ПОСЛЕ МОЕГО похода в Северен я положил свой футляр с лютней в мою комнату и направился в покои Алверона так быстро, как только мог.
Стейпс был не рад меня видеть, но он как обычно выказал свою суетливую деловитость.
Алверон лежал в потном оцепенении, простыни смяты вокруг него.
И только тогда я заметил, каким худым он стал.
Его руки и ноги были жилисты, а лицо его выцвело от бледного до серого.
Когда я вошел в комнату, он сердито взглянул на меня.
Стейпс привел покрывало Маера в более благопристойный вид и помог ему сесть, подперев подушками.
Маер стоически перенес эти манипуляции, затем сказал: - Благодарю, Стейпс. - давая понять, что отпускает его.
Слуга медленно вышел, одарив меня отнюдь не мирным взглядом.
Я подошел к кровати Маера и вытащил несколько предметов из карманов моего плаща.
- Я нашел все, что нужно, ваша светлость.
Хотя не все, что я надеялся.
Как вы себя чувствуете?
Он одарил меня взглядом, который говорил красноречивее всяких слов.
- Тебе потребовалось чертовски много времени, чтобы вернуться.
Кадикус заходил, пока ты отсутствовал.
Я подавил волну беспокойства.
- Что случилось?
- Он спросил меня, как я себя чувствую, и я сказал ему правду.
Он осмотрел мои глаза и горло, и спросил, рвало ли меня.
Я ответил, что да, и что я хочу еще лекарств и чтобы меня оставили в покое.
Он ушел и потом прислал мне немного.
Я почувствовал, как во мне растет паника.
- Вы пили его?
- Если бы тебя не было чуть дольше, я бы выпил, и к черту твои сказочки. - Он достал еще один флакон из-под подушки.
- Я не вижу в нем ничего вредного.
Я уже чувствую себя умирающим. - Он сердито сунул его мне.
- Я смогу все исправить, ваша светлость.
Помните, сегодняшняя ночь будет самой тяжелой.
Завтра будет плохо.
После этого все должно быть хорошо.
- Если я доживу до этого,- проворчал он.
Это было всего лишь бурчание больного, но оно отражало мои мысли настолько точно, что ледяные мурашки пробежали по моей спине.
Ранее, я даже не брал в расчет, что Маер может умереть несмотря на мое вмешательство.
Но когда я посмотрел на него сейчас, хрупкого, серого и дрожащего, я понял правду: он мог не пережить ночь.
- Во-первых, у нас есть вот это, ваша светлость. - я вытащил питьевую флягу.
- Бренди? - спросил он в прикрытом предвкушении.
Я покачал головой и открыл ее.
Он поморщился от запаха и откинулся на подушки.
- Божьи зубы.
Как будто того что я умираю недостаточно.
Я серьезно кивнул.
- Сделайте два хороших глотка, ваша светлость.
Это часть вашего лечения.
Он не пошевелился, чтобы взять ее.
- Я и раньше не мог переварить это варево, а в последнее время меня рвет даже с чая.
Я не заставлю себя пройти через ад, чтобы выпить это, только потому, что я сижу тут больной.
Я кивнул и закупорил флягу.
- Я дам вам кое-что, чтобы прекратить это. На прикроватном столике стоял графин с водой, и я начал заваривать ему чашку чая.
Он слегка наклонился чтобы разглядеть что я делаю.
- Что ты туда кладешь?
- Кое-что чтобы вас не тошнило и кое-что чтобы помочь вам вывести яд из организма.
Немного настойки опиума, чтобы облегчить вашу тягу к офилиуму.
И чай.
Вы пьете с сахаром, ваша светлость?
- Обычно нет.
Но, я полагаю, это будет гадким на вкус без него. Я добавил полную ложку, размешал и подал ему чашку.
- Сначала ты, - сказал Алверон.
Бледный и мрачный, он смотрел на меня своими пронзительными серыми глазами.
Он улыбнулся страшной улыбкой.
Я колебался, но лишь мгновение.
- За здоровье вашей светлости. - Сказал я и сделал большой глоток.
Я поморщился и добавил еще одну ложку сахара.
- Догадка вашей милости оказалась верна.
Гадость и есть.
Он взял чашку обеими руками и начал пить ее множеством быстрых, решительных глотков.
- Ужасно, - сказал он просто.
- Но лучше, чем ничего.
Ты знаешь, какой это ад, когда ты мучаешься жаждой, но не можешь пить из страха что тебя вырвет?
Я не пожелал бы этого даже собаке.
- Подождите немного, не допивайте, - я предупредил.
- Это должно помочь вашему желудку за несколько минут.
Я пошел в другую комнату и добавил новый флакон лекарства в поилки для пташек.
Я с облегчением увидел, что они по-прежнему потягивали лекарственный нектар.
Я волновался что они могут начать избегать его, из-за изменения запаха или следуя какому-нибудь инстинкту самосохранения.
Еще я переживал, что свинец может быть не ядовитым для колибри.
Я боялся, что пройдет оборот, прежде чем проявятся какие-нибудь побочные эффекты, а не считанные дни, что я беспокоился об усугубляющейся вспыльчивости Маера.
Я беспокоился о его болезни.
Я волновался, что возможно все мои догадки неверны.
Я вернулся к постели Маера и нашел его держащим пустую чашку на коленях.
Я заварил вторую чашку тем же образом, что и первую, и он быстро ее осушил.
Потом мы сидели в тишине минут пятнадцать или около того.
- Как вы себя чувствуете, ваша светлость?
- Лучше,- признался он неохотно.
Я заметил некоторую вялость его речи.
- Намного лучше.
-Это, вероятно, опиум. - заметил я.
- Но сейчас ваш желудок уже должен в норме.- Я достал флягу с рыбьим жиром.
- Два хороших глотка, ваша светлость.
- Неужели это единственное, что поможет? - недовольно спросил он.
- Если бы у меня был доступ к аптекам возле Университета, то я мог бы найти что-то более приемлемое, но на данный момент это единственное, что может помочь.
- Дай мне еще одну чашку чая чтобы запить. - Он взял флягу, сделал два глотка и с ужасной гримасой отдал её обратно.
Я вздохнул внутри.
- Если вы будете потягивать его, то мы пробудем здесь весь вечер.
Два приличных глотка, какими моряки хлещут дешевое виски.
Он нахмурился.
- Не надо говорить со мной как с ребенком.
- Тогда ведите себя как мужчина, - сказал я резко, и он ошеломленно замолчал.
- Два глотка каждые четыре часа.
Эта фляжка должна быть выпита до завтра.
Его серые глаза опасно сузились.
- Я хотел бы напомнить тебе, с кем ты говоришь.
- Я разговариваю с больным человеком, который не хочет принимать своё лекарство,- сказал я ровно.
В его замутненных опием глазах тлел гнев.
- Пинта рыбьего жира - это не лекарство,- прошипел он.
- Это злонамеренное и необоснованное требование.
Это невыполнимо.
Я метнул в него свой самый лучший испепеляющий взгляд и отобрал у него флягу.
Не отводя взгляда, я выпил все без остатка.
Глоток за глотком жир стекал в мой желудок, пока я удерживал взгляд Маера.
Я наблюдал, как гнев на его лице сменяется омерзением и в итоге замирает в выражении немого, шокированного благоговения.
Я перевернул флягу, провел внутри пальцем и облизал его.
Я вытащил вторую флягу из кармана моего плаща.
- Это должна была быть доза на завтра, но вы должны использовать её сегодня вечером.
Если вам так будет легче, по одному глотку каждые два часа будет достаточно. - Я протянул ему флягу, все еще не отрывая своих глаз от его.
Он взял ее молча, сделал два хороших глотка и с мрачной решимостью закупорил ее.
Против знати гордость всегда рычаг лучше, чем разум.
Я порылся в одном из карманов моего насыщенно-бордового плаща и достал кольцо Маера.
- Я забыл вернуть его вам прежде, ваша светлость. - Я протянул ему кольцо.
Он начал тянуться к нему, потом остановился.
- Оставь его пока, - сказал он.
- Ты заслужил хотя бы это, я думаю.
- Благодарю вас, ваша светлость,- сказал я, осторожно сохраняя сдержанное выражение лица.
Он не предложил мне носить кольцо, но позволяет мне держать его у себя - это был ощутимый шаг вперед в наших отношениях.
Независимо от того, как пройдут его ухаживания за леди Лаклесс, сегодня я произвёл впечатление.
Я налил ему еще чаю и решил закончить его инструктировать пока я владел его вниманием.
- Вы должны допить остаток в течение ночи, ваша светлость.
Но помните - это все, что у вас есть до завтра.
Когда вы пошлёте за мной, я отварю вам еще немного.
Сегодня вечером вы должны стараться пить столько жидкости, сколько сможете.
Молоко будет лучше всего.
Добавьте в него немного меда - пойдет легче.
Он согласился и, казалось, начал засыпать.
Зная, какой трудной будет эта ночь, я позволил ему покемарить.
Перед тем как выйти я собрал свои вещи.
Стейпс ожидал снаружи комнаты.
Я предупредил его, что Маер спит и сказал не выливать чай из чайника, так как его светлость по пробуждению пожелает его выпить.
Когда я уходил, взгляд Стейпса был не просто слегка прохладным, как раньше.
Он был полон ненависти, фактически ядовит.
Только после того, как он закрыл за мной дверь, я осознал, как это должно было выглядеть для него.
Он считал, что я использую Маера в своих интересах в момент его слабости.
Слишком много в мире людей, странствующих врачей, спокойно паразитирующих на страхах безнадежно больных.
Лучший пример этому - Яснотка, торговец снадобиями из "Три пенни за желание".
Несомненно один из наиболее отвратительных персонажей всей драмы, и нет такой публики, которая бы не аплодировала, когда Яснотка был высечен в четвертом акте.
Обдумывая это, я начал размышлять, насколько хрупким и бледным выглядел Маер.
Живя в Тарбеане я видел, как здоровый молодой человек умер от отсутствия наркотика, а Маер не был молод и здоров.
Если он умрет, кого обвинят?
Точно не Кадикуса, доверенного советника.
Точно не Стейпса, верного слугу...
Меня.
Они обвинят меня.
Его состояние ухудшилось вскоре после моего приезда.
Я не сомневался, что Стейпс быстро доведет до всех тот факт, что я проводил время наедине с Маером в его комнатах.
Что я заваривал ему чай прямо перед тем как он провел очень травмирующую ночь.
В лучшем случае я буду выглядеть как молодой Яснотка.
В худшем, как убийца.
Такие мысли крутились в моей голове когда я пробирался по поместью Маера обратно в свои комнаты, остановившись только чтобы высунуться из окна дабы оглядеть красоты Нижнего Северена и выблевать пинту рыбьего жира.