку и махом вогнал нож в подреберье.

— Га… ды, за что… — Данил хотел выругаться, воззвать к… совести? Откуда у этих совесть?

Не успел. Ольгер вытащил уже его, совершенный амулет, ткнул им куда-то в живот Данилу, прямо в рану. Сжал железными пальцами ее края, отступил. Индеец отпустил его и предусмотрительно увернулся.

— Падлы, вы чего? — рана закрылась, но теперь где-то в глубине живота чуть пульсировало тепло, пожалуй, как проглоченный пирожок.

— Вся благодарность вонючего щенка, — сказал викинг, ухмыляясь в бороду. С его плеча хорек прокудахтал что-то непочтительное.

— А я говорил, не оценит. Жаль, поспорить не успели.

— Тут я бы не стал. Я в благодарность лет пятьсот не верю. Все, тюлень, теперь ты как мы. Больше у тебя, байбака, его не украдут.

— И Даша не помрет с горя, — проворчал ацтек, — Что надо ответить дядям?

— Пошли на хрен, садюги! — сказал Данил, бросая в индейца негодный амулет. Тот подхватил вещицу и спрятал в карман. Поднял из бурой лужи айфон, сказав:

— Изучу на досуге, а ты пройди по квартире, погляди что и где, будь любезен. А то мы умахались уже. Дяди старые, дядям пенсию не платят и в профсоюз ассенизаторов не берут.

Только сейчас Данил ощутил тухлый запах в жилище. Нет, не от бурых луж на полу прихожей. Запах пропитал тут все, серенькие обои в мелкий советский цветочек, небогатую мебель, сам воздух. Хоть бы проветривали иногда…

С этой мыслью он, стоя в маленькой кухоньке с допотопной электроплитой «Лысьва» (не похоже, чтоб ее включали недавно) открыл дверцу верхнего, морозильного отделения холодильника «Бирюса».

И закрыл.

Может, в медицине Данил и не понимал ни жилки, но нарубленные куски человеческого тела опознать мог. Еще и женского.

Иногда неспособность блевать не радует.

В комнате, в почти пустой «стенке» кроме десятка любовных романов нашлись несколько комплектов мужской и женской одежды. И под ними пачка документов на квартиру, какие-то квитанции и паспорт, Щуренко Аделаида Алексеевны. Пожилая полная дама на фото не походила на смерть-девицу. Зато вполне могла оказаться в морозильнике.

Запас, значит. Неприкосновенный.

Данил взял с раковины замызганное вафельное полотенце и протер дверцу холодильника. Потом протер дверцы шкафов в комнате. Хотя да, уж его отпечатки точно искать не будут.

Еще один смартфон, на андроиде, в висящей в прихожей куртке. Там же паспорт на имя Гантулаева Рамиля Ринатовича, двадцати четырех лет, выданный в Астрахани, но с краснодарской пропиской. Кошелек примерно с тремя тысячами мелкими купюрами. Все.

Они собрали в прихожей одежду, сунули в мешок из простыни и выбросили в контейнер у дома. Молча сели в «Акцент», и ацтек повернул ключ зажигания.

Солнце не успело толком проснуться, когда Данила высадили у его жилья. И даже не поблагодарили. Только берсерк хлопнул по плечу, будто с медведем братался, со словами «Ну весь наш теперь, отдыхай, заморыш!»

Упыри, лютые упыри.

Из голосовых записей в памяти айфона, найденного в квартире 72, выборочно:

06. 09.

…Прощай, абитура! Привет юристы! В деловом костюмчике, с папкой под мышкой… Нет, без очков. Очки мне не идут. Долой очки! Сделаю лазерную коррекцию если что. Пока вроде тьфу-тьфу.

Отметили группой, ребята нормальные. Винишко, конфеты, свобода. Девчонки больше заучки, ни ро ни ко, ладно, нам же больше достанется. Мальчишки правда не сказать аполионы, но пара годных есть. Особенно Саша Князев. И улыбка, и мускулы, и море мужского обаяния. Между прочим тебе, Лена, не обломится, смотрел он больше всего на меня. Ну так подать надо себя уметь, милые. Я может не Джоли в юности (а жаль), пока она из красотки не стала костлявойселедкой, но что умею то зашибись.

Сашку надо укрощать и приручать. Я ему уже выдала пару авансов, ничего такого, ясно, но пусть пооблизывается. Я одна догадалась надеть мини и нормальные каблуки. Отличницы, рыдайте.

(Звучит Шакира, «Танго», прерывается)

…

10. 09.

Ну преподы наши. На библиографии дедок нам расточал комплименты. Цветник будущих правоведов, икебана. Он прикольный, жаль, у нас ненадолго. Самое бестолковое время первый семестр первого курса, все говорят. Всякие библиографии, обыжы, все сюда запихивают, чтоб потом больше времени на нормальные предметы и курсовые. Ой, диплом я буду сдувать, чую, самой и за три года хз что напишешь. А, это пока в далеком будущем.

Познакомилась с интересным парнем со второго курса. Рамиль, имя сказал, арабское и сам на татарина смахивает. Он у библиотеки как раз книжки сдавал. «Ах, какая приятная встреча, первый курс? Помню, самое то время, веселье» — ой ветеран такой седой, сам мне в вырез поглядывает, но вежливо, не хамло. Про преподов как раз и поболтали, как и кто, с кем какая «стратегия и тактика» (мужики обожают военные термины). Как обычно, дедки к девушкам с душой, тетки так, иногда лахудры попадаются (никаких мини, да).

Собой не Саша, но ничего, хотя я больше светлых. Слова всякие знает, в общем, будь проще, а то за ботана примут. Но спортивный, вроде даже верховой ездой занимался, где-то в своих степях. Подкатывал — мякенько. Надо подумать, пока Сашенька не телится в своем княжеском тереме. Сходить в кофейню, что ли, с умным мужчиной постарше.

…

17. 09.

Да ничего так Рамиль. Даже не нудный. Угостил латте, чизкейком, не мот, и всякие смешные случаи рассказывал. Как его дядя Мерседес покупал, я чуть не упи… короче, в стендап годится. Ну может не красавец, но какой-то шарм, обаяние есть, не вру. Намекал, что в мистике понимает, я ему — погадай, он нет бы за ручку сцапать, смутился. Ну так не мой типаж, но как френдзона пригодится. Курсаки писать — умный? За себя и за меня накатай.

Наш Князь походу узнал — зыркнул на меня на последней паре как Отелло. Ну кусай локти, парнишша, и чешись, а то ни шиша.

…

11. 10.

Не было счастья, наш Саша раздуплился. Ах, я ему сразу понравилась. Мама, я не тормоз.

День задался, но вот точно с утра не сказала бы. Думала упаду, как лошадь скаковая. Ну или травму получу на всю жизнь моральную. Нас В МОРГ водили.

К покойникам. Натуральным.

Ну да, вот будущих юристов положено. Обычно на втором курсе, но тут чего-то смешалось и поменяли. Слава яйцам, только раз — медики оттуда и не вылазят, ужас. Я сама бы померла, и везти бы туда не пришлось, уже готова.

А могла отказаться? Ну могла. У нас одна девочка не пошла. Но тогда ты а — трусиха, б — помрешь потом уже с любопытства.

Мы думали, как в кино — здание такое без окон, холодильники, полки там выезжают, все стерильно. Ахаха. Старый домик кирпичный, вонизма, какой-то ядохимией и гнилью. На стенах милые картинки-загадки типа «что остается от головы если выстрелить в себя из ружья» — ни хрена там не остается.

И лежат они на полках друг над другом, хорошо не жара. Голые все, какие-то желтые. Брр. Хорошо еще, молодых в тот раз не было, все дедки-бабки.

А потом нас позвали поглядеть вскрытие. Какого-то бомжика с бородой. Главное, в обморок не рухнуть. Прозектор, нестарый такой с бородкой, в грязном халате и переднике зеленой клеенки, с улыбочкой маньяка «деевушки, не бойтесь, ему уже не больно». Деевушки сначала пищать, потом как он эту штуку взял, типа ножа-открывалки здоровую и как в живот трупу… я думала все, попадаем. Работы ему прибавим, в разы. Нет, ничего. Дышать только через рот надо. Маски, конечно, халаты, но маски от вони этой, формалина с падалью без толку.

Я не думала, как внутри много всего напихано. Фуу, прямо лезут наружу кишки как щупальца. Почки-селезеночки. Парни наши у стенок, а девчонки трусихи чуть не под ножик носами тычутся. Любопытно, ну

Добрый дядя некрофил нам его легкие показал. «Не бросите курить, такие будут» — слизистые и ЧЕРНЫЕ вообще. Ну нах, я и раньше так себе раз в неделю баловалась, теперь никакого табака. Считай, моральная прививка, буэ. (звук тошного отвращения)

Ну я такая ах, и в сторону, будто качаюсь. Князев смотрю, ко мне, под ручку берет, вид заботливый. Как ты, девица, как красавица. Я плету как страшно, и теперь спать не смогу неделю.

На самом деле подумать, как ТЕБЯ так вот, ай нет, пусть в печке палят. Гадость какая.

Потом, когда вышли, он меня под локоток, ахти. Он давно хотел спросить, а мо-но бы в клуб сходить вечером, развеяться. У него, типа, там знакомый работает. Я не в соломе себя нашла, с улыбкой «ах, я бы рада, но меня уже ведет в кино друг старшекурсник», азаза, но если на неделе, то пожалуй… мальчик должен понимать свое место, но не отчаиваться.

В кино меня Рамик и правда звал, пришлось идти. Ну так ничего, романтика, он уезжает, она обещает, потом бегают друг за другом. Хэпиэнд, я чуть не поревела. И о мертвяках забыла. В общем, вечер тоже прошел не зря.

Целуется Рамиль на четыре в плюсом, жаль, от него у меня ничего не екает. Но никаких продолжений, должен понимать, я девушка приличная. Такси он мне заказал, молодец, еще балл, так что пятерка, так и быть.

…

13. 11.

Ну не судьба, печаль, конечно. Теперь, когда мы с Сашкой, пришлось все разруливать, пока эти дитята-даунята дуэль не устроили на кодексах. Сашка аж зеленеет от ревности, мавр выискался.

Я к Рамилю сама подошла после последней ленты. Рамка все понял, даже не сказал ничего такого. Попрощался, пожелал удачи — видно было, с каким трудом. Сказал, если что всегда поддержит… я поспасибкала. Сука я, но и мучить человека зря не хочу. Мавр сделал свое дело.

Все равно, когда он мне руку поцеловал, и глянул, будто последний раз. Я чуть не заревела. Какие мы, бабы, бываем твари. За что любят только.

(В сторону «Лен, я иду уже»)

…

23. 12.

Столкнулась с Рамкой. Зайчики под елочкой. Елка на площади в пяти шагах от факультета, ничего странного. Я еще радостная такая, Сашка обещал сюрприз, может, в Анапу на новый год или Геленджик. Тут тепло, и сад Галицкого обалденный, и все равно море же.

Выруливает Рамик. В черном пальто, весь смурной. По слухам, место такое себе, на площади год или два назад кого-то убили, под новый год, как назло. Я бы его за призрака убитого приняла, ладно светлый день. Ну, привет. парой слов перекинулась. Я не спрашивала, как он встречает и с кем, не резать по живому.

Какое «останемся друзьями», я-то вижу. Вроде не виновата ни в чем, а как украла у него… себя. Сашка загруженный, родня донимает. Познакомить обещал, но потом… да я не рвусь особо. Папаша крутой, а мы девочки из простых. Еще как примут.

О, смску прислал, согласен, что нэгэ будет у меня на съемной нашей хате. Ленка все равно в клуб идет всю ночь. Только мы. Моим надо соврать — я с Ленкой. В подоле не принеси, азаза, им одно на уме.

31. 12.

(Приглушенный хлопок, звон, отдаленные куранты, молодой мужской голос)

— Ну, готова, принцесса? Начинаем гулять, наливать и выпивать!

— Готова, Саш. Всем приветки иии… любви, ясен перец, счастья в новом году, денег и салатов тонны, давай, рыцарь… ай, руку убери, рано еще! Смотри, снег пошел!

— За снег! Наше здоровье!

— А за любовь?

— А третий тост, не помнишь?

— Ой, ну да. А селфи, бокал сюда, руку сю…

01.

Хриплый, с трудом узнаваемый голос. С неприятным присвистом, словно что-то мешает говорить.

Ссука.

Сука, в ахуе. Все по пи… Плакать надо, я не могу. Дышать не могу и плакать. Внутри как под током все.

Звонят, откройте дверь. Ктотама? Не хотела идти. Мы навеселе, датые оба, салаты жуем, старый проводили, новый встретили, шурмур и баиньки.

Мужику я бы не открыла. А там девка. Не нашего поля ягодка. Блонда, в коже, волосы до задницы, глаза синие, сапоги как десяток моих стипендий, про серьги молчу. Я в лучшем черном платье перед ней как крестьянка крепостная. Я еще такая — ошиблись, хотела сказать и закрыть.

А она сразу: Князева Александра могу видеть?

Бля…

Я на Сашку. У него морда как у собаки битой, я уж выражение знаю.

Та:

— С наступившим. Может, пустишь?

Он рот раззявил, дверь открыл.

Она опять:

— Твоя? Подруга? Как У ДРУЗЕЙ встретил?

И уже мне так с барского плеча, айфончик протягивает. Покруче того что мне отец подарил.

— Погляди, красавица. Жениться он тебе не обещал? Правильно. Потому что уже. Знаешь, Саш, я своим пока не сказала. Папа мой то, се, еще вспылит, башку тебе оторвет… Только твои родичи знают. Заблукал наш Саша, потянуло на свеженькое от законной, бывает. Не ты мне надевал? Твое-то где? Ааа…

Кольцо показывает на безымянном. Ногти ухоженные. Сашка стоит как параличный, не телится, пятнами пошел, смотреть противно и жалко.

— Дурачина ты, простофиля. Думал, я уехала учиться, так в кепитал оф Британ не узнаю? И не полечу тебя за мудя поймать на горячем?

Я фотки в айфоне кручу (жаль не шваркнула на пол, любопыытство, наше, женское).

Фотки красивые. Вот Сашенька в сером костюме рядом с этой, она в шикарном свадебном, с вуалью. Дворец, бл… сочетания. Вот машут из белого лимузина. Вот на каком-то мосту, вот гости бухие, целует он ее… вот… да чтоб тебя. Везде и она и он без обмана, какая подделка. Я милому подаю показать… а у него все на роже написано.

Баальшими буквами. Глаза прячет, выдрала бы.

Оделся и ушел с ней. Просто ушел, мне не сказал ничего. Ни слова. И так ясно. Она «счастливо» бросила. Спасибо, законная, сцену мне устраивать не стала, век не забуду.

Пауза

Я не знаю, не знаю. Я на балкон вышла, вспомнила, курить же нечего, бросила. Седьмой этаж. Внизу город, окошки, там люди уже отметили, жрут, допивают, трахаются. Луна в небе белая висит, круглая. Где-то салют захлопал. Собак опять напугает, будут потом искать. И всем на меня плевать.

У меня никаких мыслей не осталось, только не думать не ощущать ничего.

Нагнулась над перилами, так все просто. А потом подумала, как после приду в универ, а этот гад меня не узнавать будет в лицо. Ни колечка, ни свадьбы, не заслужила. Свое отработала и гуляй, побл…шка. Такая обида и боль навалились, и всего одно движение и все…

Ветер за шею обнял, холодный-холодный. Пустота. Одно движение.

Не помню дальше. Падения, удара, ничего.

Открываю глаза, как песком забитые, но боли в теле нет, только жжение в груди. Надо мной стоит на коленях Рамка, в черном своем пальто расстегнутом. И прижимает мне что-то к шее. Не холодно, только луна почему-то как сквозь кровь светит, красная она.

Я сказать что-то хочу, сиплю, а он «лежи не шевелясь, руку и шею я тебе вправил, все будет хорошо, все хорошо» а у самого лицо как раньше луна белое.

01.

Рамиль эту штуку тогда чудом добыл. Какой-то кулон, я не знаю. В прошлом году правда недалеко от елки школьницу убили, младшеклассницу. Чуть не в новогоднюю ночь.

А тот кто убил недели через две там напал на Рамиля, он из гостей возвращался.

Как выглядел, Рамка не запомнил толком, вроде в куртке, волосатый и вонял мерзко. Догнал и кинулся. И задавил бы, будь кто послабее, ненормальный же совсем. Но Рамиль помнил про девчонку, врезал, сорвал с него эту штуку, на шнурке с шеи. И отпихнул подальше.

Говорит, тот как взорвался, гноем растекся, одежда одна осталась.

Рамка подвеску с собой унес. Потом уже понял, она мертвых оживляет. Только они дичают. Травленая крыса посидела у него в коробке, вроде ничего, через пару дней на него же кинулась.

Он под моими окнами ошивался, думал, может, я с друзьями выйду потом, после курантов. Вышла… вылетела. Бомбой.

…

Далее под датами — пустые удаленные записи. Последняя без даты. Голос срывается.

Что мы творим!

Рамка, мы уроды, это я виновата. Ты ведь меня простил? Я знаю, простил, я не соображаю ничего когда зверею. Я не хотела так на тебя. Никогда.

Рамиль, спаси меня.

— Ох, не зря он дал нам дневничок прочитать. Ты не испугалась? Я вот испугался. — Профиль Данила в лунном свете казался античной статуей. Пока не открывал глаз.

— Опоздал. А мне тогда было плевать, — Даша вытянула ноги и зашевелила пальцами. — Этот отгрызла акула, этот пошел на кладбище…

— Не прикалывает. Если еще когда-нибудь..

— Я поняла. Надо было положить под руку топор.

— Без толку топор. Надо было держаться за пускач бензопилы. А лучше держать работающую. Кстати, викинг просил нас завтра вечером зайти к нему в бар. Обоих.

— А, вот и познакомишь! — она принялась вить гнездо из одеяла и подушек — и да, надо сходить на мужской стриптиз. Тебя не зову.

— Чегоо?

— Твоего индуса. Раз такое дамовизжательное зрелище, как ты описал. О, ревнуешь? Отелло рассвирепелло?

— К покойнику до нашей эры? Еще чего, растащило. Я хотя бы свежевырытый.