Стражи восемнадцати районов. Том 1

29. Живи хорошо

Казалось, время в Архивной библиотеке Приозерска остановилось лет эдак пятьдесят назад, и с тех пор ничего не менялось. Каталожные ящики советской модели. Подписанные вручную карточки. Пожилая дама за стойкой, похожая на черепаху – в очках с толстенными линзами, за которыми ее глаза казались какими-то инопланетянскими.

– Иностранец? – кивнула она в сторону Клугге, когда мы с ним подошли к стойке.

– С чего вы взяли? – растерялся я.

Но со стороны моя растерянность, видимо, была скорее похожа на презрение. Мол, «ты почему такие глупости говоришь, челядь»? Библиотекарша потемнела лицом, оскорбленная.

– А нечего тогда тут с кофе шататься, если русский язык понимаете.

Клугге, который действительно сжимал в руках стаканчик с американо, извинился. Казалось, что может дать извинение, если ты нарушаешь правила? Но, произнесенное Айземанном Великолепным, оно мгновенно изменило настроение женщины.

– Я подумала, что вы иностранец, потому что вы выглядите, как голливудская звезда, – дружелюбно сказала она, принося запрошенные материалы. – Мало ли: вдруг кто-то уже додумался наконец снять сериал про наш город и пригласил красавчика из Лос-Анджелеса. Тут у нас всякое бывало. Есть о чем рассказать.

Мы отправились к столам. В библиотеке никого больше не было, и следующие пару часов мы мирно провели за чтением. Наконец, необходимые фотографии оказались у нас на руках.

Судя по ним, Юхан Сигвард совершенно не изменился. То же суровое, обветренное лицо, взгляд, в котором застыла вечная буря. Его пес, судя по фото, был кем-то вроде алабая. Команда состояла сплошь из бородатых мужчин разной степени угрюмости.

– А, легендами интересуетесь? – прокомментировала библиотекарша, когда я попросил ее сделать сканы. – Точно не сериал снимаете? Жаль. А может, и не жаль. А то в сериале этих извергов наверняка бы героями выставили, как и принято в современном обществе. Вечно черное обелить пытаются! А знаете, почему? Потому что легче романтизировать всякую дрянь, чем собрать силу воли в кулак и самому измениться. Трудно быть достойным человеком, нелегко и опасно. У молодежи одна цель: жить покомфортнее. Вот злодеев героями и выставляют. Так можно ничего не делать и всё равно чувствовать себя молодцом. Тьфу.

Я только криво улыбнулся, забирая сканы.

Возможно, в чем-то она и права.

***

Ночью мы Клугге снова приплыли к нашему островку на Ладожском озере, и там я вновь призвал призрачный корабль – и приказал проклятым застыть.

Капитан Сигвард ждал нас, скрестив руки на груди, но во всём его облике сквозило нетерпение, смешанное с надеждой и страхом разочароваться.

– Всё получилось! – крикнул я ему еще с середины пути по мосту-мечу, вновь призванному Айземанну. – Мы нашли фото!

Сигвард судорожно вздохнул и сжал кулаки:

– Спасибо, – сказал он, когда мы шагнули на палубу. Его глаза были обращены к стопке фотокарточек у меня в руках.

Я протянул ее ему, однако капитан покачал головой.

– Сначала давайте покончим с проклятыми.

– Что вы имеете в виду?

Юхан свёл кустистые брови, явно удивленный моим непониманием.

– Мой мотобот полон проклятых тварей, – он обвел палубу рукой. – Неужели вы, колдуны, не собираетесь уничтожить их? Я не смогу покинуть этот мир, пока они здесь. Они опасны.

Его голос становился громче с каждой фразой. Под конец он буквально отчитывал меня.

– Ты что, юнец, думал, что всё так и останется?! Что корабль, полный смерти, будет сам по себе плавать по озеру?! Ты совсем идиот?!

– Тише, – Клугге со значением положил руку на плечо капитана. – Оставьте нас на минуту, мы обсудим, как лучше поступить с проклятыми.

– В смысле, как? – Юхан был зол и изумлен одновременно. – Пусть он просто прикажет им сдохнуть, раз они слушаются его, и всё!..

– Господин Сигвард, – голос Клугге стал ниже. – Насколько я понимаю, вы собираетесь вскоре покинуть этот мир. Я понимаю, какой раздрай сейчас у вас в душе. Пожалуйста, уделите внимание себе накануне такого… события. А мы пока разберемся со своей работой.

Сигвард захлопнул рот.

– Вы правы.

Эти слова явно нелегко дались гордому капитану. Он еще раз отверг неловко протянутые мной фотокарточки и ушел в каюту.

Клугге обернулся ко мне.

Сильный ветер, гулявший над озером, выбил несколько тёмных прядей у него из прически, и теперь они стегали его по лицу. Темно-синие глаза стража смотрели на меня внимательно.

Вокруг нас были монстры, сплошные монстры. Уродливые и беспощадные. Жадные и вечно голодные. Их было даже больше, чем вчера: сегодня они выбрались наружу также и из внутренних помещений. Те, чьи морды оказались обращенными в нашу сторону, смотрели на меня в немом обожании. «Ты сыграешь нам еще, папа?»

Находясь здесь, на проклятом корабле, я чувствовал сердцебиение каждого из них. Они не двигались, но я все равно слышал их шепоты и мольбы. Они были счастливы. Вторую ночь подряд их переполняла радость, потому что раньше они не знали, что в этом мире есть музыка, и что у них есть Отец.

А теперь я тут, и это перевернуло их мир. Мир, который сейчас погрузится во тьму, ведь я собираюсь отдать им последний приказ. Глагол «умрите» на протогерманском – из числа тех, что я разучил с Веналайненом.

– Я не знаю, почему я не понял, что их надо будет убить, – выдавил я виновато. – Я просто… не подумал об этом, Клугге.

– Я понимаю.

Клугге неожиданно положил руку мне на макушку, будто ребенку.

– На будущее: про проклятых говорят не «убить», а «уничтожить», Женя.

Взгляд Айземанна был куда теплее, чем предполагали произнесенные им слова.

– Учту, – сглотнул я. – Дай мне пару минут. Я соберусь с силами и всё сделаю.

Я действительно должен это сделать. Должен – и, черт возьми, хочу. Ведь моя цель – овладеть своей силой по-настоящему. Так какого черта я пасую при первой же сложности? Слабак! Рохля!

«Давай рассуждать логически, Женя, – мысленно говорил я сам себе. – Ты всегда жалел примерно всё, что существует в нашем мире, так? Червячка, кузнечика, личинку – какими бы некрасивыми они ни были. Ты оттаскиваешь гребаных улиток на обочину дороги, чтобы не раздавили. Но у них есть смысл присутствия в этой жизни, есть свое место в природном цикле. А какое место у проклятых?»

Я помню, что прочитал об этом в одной книге, которую на прошлой неделе позаимствовал у Инги (я пришел к ней под предлогом «отдаю тебе розовый парик» и провел в ее обществе полтора блаженных часа, полных сердечек в моем взгляде, после чего она убежала на работу).

В книге говорилось, что смысл существования проклятых – это облегчение участи людей. Если бы их эмоции не сцеживались вовне, конденсируясь в чудовищ, люди бы просто взрывались. То, что психологи называют «проживанием эмоций», на самом деле, и является отпусканием этих эмоций вовне.

Поэтому в круговороте живой природы проклятые не участвуют. Они – мусор. Я – повелитель мусора. Так какого хрена я сейчас его жалею?

– Женя. – Голос Клугге донёсся как из другой вселенной. – Посмотри на меня.

Я весь трясся, словно какой-то перепуганный хомяк. Тогда Айземанн взял меня рукой за подбородок и поднял мое лицо, заставляя взглянуть себе в глаза.

– Я не вижу ничего плохого в доброте, даже ошибочной доброте к проклятым. И я не буду заставлять тебя уничтожать тварей.

– Клугге, а вдруг эта жалость к чудовищам – признак того, что я действительно стану злодеем из пророчества Инги? Тем, кто принесет тысячи смертей?

– Сомневаюсь. Злодеи не плачут над теми, кого должны уничтожить. Они наслаждаются своей силой. Твои жалость и доброта – это кое-что другое.

– Что?

Айземанн какое-то время помолчал, прежде чем отчеканить:

– Твои жалость и доброта – это надежда. Надежда на то, что весь мир заблуждается, и проклятые – не просто продукт человеческих эмоций, а такие же живые, равноправные существа, как люди, ангелы, демоны и остальные. Она ошибочна, Женя, – он внимательно, с грустью, посмотрел на меня. – И в своё время ты поймешь это. Но лично я рад, что в самом начале своего пути ты совершаешь именно такую ошибку: жалеешь тех, кого не стоит. А не наоборот.

Клугге убрал руку и сделал шаг назад.

Я стоял, потрясенный. Слова Айземанна были пронизаны таким глубоким сочувствием и сопереживанием, которого я никак не ожидал услышать от обычно равнодушного, замкнутого стража. Где-то там, под маской строгости и рациональности, жило настолько доброе сердце, что мне захотелось кричать.

В ладонях Клугге сгустилась тьма, превращаясь в теневые клинки.

– Сегодня я сам ликвидирую чудовищ. И господину Юхану тоже помогу я.

– Но…

– Никаких «но», Фортунов, – голос Клугге стал строже. – Я – твой старший коллега. Относись ко мне уважительно и не мешай мне выполнять работу. А сейчас… – Он оглянулся, оценивая окружающее. – …Прикажи своим подданным отмереть, чтобы они смогли постоять за себя.

Благородный страж Клугге Айземанн не хочет убивать безоружных.

Я посмотрел на Клугге и тварей, что нас окружали. Их было чертовски много. Если я сниму свой приказ, позволю им жить, как обычно… Они навалятся на Айземанна всей толпой. Я не прощу себе, если он умрёт из-за моей слабохарактерности.

– Не надо, Клугге. Пожалуйста, разберись с ними так.

– Ты уверен? – спросил он. – Не запомнишь ли ты эту дату как ночь, когда твой коллега-страж беспощадно перебил несколько десятков обездвиженных проклятых, которые не принесли никому вреда? Как мне кажется, это скорее может сделать тебя злодеем.

Это могло бы прозвучать как шутка, но Клугге был чертовски серьезен.

– Нет. Я запомню эту дату как ночь, когда мой коллега-страж позволил мне не взрослеть слишком быстро, – пообещал я. – Ты… Можешь начинать. Серьезно.

Он не стал спорить дальше. Любой участливости есть конец, а Клугге и так оказался куда более понимающим, чем утверждали все вокруг. Возможно, его так упорно называли либо безэмоциональным, либо стервецом как раз оттого, что он был добр; слишком добр; и эта доброта вкупе с рыцарским кодексом чести и спокойствием делала из Айземанна супергероя наяву, в которого был сложно поверить. Спокойнее устроить всемирный заговор и обзывать его «выскочкой», чем бесконечно благоговеть перед слишком большим набором его достоинств.

– Заткни уши, – велел Айземанн.

И метнулся вперед, в самую гущу тварей – только блеснул в призрачном свете черный клинок.

Я сел прямо на палубу, обнял колени и прижался спиной к борту.

«Не моргай, – велел я себе. – Ты должен смотреть, должен привыкнуть к этому, раз теперь ты страж».

Клугге беспощадной стремительной птицей, ожившим клинком скользил по кораблю. Он разил тварей направо и налево. Их кровь била фонтанами. Полная тишина. Только легкий плеск воды за бортом, свист клинков, удары от падающих на палубу тварей.

Я сжал виски руками, потому что в голове у меня вдруг начал слышаться плач. «За что? Папочка, за что?»

«Прекратите!» – мысленно заорал я. А потом так же мысленно – запел.

А затем – запел вслух, стараясь перебить эти крики. Старинную британскую колыбельную, которую мне перед сном в детстве напевала мама.

Услышав мой голос, Айземанн на мгновение замедлился и обернулся. Его лицо было покрыто багровой и черной кровью проклятых, глаза сверкнули. Поймав мой взгляд и убедившись, что это не взгляд безумца (хотя бы до какой-то степени!), он продолжил казнь.

Удары и кровь, удары и кровь, плач в ушах и мой голос, негромко поющий.

Баю-бай, малыш, на вершине дерева, Ветер дует – колыбель качается. Ветка сломается – колыбель упадёт, И полетит вниз малыш, колыбель и всё.

Наконец всё было кончено.

Палубу наполняли мёртвые туши тварей, исходящие горячим паром. Клугге стоял в центре, опустив руки. Его грудь вздымалась от того, как тяжело он дышал. С клинков капала кровь.

– Я пойду умоюсь, – хрипло сказал он, отворачиваясь.

Он прошёл мимо капитана Сигварда, как раз вышедшего из каюты. Юхан осмотрел палубу.

– Спасибо, – в его голосе прозвучало странное облегчение. – Я рад, что этот проклятый корабль наконец-то очищен от грязи.

Я молча встал и подошёл к капитану Сигварду. Он выглядел свежее и бодрее, чем прежде.

– Подождите, – он поднял ладонь. – Я сейчас думал, чего я хочу перед тем, как уйти? Помимо того, чтобы очистить этот корабль и вспомнить лица своих товарищей. И я понял, что у меня остается еще одно неоконченное дело. Я должен пристроить драгоценности. Поэтому я хочу взять обещание с вас и вашего коллеги. Поклянитесь, что заберете сундук с сокровищами и оставите его у себя.

– У себя? – не понял я.

– Да. Я ненавижу политику, ненавижу всякие инстанции. Мне будет приятнее думать, что сокровища возьмут те, кто помог мне. Считайте этой моей прихотью пополам с благодарностью.

– Но…

– Никаких но. Это последняя воля призрака, задержавшегося тут слишком надолго.

Делать было нечего: я кивнул. И наконец-то протянул Юхану стопку добытых днём фотокарточек.

***

Сигвард молча взял фотографии. Его пальцы, полупрозрачные, чуть дрожали. Он долго перебирал их, низко опустив голову. А затем вернул мне всю стопку. На верхней карточке я увидел мокрое пятнышко от упавшей слезы. Одна слеза – за восемьдесят лет одиночества и вины.

– Спасибо, – голос капитана звучал глухо. – Думаю, теперь я готов уходить. Теперь я не один.

– У меня есть еще кое-что для вас, – я достал письмо. – Вы сказали, что за всю жизнь не сделали ничего хорошего, и потому заслужили свою участь. Однако в этом письме – доказательство, что как минимум один добрый поступок на вашем счету есть. Однажды вы спасли раненого русала, запутавшегося в сетях, и защищали его от озерных хищников до тех пор, пока он не выздоровел.

– Вы говорите о Юми?.. – Сигвард изумленно расширил глаза.

Слава небу, он помнит его.

Я молча кивнул и протянул ему конверт.

– Прочитайте, пожалуйста.

Я знал содержимое, ведь это мне сегодня пришлось писать его под диктовку русала. В нём Юми рассказывал капитану, как жил все эти годы. Как был благодарен ему за спасение. Как назвал в Сумрачном Городе одного лохматого пса в его честь. А еще, конечно, просил прощения за то, что сказал Танасию Смертину о том, как призвать призрачный мотобот с помощью ритуала с тринадцатью курицами.

«Спасибо вам за всё, дядя Сигвард. Я люблю вас».

– Чертов русал, – пробормотал Сигвард, дочитав письмо и бережно сложив его. – Раз так благодарен, пришел бы попрощаться сам! Треска трусливая!

В его ворчании слышалась нежность.

Я развернулся и перевесился через борт корабля.

– Эй, Юми! Тебя зовут.

– Что это значит?! – воскликнул Сигвард, подскакивая ко мне и изумленно вскрикивая в следующий же момент.

Из воды на нас виновато смотрел голубоволосый русал. Он выглядел несчастным и побитым, словно провинившийся щенок.

– Здравствуйте, дядя Сигвард! – почти пискнул он.

А потом вслух взволнованно повторил примерно все то же самое, что и было в письме.

Юхан слушал его, с силой, до белых костяшек, сжимая поручни. Его лицо было непроницаемо, но что-то в его фигуре смягчилось.

– Может… может, вы все-таки останетесь? – с отчаянной надеждой спросил русал под конец. – Я могу пригласить вас в Сумрачный Город! Там всегда найдется место новому призраку. Я буду навещать вас! Каждый день!

– Я устал, Юми. Я больше не хочу быть здесь. Но я очень рад, что ты пришёл попрощаться. Я не думал, что увижу тебя на прощанье.

– Вы… не злитесь на меня за то, что я ушел?

– Нет. Живи дальше, Юми. Живи хорошо.

И тут русал зарыдал. Он вопил, как ребенок, утирая слезы кулаками, и его крик разносился далеко над гладью озера. Сигвард что-то сурово говорил ему, но Юми лишь рыдал и рыдал до тех пор, пока капитан в итоге не наорал на него хорошенько, велев ему перестать распускать нюни и лучше прожить отличную жизнь без всех этих соплей. А вот то, что он назвал пса в честь Сигварда – это здорово, это Юми, оказывается, не полный дурак. Это была их странная, колючая форма прощания.

Я же между тем отвлекся на Клугге. Изумительный Айземанн вернулся из дальней части лодки, где приводил себя в порядок после бойни. Он смыл кровь с лица и волос, а рубашку снял, повязав на поясе. Голый торс Клугге вызвал у меня тяжкий вздох, спровоцированный острым приступом зависти.

Айземанн посмотрел на меня с таким подозрением, будто думал, что это мои крики и рыдания разносятся над водой. Убедившись, что это не так, он одобрительно кивнул. Его временый младший напарник не окончательно съехал с катушек – можно будет вернуть Феликсу в целости и сохранности и, следовательно, не огрести.

Капитан Сигвард оглянулся на Клугге.

И уже ему он твердо повторил:

– Я готов.

В правой руке Айземанна из теней соткалась катана. Он провел левой ладонью по лицу, будто стирая воду и усталость, и, дождавшись последнего подтверждающего кивка от капитана, сделал три быстрых шага к нему.

Черное лезвие беззвучно вошло в грудь капитана Сигварда.

Юми вскрикнул где-то там, внизу.

С дерева на островке с шорохом вспорхнула стая птиц.

– Прощайте, – сказал капитан. – И спасибо.

И стал рассыпаться седым пеплом. Медленно, невесомо, словно старая фотография, обратившаяся в прах под лучами времени. Ветер подхватил пепел и понес над озером, растворяя последнюю память о проклятом капитане.

Какое-то время мы все молчали. Воздух звенел от тишины и невысказанных слов. А потом я понял, что плохо вижу – все размывается из-за слез, заливающих глаза.

Клугге низко поклонился праху, оставшемуся от капитана – дань уважения не грешнику, но душе, нашедшей свой путь к покою. Затем Айзменн повернулся ко мне. Его брови свелись на переносице, когда он увидел, какое жалкое зрелище из себя представляет будущий Повелитель Проклятых.

Мгновение или два Айземанн колебался. А потом со вздохом убрал меч и сделал приглашающий жест ладонями.

– Иди сюда.

Мне не надо было спрашивать, что он имеет в виду. С трясущимися губами я обнял Клугге и зарыдал у него на груди.

– А… Ю… Юми? – пробормотал я вскоре.

– Рыбу я обнимать не буду, – Клугге был непреклонен. – Но о нем забывать и впрямь не стоит. Лучше вы пообнимайте друг друга. Отвлечетесь.

И не успел я сказать что-либо, как он оторвал меня от себя за шкирку (и зачем было приглашать, спрашивается) и… бросил за борт.

– Обязательно вылови стража, русал! – успел я услышать его приказ до того, как уйти под воду.

[1]Холден Колфилд – герой «Над пропастью во ржи» Сэлинджера.

[2] Токпокки – это популярное корейское блюдо, состоящее из рисовых клецек в остром соусе, часто с добавлением других ингредиентов, таких как рыбные пирожки, яйца, овощи и т.д

[3]Бодхисаттва в буддизме – это существо, достигшее просветления, но отложившее уход в нирвану, чтобы помогать другим существам в достижении того же.

[4] Баттенберг – британский десерт. Бисквит, в разрезе выглядящий как розовые и желтые клетки, расположенные в шахматном порядке.