Страх Мудреца

Глава 73 Кровь и чернила.

В "Богоявлении" Теккам пишет о тайнах, называя их мучительными сокровищами ума.

Он объясняет, что то, о чем большинство людей думают, как о тайнах, на самом деле таковыми не являются.

Мистерии, к примеру, не тайны.

Это или мало известные факты, или забытые истины.

А тайна, как объясняет Теккам - это истинное знание, но активно скрываемое.

Философы спорят над определением этого в течение столетий.

Они указывают на логические проблемы, связанные с этим, лазейки и исключения.

Но за все это время ни один из них не сумел придумать лучшее определение.

И это, пожалуй, говорит нам больше, чем все споры, вместе взятые.

В следующей главе, менее оспариваемой и менее известной, Теккам объясняет, что существуют два вида тайн.

Это тайны рта и тайны сердца.

Большинство тайн - это тайны рта.

Сплетни распространяются и небольшие скандалы обсуждаются шепотом.

Эти тайны далеко распространяются по миру.

Тайна рта - это как камешек в твоем ботинке.

Сначала ты едва знаешь об этом.

Затем это становится раздражающим, потом невыносимым.

Тайны рта растут тем больше, чем дольше ты держишь их, набухая, пока они не начинают давить на твои губы.

Они борются за то, чтобы стать свободными.

Тайны сердца - другие.

Они очень личные и мучительные, и мы не хотим ничего больше, чем скрыть их от всего мира.

Они не разрастаются и сами не выскакивают изо рта.

Они живут в сердце и чем дольше они хранятся, тем тяжелее становятся.

Теккам утверждает, что лучше иметь полный рот яда, чем тайну сердца.

Любой дурак выплюнет яд, он говорит, а мы храним эти тягостные сокровища.

Мы тяжело глотаем их каждый день, заставляя их быть глубоко внутри нас.

Там они осаждаются, становясь тяжелее и нагнаиваясь.

При достаточном количестве времени, они не могут не сокрушить сердце, которое держит их.

Современные философы высмеивают Теккама, но они лишь стервятники на костях гиганта.

Придираться - это все, что вам нравится, Теккам же понимал суть мира.

На следующий день после того как я прошёл за Денной через весь город, она прислала мне записку и я встретил ее за пределами Четырех Свечей.

Мы встречались там десятки раз, за последние несколько оборотов, но сегодня что-то изменилось.

Сегодня Денна одела длинное, элегантное платье, без оборок и высокого воротника по текущей моде, но плотно прилегающее и открытое в горле.

Оно было глубокого синего цвета и когда она делала шаг, то я мог увидеть большую часть ее обнаженной ноги под ним.

Футляр ее арфы прислонился к стене позади нее и она ожидающе посмотрела мне в глаза.

Её темные волосы блестели в лучах солнца, без всяких украшений, за исключением трех узких косиц, связанных голубой лентой.

Она была босиком и её ноги были в пятнах от травы.

Она улыбалась.

- Всё готово,- сказала она, волнение дребезжало в её голосе, как отдаленный гром.

- Во всяком случае настолько, чтобы сыграть тебе.

- Хочешь послушать? - Я уловил немного хорошо скрытой застенчивости в её голосе.

Так как мы оба работали на покровителей, ценивших свою личную жизнь, Денна и я не так часто обсуждали нашу работу.

Мы сравнивали наши испачканные чернилами пальцы и оплакивали наши трудности, но только в неопределенных выражениях.

- Я не хотел бы ничего большего, чем услышать ее,- сказал я, когда Денна взяла футляр с арфой и спустилась на улицу.

Я шёл в ногу рядом с ней.

- А твой покровитель не будет возражать?

Денна слишком небрежно пожала плечами.

- Он говорит, что хочет свою первую песню, что-то, что люди будут петь в течение сотен лет, поэтому я сомневаюсь, он захочет чтобы я оставила ее в бутылке навеки. - Она искоса посмотрела на меня.

- Мы пойдем куда-нибудь в укромное место и я дам тебе послушать.

До того момента пока ты не начнешь орать ее с крыш, я буду в безопасности.

По негласному соглашению, мы пошли к западным воротам.

- Я бы принёс мою лютню,- сказал я,- но я наконец-то нашел мастера по музыкальным инструментам, которому я доверяю.

Я решил починить мой болтающийся колок.

- Лучше всего ты поможешь мне сегодня в качестве слушателя, - сказала она.

- Сядь, сосредоточься и восхищайся, как я играю.

Завтра я буду восхищенно смотреть на тебя взглядом полным романтики.

Я поражаюсь твоим навыкам, остроумию и обаянию. - Она перекинула арфу на другое плечо и улыбнулась мне.

- Если тебе не исправляли их в магазине.

- Я всегда готов для дуэта, - предложил я.

- Арфы и лютни редки, но не неслыханны.

- Это тонко сформулировано. - Она покосилась на меня.

- Я подумаю об этом.

Как уже десятки раз до этого, я боролся с желанием сказать ей, что я забрал её кольцо у Амброза.

Я хотел рассказать ей историю об этом, об ошибках и остальном.

Но я был практически уверен, что романтическая атмосфера моих поступков сильно уменьшится к концу рассказа, когда я фактически заложил кольцо, перед моим отъездом из Имре.

- Так что же ты думаешь,- спросил я: - по поводу того, чтобы заполучить Маера Алверона в качестве покровителя?

Денна остановилась и повернулась посмотреть на меня.

- Что?

- В настоящее время я у него в милости, - сказал я.

- И он должен мне услугу или две.

Я знаю, что ты долго искала покровителя.

- У меня есть покровитель, - твёрдо сказала она.

- Один, которого я нашла сама.

- Ты имеешь половину покровителя, - запротестовал я.

- Где твой приказ о покровительстве?

Твой мастер Ясень Пепельный может предоставить тебе некоторую финансовую поддержку, но главной частью покровителя является его имя.

Это как броня.

Это как ключ, который открывает...

- Я знаю, как работает покровительство, - сказала Денна, отрезав.

- Тогда ты знаешь, что он обсчитывает тебя, - сказал я.

- Если бы Маер был твоим покровителем, когда что-то пошло не так на той свадьбе, никто в том запущенном городишке не осмелился бы и голос поднять на тебя, не говоря уже о руке.

Даже за тысячи миль имя Маера защитит тебя.

Он может сохранить тебя в безопасности.

- Покровитель может предложить больше, чем имя и деньги,- сказала Денна резким голосом.

- Я в порядке, не прибегая к титулам и честно говоря, меня раздражает, если какой-то человек хочет одеть на меня свои цвета.

Мой покровитель даёт мне другие преимущества.

- Он знает то, что мне нужно знать. - Она раздраженно посмотрела на меня, когда перебросила волосы через плечо.

- Я же говорила тебе всё это раньше.

Я довольна им и сейчас.

- Почему бы не иметь того и другого? - предложил я.

- Маер публично и твой мастер Ясень Пепельный в тайне.

Конечно, он не сможет возражать против этого.

Алверон, вероятно, сможет даже присмотреть за этим человеком для тебя, убедиться, что он не пытается завоевать тебя ложными..

Денна в ужасе посмотрела на меня.

- Нет. Боже, нет. - Она повернулась ко мне с серьёзным выражением лица.

- Обещай мне, что не будешь пытаться узнать что-нибудь о нём.

Это может всё разрушить.

Ты единственный на всем белом свете, которому я рассказала , но он впадет в ярость, если узнает, что я упомянула про него кому-либо.

Я почувствовал странное тепло от гордости за это.

- Если ты хочешь на самом деле, я не...

Денна остановилась и поставила футляр арфы вниз на булыжную мостовую, о которую он глухо стукнул.

Выражение ее лица было смертельно серьёзным.

- Обещай мне.

Я, наверное, не стал бы соглашаться, если бы не потратил половину прошлой ночи, ходя за ней по всему городу в надежде найти ту самую вещь.

Но я потратил.

Тогда я также подслушал её.

Поэтому, сегодня я практически исходил потом от чувства вины.

- Я обещаю, - сказал я.

Поскольку её тревожный взгляд не испарился, я добавил: - Разве ты не доверяешь мне?

Я клянусь в этом, если это тебя успокоит.

-Чем ты клянешься? - спросила она, снова начиная улыбаться.

Что настолько важно для тебя, что бы ты держал свое слово?

- Моим именем и моей силой? - сказал я.

- В тебе много качеств, - сказала она сухо.

Но ты не Таборлин Великий.

- Моей ПРАВОЙ рукой? - предложил я.

- Только одной рукой? - спросила она, игривость вернулась в её голос.

Она протянула и взяла обе мои руки в свои, перевернув их и начав пристально разглядывать.

- Левая мне нравится больше, - решила она.

Клянись этой.

- Моей ЛЕВОЙ рукой? - спросил я с сомнением.

- Ладно, - сказала она.

- Давай правой.

Ты такой традиционалист.

- Клянусь я не буду пытаться раскрыть твоего покровителя, - Я сказал с горечью.

Я клянусь в этом своим именем и силой.

Я клянусь в этом своей ЛЕВОЙ рукой.

Я клянусь в этом вечно движущейся луной.

Денна посмотрела на меня внимательно, как если бы она не была уверена, насмехался ли я над ней.

-Хорошо, -сказала она, пожимая плечами и поднимая свою арфу.

Считай, что я успокоилась.

Мы снова начали гулять, продвигаясь через западные ворота в сельскую местность.

Молчание между нами растягивалось, начиная перерастать в неловкость.

Обеспокоенный тем, что появилась неловкость, я сказал первое что пришло на ум.

- Итак, есть ли новые люди в твоей жизни?

Денна тихо усмехнулась.

Сейчас ты похож на мастера Ясеня Пепельного.

Он всегда спрашивает насчет них.

Он не думает, что кто-то из моих поклонников достаточно хорош для меня.

Я не мог не согласиться, но решил, что так говорить не разумно.

- А что он думает насчет меня?

- Что? - спросила она смущенно.

- Ой.

Он не знает о тебе, - сказала она.

- И почему же?

Фаренгейт+++

- Бедный Квоут.

Я дразню тебя.

Я говорю ему только о тех, кто приходит и бродит вокруг, пыхтя и сопя, как собаки.

Ты не такой как они.

Ты всегда был другим.

- Я всегда гордился собой за то, что не пыхчу и не соплю.

Денна повернула своё плечо и качнув арфой, нанесла мне игривый удар.

- Ты знаешь, что я имею в виду.

Они приходят и уходят, немного получив или потеряв.

Ты же золото за раздутыми отбросами.

Мастер Ясень Пепельный может думать, что он вправе знать о моих личных делах, кто ко мне приходит и уходит. - Она нахмурилась.

- Но он не узнает.

Я готова уступить кое-что из этого, сейчас...

Она протянула руку и властно взяла меня за плечо.

- Но ты не являешься частью сделки, - сказала она с ожесточением в голосе.

- Ты мой.

Только мой.

Я не буду делиться тобой.

Мгновенное напряжение прошло и мы пошли по широкой дороге к западу от Северена, смеясь и болтая о мелочах.

В полумиле от последнего городского трактира было тихий участок, поросший деревьями с высоким Путеводным Камнем, расположенным в его центре.

Мы наткнулись на него в поисках земляники и он стал одним из наших самых любимых мест, где мы спасались от шума и вони города.

Денна села у основания серого камня, оперевшись о него спиной.

Затем она вытащила свою арфу из футляра и тесно прижала её к груди, задрав оборки платья и обнажив возмутительно большую часть ноги.

Она изогнула бровь на меня и усмехнулась, как будто знала о чём я подумал.

- Прекрасная арфа, - случайно сказал я.

Она неделикатно фыркнула.

Я сел, где и был, удобно развалившись на длинной прохладной траве.

Я дернул несколько ее прядей из земли и лениво начал сплетать их вместе в косу.

Честно говоря, я нервничал.

Хотя мы и провели много времени вместе на протяжении последнего месяца, я никогда не слышал, чтобы Денна играла что-нибудь из своих произведений.

Мы пели вместе, и я знал, что её голос был, как мёд на теплом хлебе.

У неё были верные пальцы и она обладала музыкальным слухом...

Но написать песню - не тоже самое, что просто играть.

Что, если она будет не слишком хороша?

Что я скажу?

Денна провела пальцами по струнам и мои заботы ушли на второй план.

Я всегда находил черезвычайно эротичным, когда женщина ложит свою руку на арфу.

Она начала перебирать струны вниз, от верхней к нижней.

Она звучала, как молотки по колокольчикам, как вода по камням, как пение птиц в воздухе.

Она остановилась и настроила струну.

Пощипала, настроила.

Она ударила резкий аккорд, жесткий аккорд, затяжной аккорд, затем повернулась и посмотрела на меня, нервно сгибая пальцы.

- Ты готов?

- Ты исключительна, - сказал я.

Я видел её небольшое волнение, когда она поправила волосы струящиеся по спине, чтобы скрыть свою реакцию.

- Дурак.

Я еще ничего для тебя не сыграла.

- Ты все равно исключительная.

- Тихо. - Она ударила жесткий аккорд и дала ему угаснуть в тихую мелодию.

Пока он поднимался и опадал, она рассказывала вступление к своей песне.

Я был удивлён таким традиционным открытием.

Удивлён, но доволен.

Старые пути - лучшие.

Соберитесь вокруг, да послушайте,

Как я вам расскажу о трагедии.

Я спою о тонких теней плетении.

Через страны, о человеке

Кто взялся за цель, что не многим по силам.

Прекрасном Ланре: лишившемся жизни, гордости, жены.

Ещё никогда от цели своей он не бегал.

Кто сражался с приливом, и упал, и был предан.

Сначала это был ее голос, который поймал мое дыхание, затем это была музыка.

Но прежде, чем десять строк прошло через её губы, я был ошеломлён, по разным причинам.

Она пела историю падения Мир Тариниэль.

О предательстве Ланре.

Это была история, которую я слышал от Скарпи в Тарбеане.

Но версия Денны была другая.

В её песне, Ланре был описан в трагических тонах, как несправедливо обвинённый герой.

Слова Селитоса были жестоки и кусачи, перенаселённый Мир Тариниэль как нельзя лучше подходил для очистительного огня.

Ланре был не предателем, а павшим героем.

Очень многое зависит от того, где ты остановишь историю и она закончила, когда Ланре был проклят Селитосом.

Это было лучшее окончание трагедии.

В её истории Ланре был несправедливо обижен.

Селитос был тираном, безумным монстром, который вырвал свои глаза в ярости от умного обмана Ланре.

Это было ужасно, мучительно неправильно.

Несмотря ни на что, это были первые проблески её красоты.

Хорошо подобранные аккорды.

Рифмы тонкие и сильные.

Песня была очень свежей и, несмотря на некоторые шероховатости, я чувствовал её форму.

Я видел, чем она может стать.

Она могла повернуть сознание людей.

Они будут петь её на протяжении ста лет.

Вы, возможно, слышали её, на самом деле.

Большинство людей знают.

В итоге, она назвала её "Песня семи скорбей". Да.

Денна написала её и я был первым человеком, который услышал ее всю целиком.

Когда последняя нота растаяла в воздухе, Денна опустила свои руки, боясь встретиться со мной взглядом.

Я по прежнему молча сидел на траве.

Чтобы понять смысл, вы должны знать то, что знает каждый музыкант.

Пение новой песни выматывает нервы.

Более чем.

Это страшно.

Это всё равно, что в первый раз раздеваться перед новым любовником.

Это деликатный момент.

Я хотел сказать что-нибудь.

Комплимент.

Комментарий.

Шутку.

Ложь.

Всё что угодно было лучше, чем молчание.

Но я не мог быть более ошеломленным, если бы она написала хвалебный гимн герцогу Гибеа.

Это был слишком большой шок для меня.

Я чувствовал себя, как повторно используемый пергамент, как если бы каждая нота её песни была ударом ножа, кромсающего до тех пор, пока я не стал совершенно пустым и бессловесным.

Я тупо смотрел на свои руки.

Они по прежнему занимали наполовину сформировавшийся круг зелёной травы, где я расслаблялся перед началом песни.

Это была широкая, плоская коса, уже начинавшая загибаться в форме кольца.

Тем не менее, смотря вниз я услышал шелест юбки Денны, когда он двинулась.

Я хотел что-нибудь сказать.

Я уже слишком долго ждал.

Слишком долгое молчание разлилось в воздухе.

- Название города не Миринитэль,- сказал я, не поднимая взляда.

Это была не самая лучшая вещь, которую я мог сказать.

Но было неправильно это говорить.

Возникла пауза.

- Что?

- Не Миринитэль, - ответил я.

- Город, который сжег Лантре, был Мир Тариниэль.

Извини, что говорю тебе это.

Изменение имени - это тяжёлая работа.

Это разрушит размер в твоём третьем стихе. - Я был удивлен тем, каким тихим был мой голос, как плоско и мертво он звучал в моих собственных ушах.

Я услышал, как она удивлённо выдохнула.

- Ты слышал эту историю раньше?

Я взглянул на Денну, её возбуждённое выражение лица.

Я кивнул, всё ещё оставаясь странно пустым.

Пустой.

Полый, как высушенная тыква.

- Что заставило тебя выбрать это для песни? - спросил я её.

Этого тоже не стоило говорить.

Я не мог помочь, но чувствал, что если бы я сказал правильную вещь в тот момент, все вышло бы по-другому.

Но даже сейчас, после многих лет раздумий, я не могу себе представить, что я мог бы сказать такого, что, возможно и изменило бы все к лучшему.

Её возбуждение слегка поблекло.

- Я нашла эту версию в старой книге, когда проводила генеалогическое исследование для моего покровителя,- сказала она.

- Вряд ли кто помнит о ней, поэтому она идеально подходит для песни.

Не похоже, чтобы мир нуждался ещё в одной истории об Орене Велсайтере.

Я никогда не поставлю свой знак, повторяя то, что другие музыканты уже пережевали более сотни раз.

Денна с любопытством взглянула на меня.

- Я думала, что смогу удивить тебя чем-то новым.

Я никогда не догадалась бы, что ты уже слышал историю о Ланре.

- Я слышал её много лет назад, - тупо сказал я.

- От одного старого сказочника в Тарбеане.

- Если бы я имела хотя бы половину твоей удачи...

Денна покачала головой в смятении.

- Я собрала её из сотен обрывков, - она сделала примирительный жест.

- Вернее я и мой покровитель.

Он помогал.

- Твой покровитель, - сказал я.

Я чувствовал вспышки гнева, когда она упоминала о нем.

Я был, как полый , это удивительно, как быстро горечь распространяется через мои кишки, как будто кто-то развёл огонь внутри меня.

Денна кивнула.

- Он немного воображает себя историком, - сказала она.

- Я думаю, он таки выудит место при дворе.

Не он первый, не он последний, кто хочет пролить свет на героическое прошлое предков.

Или, может быть, он пытается придумать себе героя-предка.

Это могло бы объяснить то, что мы проводили исследования в старых родословных.

Она колебалась с минуту, покусывая губы.

- Откровенно говоря, - сказала она, как-будто сознаваясь.

- Я подозреваю, что Алверон заказал песню для себя.

Мастер Ясень Пепельный подразумевал, что ведет дела с Маером, - она озорно улыбнулась.

- Кто знает?

Забегая вперед, ты мог встречать моего покровителя и даже не знать об этом.

Мои мысли блуждали по сотням лиц вельмож и придворных, которых я встречал за последний месяц, но на них было трудно сосредоточиться.

В моем животе разгорался огонь, в то время как моя грудь была уже заполнена им.

- Ну хватит об этом, - сказала Денна, размахивая руками.

Она оттолкнула прочь свою арфу и уселась на траве, скрестив ноги.

- Ты дразнишь меня.

- Что ты думаешь об этом?

Я посмотрел на свои руки и провел пальцами по косе зеленой травы, что я свил.

Она была гладкой и прохладной между моими пальцами.

Я не мог вспомнить, как я хотел соединить её концы в кольцо.

- Я знаю, что есть некотырые шероховатости, - я услышал Денну, её голос был полон нервного возбуждения.

- Мне надо будет исправить название города, если ты уверен в этом.

Я знаю, что начало грубое, а седьмой куплет - кавардак.

Мне нужно добавить описаний битв и его отношений с Лирой.

Конец слишком затянут.

Но в общем, что ты думаешь?

Как только она огранит её, песня станет бриллиантом.

Настолько хорошим, какие делали мои родители; но это сделало его хуже.

Мои руки дрожали, я был поражен тем, как трудно унять эту дрожь.

Я отвернулся от к Денне.

Её нервное возбуждение растаяло, когда она увидела моё лицо.

Тебе нужно изменить не только название, - я пытался сделать так, чтобы мой голос звучал спокойно.

- Ланре не был героем.

Она странно посмотрела на меня, как будто не могла понять, шучу ли я.

- Что?

- У тебя все неправильно, - сказал я.

- Ланре был монстром.

Предатель.

Тебе необходимо изменить это.

Денна откинула голову и рассмеялась.

Когда я не присоединился к ней, она вскинула голову с недоумением.

- Ты серьёзно?

Я кивнул.

Лицо Денны застыло.

Её глаза сузились, губы сложились в тонкую линию.

- Ты должно быть шутишь.- Её рот замолчал, потом она покачала головой.

- Это не имеет никакого смысла.

Вся эта история разваливается, если Ланре не герой.

- Здесь идёт речь не о хорошей истории, - сказал я.

- А о том, что это правда.

- Правда? - Она посмотрела на меня недоверчиво.

- Это просто старая народная история.

Нет реальных мест.

Нет реальных людей.

Ты мог бы также обижаться на меня за придумывание новых куплетов для "Тинкер Таннер".

Я почувствовал как слова поднимаются в моем горле, горячие, как огонь в дымоходе.

Я с усилием проглотил их.

- Некоторые истории просто истории, - согласился я.

- Но не эта.

Это не твоя ошибка.

Не было возможности, чтобы ты могла...

- Ну что ж, спасибо тебе, - сказала она язвительно.

- Я так рада, что это не моя вина.

- Хорошо, - сказал я резко.

- Это твоя вина.

Ты должна была проделать больше исследований.

- Что ты знаешь об исследовании, которое я проделала? - потребовала она.

- Ты не имеешь ни малейшего представления!

Я по всему миру откапывал куски этой истории!

Мой отец сделал тоже самое.

Он начал писать песню о Ланре, но его исследование привели его к Чандрианам.

Он потратил годы гоняясь за полузабытыми историями и раскапывая слухи.

Он хотел чтобы его песня рассказала правду о них, но они убили всю мою труппу чтобы недопустить этого.

Я смотрел на траву и думал о тайне, что я держал так долго.

Я думал о запахе крови и горящих волосах.

Я думал о ржавчине и синем огне и о изломанных телах моих родителей.

Как я мог объяснить что-то настолько ужасное?

Я чувствовал тайну внутри меня, большую и тяжелую, как камень.

Я чувствовал тайну внутри меня большую и тяжелую, как камень.

- В по версии той истории которую я слышал, - сказал я, касаясь далекого края моей тайны.

- Ланре стал одним из Чандриан.

Ты должна быть осторожна.

Некоторые истории опасны.

Денна долгое мгновение смотрела на меня.

- Чандриан? - сказала она недоверчиво.

Затем она засмеялась.

Это не был ее привычный, восторженный смех.

Он был резким и полным насмешки.

- Какой ты все еще ребенок.

Я точно знал, как по детски это звучало.

Я почувствовал, как покраснел от смущения, все мое тело внезапно покрылось потом.

Я открыл рот, чтобы ответить и казалось заскрипел, как дверь открываемой печи. - Я похож на ребенка? - Я сплюнул.

- Что ты вообще можешь знать, ты глупая...

Я чуть не откусил себе кончик языка, чтобы не выкрикнуть слово шлюха.

- Ты думаешь, что знаешь все, не так ли? - Потребовала она.

- Ты был в Университете и думаешь, что все остальные...

- Прекращай искать оправдания для своего огорчения и слушай меня! - отрезал я.

Слова текли из меня, как расплавленное железо.

- Ты злишься, как избалованная девчонка.

- Не смей, - она ткнула в меня пальцем.

- Не говори со мной как с какой нибудь глупой девочкой с фермы.

Я знаю вещи которым не обучают в твоем драгоценном Университете.

Тайные вещи!

Я не дура!

- Но ты ведешь себя как дура! - Я кричал так громко, что слова c болью вырывались из глотки.

- Ты никак не заткнешься, чтобы послушать меня!

Я пытаюсь тебе помочь!

Денну накрыло холодное молчание.

Ее глаза были твердыми и хладнокровными.

- Это всё, что ты хотел сказать? - сказала она холодно.

Ее пальцы двигались в волосах, каждое их движение выдавало охватившее ее раздражение.

Она расплетала свои косички, распрямляла их, потом рассеянно сплетала другим способом.

- Ты жалеешь, что я не приняла твою помощь.

Ты не можешь вынести, что я не позволяю тебе исправлять каждую мелочь в моей жизни, не так ли?

- Хорошо, возможно кто-то и должен исправить твою жизнь, - прохрипел я.

- До сих пор ты наворотила в ней немалого беспорядка, не так ли?

Она продолжала сидеть очень тихо, прожигая меня яростным взглядом.

- Что дает тебе основания полагать, что ты что-то знаешь о моей жизни?

- Я знаю, что ты так боишься любого человека находящегося рядом, что не можешь остаться в одной кровати четыре дня подряд, - сказал я, едва ли понимая то, что говорил.

Гневные слова лились из меня, как кровь из раны.

- Я знаю, что ты всю свою жизнь сжигаешь за собой мосты.

Я знаю, что ты решаешь свои проблемы убегая...

- Все равно, что заставляет тебя думать, что твои советы стоят хоть чего-нибудь? - вспыхнула Денна.

- Полгода назад твои ноги были в грязи.

Косматые волосы и только три изношенных рубашки.

Не было ни одного благородного человека в сотнях миль от Имре, который бы помочился на тебя, если бы ты был в огне.

Тебе пришлось ехать за тысячу миль, чтобы получить шанс найти себе покровителя.

Мое лицо покраснело от стыда после ее упоминания о тех трех рубашках, и я почувствовал, что снова вспыхнул.

- Ты, конечно, права, - сказал я язвительно.

- Ты гораздо лучше.

- Я уверен, что твой покровитель был бы совершенно счастлив помочиться на тебя...

- Вот теперь мы подошли к главному, - сказала она, поднимая руки в воздух.

- Ты не любишь моего покровителя, потому что ты можешь дать мне лучшего.

- Тебе не понравилась моя песня, потому, что она отличается от того, что ты знаешь. - она потянулась к футляру от арфы, ее движения были натянуты и злы.

- Ты точно такой же , как остальные.

- Я пытаюсь тебе помочь!

- Ты пытаетешься удержать меня, - сказала Денна, решительно убирая свою арфу.

- Ты пытаешься купить меня.

Устраивать мою жизнь.

Ты пытаешься заботиться обо мне, как будто я твое домашнее животное.

Как будто я твой верный пес.

- Я никогда не думал о тебе как о собаке, - сказал я, улыбаясь ей яркой, хрупкой улыбкой.

- Собака знает, как надо слушать.

У собаки достаточно ума, чтобы не кусать руку, которая пытается помочь.

Наш спор зашел слишком далеко.

В этой части истории я испытываю желание солгать.

Сказать, что я говорил эти вещи в неудержимой ярости.

Что я был поражен горем от воспоминаний о своей убитой семье.

Я испытываю желание сказать, что я чувствовал вкус сливы и мускатного ореха во рту.

Тогда у меня было бы хоть какое-то оправдание.

Но это были мои слова.

В конце-концов, я был тем, кто все это сказал.

Только я.

Денна отплатила той же монетой, обидно, неистово и остроумно, как и я.

Мы оба были горды, сердиты и исполнены непоколебимой уверенностью юности.

Мы сказали вещи, которые никогда не сказали бы в другой ситуации, и когда мы уходили, мы уходили порознь.

Мой характер был горяч и едок, как кусок раскаленного железа.

Он обжигал меня, когда я шел обратно в Северен.

Он горел, пока я шел своим путем через город и ожидал подъемник.

Он тлел, пока я шагал через поместье Мейера и захлопывал за собой дверь в свои комнаты.

Только часы спустя я остыл достаточно, чтобы пожалеть о своих словах.

Я думал о том, что я мог сказать Денне.

Я думал о том,чтобы рассказать ей,как была убита моя труппа, о Чандрианах.

Я решил, что напишу ей письмо.

Я объяснил бы все, независимо от того, каким бы глупым, или невероятным это не показалось.

Я достал перо, чернила и положил лист прекрасной белой бумаги на письменный стол.

Я обмакнул перо и пытался придумать, с чего я мог бы начать.

Мои родители были убиты, когда мне было одиннадцать.

Это было событие настолько огромное и ужасное, что оно едва не свело меня с ума.

И даже годы спустя я не рассказал о нем ни одной душе.

Я даже ни разу не шепнул никому в пустой комнате.

Это была тайна, которую я хранил так сильно и так долго, что когда я отваживался думать об этом, мою грудь сдавливало настолько тяжело, что я мог едва дышать.

Я обмакнул перо снова, но больше не было слов.

Я открыл бутылку вина, думая, что оно может ослабить тайну внутри меня.

Дать мне некоторую шаткую опору, которую я мог использовать, чтобы вырвать ее.

Я пил, пока комната не закружилась, и кончик пера не покрылся сухими чернилами.

Несколько часов спустя чистый лист все еще глядел на меня, и я бил кулаком по столу от ярости и разочарования, ударяя его так сильно, что из моей руки потекла кровь.

Именно такой тяжелой может стать тайна.

Она может сделать так, что кровь будет течь легче, чем чернила.