Путь Короля. Стражи Леса

Глава XXV. Гляделки

се обычно говорят, что времени не хватает. Что вечно ничего не успеешь, невозможно уложиться в срок… Но стоит оказаться в Великом Ничто, где никакие временные рамки не сдерживают полёт разума, как сразу появляются временные «потеряшки» — редкое, но всё-таки встречающееся явление. Некоторые маги, достигнув каких-то определённых высот (либо просто умирая), могут вылететь в Великое Ничто, и если они не могут вернуться обратно, то так и остаются висеть заблудшими Душами, которые рано или поздно поглощают Осквернённые.

Астерот не стал как они лишь благодаря тому, что время от времени я его «будил», не давая совсем уж погрузиться в пучину размышлений. На самом деле, здесь, когда ничего не сдерживает течение мыслей, очень легко потерять себя в потоке размышлений, погружаясь понемногу всё глубже и глубже в собственную Душу — именно так появляются большинство «потеряшек», и именно от этого я оберегал Астерота.

Наконец, спустя примерно час по его внутренним ощущениям, он подал голос:

— Пожалуй, решил.

Говори.

— Дариус. — Просто ответил Тёмный. Но за этим словом скрылся тонкий укол разочарования.

А Тирия?

— Подождёт. Сейчас важнее знать, что творится в Витере.

Был бы я из плоти — развёл бы руками и вздохнул, но, так как ею не обременён, просто вздохнул. Променять возможность заглянуть в родной мир на какого-то там Дариуса… что же, прагматично и предсказуемо.

Отыскать Осквернителя оказалось не так тяжело, как это кажется со стороны. Такая значимая в масштабах современной истории «Изнанки» личность, правитель, собравший под своим началом обширные территории, некогда принадлежавшие чуть ли не самому развитому народу этого места, просто не может не «фонить». Только совсем уж неопытные маги могут утверждать, что Великое Ничто — на самом деле отсутствие всего. Как же они заблуждаются!

Если немного слиться с чернотой вокруг, не становясь ею, но впуская её в себя, то можно почувствовать, а потом разглядеть, и, возможно, даже услышать отголоски чужих жизней. Почти вся магия — всё взаимодействие с первичной Материей, высшей энергией и прочими безусловно полезными магическими концентратами, — оставляет свой неповторимый след в Великом Ничто. Даже небольшие заклинания оставляют крошечные ссадинки на канве абсолютной Тьмы, что уж говорить о чём-то более масштабном. К примеру, привязка Осквернённого чудища к телу смертного создаёт мощный всплеск, распространяющийся сквозь Тьму.

Да, более старые «раны» затягиваются. Великое Ничто лечит само себя, спасаясь от полного разрушения: мелкие ранки от простейшего колдовства зарастают за считанные секунды, или, край, дни. Другое дело — что-то более глубокое, наподобие связывания Души смертного со Скверной. От таких воздействий так или иначе остаётся след, со временем просто затухающий и превращающийся в нечто вроде шрама. Порой, если Осквернённый слишком хорошо выполняет свою работу, этот шрам может загноиться, притягивая всё больше и больше тварей.

«Шрам» Дариуса относился как раз-таки к последней категории. Сам Витер пытался его изгнать, и потому края раны болезненно подрагивали, и иногда, казалось, можно было увидеть проглядывающий сквозь нарыв на теле мира силуэт чего-то огромного — Осквернённого, выбравшего своим вместилищем Дариуса. Частота толчков понемногу увеличивалась, что наводило на мысли о чьей-то сторонней помощи в избавления от разрушающего Витер существа. Но, что бы там ни происходило, оно значительно облегчало задачу подглядывания за Осквернителем — пока он был занят внутренними проблемами, смотреть можно было напрямую через «шрам».

— А это нормально, что я тебя только слышу? — сквозь живописную картину гниющего разрыва пробился голос Астерота.

Нет, но мы это исправим. Просто погрузись в эти слова, пойми, что это не просто звуки…

С оглушительным свистом, больно взрезавшим по ушам Аспера (интересно, это отразилось на его теле?), его Душа вместе со мной отправилась подглядывать за Осквернителем. Обойти разрывающееся пространство не составило труда, и вскоре из черноты вокруг выплыл каменный зал.

***

Зал? Почему сразу зал? Напротив, Дариус скорее находился в комнате.

То, что я поначалу принял за место проведения его «королевских» аудиенций, оказалось одной из отведённых под него комнат. Замок был большой, так что, следовательно, и комнат в личном распоряжении Дариуса была множество.

Конкретно эта больше напоминала чулан, нежели покои Тёмного Лорда. Небольшая каморка с стенами из холодного чёрного камня была почти полностью перегорожена стоящими посреди неё столом и стулом. И если первый был обычным, то второй выделялся на фоне голых стен своей вычурностью, напоминая скорее украденный откуда-то трон, а не обычный табурет.

Прямо перед столом висел портрет дамы в преклонном возрасте, грозно и одновременно с тем с любовью глядящей на художника. Её лицо было прорезано множеством морщинок, седые волосы были собраны в пучок, возвышающийся над затылком. Итак узкие глаза были чуть прищурены: бабка в тот день потеряла очки, а портретист отказался ждать, когда она их найдёт. Но в глубине карих провалов чернела вместе со злостью на упёртого художника ещё и любовь, ведь где-то там, вдали от злого мира, бегал и игрался её внук. И его, как ни удивительно, ждала не менее злая, чем внешний мир, судьба. И его звали Дариус.

Перед портретом на коленях сидел парнишка, в котором тяжело было узнать Осквернителя. Не отличавшийся даже в своём «нормальном» состоянии, в этот момент Дариус представлял из себя воплощение человеческой апатии и одновременно с ней безумия. Он раскачивался из стороны в сторону в одном накинутом на обнажённое тело халате и смотрел на свои трясущиеся руки. Пальцы дрожали, как и он сам.

— Смотри, смотри, смотри-и-и! Из-за тебя, из-за тебя… из-за… меня? — Осквернённый Лорд откровенно бредил, неся всякую околесицу. — Ты, ты… я? Я… — с пониманием ответил он сам себе и вдруг поднял голову, уставился на портрет. — Ба… Только ты поймёшь! Только ты, ты, ты… — мертвенную тишину, нарушаемую только потрескиванием висящего над входом факела, прорезал то ли стон, то ли тихий вскрик. Дариуса скрывала тень, но, приглядевшись, можно было заметить, как на одном из пальцев вдруг вырос острый коготь, и он с силой вогнал его себе в локоть. На пол закапала кровь. — Я… Они… Ты… Я не хотел, честно, нет! Это не моя идея была, это Ф-ф-фликия, да, она! Она меня тогда уговорила… Или не меня? Ба! — Истерично закричал Лорд, выдернув коготь и всплеснув руками. Из раненой левой комнату окропило несколько разлетевшихся капель крови. Одна из них чуть не долетела до портрета, и Дариус молниеносным рывком подполз к ней, схватил вырвавшимся из-под кожи щупальцем и вернулся обратно. — Я… я не знаю, где… где…

Тело обычно раскрепощённого собственным безумием Осквернителя еле заметно дёрнулось, а затем комнату огласил очередной стон. На этот раз он, похоже, решил увеличить дозировку боли, и потому вогнал в себя сразу два когтя, то ли чудом, то ли намеренно проведя их совсем рядом с бедренными костями и не задевая ключевых артерий.

— Мой Лорд, Вы… — Из-за двери донёсся приглушённый голос. Я определённо знал, кому он принадлежал, но из-за Великого Ничто было тяжело разобрать, кому именно. Как будто всего одному демону — и одновременно всем им сразу.

— ПРОЧЬ! — Вскричал Дариус, не отрывая затравленного взгляда от портрета. Его глаза налились кровью, и он буквально прорычал, не разворачиваясь к двери: — Мне ничего от вас не надо! Уходите! ПРИКАЗ!

Если поначалу визитёры сомневались том, что услышали, то последние слова заставили их убедиться в работоспособности своего слуха, и вскоре из-за двери послышался топот нескольких ног. Похоже, действительно к нему пришёл не кто-то один, а сразу несколько. Вместе с топотом Дариус услышал и обрывки разговора, но не смог понять, о чём именно. Просто набор каких-то звуков.

Внутри него всё клокотало и надсадно хрипело одновременно. Просто из-за того, что ему захотелось поймать этого выскочку из Тирии раньше задуманного, он подставил под удар целый народ! Да, такое уже случилось с Тёмными, но они, проникнувшись Скверной, эволюционировали, став чем-то совершенным… И эльфы были такими же! Они были почти совершенными марионетками, но при этом часть из них, как и Тёмных, оставалась «чистой»… И он их убил!

Нет, конечно, убил он их не лично и даже не через третьи руки. Просто… так получилось, да, что спровоцированное Ланиэль восстание Осквернённых эльфов не получилось сдержать. А ведь до сих пор неизвестно, кто был зачинщиком! Складывалось ощущение, что эльфы — такие же, как и сам Дариус, и у них тоже в один момент взорвались эмоции… и оборвали соединяющую и сковывающую их цепь.

Так, может, во всём виновата Ланиэль? Проклятый город был её вотчиной, как и опустевшая ныне лаборатория. Подумать только, эта безумица приказала всем своим подопечным побежать за Кигалом! А что, если частью именно её плана было уничтожение оставшихся «чистых» эльфов? Но зачем? Видимо, этого уже никогда не узнать…

Дариус затряс головой и сплюнул, тихо зарычал. Нет, «о мёртвых либо хорошо, либо ничего» — всплыла у него в голове фраза бабушки — «Мы Тёмные, значит, должны уважать погибших товарищей.»

— Но если они не товарищи, а так, просто… предатели? — Он поднял глаза на потрет и его лицо исказила больная улыбка. — Что делать, если вся моя армия и свита — предатели?! Что делать, если все они пошли сюда только из-за выгоды?!

Дариус встал и подошёл к портрету, и вдруг мир вокруг него чуть помутнел. Голова парня закружилась, ладонь, которой он хотел коснуться написанного на холсте лица, дёрнулась и влепила ему пощёчину. Он неестественно сильно дёрнулся, словно получил оплеуху не от самого себя, а от чего-то гораздо, гораздо сильнее простого смертного. С тихим щелчком левая нога согнулась, и парень упал, приложившись затылком о холодный каменный пол. Изменённая Скверной кость даже не треснула, хотя казалось, что сверху на него положили груз весом в пару тонн.

Глаза хозяина этого тела забегали из стороны в сторону, он судорожно пополз к выходу, по лицу покатились капельки холодного пота. Губы лихорадочно шептали «нет, нет, нет…», а руки сами собой цеплялись за выступы в полу и подтягивали за собой ослабшее тело. Голову всё ещё нещадно штормило, тусклый свет факела сжался в одну точку и отказывался освещать всю комнату, в мгновение ока ставшую такой мрачной и злой.

Ты что, забыл, о чём мы договаривались?

Надтреснутый голос ворвался в его сознание визгом сотен крыс и воем стаи волков в придачу. Комната вокруг него начала окончательно растворяться во мраке, свет факела больше не спасал, как и портрет бабушки. Неужели всё? Его мрачный гость нашёл и этот укромный уголок, и теперь от него не спрятаться даже здесь?.. Дариус сомкнул глаза, чтобы Он не мог сквозь них увидеть самое ценное, что осталось от прошлой жизни.

Ты сознательно нарушил договор, не так ли?

Бум! Тяжёлая, окованная металлом дверь отозвалась тихим гулом при соприкосновении с лопатками. Неужели получилось? Неужели он выстоял? Словно в ответ на эти мысли, всё тело Осквернителя прорезали мельчайшие уколы нечеловеческой боли, выворачивая сознание наизнанку, растягивая его и собирая обратно, сшивая в самых неподходящих для этого местах. А фоном звучал всё тот же голос, от которого сейчас хотелось сорвать уши:

Ты понимаешь, что без меня не выживешь? Ни биологически, ни социально. Ты слишком зависим от…

— ХВАТИТ! ЗАМОЛЧИ, ЗАМОЛЧИ, ЗАМОЛЧИ! — Дариус, на мгновение почувствовав собственное тело, перебил тираду своего… нет, не гостя. Хозяина.

Вскочив и пошатнувшись на ватных ногах, он юркнул за дверь и побежал, не раскрывая глаз. Прощупывать пространство перед собой он не мог, потому что это означало добровольное обращение к силам Скверны, так что ему оставалось лишь нестись куда подальше и молиться, чтоб он не врезался в стену. Судьба, казалось, благоволила ему: даже без молитв (а кому вообще он, Осквернённый, мог молиться?) он умудрялся не врезаться ни во что какое-то время, но…

Но наконец всё закончилось. Сколько он пробежал? Мерт, два? Быть может, три, или, чего хорошего, все десять? Оглушительный мрак, заполнивший его голову, взорвался тысячей звуков и расколол голову не болью, а концентрированным страданием. Заплетающиеся ноги с хрустом выгнулись в обратную сторону, и Дариус выкинул перед собой руки, надеясь упасть на них, но те расцвели созвездием ада, раскрываясь будто страшные цветки из плоти. Он открыл глаза и с немым криком смотрел, как его тело меняется, переживая сотни противоречащих не только строению человеческого тела, но и друг другу метаморфоз, а остатки израненной Души ныли, впуская в себя воплощение ужаса и боли. Дариус, а вместе с ним и я, чувствовали, что куда-то уплываем, но в последний момент в его голове прозвучала чужая улыбка:

Ну, что? Отдохнул? А ты…

***

— Великая и Всеобъемлющая! — Астерот весь дрожал, а по черноте от него распространялись волны страха, сопровождающиеся отборной руганью. Через пару минут после того, как эмоции поутихли, он спросил, но дрожащий голос выдавал кипящее в его Душе негодование. — Что это было?!

Ты почувствовал слова. Жаль, что твой первый опыт был… таким. Зато мы узнали, что Дариус, на самом деле, не так уж и сильно топит за Осквернение…

— Пожалуй, да… — протянул Тёмный, всё ещё пытаясь отойти от пережитого всего несколько мгновений назад. — Но почему нас так резко выкинуло? Неужели та сущность всё-таки нашла дорогу обратно, причём так быстро?

Скорее всего — да. Последние моменты мне уже приходилось цепляться за Дариуса, интересно же всё-таки, чем дело закончится. А в конце ты мог лицезреть возвращение Осквернителя в отвоёванное у Дариуса тело. Именно поэтому его так ломало: раны, оставленные в нём тварью, начали затягиваться, а потом оно вернулось, сорвав свежие корочки.

— И что нам теперь делать? Кажется, «Он» нас заметил. Можно было как-то понять, где мы?

Нет и да одновременно. Отследить нас в Великом Ничто практически невозможно, но попробовать установить посредника, в качестве которого я использовал твоё восстанавливающееся тело, видится возможным. Наше преимущество в том, что оно в другом мире, пусть и приближенном к Витеру — пространственные и временные сдвиги помешают быстро нас вычислить, а к тому моменту мы должны уже вернуться и сбежать.

Замолчали. Астерот задумался о том, как он может себя обезопасить от обнаружения Осквернителем, а я начал понемногу насыщать его тело энергией, ускоряя регенерацию. Когда не надо её тратить на вкладывание своих мыслей и слов в чужую голову, появляется излишек. Кстати, судя по тому, что мне всё же удаётся что-то восстанавливать, можно судить, что его тело либо украли и ставят теперь над ним эксперименты, что маловероятно, ведь он бы почувствовал, либо оно всё так же лежит посреди какой-то полянки и отдыхает.

Я забирал ещё по чуть-чуть Материи Жизни из травы под телом, чтобы с её помощью сделать восстановление ещё скорее. Одновременно с этим приходилось ещё примерно раз в час-два «будить» Астерота, пока он не растворился в черноте вокруг, и, надо сказать, монотонная безмолвная работа затягивала.

Тяжело было понимать, сколько прошло времени, и ещё сложнее было понять, какое именно время нас интересовало — время Витера или эльфийских угодий. Но для тела Астерота вроде как прошли то ли одни сутки, то ли двое, когда я обрадовал его радостной вестью:

Собирайся, ты возвращаешься в твоё тело. Оно признано готовым.