Мы покрались в сторону проклятой комнаты. Чем дальше я шел, тем быстрее метафорический камень скатывался с моей души – «незнакомка» начала кричать одни и те же фразы по кругу, причем с равными паузами и одинаковыми интонациями. Действительно, живой человек так бы не смог. Фантазии проклятого хватило всего на полторы-две минуты оригинального шоу.
Я шел, прижимаясь одним боком к стене, стараясь оставаться в тени. Когда впереди замаячил дверной проём искомого зала, я подбежал к нему (хотя и на полусогнутых) и остановился за углом. Достав зеркальце, я расположил его так, чтобы в отражении было видно, что происходит внутри.
Было уже нестерпимо холодно, а запах гнили навевал мысли о покойниках, разлагающихся в глубине старых болот. В зале никого не было, хотя голос продолжал доноситься оттуда. Вдруг по стенам, начиная с зеркала, по все стороны поползла изморозь, заставив меня отшатнуться. Памятуя совет Феликса, я снял с пояса флакон со святой водой и от души попшикал себя ею, после чего вновь заглянул в отражение.
И тут часы пробили полночь…
Тотчас всё переменилось. Зеркало будто разорвала черная вспышка, и мгновение спустя из него на пол вывалилось… Нечто. Бесформенная красная тварь с невероятным количеством бешено озирающихся глаз. Их белки дико поблескивали в темноте. Помимо них, у твари был огромный рот.
– Так, Женя, сворачиваемся, – напряженно шепнул мне Феликс. – Это проклятая тварь как минимум шестого уровня. Так называемый шобл. Видимо, в зеркале расположен вход на Изнанку (позже расскажу тебе, что это такое). Поэтому помощники Инги ничего и не почувствовали. Разворачивайся и дуй обратно в наш зал, а если успеешь – то и дальше, на выход. Женя. Женя! Почему ты не отвечаешь?
Я не мог ответить.
Я застыл, потому что один глаз шобла успел засечь мое зеркальце – и установил со мной зрительный контакт через него. Меня парализовало, словно я повстречал Медузу Горгону. Я не мог двинуть ни единым мускулом и только мысленно молился о том, чтобы Феликс понял, что происходит.
Он понял.
И тихонько застонал. После чего вновь собрался, тогда как тварь целеустремленно поползла в мою сторону:
– Так, ладно, не переживай. У тебя еще есть шанс все-таки сдать экзамен.
Мягко говоря, я переживал несколько о другом. Не об экзамене, а о своей жизни – но у меня не было возможности намекнуть об этом соседу.
Шобл быстро приближался. Он издавал какие-то звуки вроде хрипов и в один момент вытащил длинный черный язык, чтобы облизнуться. Теперь десятки его глаз были направлены на меня.
– Чтобы ты знал, шоблы – гурманы, – сказал Феликс. – Им важно насладиться едой.
Потрясающе ценная и, главное, уместная, информация.
Я пытался сделать свой взгляд максимально гневным, чтобы Рыбкин понял, что мне сейчас глубочайше по барабану на лекции о проклятых, но он то ли не видел моих глаз, то ли – более вероятно – следил за проклятой тварью.
– Они всегда едят свою жертву одним и тем же способом, – продолжал он. – Сначала облизывают ее, после чего на секунду прикрывают все глаза, чтобы полностью ощутить вкус будущей трапезы.
В моей голове была лишь строчка гневных восклицательных знаков.
– И только потом делают первый укус. Осознал, Женя? У тебя будет эта секунда, чтобы рвануть отсюда прочь что есть сил. Ты справишься. К тому же, из-за привкуса святой воды на твоей коже шобла начнет подташнивать, это даст дополнительную фору.
Шобл подполз. И действительно сделал так, как сказал Рыбкин.
Не берусь описать, каково это – чувствовать, как твою руку облизывает фантасмагорический слизняк размером с две коровы. Это было отвратительно. И очень страшно, потому что теперь, вблизи, я разглядел чуть ли не акульи зубы.
– БЕГИ! – заорал Феликс в то мгновение, когда тварь и впрямь мечтательно прикрыла глаза.
Я отпрыгнул, развернулся и на крейсерской скорости рванул обратно по коридору. Если бы Рыбкин не сказал, что на секунду я буду свободен от паралича, я бы ни за что не догадался об этом – ощущения в теле не менялись.
Шобл, поняв, что главное блюдо уматывает, хрипло взревел. Да еще и оскорбленно – из-за проступившего вкуса моего «парфюма от Бога». Особняк чуть ли не затрясся, когда он помчался за мной – куда тяжелее и быстрее, чем полз до этого. Я нёсся сквозь анфиладу залов, надеясь, что не споткнусь. И что Рыбкин там держится за карман как следует – продолбать партнера было бы величайшим провалом.
Сбежав по ступеням, влетев обратно в танцевальный зал, я запрыгнул в свой защитный круг из соли и свечей, и, пока тварь, слегка застрявшая на узком лестничном пролете, пыталась выбраться оттуда, спросил:
– А круг точно поможет? Или тут у нас тоже были неправильные расчеты?
– Поможет, – твердо сказал Рыбкин. – Тебе не впервой, не трясись. Только глаза закрой.
– Точно!..
И вот шобл втёк в зал. Я узнал о его приближении по тяжелому дыханию и запаху. Судя по тому, что никто не отгрыз мне никакую конечность, соль и свечи действительно работали.
– Что будешь делать дальше? – спросил Рыбкин. По его голосу было ясно, что обстановка стабилизировалась.
Я прикинул варианты. Судя по всему, их было три. Первый: просто дождаться тут утра. Второй: позвонить Клугге и попросить помощи. Третий: дать твари бой.
– Какое из взятых мной с собой зелий или артефактов нанесёт этому проклятому максимальный урон? – наконец спросил я.
– Замораживающий артефакт, – сразу ответил Рыбкин. – Если попадешь в шобла, он покроет его льдом на минуту или около того. В том числе его глаза на это время потеряют свою парализующую способность.
– Хорошо, – я расправил плечи. – Тогда я использую этот артефакт, а потом… Ммм… Может, полить его разъедающей кислотой?
Я явственно почувствовал, как Феликса передернуло. Я уже успел понять, что он был апологетом, если так можно выразиться, прямых атак. Ему не нравилось брать врагов хитростью или стрелять в них издалека. Думаю, будь у Рыбкина человеческое детство, он бы грезил о том, чтобы стать рыцарем-паладином на стороне добра.
Я, конечно, тоже считал себя хорошим парнем – еще бы. Но в компьютерных играх всё же предпочитал первым делом прокачивать скрытность и навыки ассасина. Знай об этом моя мама, сказала бы, что это не-мужски. Но игры и фантазии были чуть ли не единственной сферой моей жизни, где на мне не висело ярмо «достойного сына», и я мог раскрывать там свою темную сторону.
– Сразу ты его не одолеешь, – Рыбкин обрубил мои надежды на простой выход из ситуации. – Помнишь, Инга говорила тебе о том, что сила зеркала Дракулы увеличивается, когда оно оказывается в этом особняке? А шоббл связан с ним. Поэтому, чтобы уничтожить проклятого, сначала тебе придется избавиться от зеркала – иначе просто не хватит сил. Поэтому идеальный план таков: замораживаешь его – бежишь обратно – разбиваешь зеркало к чертям собачьим – уже после этого обливаешь тварь кислотой. Хотя ты с этим намучаешься, предупреждаю. В отличие от замораживающего артефакта, кислота действует только там, куда пролилась. А теперь оцени габариты твари.
Я-то понимал, что намучаюсь уже на этапе повторного спринта: я все-таки пианист, а не спортсмен.
– Может, тогда артефакт окаменения?
– Не оптимальный вариант.
– Опрыскать святой водой?
– Только оскорбишь его в лучших чувствах.
– Ну ты же не рассчитываешь, что я буду бить его лунным клинком, да?..
– Ноуп. Еще идеи, Женя.
– Э-э-э, электрический артефакт? – предположил я.
– Бинго! Эту многоглазую желешку молния поджарит на ура.
Определившись с порядком действий, мы – вернее, я – начал подготовку. Наощупь нашел на поясе нужные артефакты и снял остальные, чтобы не мешались. К концу этого действия хрипы и предвкушающее чавканье шобла уже казались мне привычным и даже умиротворяющим звуковым фоном. (Он не терял оптимизма касательно того, что сможет меня сожрать. Даже удивительно, что при столь примитивных когнитивных способностях он додумался до ловушки с женским голосом)
Последней сложностью было с закрытыми глазами попасть в шобла артефактом. Но тут его размер и наводки Феликса сыграли мне на руку. Кинув артефакт, похожий на ледяного лизуна, в сторону, из которой доносились хрипы, я тотчас понял, что сработало: особняк погрузился в тишину. Я открыл глаза и мимо этой огромный горы льда бросился обратно по уже знакомому маршруту.
И вот оно – зеркало. Большое. Якобы безобидное.
– Не тупи, Женя! – прикрикнул на меня Феликс, и мне пришлось отложить сомнения: дискутировать сейчас точно не было времени.
Я бросил в зеркало лунный клинок. Рыбкин сказал, что ему от этого ничего не будет. И действительно – он просто упал на пол, целехонький, а вот старинное стекло треснуло и частично со звоном осыпалось. Вспомнив, что оно родом из шестнадцатого века, если не старше, я почувствовал себя вандалом.
В этот же момент шобл, судя по звукам, ворвался обратно в зал. Я слышал, насколько более прерывистым и сиплым стало его дыхание. Еще бы: такие сложности, хотя в предыдущие разы жертвы сами покорно приходили на ужин!
Я развернулся и бросил в него электрический артефакт. Он успел подействовать до того, как мы с тварью пересеклись взглядами – и мгновение спустя шобл сдох, а я тяжело опустился на пол, вдруг почувствовав колоссальную усталость. И, наверное, немного грусть.
Это было совершенно неуместно, но мой собственный мысленный диалог в конце заставил меня… посочувствовать шоблу. Так, как, бывает, я сочувствую осам, влетающим в комнату летом – хотя все равно убиваю их. Потому что пчелы и шмели – друзья, а осы – гады летучие. Пошли они в задницу.
Но все же бывает печально.
– Ты чего? – спросил меня Феликс, и я признался:
– Мне его жалко.
Рыбкин, обычно быстрый на словцо, ответил не сразу.
– Это был проклятый, Женя, – как-то аккуратно, словно боясь меня прогневать, сказал. – Их не стоит воспринимать, как живых, окей? В них нет ничего хорошего.
– Как это ничего, если они любят музыку?
Снова пауза.
Я сам не знаю, зачем я вообще это сказал. Это было недальновидно – в связи с предсказанием. Сердце забилось, как бешеное, потому что я чувствовал, как неожиданно напрягся Феликс. Но когда снова заговорил, его голос был мягким.
– Мне нравится, что ты задал этот вопрос, каким бы неудобным – если честно – он ни был. Однако сейчас у меня нет на него ответа. Я… еще подумаю, что тут сказать, хорошо?
– Хорошо, – серьезно, степенно кивнул я, хотя внутри у меня уже вовсю визжал мой любимый панический голосок.
Вот какого хрена ты сам себе роешь могилу, а, Женя?!
Феликс, между тем, улыбнулся и показал мне большой палец.
– А ведь ты успешно сдал экзамен. Поздравляю!
А ведь действительно. Я почувствовал, как, вопреки произошедшему, в груди становится теплее. Я смог! Я справился!
– Осталось сделать лишь две вещи. И первую из них – прямо сейчас.
– Какую? – нахмурился я.
– Вызвать службу зачистки, которая приберется тут. Нехорошо оставлять посреди старинного особняка вонючий труп.
Я обрадовался.
Ух ты! У Ордена Небесных Чертогов есть такая служба?! Так это просто замечательно! Я-то боялся, что это мне придется сейчас как-то разделывать эту тушу и, хоронясь в темноте петербургской ночи, по кусочкам тащить на ближайшее кладбище. И прикапывать там, поминутно дергаясь – не видит ли меня кто-то?..
– А какая вторая вещь? – спросил я.
– Ой, она гораздо хуже, – поморщился Феликс. – Завтра тебе придется писать отчет для Михаила.
И то, каким похоронным тоном он это сказал, ясно дало мне понять, что бюрократические задачи в магическом мире выполняются ничуть не веселее, чем в мире обычном. Что ж… Получается, хорошо, что на сдачу экзамена мне дали трое суток, а не двое. Успею поспать до того, как сесть за документы.
***
Познакомившись с двумя специалистами из прибывшей группы зачистки – они были одеты в белые халаты и прикатили на карете скорой помощи, что отныне заставит меня с подозрением смотреть на все машины этого типа – я наконец-то отправился домой.
Вызвал такси и, уже второй раз за день, поотвечал на вопросы водителя, сводившиеся к тому что: «а-а-а, у вас чемодан, фотосессию тут, наверное, проводили?» Насколько же богемный город Петербург, если версия про съемки – первая, которая приходит на ум местным жителям при виде человека с чемоданом?
Дома я критически посмотрел на кроху-Феликса, который зевал в кулак и с тоской поглядывал в сторону ванной, всё еще бывшей для него опасным великаньим царством.
– А мы не можем прямо сейчас вернуть тебе нормальный размер? – спросил я.
– Если только сгоняем в Небесные Чертоги и попросим об этом Михаила, но я не советую будить его ночью ради такой проблемы, – фыркнул Рыбкин. – Ничего, до утра потерплю.
Вскоре, отнеся Феликса в его комнату, я отправился к себе. Не включая верхний свет, я устало упал на кровать и с подозрением замер, услышав какой-то хруст в районе затылка.
Я что, свернул себе шею?
Но оказалось, что у меня на покрывале лежало брошенное там гадательное печенье от Инги. Я не хотел его открывать. Ни днем, ни, тем более, после ее предсказания. Но раз уж оно теперь стало коллективом крошек, будет просто трусливо не прочитать, что написано на проглядывающей сквозь них белой бумажке.
«Нагаданное сбудется» – гласили, словно издеваясь, темные буквы.
Я смотрел на них несколько секунд, а потом взял спички и поджег это предсказание. И, тщательно собрав пепел, выбросил его в окно.
Прочь отсюда. Мне этого не надо. Отвали, судьба.
А перед сном я, перебрав события дня, уже спокойно и уверенно осознал: я действительно сдал экзамен. Теперь я стану стражем. Настоящим стражем, как Феликс.
И если еще три недели назад я и вовсе не подозревал о существовании такой карьерной перспективы, то теперь засыпал с улыбкой на лице.