Страх Мудреца

Глава 69

Я совершил несколько поездок в Нижний Северен собирая материалы для Алвероновского грэма.

Необработанное золото.

Никель с железом.

Уголь и кислоты для травления.

Я получил деньги на эти покупки, путем продажи различного оборудования из лаборатории Кадикуса.

Я мог бы попросить у Маера эти деньги, но я предпочел бы, чтобы он думал обо мне, как о самостоятельном и находчивом, а не как о финансовой канализации.

Совершенно случайно, в ходе этих покупок и продаж, я посетил многие места, где Денна и я проводили вместе время.

Я так привык к ее присутствию, что теперь у меня мелькал её образ, когда её там не было.

Каждый день в моём сердце поднималась надежда, увидев ее поворачивающей за угол, ступающей к сапожнику, поднимающую руку, чтобы помахать со двора.

Но никогда это не оказывалась она на самом деле, и я возвращался во владение Маера каждый вечер более безрадостным, чем днем ранее.

Еще хуже было то, что несколько дней назад Бредон покинул Северен, чтобы посетить некоторых ближайших родственников.

Я не понимал, как сильно нуждался в нём, пока он не исчез.

Как я уже говорил, грэм не очень сложно сделать, если у вас есть соответствующее оборудование, схемы и Алар как лезвие рамстонской стали.

Металлообрабатывающие инструменты в башне Кадикуса были исправны, хотя и далеко не так хороши, как в Артефактной.

Составить схему не составляло труда, так как у меня была хорошая память на такие вещи.

Когда я работал над грэмом Маера, я начал второй, чтобы заменить тот, который я потерял.

К сожалению, учитывая относительно несовершенный характер оборудования, с которым я работал, у меня не было времени, чтобы завершить его должным образом.

Я закончил грэм Маера через три дня после моего с ним разговора и через шесть дней после внезапного исчезновения Денны.

На следующий день я отказался от своих бессмысленных поисков и заставил себя сесть в одном из открытых уличных кафе, где я пил кофе и пытался найти вдохновение для песни, которую был обязан написать для Маера.

Я провел там десять часов, но единственным актом творения, который я сделал, было волшебное преобразование почти галлона кофе в чудесную, ароматную мочу.

В тот вечер я выпил неразумное количество скаттена и заснул на своём письменном столе.

Песня для Мелуан осталась незаконченной.

Маер был недоволен.

Денна вновь появилась на седьмой день, когда я бродил у нашего прибежища в Нижнем Северене.

Несмотря на все мои поиски, она увидела меня первой и смеясь побежала в мою сторону, радостно рассказывая мне о песне, которую она услышала накануне.

Мы провели день вместе так же легко, как будто она никогда не уходила.

Я не спрашивал её о необъяснимом исчезновении.

Я знал Денну больше года, и я знал некоторые из секретов ее сердца.

Я знал, что она ценит свою личную жизнь

Я знал что у неё есть секреты.

В ту ночь мы были в небольшом саду, который проходил вдоль самого края Шира.

Мы сидели на деревянной скамье, глядя на тёмный город внизу: грязный, расширяющийся от ламп, уличного освещения, газового освещения, с редкими лучами симпатического света, рассеянными повсюду.

- Я извиняюсь, ты знаешь,- сказала она мягко.

Мы сидели, спокойно наблюдая за огнями города в течение почти четверти часа.

Если она продолжает какой-то предыдущий разговор, я не мог вспомнить, что это было.

- Прошу прощения?

Когда Денна ничего не сказала сразу, я повернулся, чтобы посмотреть на нее.

Луны не было и ночь была глубока.

Ее лицо было тускло освещено тысячами огней сияющих внизу.

- Иногда я ухожу, - сказала она наконец.

- Быстро и тихо в ночь.

Денна не смотрела на меня, когда она говорила, удерживая свои темные глаза на городе внизу.

- Это то, что я делаю, - продолжала она тихим голосом.

- Я ухожу.

Без слов и предупреждений.

Никаких объяснений после.

Иногда это единственное, что я могу сделать.

Она повернулась, чтобы встретиться со мной глазами, её лицо было серьёзным в тусклом свете.

- Я надеюсь, ты не будешь расспрашивать меня, - сказала она.

- Я надеюсь мне не нужно говорить о...

Денна повернулась обратно, чтобы посмотреть на мерцающие снизу огни.

- Но как бы то ни было, я извиняюсь.

Мы сидели так некоторое время, пользуясь удобным молчанием.

Я хотел сказать что-нибудь.

Я хотел сказать, что это не беспокоило меня, но это было бы ложью.

Я хотел рассказать ей о том, что действительно имеющим значение для меня было её возвращение, но я боялся сказать слишком много правды.

Поэтому не рискуя говорить это, я так ничего и не сказал.

Я знал, что случалось с мужчинами, которые цеплялись за неё слишком сильно.

Это было то, что отличало меня от остальных.

Я не старался вцепиться в неё, пытаясь завладеть ей.

Я не обнимал её рукой, не мурлыкал ей в ухо, и не целовал ее в ничего не подозревающую щеку.

Конечно, я мечтал об этом.

Я до сих пор помнил её тепло, когда она обняла своими руками меня возле лошадиного лифта.

Временами я бы отдал свою правую руку, чтобы обнимать её вновь.

Но потом я вспомнил о лицах других людей, когда они понимали, что Денна покидает их.

Я думал о всех тех, кто пытался привязать ее и провалился.

Так что я сопротивлялся, показывая ей песни и стихи, которые я написал, зная, что слишком много правды может всё испортить.

И если это означало, что она была не совсем моя, то что же?

Я был тем, к которому она всегда могла вернуться, не опасаясь обвинений или вопросов.

Так что я не пытался завоевать ее и убедил себя играть в красивую игру.

Но всегда какая-то часть меня надеялась на большее, и таким образом часть меня всегда оставалась в дураках.

Проходили дни, и Денна и я исследовали улицы Северена.

Мы бездельничали в кафе, принимали участие в играх, ездили верхом.

Мы поднимались с наружней стороны Шира, используя нижнюю дорогу, чтобы прямо сказать, что мы сделали это.

Мы посещали рынки в доках, путешествующий зверинец и несколько любопытных аттракционов.

Несколько дней мы ничего не делали, только сидели и говорили, и в эти дни ничего не заполняло наши разговоры так, как музыка.

Мы тратили бесчисленные часы говоря о ней.

Какие песни сочетаются друг с другом.

Как хор и стих играют друг против друга, о тональности, режиме и метре.

Это были вещи, которые я узнал в раннем возрасте, и думал о них часто.

Хотя Денна была новичком в этой области знаний, в некоторой степени это играло ей на пользу.

Я изучал музыку еще прежде, чем я начал говорить.

Я знал десять тысяч правил сложения мелодий и стихов, лучше, чем я знал тыльные части своих рук.

Денна не знала.

В некотором смысле это мешало ей, но в других отношениях это делало ее музыку странной и чудесной...

Я делал плохую работу, объясняя это.

Подумайте о музыке, как о большом спутанном клубке такого города, как Тарбеан.

За годы, что я провёл, живя там, я смог узнать его улицы.

Не только главные улицы.

Не только переулки.

Я знал кратчайшие пути, крыши и части канализации.

Из-за этого, я мог передвигаться по городу, как кролик в терновнике.

Я был быстрым, хитрым и умным.

Денна, с другой стороны, никогда не обучалась.

Она не знала ничего о кратчайших путях.

Можно было подумать, что она была вынуждена скитаться по городу, потерянная и беспомощная, попавшая в изгибы лабиринта из известкового камня.

Но вместо этого она просто прошла сквозь стены.

Она не знала ничего лучше.

Никто никогда не говорил ей, чего она не могла.

Из-за этого она двигалась через город, как некое фееричное существо.

Она шла по дорогам, которые никто больше не мог видеть, и это сделало ее музыку дикой,странной и свободной.

В конце потребовалось двадцать три письма, шесть песен, и, хотя это позорит меня, чтобы сказать это, одно стихотворение.

Это было больше, чем нужно, конечно.

Одни только письма не могут покорить сердце женщины.

Алверон честно выполнил свою часть ухаживания.

И после того как он показал себя как анонимный поклонник Мелуан, он сделал львиную долю работы, медленно ухаживая за Мелуан, с нежным почтением со своей стороны, что он чувствовал к ней.

Но мои письма поймали ее внимание.

Мои песни приблизили её достаточно близко к Алверону, медленно работая на него многословным обаянием.

Несмотря на это, я могу взять только небольшую часть заслуги за письма и песни.

И что касается стихотворения, есть только одна вещь в мире, которая могла переместить меня в такое безумие.