Мстит мне, за то, что не удалось в прошлый раз упечь меня на каторгу. Ладно, господин следователь, святых меж нами нет. Грешки водятся за всеми.
— Интересы следствия, дело святое, — вздохнул я. — Но, как вы оказались снова на своей должности, в полиции?
— А вас, что-то смущает?
— Ну, например, то, что пациент психиатрической лечебницы, ведёт дела, от которых зависят судьбы людей.
Кадлаев усмехнулся:
— У вас, ваша милость, предвзятое отношение к психиатрии. Да, там есть настоящие безумцы, но иногда, туда попадают люди с обыкновенный нервным расстройством, стрессом. Я ведь уже упоминал об этом.
Я покивал:
— Кто я такой, чтобы сомневаться в действиях нашей полиции. А то, что вы впустили Идолище в здание колледжа, кричали о том, что они общаются с вами? Это тоже стресс?
С лица Кадлаева пропало веселящееся выражение. Взгляд стал угрюмым.
— Все это, признанно последствиями перенапряжения на работе.
Голос следователя стал деревянным. Не нравились ему воспоминания об этом. Да и кому приятно вспоминать свои промахи. Да, ещё такие!
— Но, знаете, ваша милость, то, что вы заглянули ко мне, весьма неплохо, — голос Кадлаева повеселел, на лице проступало плохо скрытое торжество, — я бы очень хотел задать вам несколько вопросов. По тому делу, вы помните?
— А вы им все еще занимаетесь?
— Для меня, это дело чести, профессиональный долг, можно сказать. Я вас надолго не задержу.
Кадлаев, уткнулся в монитор компьютера. А я сидел и соображал, как бы мне выкрутиться. Что-то мой визит в полицию, пошел совершенно не по плану. Вместо того, чтобы получить информацию о Кире, меня самого будут сейчас допрашивать. Да еще по делу, о котором я предпочел бы забыть навсегда.
— Странное дело, ваша милость, вы и ваши товарищи по колледжу, постоянно замешаны в каких-то странных делах. Вот Новиков исчез. Вы вернулись совершенно в другом статусе. А та девушка, Сухомлинова, кажется, надеюсь с ней все в порядке.
— Она погибла.
— Сожалею, — притворно посочувствовал Кадлаев. — А, что произошло, если не секрет?
— Она погибла при исполнении долга. Про Идолище в Японии слыхали?
При упоминании Идолища, Кадлаев вздрогнул. Хреновая эта фобия, страх перед Идолищами.
Я вспомнил то утро, когда Кадлаев и двое нижних полицейских чинов, собирались увезти меня в участок, для более основательной беседы, по делу мерзавца Мирона. Когда появилась безголовая тварь, один из полицейских, оставшийся еще в живых, отстреливался от нее до последнего патрона. А вот, доблестный следователь Кадлаев бежал, наложив в штаны. До того перепугался, что крыша поехала. Стресс у него значит, ага.
Еще я вспомнил разговор тех двух полицейских, что Кадлаев, так всех задолбал, что они ждут, не дождутся, когда он переведется на работу во Владимир.
— А вы, если я правильно помню, лелеяли надежду перевестись в столицу? — спросил я.
— Кто вам такое сказал?
— Помните тех ребят, с которыми вы приезжали в колледж за мной?
Кадлаев нахмурил лоб.
— Это они вам сказали?
— Сейчас, это уже не важно. А вы говорите, что все, как бы это сказать, ваши нелепости в тот день списали на стресс?
Кадлаев не ответил. Оторвавшись от монитора, он посмотрел на меня. Я наконец-то вспомнил имя и отчество Кадлаева.
— Аркадий Владимирович, вы, как опытный сотрудник полиции, лейтенант, вы ведь все еще лейтенант? Хорошо. Так вот, не могли бы мне подсказать, кому я могу подать заявление, о преступлении. Возможно, это я считаю такие поступки преступлением, я ведь могу ошибаться, а на самом деле, у человека просто стресс. На фоне работы, например. Мне следует обращаться сюда, или в прокуратуру, или сразу во Владимирскую прокуратору?
Наши взгляды пересеклись. Ну, что скажешь на это, господин следователь? Думал, здесь все замнут, и дело в шляпе? Нет, дружок, я побеспокоюсь, чтобы твоя жизнь превратилась в кошмар. Не видать тебе не только карьеры во Владимире, но и должности участкового в ближайшем селе.
На лице Кадлаева играли желваки. Ноздри раздувались. Он даже не моргал. Мне показалось, что он сейчас выхватит табельное оружие и выстрелит в меня. Ну, а что, от психа всего можно ожидать.
Кадлаев опустил взгляд. Откашлялся.
— Что конкретно интересует вашу милость?
Молодец, соображает!
— Все, что касается дела Новикова. Все версии его исчезновения. Кто подозревается. Любые зацепки.
Кадлаев тяжело вздохнул:
— Место пребывания Новикова до сих пор не установлено. Тело, так же не найдено. Версии…
Тут Кадлаев задумался. У меня закралось подозрение, что пропажей Кира тут никто не занимается.
— Версии следующие. Новиков мог заниматься чем-то незаконным, связался не стой компанией, и они его убили. Мотивы убийц, пока неизвестны. Другая версия, возможно, его исчезновение связано с делом… Тем самым делом.
Кадлаев выразительно глянул на меня.
— Почему вы так решили?
— Считайте это профессиональным чутьем.
— Может, все-таки, что-нибудь конкретнее скажете?
Кадлаев покачал головой.
— Все, всего лишь две версии? — спросил я.
— Почему же, версий море: это мог быть маньяк, личные счеты. Новиков мог пасть жертвой ошибки преступников, то есть они хотели похитить другого человека, но ошиблись, и их жертвой стал Новиков.
— Проще говоря, вы не знаете.
Кадлаев промолчал.
— А кровь в его комнате?
— Откуда вам об этом известно?
— Не важно. Что с кровью?
— Скорее всего, это не его кровь.
У меня словно гора с плеч упала! Это не кровь Кира, значит он, вполне возможно, жив!
Я постарался скрыть свою радость.
— С кем вы разговаривали о Кире?
— Со всеми студентами колледжа. Кроме, одного. Точнее, одной.
Я выжидающе смотрел на следователя. Он засопел, но снова уставился в монитор на столе, щелкая мышкой.
— Вот. Айгуль Халикова. Староста первого курса. Да, вы ее знаете.
Знаю. Еще бы не знать.
— А почему вы с ней не поговорили?
— Она пропала.
— Как пропала?!
— Не знаю.
— Да, действительно. Откуда вам-то знать.
— Она не пропала, в том смысле, что исчезла. У нее, какие-то семейные проблемы, взяла отпуск в колледже, съездить домой.
Я встал. Пожалуй, больше мне тут ничего не узнать. Я подошел к двери, взялся за ручку.
— Ваша милость! — окликнул меня Кадлаев.
Я повернулся.
— Эмм, на счет ваших слов, про заявление…
Он замолк. Не было больше в этом человеке ни надменности, ни чувства превосходства. Не сомневаюсь, будь я простым плебеем Мишкой Шелестовым, господин следователь постарался бы упечь меня за решетку. Не помогли бы угрозы написать заявление, в котором перечислялись бы все его действия, во время нашествия Идолищ на город. Тут у него неплохая крыша. Родственник, наверное, какой-нибудь.
Он даже мой статус полноправного аристократа не воспринял всерьез. Зря. Оказывается, с патрицием справится куда труднее. Сейчас, он полностью признавал мое превосходство.
— Не бери в голову, Аркадий Владимирович, считай, что я пошутил.
— Спасибо, ваша милость.
— И еще, вы знаете кто такой человек, именующий себя Кордом?
Кадлаев побледнел, губы его затряслись. Он замотал головой, не в силах вымолвить ни слова. Значит знает. Вот только не скажет. Наверное, даже под пытками.
Я сидел в дешевой кофейне. Выбрал ее, так как она показалась мне немноголюдной. А одиночество мне сейчас было очень кстати. Требовалось подумать над тем, что я разузнал у Кадлаева. Надо же, этот психопат умудрился восстановиться на службе. Да еще и не отбросил надежды перевестись во Владимирскую полицию.
Потягивая кофе из одноразового стаканчика, я наблюдал за действиями девушки за стойкой. Кофе был так себе, девушка тоже. Когда я вошел в ее заведение, глаза продавщицы округлились, она запоздало склонилась в поклоне, чуть нет разбив голову о стойку.
Все же, такая приметность, как одежда старинного покроя, иногда доставляет неприятности. Например, излишнее внимание окружающих. Ладно бы, прошли мимо, но им требуется поклониться, да еще так, чтобы я это обязательно увидел. А то, кто знает, вдруг патриций сочтет оскорблением, что простолюдин не оказал ему почтения и вызовет полицию.
Может, плакат себе на грудь повесить: «Поклоны не требуются!»?
Итак. Первое, кровь в комнате Кира не его. Значит, есть надежда, что мой друг жив. Это замечательно! Второе, единственная из всего колледжа, с кем не смог поговорить Кадлаев, Айгуль. Это закономерно. Она, по самые уши, замешана в деле исчезновения Кира. Я уверен, в этом. Третье, единственный человек, способный пролить хоть какой-то свет на судьбу Кира — снова Айгуль. Но она уехала. Вроде, как домой. А откуда она родом, я могу узнать только в колледже. Значит, надо топать туда и получить ее адрес. Все просто.
Допив кофе, я смял стаканчик и бросил его в урну. Прихватив трость, я снова вышел на заснеженную улицу. Что ж, пора наведаться в родное учебное заведение. Вот не думал, что вернусь в колледж так скоро.
По дороге на меня нахлынули воспоминания. И дурацкий обморок на построении, и знакомство с Киром, и наша драка с Карпяном и его компанией. И много чего еще. За волной душевного тепла пришло жуткое ощущение. Настя мертва. Судьба Кира неизвестна. Айгуль, из такой манящей, одурманивающей, превратилась в символ страданий. Стискивая рукоять трости, словно решив раздавить ее, я не заметил, как уже добрался до колледжа.
Все те же решетчатые ворота стояли нараспашку. Покидая колледж, всего лишь полтора месяца назад, мне казалось, что я покидаю его навсегда. Но, как оказалось, разлука была недолгой, а встреча безрадостной.
Я двинулся к воротам. Расчищенные от снега дорожки оказались практически пустыми. И не удивительно, сейчас же разгар дня, все на лекциях, или на стадионе. Хотя, нескольких студентов я увидел. Они кланялись, взирая на меня удивленными глазами. Некоторые даже узнали меня, но не спешили с дружескими приветствиями. Я ведь теперь патриций, а они плебеи.
Решил сразу идти в кабинет директора. Поднялся по крыльцу учебного корпуса, вошел внутрь. Поднялся на этаж и вот, передо мной дверь директорской приемной. Постучал.
— Войдите.
Голос секретаря. Я шагнул в кабинет. Секретарь сурово глянула на меня из-под очков, но тут же изменилась в лице. Поднялась. Поклонилась.
— Ваша милость, чем могу услужить?
Судя по всему, она меня не признала.
— Здравствуйте, мне бы очень хотелось увидеть Петра Сергеевича.
— Присядьте, ваша милость, я доложу о вас. Как вас представить.
— Михаил Шелестов, студент первого курса колледжа, — улыбнулся я.
Она тоже улыбнулась в ответ. Но на лице застыло непонимание. Она серьезно меня не помнит! Хотя, тут целый колледж таких «студентов».
— Скажите, я от его сиятельства Ингвара Воронцова.
Имя моего «папаши», имело прям магический эффект. Во всяком случае, в отношении мелких служащих и чинов. Брови секретаря взлетели вверх, и она поспешила к двери директорского кабинета. Торопливо постучала, и скользнула в кабинет.
Вскоре она вернулась, с приклеенной к лицу улыбкой, пригласила меня пройти к директору. Когда я вошел, Савельев не спеша поднялся, коротко поклонился и вернулся в свое кресло. Его поведение вовсе не напоминало то, как он расшаркивался перед Воронцовым. Ну, так Ингвар — наследник главы рода Воронцовых, а я так, для многих еще и не понятно кто.
— Рад видеть тебя, кхм, вас, ваша милость, — поприветствовал меня директор.
— И я вас, Петр Сергеевич, — соврал в ответ я.
— Что тебя привело к нам? Вас, простите, никак не могу привыкнуть к новому положению вещей.
— Петр Сергеевич, давайте, для простоты, вы будете меня называть, как обычно, по фамилии.
— Ну, с вашего позволения, Миша.
По фамилии называть все же не стал.
— Я ищу Кира, Петр Сергеевич. Надеюсь, на вашу помощь.
Лицо директора стало озадаченным.
— С Кириллом произошло нечто, загадочное и ужасное. Но даже не знаю, чем я могу помочь. Все, что знал, я рассказал полиции. Какие-то несчастья обрушились на наш колледж, в этом учебном году. Сначала, Карпов, с его ужасным поступком в отношении Сухомлиновой. Как она, кстати, и остальные ребята?
— Все погибли.
В этот раз на лице директора отразился ужас.
— Все? — выдохнул он. — Боже!
— Да, Идолище третьего класса, в Японии.
— Да, да. Я слышал о том, что вся ауксилия Воронцова пострадала, но что погибли все ребята, ушедшие с ним.
Он покачал головой.
— Хочешь, Миш, чаю или чего покрепче?
— Нет, спасибо.
— А, как ты спасся? Хотя, извини. Не мое дело.
— Мы, с Ингваром Воронцовым, чудом пробились к остальным.
В подробности я решил не вдаваться.
— Повезло тебе, оказаться рядом я с Белым Витязем.
— Точно.
Кому еще больше повезло — большой вопрос. Но не думаю, что Савельев тот человек, с кем следует откровенничать.
— У меня, из-за поступка его сиятельства, столько проблем теперь, — выдохнул Савельев. — Никто не ожидал, что он проявит к тебе такую милость.
Вон, что! Я думал, директор говорит о том, что Воронцов вытребовал себе неподготовленных ауксов, а он о моем усыновлении. Проявил он милость, ага, они там вместе с его папашей милость проявляют, я аж устал от таких щедрот.
Савельев усмехнулся:
— Несколько уважаемых патрициев уже спрашивали меня, сколько еще будущих аристократов учится в моем колледже.
Я решил не развивать эту тему. Не за тем я пришел, чтобы сочувствовать Савельеву.
— Петр Сергеевич. Я бы хотел поговорить со старостой первого курса, Айгуль Халиковой.
— Нет, Миш, сейчас это не возможно. У нее там трагедия в семье, она уехала пару недель назад.
— А какая трагедия?
Савельев недовольно взглянул на меня, как на человека лезущего не в свое дело.
— Родственники у нее погибли, сразу несколько.
— Прискорбно. А могу ли я узнать, откуда Айгуль родом, из какого города.
— А ты не знаешь, вы же вроде общались, да еще на одном курсе учились.
— Как-то не заходил разговор об этом. Но сейчас, мне требуется узнать ее адрес.
Директор недоверчиво посмотрел на меня. Затем поднял трубку телефона. Когда на том конце провода ответили, он произнес:
— Дело Халиковой принеси мне, пожалуйста.
Пока мы ждали, Савельев еще раз предложил мне «что-то покрепче», но я опять отказался. Петр Сергеевич очень изменился за то недолгое время, пока я отсутствовал. Он словно бы постарел, разом, лет на пять. А то, и на десять. Действительно, этот год для него выдался трудным. Вверенное ему учебное заведение, постоянно оказывалось в центре неприятных событий.
То студенты похищают свою сокурсницу и чуть не убивают еще одного учащегося, то нашествие Идолищ, смерть тренера. Эксперимент Воронцова, обернувшийся гибелью практически всех, кто попал в его ауксилию. И теперь вот, исчезновение Кира. Боюсь, Петр Сергеевич не дотянет на своем посту, до конца года.
Вошла секретарша, подала Савельеву тонкую картонную папку. Тот раскрыл ее. С минуту читал. Затем поднял глаза на меня:
— Халикова поступила к нам из Пермской губернии.
— Так она из Перми? Далековато. А почему не поступила в колледж на Урале? Они ведь есть там?
— Есть, конечно. Но выбрала наше учебное заведение.
— Ладно. А дальше что? Она из Перми, а адрес можете сказать?
— Не из Перми, а из Пермской губернии. А адрес, извини, это личная информация. Не имею права предоставлять ее.
Опять, значит, «не имею права». Так-то он прав, личные данные разглашать нельзя. Но вот мне-то они нужны.
— Петр Сергеевич, давайте проясним ситуацию. Полиция занимается делом Кирилла. Его судьба неизвестна. Айгуль — единственная, с кем следователи не смогли поговорить. Мне, сами понимаете, судьба Кира небезразлична. Я хочу найти его, и для этого мне требуется поговорить с Айгуль. Скажите, пожалуйста, мне ее адрес.
Савельев недружелюбно посмотрел на меня.
— У меня слишком много проблем, чтобы влезать в еще одну. Если тебе нужен адрес Халиковой, надо было узнать у нее раньше.
Он захлопнул папку. Похоже, мои поиски зашли в тупик, даже не начавшись.