Страх Мудреца

Глава 120 Доброта.

Через два часа я сидел один в столовой.

Голова болела и одна сторона моего лица была горячей и опухшей.

Я укусил мой язык в определенный момент, поэтому было больно есть и чувствовался постоянный привкус крови.

Мое настроение было именно таким, что вы можете себе представить, за исключением того, что оно было еще хуже.

Когда я увидел промелькнувшую красную форму, скользнувшую на скамейку напротив меня, я боялся посмотреть вверх.

Если это была Карсерет, это было бы плохо.

Но Вашет могла быть еще хуже.

Я подождал, пока столовая почти опустела прежде чем прийти, чтобы поесть, надеясь избежать их обоих.

Но взглянув вверх, я увидел, что это была Пенти, ожесточенная молодая женщина, которая побила Шейн.

- Привет, - сказала она по-атурански с легким акцентом.

Я прожестикулировал [вежливое формальное приветствие.]

Учитывая, как прошел мой день, я подумал, что лучше быть осторожным, насколько это возможно.

Комментарии Вашет привели меня к мысли, что Пенти была высокопоставленным и уважаемым членом школы.

При всем этом, она не была очень старой.

Возможно, это было ее маленькое телосложение или ее лицо в форме сердца, но она не выглядела намного больше, чем двадцатилетняя.

- Можем мы поговорить на твоем языке? - спросила она на атуранском.

- Будь добр.

Я нуждаюсь в разговорной практике.

- Я с удовольствием присоединюсь к вам, - сказал я по-атурански.

- Вы очень хорошо говорите.

Я ревную.

Когда я говорю по-адемски, я чувствую себя большим медведем в человеческом обличии, топающим вокруг в тяжелых сапогах.

Пенти улыбнулась маленькой, застенчивой улыбкой, а затем прикрыла рот рукой, слегка покраснев.

- Это правильно, улыбаться?

- Это правильно и вежливо.

Улыбка, например, показывает небольшое веселье.

Как идеал, когда я немножко пошутил.

Пенти убрала руку и повторила застенчивую улыбку.

Она была очаровательна, как весенние цветы.

Это облегчило мое сердце при взгляде на нее.

- Как правило, - сказал я, - я могу улыбнуться в ответ на вашу улыбку.

Но здесь, я беспокоюсь, остальные воспримут это, как невежливость.

- Пожалуйста, - сказала она, делая серию жестов достаточно широкую, чтобы увидел любой.

[Смелое приглашение.]

[Умоляющая просьба.]

[Приглашение к знакомству.]

- Я должна практиковаться.

Я улыбнулся, хотя и не так широко, как я делал обычно.

Частично из осторожности, а отчасти потому, что мое лицо болело.

- Это хорошее чувство - улыбаться снова, - сказал я.

- Я беспокоюсь о своей улыбке. - Она начала жестикулировать и остановила себя.

Выражение ее лица изменилось, глаза немного сузились, как будто она была раздражена.

- Это? - Спросил я, показывая [мягкое беспокойство.]

Она кивнула.

- Как ты делаешь это со своим лицом?

- Это похоже на это: я немного двинул свои брови.

- Кроме того, как женщина, вы могли бы сделать это, - я чуть-чуть поджал губы.

- Я бы сделал это, поскольку я мужчина. - Я расслабил губы, немного нахмурившись вместо этого.

Пенти безучастно посмотрела на меня.

[Ошеломление.]

- Это отличается для мужчин и женщин? - спросила она, выражая недоверие своим тоном.

- Только некоторые, - успокоил я ее.

- И только в мелочах.

- Так много всего бывает, - сказала она, позволив ноту отчаяния в своем голосе.

- В семьях каждый понимает другого по малейшим движениям лица.

Ты растешь, наблюдая.

Ты знаешь все об этом.

Те друзья, с которыми прошла ваша юность, прежде знают вас лучше, чем улыбка для всех.

Это просто с ними.

Но это... - Она покачала головой.

- Разве можно запомнить, когда правильно показывать зубы?

Как часто я должна встречаться взглядом?

- Я понимаю, - сказал я.

- Я очень хорошо говорю на своем языке.

Я могу сделать умные замечания.

Но это бесполезно. - Я вздохнул.

- Удерживать мое лицо все еще очень трудно.

Я чувствую, что всегда задерживаю дыхание.

- Не всегда, - сказала она.

- Мы не всегда удерживаем лицо.

Когда вы с... - Она замолчала, а затем быстро прожестикулировала [извинение.]

- У меня нет близких, - сказал я.

[Нежное сожаление.]

- Я надеялся развиться рядом с Вашет, но боюсь, что все испортил сегодня.

Пенти кивнула.

- Я вижу. - Она протянула руку и провела пальцем по краю моего лица.

Я почувствовал прохладу рядом с опухолью.

- Ты должен был очень ее разозлить.

- Я могу сказать, что у меня все еще звенит в ушах, - сказал я.

Пенти покачала головой.

- Нет. Твои отметины. - Она показала на свое собственное лицо в этот раз.

- С другой стороны, это может быть ошибкой, но Вашет не оставила бы такого, если бы она не хотела, чтобы все увидели это.

Мой живот куда-то провалился и рука бессознательно пошла к моему лицу.

Конечно.

Это было не просто наказание.

Это было послание всем в Адемре.

- Ну я и дурак, - мягко сказал я.

- Я не понимал этого до сих пор.

Мы ели спокойно в течение нескольких минут, прежде чем я спросил: - Почему ты пришла, чтобы сидеть со мной сегодня?

- Когда я увидела тебя сегодня, я подумала, что слышала, как многие люди говорят о тебе.

Но я ничего не знала о тебе лично. - Пауза.

- А что говорят другие? - сказал я с небольшой, кривой улыбкой.

Она протянула руку, чтобы прикоснуться к углу моего рта кончиками пальцев.

- Это, - сказала она.

- Что это за согнутая улыбка?

[Нежная насмешка], прожестикулировал я, объясняя.

- Но над собой, а не над вами.

Я могу догадываться, что они говорили.

- Ничего плохого, - мягко сказала она.

Пенти посмотрела на меня, а затем мне в глаза.

Они были огромными на ее маленьком лице, чуть темнее серого, чем обычно.

Они были настолько яркими и ясными, что когда она улыбалась, их вид чуть не разбил мое сердце.

Я чувствовал, как слезы наворачиваются на глаза и я быстро посмотрел вниз, смущенный.

- О! - Тихо сказала она, и прожестикулировала [поспешное извинение за проблему.]

- Нет. Я неправильно улыбаюсь и встречаюсь глазами.

Я имела в виду это. - [Вид поощрения.]

- Вы правы с улыбкой, - сказал я, не поднимая глаз, яростно мигая, пытаясь очистить их от слез.

- Это неожиданная доброта в день, когда я не заслуживаю этого.

Вы первая, кто заговорил со мной по своему собственному желанию.

И ваше лицо настолько приятно, что болит мое сердце. - Я сделал [благодарность] моей левой рукой, радуясь, что мне не нужно было смотреть ей в глаза, чтобы показать ей, как я себя чувствую.

Ее левая рука пересекла стол и схватила мою.

Потом она повернула руку кверху ладонью и тихонько сжала, утешая, мою ладонь.

Я поднял голову и, как я надеялся, ободряюще улыбнулся.

Она почти зеркально ее повторив, прекратила улыбаться.

- Я тревожусь о моей улыбке.

- Вы не должны.

Ваша улыбка идеальна.

Пенте посмотрела на меня еще раз, наши глаза встретились, и сердце мое рванулось прочь из груди.

- Правда?

Я кивнул.

- На моем родном языке в честь ее я написал бы ... - Я пришел в себя, покрывшись потом, когда понял, что чуть было не сказал "песня".

- Стихотворение? - любезно предложила она.

- Да, - быстро сказал я.

- Эта улыбка достойна стихотворения.

- Тогда напишите его, - сказала она.

- На моем языке.

- Нет, быстро сказал я.

- Это было бы медвежье стихотворение.

Для вас оно было бы слишком неуклюжим.

Это только, казалось, подстрекало ее, и ее глаза стали нетерпеливыми.

- Сделай это.

Если будет неуклюже, то это заставит меня чувствовать себя лучше, несмотря на мои собственные ошибки.

- Если я напишу его, - я угрожал. - Вы должны сделать тоже.

На моем языке.

Я думал, это отпугнет ее, но после минутного колебания она кивнула.

Я думал что единственной поэзией Адем, которую я слышал были: несколько отрывков от старого вышивальщика шелком и история Шейн о лучнике.

Это было не так много, чтобы продолжить.

Я думал о тех словах, что я знал и их звучании.

Я почувствовал резко отсутствие моей лютни.

Вот почему у нас есть музыка, в конце концов.

Слова не всегда могут передать то, что нам нужно, в отличие от нее.

Музыка нужна тогда, когда пропадают слова.

Наконец, я нервно огляделся, радуясь, что только рассеянная горстка людей оставалась в столовой.

Я наклонился к ней и сказал:

Дважды опасна Пенти

Но не мечом, как продолжением руки,

Изгибом рта нежнее всех цветов,

Разящим сердце с десяти шагов.

Она снова улыбнулась и в этот раз она сделала, как я сказал.

Я почувствовал ее остроту в своей груди.

У Фелуриан была красивая улыбка, но она была старой и знающей.

Улыбка Пенти сияла, как новенький пенни.

Она была как свежая вода для моего иссушенного, уставшего сердца.

Сладкая улыбка молодой женщины.

Не было ничего лучшего в мире.

Она стоит больше, чем соль.

Что-то в нас заболевает и умирает без нее.

Я уверен в этом.

Такая простая вещь.

Как странно.

Как чудесно и странно.

Пенти закрыла глаза на мгновение, ее рот бесшумно двигался, как будто она выбирала слова для своего стихотворения.

Затем она открыла глаза и сказала на атуранском.

Как ветка горящий,

Квоут говорящий.

Но рот, что угрожает сапогами

Открыл, что он танцующий медведь.

Я улыбнулся достаточно широко, чтобы сделать моему лицу больно.

- Это прекрасно, - честно сказал я.

- Это первое стихотворение, когда-либо созданное обо мне.

***

После моего разговора с Пенти я чувствовал себя значительно лучше.

Я не был уверен, является ли то, что у нас с ней было флиртом, но это было не важно.

Для меня было достаточно знать, что есть, по крайней мере один человек в Хаэрте, который не хочет, чтобы я умер.

Я пошел к дому Вашет, как обычно делал после еды.

Наполовину я надеялся, что она встретит меня, улыбкой и сарказмом, а неприятности утра мы молча оставим позади.

Другая половина меня боялась, что она откажется говорить со мной вовсе.

Когда я преодолел подъем, я увидел, что она сидит на деревянной скамье возле ее двери.

Она прислонилась к грубой каменной стене своего дома, как будто она просто наслаждалась дневным солнцем.

Я глубоко вздохнул и выдохнув, почувствовал себя расслабленным.

Но когда я подошел поближе, я увидел ее лицо.

Она не улыбалась.

Также не надела она и маску бесстрастного Адем.

Она смотрела на мое приближение с выражением, мрачнее, чем у палача.

Я заговорил, как только я подошел достаточно близко.

- Вашет, - сказал я искренне.

- Я...

Оставаясь сидящей, Вашет подняла руку и я перестал говорить так быстро, как если бы она ударила меня по рту.

- Извинения сейчас не имеют особого значения, - сказала она, и голос ее был плоским и холодным, как слюда.

- Всему, что бы ты ни сказал, на данный момент доверять нельзя.

Ты хорошо меня знаешь, и знаешь, что я действительно разозлена, поэтому ты находишься в тисках страха.

Это означает, что я не могу доверять любому слову сказанному тобой, потому что оно сказано из страха.

Ты умный, обаятельный и лжец.

Я знаю, что ты можешь согнуть весь мир своими словами.

Поэтому я не желаю тебя слушать.

Она переменила положение на скамье, а затем продолжила.

- Ранее я заметила в тебе мягкость.

Это редкая вещь в таком молодом человеке и это было большей частью того, чем ты убедил меня, что стоишь обучения.

Но по прошествию дней я увидела кое-что еще.

Некоторые другие лица, которые далеки от мягкости.

Я отклонила их, как мерцания ложного света, думая, что это хвастовство молодого человека или странные шутки варвара.

- Но вчера, когда ты говорил со мной, до меня дошло, что мягкость была маской.

И это другое наполовину видимое лицо было темным и беспощадным, оно было настоящим лицом, скрывающимся под ним.

Вашет посмотрела на меня долгим взглядом.

- Есть что-то тревожное внутри тебя.

Шейн видела это в твоих разговорах.

Это не отсутствие Летани.

Но это делает мое беспокойство большим, а не меньшим.

Это означает, что в тебе есть что-то глубже, чем Летани.

То, что Летани не может исправить.

Она встретилась со мной глазами.

- Если это так, то я была неправа, обучая тебя.

Если ты был достаточно умен, чтобы показывать мне фальшивое лицо так долго, то ты представляешь опасность большую, чем просто школе.

Если это так, то Карсерет права, и тебя нужно быстрей убить, чтобы обезопасить всех участников.

Вашет поднялась, двигаясь, как будто она очень устала.

- Об этом я думала сегодня.

И буду продолжать думать долгое время этой ночью.

Завтра я приму решение.

Используй это время для того, чтобы привести в порядок свои мысли и сделай все, чтобы подготовиться показать лучшее в тебе.

Затем, не встречая мой взгляд, она повернулась и пошла в дом, тихо закрыв за собой дверь.

***

Какое-то время я бесцельно бродил.

Я пошел смотреть меч-дерево, надеясь, что я мог бы найти там Селин, но ее нигде не было видно.

Разглядываение дерева не сделало ничего, чтобы успокоить меня.

Не сегодня.

Так что я пошел в баню, где я пропитывал себя печалью.

Позже, в одном из зеркал, разбросанных в небольших комнатах, я поймал первый взгляд на свое лицо, после того, как Вашет ударила меня.

Половина моего лица была красной и опухшей, с синяками начинающими наливаться синим и желтым вокруг моей головы и линии челюсти.

У меня также был ободранный, начинавший наливаться чернотой глаз.

Когда я посмотрел на себя в зеркало, я почувствовал, как тихий гнев пробудился к жизни глубоко в моем животе.

Я решил, уставший беспомощно ждать, когда остальные решают, прогнать меня или оставить.

Я играл в их игру, узнавал их язык, был неизменно вежлив, а в ответ со мной обошлись, как с собакой.

Я был избит, надо мной глумились, а также угрожали смертью и еще худшим.

Я покончу с этим.

Поэтому я медленно направился вокруг Хаэрта.

Я посетил сестер-близнецов, разговорчивого кузнеца, и портного, где я купил мою одежду.

Я болтал дружелюбно, проводя время, задавая вопросы, и делая вид, что я не выглядел, как будто кто-то избил меня до потери сознания несколько часов назад.

Моя подготовка заняла много времени.

Я пропустил обед, и небо темнело, когда я вернулся в школу.

Я пошел прямо к себе в комнату и закрыл за собой дверь.

Затем я высыпал содержимое моих карманов на кровати, часть была куплена, некоторые украдены.

Две отличных мягких восковых свечи.

Длинный осколок хрупкой стали от плохо прокованного меча.

Катушка с кроваво-красной нитью.

Небольшая закрытая пробкой бутылка с водой из бань.

Я плотно сжал кулак вокруг последней.

Большинство людей не понимают, как много теплой воды содержится внутри него.

Вот почему я так долго ждал до кипения.

Несмотря на то, что обжигающе горячий бассейн, из которого я вытащил ее, был больше, чем в полумиле отсюда, то, что я держал в руке было лучше использовать для симпатии (прим. магии связывания), чем светящийся уголь.

Эта вода содержала в себе жар.

Я подумал о Пенти с приступом сожаления.

Тогда я взял свечу и начал крутить ее в моих руках, согревая ее моей кожей, смягчая воск и начал формировать из нее куклу.

Я сидел в своей комнате, думая темные мысли, когда погас последний луч с неба.

Я оглядел инструменты, которые я собрал, и знал глубоко в своем животе, что иногда ситуация становится настолько запутанной, что слова бесполезны.

Какой другой вариант у меня был теперь, когда слова не смогли мне помочь?

Что может любой из нас, когда слова ему не помогают?