Судя по тому, что мы приступили к экспериментам почти сразу же, и больше ничего в облике Веналайнена не выдавало напряжения и усталости, я действительно поторопился считать его немощным стариком.
Что касается его особой техники, то шаман оказался колдуном-чувственником. По сути, он был чем-то вроде телепата: умел читать эмоции и воспоминания людей, а также мог вмешиваться в управление ими и, наоборот, транслировать свои.
Мощный дар! Но с очень серьезным ограничением: чтобы соприкоснуться с внутренним миром другого человека, Веналайнену нужно было дотронуться до него и получить разрешение. Из-за этого талант шамана не подходил для оперативной работы, зато помогал в преподавании.
– Да, я позволяю, – сказал я в ответ на просьбу Веналайнена.
Тогда он положил руку мне на плечо и заглянул в глаза. Эффект был ошеломительным; в первое мгновение я чуть не упал прямо в Бездну Дремлющих. Радужные оболочки Веналайнена, прежде кофейно-желудиного цвета, теперь полыхали, как пожар на старом складе. Меня пробрало чувством чужой давней скорби, затем – смирения, потом – новой надежды, и вдруг – разочарования, ярости, самобичевания, снова принятия… Целый сонм чувств провернулся, как пыточное колесо, сопровождаемый неясными образами: коршуны над болотами, белые перья, испачканные в грязи, высокий чернобровый мужчина, залитый кровью, какая-то старая школа, детский плач…
– Э, нет, сменяем объект! – рявкнул Веналайнен, и тогда образы, взвизгнув, словно заевшая кинопленка, сменились на другие: картины из моего детства и недавнего прошлого.
Когда связь была установлена, мы приступили к экспериментам.
Веналайнен действительно оказался крутым мастером. Понаблюдав за моей игрой и вовне и внутри, он довольно скоро предложил мне два варианта управления проклятыми – на выбор.
Вариант первый: привязать приказы к отдельным элементам в музыкальной импровизации. По сути, создать музыкальный язык – по типу языка цветов, популярного в прошлые века. А потом набирать букеты-мелодии.
Вариант второй: управлять голосом. Ну, не совсем уж петь в стиле мюзикла, мол: «Милая тваааааарь, возьми булыыыыыжник и разбей его о свою головууууу», а просто повелевать. Так же составить список возможных приказов и переложить его на любой из древних языков.
– Почему древних? – спросил я.
– Потому что время имеет значения. – Веналайнен постучал указательным пальцем по виску, мол, ты дурак что ли, что сам не догадываешься? – Магия – это то, что течёт в крови планеты, таится в корнях и костях. Чем древнее что-либо, тем сильнее его успевает пропитать магия – даже обычные люди это чувствуют. Не говори мне, что ты в новеньком торговом центре ощущаешь себя так же, как в тысячелетнем храме: я не поверю.
Я никак не мог выбрать, какой вариант лучше. Мастер сказал, что они одинаково эффективны и мощны – а это был единственный рациональный критерий, который приходил мне в голову.
Первый вариант как будто звучал логичнее, но при этом ограничивал меня в выборе музыки. Я уже не смогу просто сыграть что-либо из своих сочинений, под настроение. Вместо этого мне, вероятно, придётся задрачиваться по фугам: задавать темы и делать противосложения, потому что с их помощью будет проще всего собрать «букеты» приказов.
Как по мне, это тоскливо.
А второй вариант с голосом… Окей, он просто странный. Играть и периодически пропевать команды? А хорошо ли это будет звучать? С другой стороны: какая вообще разница, как я буду выглядеть? Я же не к настоящим концертам готовлюсь!
– Ну и лицо у тебя, малец, – Веналайнен фыркнул. – Выглядишь так, словно тебя сейчас расплющит под грузом ответственности! Но почему? Я же не прошу тебя определить все свое будущее раз и навсегда. Не понравится нынешний выбор – позже его изменишь.
– А так можно?
– Конечно. Сколь ужасной была бы человеческая жизнь, если бы в ней нельзя было переходить на другую дорогу!.. Сомнительная вера в то, что каждый выбор – это навсегда, свойственна лишь максималистам, которые слишком слепы для того, чтобы видеть всю палитру цветов, а не только черный и белый. Я надеюсь, ты не такой. Ведь даже мои обычные ученики-шмакодявки как-то справляются с соблазнами дихотомического мышления.
Подумав ещё немного, я выбрал второй вариант – с голосом.
Мне все же хотелось иметь свободу самовыражения даже в те моменты, когда я должен был управлять проклятыми. Свобода всегда была моей важнейшей ценностью, хотя реализовывал я ее очень редко. Куда чаще я трусливо позволял другим людям и обстоятельствам выбирать за меня. Из трех стратегий, свойственных невротикам – избегать, бунтовать и покоряться – я, увы, всегда выбирал последнюю. Но все же в глубине души очень любил свободу.
И собирался наконец начать взращивать её в своей жизни. Так что пусть с моим даром будет связана именно она! Пусть позволит мне играть что угодно, что придется по настроению и по сердцу – даже для такой аудитории, как проклятые. А приказы я отдам голосом.
– Отлично. Какие древние наречия ты знаешь? – спросил Веналайнен, и я буркнул:
– Никакие.
За время самостоятельной учебы под присмотром Феликса я успел лишь чуть-чуть надкусить учебник по арабскому, но пока что не достиг никаких успехов. Все-таки основную часть времени я изучал специфику магического мира, секреты использования артефактов и, в последнее время, классические заклинания.
Шаман хрипло расхохотался:
– Ну и повелитель проклятых, ну властелин тьмы!.. Тогда я воспользуюсь своим положением и сам навяжу тебе язык для приказов. Будем использовать протогерманский.
– Почему его?
– Потому что я люблю руны, а они тесно с ним связаны. А еще он довольно простой, но звучный. Если ты действительно станешь всемирным злодеем, то, вспомнив, каким красивым словам я тебя научил, возможно, пощадишь меня – и не станешь убивать.
Очень смешно, обхохочешься.
Веналайнен закрыл Бездну Дремлющих, и мы отправились домой – обедать.
(Там я имел удовольствие созерцать Клугге, с достоинством лежавшего в гамаке и читавшего книгу. Его ноги были такими длинными, что я невольно задумался об Инге. К сожалению, ее ноги обычно скрывали длинные юбки. Но, судя по ногам близнеца-стража, у Инги всё должно быть просто восхитительно).
А затем мы со стариком снова отправились в лес.
Веналайнен отвел меня в очень красивое место, где с утеса, поросшего незабудками и чубушником, низвергался шумный водопад. Из озерца, в которое он впадал, разбегалось несколько речек. Перед водопадом из озерной глади торчал удобный камень, похожий на очередной алтарь. Я задумался над тем, как прекрасно, оказывается, Изнанка Карелии приспособлена к магическим нуждам.
Первым делом мы с Веналайненом составили список желаемых приказов.
– Захочешь пополнить его попозже – вернешься. Так и быть, двери моего дома будут открыты для жуткого юнца, – сказал старик.
Но и с первого раза у меня получилось немало глаголов. Там были «защищай», «усни», «принеси это», «догони», «держи», «сторожи»…
С двумя приказами я долго колебался, и в итоге Веналайнен сам раздражённо велел:
– Не забудь добавить глаголы «убей» и «умри».
Когда список был готов, мы начали ритуал шифрования. Тут-то я и пожалел, что написал так много!
Потому что оказалось, что за каждый приказ в своём арсенале мне придётся расплачиваться кровью.
Ритуал заключался в том, что я заходил под струи водопада и, коснувшись ладонями лба, начитывал там открывающий заговор, продиктованный Веналайненом. Потом подходил к шаману, сидящему на камне в кругу начерченных соком брусники рун и садился напротив. Веналайнен объединял наши сознания при помощи своего дара. А затем тонким костяным ножом прорезал на моей правой ладони руну эваз ᛖ[1] – до крови, по-настоящему.
Я же параллельно называл глагол на протогерманском и соответствующий ему приказ на русском, а также визуализировал себя за роялем и абстрактного проклятого рядом, выполняющего повеление. Кровь текла. Шаман смотрел мне в глаза. Над темным силуэтом леса вспархивали вóроны. Я возвращался под водопад и читал закрывающий заговор, глядя на то, как руна эваз вспыхивает ярким цветом.
А потом все повторялось заново со следующим приказом. Если бы так проходило изучение иностранных языков в школе, я бы запоминал все с первого раза, клянусь. Но, вероятно, уже был бы мёртв от потери крови.
Было уже больше пяти пополудни, когда мы закончили. Я лежал на камне, завернувшись в прихваченное из избы одеяло, но все же дрожа все телом.
Рука пульсировала болью. Голова раскалывалась. Веналайнен сказал, что травница из Кирьявалахти сделает мне мазь, благодаря которой всё быстро пройдёт и у меня не останется шрама: только тонкие очертания руны, которые будут загораться, когда я стану осуществлять приказы. И все же сейчас мне было ужасно худо. А ещё я видел, что за нами с Веналайненом опять наблюдают.
Юми.
Голубая макушка русала виднелась среди речной осоки неподалёку. Я пару раз замечал его во время ритуала, но тогда мне было не до отвлечений.
– Куда ты там смотришь? – Веналайнен проследил за направлением моего взгляда.
Юми тотчас скрылся.
– Мне кажется, за нами следят, – сказал я.
– Кто?
Почему-то мне не хотелось выдавать свое знакомство с Юми.
– Кто-то из речных обитателей.
Веналайнен отмахнулся.
– Ну тогда ладно. Они любопытные. Так. А теперь – поднимайся! Я знаю, что тебе сейчас худо, но придется сделать усилие над собой! Ритуал нужно обязательно закрепить на практике. Ты же хочешь уже поскорее забраться в кровать? Вижу, что хочешь. Тогда поторопись! Раньше сядем – раньше встанем.
Как ни странно, все удалось. Когда мы вернулись к Бездне Дремлющих, то быстро выяснили: мои приказы работают. Правда, у меня заплетался язык, а правая рука так горела, что я мог использовать только большой палец и мизинец. Музыка получалась примитивнейшая. Позор мне.
Но проклятых все устраивало. Они слушались. И это была победа, масштаб которой я не мог осознать в своём ослабленном состоянии.
– Всё, ты молодец, – Веналайнен хлопнул меня по плечу, раскаленному, словно печка. – Заглянем к травнице, чтобы тебя подлатали, и домой. Ты заслужил как минимум двенадцать часов крепкого сна, малыш. Эй! Стоп! Сначала домой – потом спать!!! Женя! Сиди ровно, кому сказал!!!
Но было поздно. Я бесславно отключился, привалившись лбом к лакированной раме рояля.
***
Я очнулся на продавленном стареньком тапчане, стоявшем на веранде с задней стороны дома Веналайнена. Кто-то бережно укрыл меня пуховым одеялом, а моя правая ладонь была перевязана – из-под бинтов доносился приятный травяной запах.
Солнце уже почти закатилось.
Впереди между деревьями я видел баню Веналайнена. Из трубы шел дымок, в окне можно было разглядеть самого шамана, деловито вешающего на крючья шапки для парилки. Чуть поодаль Клугге колол дрова. Правда, он орудовал не обычным топором, а теневым, который, по сути, сам выполнял работу – а страж стоял рядом в своей безупречной городской одежде и разговаривал по телефону. Я не слышал слов, но судя по интонациям, это была рабочая беседа. Возможно, с Ниной. Сейчас Клугге даже больше, чем обычно, напоминал какого-то властного биг босса с обложек порнушных книг. Ну, не считая длинных волос, собранных в хвост. Возможно, это был биг босс из историй об азиатских заклинателях.
Веналайнен закончил с шапками и теперь развешивал веники. Надеюсь, он не думает, что это мне нужно будет пойти и попариться. Зная себя, предсказываю: я потеряю сознание от жары уже десять минут спустя.
Даже пять минут спустя, учитывая, что мне до сих пор плохо. Вся кожа горела, как от ожога, в горле саднило, а в глаза будто насыпали песок.
Между мной и баней текла речушка. Я совсем не удивился, когда из воды показался Юми.
– Уф, живой! Надеюсь, тебе получше? – спросил он с такой интонацией, будто мы были старинными друзьями.
– Слушай, я не понимаю, – сходу признался я. – Почему ты везде следуешь за мной?
– Мне просто любопытно. Такой ответ подойдет?
– У любопытства все же должна быть какая-то основа.
– Не соглашусь. Впрочем… У моего есть, да. Я хотел нормально поговорить, но боюсь, что мы можем не успеть этого сделать. Поэтому просто попрошу: пожалуйста, не убивай капитана Сигварда, когда поймаешь его.
Я изумленно уставился на Юми. Тот очевидно нервничал: прятал глаза и скреб острыми ногтями собственное запястье.
– Что? Ты о чем вообще?
– Я не буду рассказывать тебе всю историю, потому что это всё равно скоро сделает мастер Веналайнен, – Юми нетерпеливо тряхнул головой. – Но просто знай: капитан не настолько плох, как о нем говорят. Однажды он спас меня из рыболовной сети. А я…
Юми прикусил губу.
– А я после этого предал его. Теперь единственное, что я могу – это, пусть и запоздало, отплатить Сигварду добром, убедив тебя не убивать его.
– Да почему ты вообще думаешь, что я собираюсь его убивать?!
– Потому что тебя позвали именно за этим.
И Юми нырнул в воду.
Вот чертова рыбина! Интересно, все речные обитатели в этом мире – такие мастера интриг?
Мои мысли тотчас перенеслись к Феликсу. Я захотел написать ему о своих успехах, но телефон был дома. Даже одной мысли о том, чтобы подняться на ноги, хватило для того, чтобы мне подурнело – и я опять провалился в сон.
***
Моё следующее пробуждение случилось оттого, что меня… чувствительно приложили головой о балку над лестницей.
Я заорал и задрыгался, в ответ на что кто-то рявкнул:
– Не дергайся!
А снизу заорали:
– Если вы оттуда рухнете, у меня будет два трупа, а мне такого не надо, понятно вам?!
Оказалось, Клугге Айземанн тащит меня на своей спине на второй этаж, а Веналайнен – наблюдает снизу.
У Клугге явно не было большого опыта таскания людей. Он не рассчитал, что моя голова в таком положении окажется выше его. Теперь к ране на руке прибавилась багровая ссадина на лбу.
– Спи дальше, ты потратил очень много сил, – велел Айземанн, сгружая меня на матрас. И, посмотрев на мою голову, добавил: – А я ещё раз позову травницу.
Что ж. Клугге из тех людей, которых хочется слушаться. Чёрным Псом называют его, но, как по мне, хорошими мальчиками рядом с ним оказываются окружающие. Я покорно закрыл глаза.
***
А вот на следующий день я чувствовал себя бодрячком.
В мессенджерах нашлась куча непрочитанных сообщений от Феликса.
Предпоследнее из них гласило: «Так, ладно, меня пугает, что ты не отвечаешь: я напишу Клугге. Если он после этого начнёт обзывать меня Курицей-Наседкой, я тебе этого не прощу, ясно? А то он давно ищет повод припаять мне какое-то дурацкое прозвище…»
А последнее: «Хорошо, что всё хорошо».
Из зеркала на меня смотрело то еще чучелко с повязкой на лбу и торчащими над ней волосами. Я с осторожностью размотал сначала её, потом – бинт на ладони. Рана уже зажила; травница знала свое дело. Руна слегка проглядывала под кожей.
Жесть. Всего за полтора месяца в магическом мире я приобрел больше отметин, чем за всю жизнь до этого. К черным цифрам «29» на левом запястье я уже привык, хотя меня пробирало холодным потом при мысли о том, как я буду объяснять матери эту татуировку. Плюс: огромный перстень от херувима с синим камнем, который я ношу 24/7. А теперь еще и руна на ладони…
«Привет, мама, не злись, но в Петебурге я стал местным авторитетом по кличке Повелитель Проклятых! Не-не, на лбу я ничего себе набивать не буду. Ну, надеюсь. И уши не проколю!».
Спустившись вниз, я обнаружил, что Клугге и Веналайнен тренируются в саду.
Ух ты. Это выглядело так впечатляюще, что вокруг даже собрались зрители: несколько детишек из деревни и гномы-огородники. (Оказывается, они назывались именно так).
Клугге призвал короткий теневой кинжал. Он сжимал его левой рукой, заведя правую за спину, и нападал с ним на Веналайнена, орудующего длинным посохом. Эта уступка стража, призванная сократить разницу в их физических силах (хотя ни у кого бы не повернулся язык назвать Веналайнена слабым) делала бой очень зрелищным. Старик умудрялся по ходу тренировки делать воспитаннику отнюдь не лестные замечания: с Клугге он вел себя куда более жёстко и одновременно инфантильно, чем со мной. К каждому ученику свой подход, да?
Тренировка закончилась вскоре после того, как они увидели меня.
Веналайнен якобы недовольно разогнал детишек (на самом деле сунув им в руки по ириске), а потом сладко потянулся.
– Самое время мне рассказать вам о работе, ради которой я вас, дармоедов, и пригласил. Идёмте.
[1] ᛖ – эваз, девятнадцатая руна рунического алфавита футарка. Олицетворяет магию и магическое сознание, а также неподчинение эгрегориальным системам. По словам Веналайнена, которые я не стал проверять, она является моей руной судьбы: он высчитал это по дате и месту рождения. Эваз так эваз.