Стражи восемнадцати районов. Том 1

26. Разве это не очевидно?

– Женя, просыпайся.

– Еще чуть-чуть, пожалуйста…

– Это Феликсу говорить будешь. А мы приехали.

– А, что?!

Мой ужас при осознании того, что я позволил себе уснуть в компании великолепного Клугге Айземанна, да еще и торговаться с ним, был неизмерим.

– Приведи себя в порядок и догоняй, – спокойно сказал Клугге и вышел из машины.

Я пригладил волосы и сразу же выскочил вслед за ним. Была ночь, но яркая луна позволила мне осмотреться, а острый аромат хвои – мгновенно взбодрил.

Мы находились в деревне, расположенной прямо в густом лесу. Деревянные бревенчатые дома, украшенные наличниками, богатой резьбой и фигурными коньками на крышах, стояли на приличном расстоянии друг от друга. Дорога вилась вдоль берега узкой, говорливой речушки, через которую был переброшен крутой, словно подкова, мост со статуэтками волков и медведей на перилах. Мне казалось, я попал в прошлое.

Причем в волшебное. Ведь между деревьями летали, танцуя, светящиеся бабочки – я никогда не встречал таких, ни в Северном, ни в Южном полушарии нашей планеты. На огородах, разбитых у некоторых домов, я видел каких-то маленьких существ в шляпах, прямо ночью сосредоточенно полящих грядки. А из-под упомянутого моста на нас с Клугге кто-то смотрел… Стоило мне вглядеться в этого кого-то в ответ, как он скрылся – только раздался плеск и над темной водой на мгновение мелькнул рыбий хвост.

Людей не было видно, и лишь в окнах редких домов горел свет. Учитывая, что уже почти полночь – немудрено, что местные жители спят.

– Это… Кирьявалахти? – изумленно спросил я, забрав из багажника вещи и вслед за Клугге переходя мост. Автомобиль бы не смог по нему проехать – Айземанн припарковал его прямо между деревьями.

– Да, Кирьявалахти. Но его магическая сторона. Мы съехали на Изнанку, пока ты спал.

Едва он это произнес, как я мысленно хлопнул себя по лбу. Точно. Я мог бы и сам догадаться, что мы пересекли волшебную границу: ведь у нас сейчас дождаться появления луны сложнее, чем заставить рака свиснуть на горе – июнь же, белые ночи.

Мы с Клугге направлялись к самому большому дому из всех.

Это была уже не изба, а настоящие хоромы с высоким крыльцом и теремом! Резьба на фронтоне казалась столь искусной, что у меня захватило дух. В её узорах я сумел разглядеть переплетающиеся корни, солнце и звёзды, лисьи морды и заячьи тушки в зубах волков. На светящихся окнах изнутри висели амулеты, ловцы снов и пучки трав.

Не успели мы подойти к дому, как дверь распахнулась. С крыльца сбежал очень худой старик в чем-то вроде разноцветного пончо, с длиннющими седыми волосами, заплетенными в косы, и посохом, на верхушке которого был темно-зеленый камень.

– Клуг, паршивец!!! – на весь лес заорал он скрипучим голосом. – Явился-таки!!!

В два прыжка преодолев разделяющее нас расстояние, старик шишковатыми пальцами сжал плечо Клугге и с сильной его тряхнул. Его ладонь была испачкана в саже – черное пятно осталось на безупречном светло-голубом джемпере Айземанна, но тот и глазом не моргнул.

– Какого хрена бородатого ты не навещал меня целых шесть лет?! – снова взревел старик. – Не появись работа, ты бы и вовсе никогда не приехал, да?! Не студент, а позорище!!! Уважать старших тебя не учили?!

– Верно. Этого не было в вашей программе, мастер.

– Наглец!!! Хоть бы поклонился своему наставнику!!! Я потратил на тебя свои лучшие преподавательские годы!

Наставнику?

Я изумленно перевел взгляд со старика на Клугге и обратно. Шаман уже вовсю давил Айземанну на затылок, пытаясь заставить его поклониться. Клуг стоял столбом, изображая, что ничего не замечает.

Их абьюзивные отношения поразили меня.

– И вообще: чем от тебя воняет, Айземанн? Это что, парфюм? Стыдоба какая! От настоящего колдуна должно пахнуть магией и ничем иначе!

– Почему же тогда от вас пахнет мухоморами?

– Потому что я шаман и варю зелье, дурья твоя башка!! – Веналайнен вдруг схватил Клугге за ухо. – Так!!! А где оберег бабы Хтоши? Я же говорил тебе никогда не снимать эту серьгу?! Неужели ты потерял артефакт такой экстремальной важности?! Баба Хтоша же специально его вместе с гномами ковала по модной форме, золотом покрывала!

– Теперь серьга принадлежит Феликсу.

– Что-о-о?! Этому обалдую? Как так вышло, позволь спросить? Такие личные вещи не дарят! Ты бы ему еще свои трусы отдал!

Неужели они говорят про любимую серьгу Феликса в форме поднятого большого пальца? Безусловно, ему она идёт больше, чем могла бы Айземанну… Но, насколько я успел понять отношения Рыбкина и Клугге, это скорее был проигрыш в каком-нибудь споре, нежели подарок.

Веналайнен и Клугге продолжали препираться.

Ну, точнее, старик ругался, на чем свет стоит – и так громко, что в парочке окрестных домов зажегся свет, а те маленькие существа на грядках сбились в кучу и, глядя в нашу сторону, гневно размахивали поднятыми тяпками. Кажется, они так возмущались и призывали нас к ответу. Но осмеливались делать это лишь издалека, а потому получилось неэффективно.

Слушая разговор Веналайнена и Клугге, я всё никак не мог понять, каким образом у такого грубого и невыносимого учителя мог вырасти такой элегантный ученик.

Впрочем, возможно, это случилось по тому же принципу, по которому дети алкоголиков, бывает, полностью отказываются от любого спиртного, а сироты становятся самыми надежными родителями. Иногда яблоко от яблони не то что далеко падает, но и вовсе предпочитает смыться в другую галактику.

– И что это за развеселенькие пакеты у тебя в руках?! Поставил бы на землю, пока говоришь со старшими! – продолжал бухтеть Веналайнен.

– А это я привёз вам подарки, – в голосе Айземанна мне почудилась легчайшая мстительность. – Но, боюсь, раз вы так недовольны моим поведением, мне не стоит вручать их. Иначе это будет похоже на попытку купить ваше расположение, а я никогда не осмелюсь оскорбить мастера подобными действиями.

Веналайнен замер.

– Подарки?.. – он с гораздо большим интересом покосился на пакеты.

– Нет, правда, ваш невоспитанный ученик недостоин права радовать своего учителя. Подождите минуту, я унесу их обратно.

Клугге был убийственно невозмутим, говоря это. Веналайнен шумно втянул воздух ноздрями.

– Ладно, так и быть, сегодня я тебя прощаю! Пошли скорее в дом, покажешь, что привёз. Там есть что-нибудь сладкое? Может, эклеры?

– Вы еще не познакомились с Женей, мастер.

– Ах, точно…

Старик повернулся ко мне, всё это время стоявшему в обнимку с черным кейсом. Я, уже успевший решить, что Веналайнен – наглухо сумасшедший, был поражен ясностью и проницательностью его взгляда.

– Евгений Фортунов. Младший страж Адмиралтейского и Василеостровского районов, – отрекомендовался я. – Мне будет приятно работать с вами, мастер Веналайнен!

– О-о-о, это вряд ли, – покачал головой шаман.

Сейчас он был куда спокойнее, чем прежде. Видимо, сменил дурной режим на рабочий.

– Но полезно будет, – добавил он, обходя меня по кругу и с шумом нюхая воздух. – Ага, а вот ты парфюмом не пользуешься, молодец. Хотя тебе, возможно, и стоит.

Я вспыхнул. Я что, вспотел?!

– Воняешь проклятыми так, что у меня волосы дыбом встают. А сам – не дух, не тварь и не кукла. Впервые такое вижу, – Веналайнен зачем-то с силой нажал указательным пальцем мне на лоб.

В его голосе явственно слышался интерес сродни предвкушению ученого, нашедшего необычный образец. Мне стало жутковато.

Наконец, удовлетворившись осмотром, Веналайнен издал скрипучий смешок, похожий на карканье ворона.

– Что ж, интересного малыша ты притащил мне в подоле, Клугге. Я начинаю понимать опасения идиота-ректора! Ладно, пойдёмте в дом. Эклеры-то в пакетах есть, Айземанн?

– Есть.

– Тогда ты прощен.

***

Я думал, что мы сразу же займёмся вопросом «чертовщины» на Ладожском озере, однако Веналайнен сказал, что «дело не горит». Видимо, с какими бы происшествиями ни были связаны загадочные сокровища волхвов, они никому не грозили немедленными несчастьями.

Я выдохнул с облегчением. Очень люблю, когда в жизни нарушается один из главных законов драмы – а именно, отсутствует тревожное «тик-так», игнорируется принцип ограниченного времени, вынуждающий героев торопиться и действовать наизнос.

Помню, на втором году обучения в Консерватории меня настиг страшный экзистенциальный кризис, и я втайне от мамы и Лины пошел учиться на курсы сценаристов. Гребаное правило «тик-така», трехчастная структура и необходимость в каждой несчастной сцене создавать конфликты бесили меня настолько, что я сбежал с этих курсов. Причем так быстро, что преподаватели в Консерватории даже не успели обеспокоиться чередой моих прогулов.

Так что да, я плохой парень, у меня за спиной – короткий и яркий академический адюльтер.

Меня действительно угнетала необходимость создавать прекрасных героев, а потом помещать их в отстойные обстоятельства и заставлять страдать. Я имею в виду: в жизни и так полно проблем, разве нет? Не стоит ли иногда посмотреть на что-то хорошее? Все вокруг постоянно сталкиваются с неприятностями. Можно хотя бы у кого-то, хотя бы кого-то выдуманного, всё будет идти, как надо?

В этом плане инструментальная музыка для меня предпочтительнее литературы и кинематографа. Как бы я ни страдал из-за того, что меня в неё буквально засунули, я действительно люблю её. Все драмы в ней связаны с несовершенными личностями композиторов, музыкантов и слушателей, а вот сами мелодии – идеальны и милосердны. Все конфликты в музыке происходят в сердцах слушателей и основываются исключительно на их опыте. Сама она – только проводник, бесконечно красивый и тонкий. У музыки нет своего мнения. Она не высказывается прямо, как книжный герой. Если тебе больно из-за партии скрипки – это не потому, что скрипка страдает (ну разве что в руках неумехи), а оттого, что что-то в твоей душе откликается на этот звук.

На мой взгляд, музыка чиста и совершенна, как ничто другое в этом мире. Она никому не приносит зла.

Итак, я был удивлен и рад тому, что нам с Клугге не нужно сразу бросаться в омут загадочных преступлений.

Какое-то время мы втроем с мастером Веналайненом сидели на кухне, пахнущей целебными травами и цветочным мёдом. Веналайнен уплетал эклеры и расспрашивал меня о моей жизни, а Клугге – о новостях магического мира. Всё это время я торчал в обнимку с толстым рыжим котом, который то ли принадлежал Веналайнену, то ли просто залез в открытое окно и пригрелся. Кот тихонько урчал от удовольствия, и меня расслаблял его успокаивающий вес на коленях.

А потом старик отправил меня спать.

– В семь утра я буду ждать тебя возле моста, и если тебя там не окажется, знай: я не дам тебе второго шанса! – Веналайнен погрозил пальцем. – Если я что-то и вынес из многих лет своего преподавания, помимо радикулита, то следующее: никогда не стоит тратить время на тех, у кого нет желания учиться. Под желанием я подразумеваю ту таинственную силу, что превращает человека в волка, который намертво вцепляется в добычу зубами; цветок, что прорастает сквозь скалу; уголь, кристаллизующийся в алмаз! Мне нужны лишь те ученики, чья жажда знаний превосходит все мыслимые пределы. Остальные дружным строем могут идти ковырять в носу или топиться, кому что ближе. – Веналайнен свел кустистые брови. – Ты такой? Ты жаждешь?

Я кивнул.

Удивительно: задай Веналайнен этот вопрос месяц назад, и моё замешательство в ответ, вероятно, очень бы не понравилось ему. «А насколько я хочу учиться?» – Наверняка засомневался бы я. – «Хочу ли я учиться вообще или просто пытаюсь перестать быть одиноким и побыть еще немного в магическом мире, который кажется мне таким притягательным?»

Но с каждым днем в моем сердце словно сильнее разгорался огонь.

Я действительно хочу стать настоящим стражем, достойным колдуном из Ордена Небесных Чертогов. Стать сильным, овладеть своим даром и быть равным Феликсу, Инге, Эрантису и Клугге.

И хотя снаружи я оставался всё таким же вежливым, часто волнующимся, романтичным и хрупким пианистом Евгением Фортуновым, у меня был цель, и когда я вспоминал о ней, мои плечи распрямлялись.

– Да, мастер Веналайнен. Я такой.

И судя по тому, как взметнулись кустистые брови старика, он не ожидал, что в моем ответе будет столько энергии.

– А у тебя, оказывается, всё-таки есть какой-то стержень внутри! – одобрительно хлопнул в ладоши Веналайнен, а Клугге внимательно и задумчиво посмотрел на меня из-под ресниц, отпивая чай.

***

Несмотря на то, что всё в доме Веналайнена пропитывал деревенский дух старых сказок, здесь было место и городскому комфорту.

Туалет находился не где-то за огородом, а в подклети. Подклеть… Услышав это слово, я несколько растерялся. Оказалось, так называется первый, нежилой этаж хором.

Я подивился тому, что вся сантехника была сделана из дерева. Почистив зубы порошком, пахнущим смородиной, и вытеревшись полотенцем, сотканным из крапивы, я направился в выделенную мне горницу, которая находилась под самой крышей.

Спальный матрас лежал прямо на полу, а окно было странно-треугольным и почти наполовину скрытым висящими над ним ловцами снов. Еле найдя единственную розетку, вделанную в бревенчатую стену в самом углу комнаты, я поставил телефон на зарядку, а потом перетащил своё ложе туда же. Укрывшись одеялом, невообразимо легким и объемным, я пробовал уснуть. Но мой взгляд то и дело возвращался к телефону, а палец бездумно жал на кнопку разблокировки.

Наконец пришло сообщение.

«Ты там как? Выжил после знакомства с Веналайненом?»

Феликс не поскупился на эмодзи.

«Всё нормально! – ответил я. – Он очень странный, конечно. Но меня утешает, что он был наставником Клугге. Это хорошая рекомендация».

«Какой ты рассудительный, с ума сойти! Я рад, что всё хорошо. Напиши завтра, какие будут впечатления от занятий».

Я поставил на сообщение реакцию в виде рукопожатия, а потом, помявшись, спросил:

«Феликс, а у тебя сегодня не происходило ничего странного?»

«Позволь догадаться: под «странным» ты имеешь в виду тот факт, что за мной следила, хихикая, девушка, чертовски похожая на тебя? Неужели ты так быстро соскучился, что решил отправить шпиона?»

«Нет! Всё не так. Моя сестра просто дурная! А вообще… Можно я позвоню?»

«Сейчас?.. Не переживай, я не в таком ужасе из-за слежки, чтобы нам пришлось об этом специально беседовать, хах. Телефонный разговор – это же почти вызов на ковер или брошенная дуэльная перчатка. Не пугай меня такими вещами».

«Иногда телефонный разговор – это очень приятно, между прочим». – Кто-то должен был защитить честь этого старинного способа связи, и я решил стать таким человеком. – «Я по делу. Ко мне сегодня приходила Алекто».

Сообщение пометилось как прочитанное, и экран смартфона тотчас засветился.

Видеовызов!..

Рыбкин с ума сошел?! Это же настоящее бесстыдство! Не готов я вот так вот в ночи показывать свою физиономию!

Я яростно сбросил. Он набрал еще раз. Я снова сбросил. Он набрал.

«НЕ ВИДЕО. ТОЛЬКО АУДИО!!!!» – успел вбить в чате я в паузе между непрекращающимися звонками.

Наконец мы смогли созвониться по моим правилам.

– Ты мастер двойных стандартов, Женя, – негромко рассмеялся Феликс. На фоне слышался звук волн. Кажется, он снова включил на проекторе эмбиенс видео с океаном – как делал частенько. – Звонить, значит, бывает приятно, но вот видеосвязь – уже безоговорочная пытка... Ладно, что там с Алекто?

Я пересказал ему события на бензоколонке. Мы долго обсуждали ситуацию, и в итоге Феликс посоветовал мне то же самое, что и Айземанн: действительно отправиться в Сумрачный Город на встречу с Маветом. Мы решили сделать это после моего возвращения.

Потом я спросил Феликса, какого черта в динамике постоянно слышен звук какого-то странного поскребывания. Рыбкин объяснил, что это он чешется, и пожаловался на свой непростой вечер. Он ходил за зельями в соответствующую лавку, и там неожиданно столкнулся в дверях с воришкой, после чего попробовал его остановить… Воришка в ответ швырнул в Феликса чесоточное зелье, и вот – теперь мой напарник тоскливо сидит дома, обмазываясь антигистаминными кремами.

– Кошмар, мы уже пятьдесят минут болтаем, – в какой-то момент ужаснулся Рыбкин. – Для меня это рекорд.

– Серьезно? – я удивился. – Моим рекордом было восемь часов.

– Ск… сколько?! – он даже заикнулся. – Восемь часов говорить по телефону?! Ты вообще нормальный?! Ты же вроде интровертом себя считаешь?!

– С некоторыми время проходит незаметно, – проворчал я. – В школе я действительно много говорил по телефону. Это вполне себе подходящее для интроверта занятие, если по ту сторону – правильный человек. Можно говорить о том, что тебе действительно интересно, делать уроки или домашние дела параллельно беседе. Иногда даже молчать.

– Хм, звучит действительно неплохо. У тебя было много друзей, с которыми можно так провести время? – заинтересовался Феликс, и я почувствовал легкий укол боли.

Видимо, я создал у него неправильное впечатление.

– Нет, у меня не было друзей, – я вздохнул, отсоединяя смартфон от зарядки и идя с ним к окну.

Там, на улице, во всём своем великолепии царило полнолуние. Мир казался театральной сценой. Волшебная деревня спала, но существа на грядках продолжали свои огороднические работы. Несколько любопытных светящихся бабочек подлетели к моему окну. Видимо, их заинтересовал горящий экран телефона – возможно, они даже подумали, что я взял кого-то из их родичей в плен. Я поднял раму и позволил одной бабочке сесть мне на руку. Увы, потыкав хоботком в запястье, она быстро разочаровалась и улетела.

– Вообще не было, – пробормотал я.

Феликсу хватило мозгов не пошутить в стиле: «Неужели ты болтал с выдуманными друзьями, гыгы?». Он просто промолчал, ожидания продолжая.

– Это всё были девушки, – я оперся локтями на подоконник. – Ну, точнее, некоторые из них действительно думали, что я их друг. Но я был влюблен. В каждую.

– Эм, я боюсь спросить, сколько их было.

– Много. Ты правильно заметил тогда, в Чертогах – я действительно быстро влюбляюсь. И, скажем так, в этой сфере я чувствую себя достаточно уверенно. Не в том плане, что я неудержимый Дон Жуан – мне никогда не нужны были рекорды, но в целом я умею общаться с девушками и думаю, что им со мной комфортно. Сколько себя помню, у меня были подруги. А вот друзей не было. Парни всегда меня не любили. За эту мою дебильную высокомерную рожу. За то, что мама водила меня в школу за руку чуть ли не до пятого класса. За то, что я был отличником и пианистом. Ну а я только усугублял положение тем, что постоянно тусовался с девчонками.

– Почему ты не дружил с такими, как ты? – растерянно спросил Феликс и уточнил: – Я имею в виду, с отличниками и пианистами.

– Потому что они мне не нравились, – бросил я. – В глубине души я тоже считал нас лохами. Моё эго хотело большего, но раз большее было недоступно – я выбрал отказаться от чего-либо вообще. Аут нигил, аут Цезарь! Либо всё, либо ничего, как говорил Чезаре Борджиа.

– А потом? В консерватории?

– А потом я уже как-то свыкся с тем, что нормальная мужская дружба – не моё, – я пожал плечами, хотя Феликс не мог этого увидеть. – Так что я больше не стал пробовать завести такой тип отношений. Я рассудил: в мире есть немало людей, у которых не складывается с романтической сферой. Но они при этом умеют прекрасно дружить. А у меня, видимо, наоборот. Всё хорошо с романтикой, а с вот с друзьями – полный провал.

Какое-то время Рыбкин молчал, пока я от нечего делать смотрел на луну то одним, то другим глазом, прикидывая, каким мне стоило бы целиться, захоти я выстрелить в неё из лука.

– Ну… – в голосе Феликса послышалась определенная, несвойственная ему степень неуверенности. – Я думаю, теперь у тебя есть я.

Я замер с зажмуренным правым глазом.

– Я считаю тебя своим другом, Женя, – сказав это, Рыбкин прочистил горло. – Ты уже стал важным для меня человеком. Явно большим, чем просто приятелем. Если ты пока еще считаешь меня просто коллегой и соседом – без проблем. Но знай, что с «нормальной мужской дружбой», как ты ее назвал, у тебя всё в порядке. Во всяком случае, в одну сторону по этой дороге вполне себе ездит транспорт… Эм, нет, какая-то дебильная метафора получилась, забудь.

Это звучит ужасно, но от слов Феликса у меня на глаза чуть не навернулись слёзы.

– Правда? – тупо спросил я. – Я твой друг?

– Господи, конечно, – пробормотал он растерянно. – Мне казалось, это очевидно…

– Прости, пожалуйста, – заморгал я. – Я как-то просто не думал об этом. Хотя, вообще, да, погоди. Я ведь тоже считаю тебя другом! – я неожиданно воспрял духом. – Я бы точно не говорил никаким случайным приятелям, что хотел бы стать их напарником, даже будь они плохими парнями, да?

– Ну я надеюсь, – Феликс вздохнул. – А то у меня возникнут вопросы к твоему чувству меры.

Мне захотелось рассмеяться.

Вау, у меня появился друг. Друг-парень.

Вау.

Боже, какой я идиот. Стоило раньше понять: а кем еще мог быть для меня Феликс, если я, прах побери, только и думаю, что о нём, по сто раз на дню?! Если я уже миллион раз в мыслях назвал его «близким человеком», и если именно ему я хочу равняться?!

– Феликс, я дурак. А ты не просто мой друг, – ошалело выдохнул я. – Ты мой... лучший друг!

На той стороне протяжно вздохнули.

– Ну да, потому что единственный... – проворчал он. – Так, хватит! Ты ликуешь, как пятилетка, эй! И вообще: не торопи события, ты далеко не всё обо мне знаешь, чтобы даровать мне настолько важный титул.

– Я знаю, что ты был Истребителем Чудовищ и работал на преступников! Что может быть хуже?! – воскликнул я.

Феликс почему-то резко замолчал.

– Кое-что может быть, – вздохнул он после паузы так тихо, что я подумал: мне послышалось (связь в деревне не лучшая) и поэтому не стал переспрашивать.

Между тем Феликс отметил, что теперь наш разговор перевалил через отметку шестидесяти шести минут. Я на волне эйфории сказал, что можем поболтать еще часик или два. Но Рыбкин счёл, что хорошенького понемножку – и мы попрощались.

– Хороших снов, Женя, – тепло сказал он, перед тем как дать отбой.

Не прошло и пяти минут, как я уснул – чертовски умиротворённый.