Видео со мной завирусилось. Оно разлетелись по всей Сети, породив невероятный клубок из мнений, ругани и конспирологических теорий.
Кто-то утверждал, что все это розыгрыш, созданный чтобы поиздеваться над простолюдинами. Другие утверждали, что я ненормальный, нанесший себе татуировку, напоминающую знак усыновления. Некоторые сообщали, что видели лично, как меня, вместе с другими арестантами, этапируют на каторгу.
Противоположное мнение гласило, что я действительно усыновленный плебей. Но расходились в причине усыновления. Возможно, Ингвар Воронцов усыновил меня, потому что я спас ему жизнь. Что являлось почти истинной. Другие видели в его поступке хитрый ход, в скрытой от глаз плебеев, борьбе аристократических кланов. Иногда, радовались отчаянные выкрики: «Почему он, а не я!». Запрос в Сети «Как стать патрицием», на короткое время превысил даже запрос с тэгом «порно».
Пресс-служба рода Воронцовых отказалась комментировать произошедшее. Тем не менее, тысячи блогеров и журналистов мечтали взять интервью у меня или Ингвара. Они слетелись в Кагошиму, словно мухи на мед, несмотря на близость Идолища.
Лидия и Ростислав благоразумно убыли в Каноэ, где собирались силы для уничтожения Идолища. И куда на пушечный выстрел не подпускали никого из гражданских. Мы с «папашей», закутавшись в обычные, не старомодные, одежды, на простенькой «Тойоте» ехали к аэропорту Кагошимы. Где нас ждал частный рейс до Владимира. За рулём сидел все тот же горилла. О попытке убить меня мы не разговаривали. Что я мог сказать? Ах, вы, негодяи, решили избавиться от меня?
Горилла бы ответил, что просто отошёл по надобности. А Воронцов, что и вовсе ничего не знает. Это, если бы он общался со мной. Но Белый Витязь хранил холодное молчание, словно я не человек, а самодвижущийся автомат, прилипший к нему.
Хотя, он произнёс одну единственную фразу: «Летим во Владимир, тебя хотят увидеть». Кто и зачем Воронцов не сказал. Но я и сам догадывался, что предстану перед чем-то вроде Совета рода. И раз не получилось избавиться от меня по-тихому, решат мою судьбу по-другому.
В аэропорт мы прошли не по центральному входу, а по специальному, для VIP-персон. Нас не досматривали, не проводили через металлоискатель. Встретили с поклонами и проводили к стойке оформления. Точнее с поклонами встретили и проводили только Воронцова, на меня служащие аэропорта, даже не смотрели. Может не узнали, или понимали мой неопределённый статус, или их всех в сети забанили. Причём на всех ресурсах одновременно.
У стойки регистрации нас встретил молодой мужчина, лет тридцати. Японец. Завидев Воронцова, он склонился в поклоне, чуть не припечатавшись лицом о стойку. Ингвар небрежно бросил паспорт на стол. Мужчина произнес:
— Рад услужить.
Взял паспорт, так нежно, словно тот был из хрусталя. Практически не глядя в документ, нажал несколько клавиш на клавиатуре.
Закончив с документами, он, снова с поклоном протянул паспорт Воронцову.
— Милости прошу, ваше сиятельство.
Воронцов забрал документ и молча двинулся по коридору.
Следом подошёл я. Тут мне пришлось познакомиться с таким явлением, как лизоды. Лизодами пренебрежительно называли часть обслуживающего персонала в любой сфере. Их отличительной чертой считалось горячее желание угодить патрициям. В то же время, выполнить свои обязанности по отношению к плебеям, они считали чуть ли не оскорбительными для себя. И старались, либо избежать таких обязанностей, либо исполнять их из рук вон плохо, или как можно бестактнее, по отношению к клиенту.
Лизодов травили в Сети, иногда их колотили потерявшие терпение клиенты, с лизодами боролись работодатели, деньги-то плебеев ничем не отличаются от денег патрициев. Но явление это, хоть и не распространялось, но и не умирало.
Я положил на стойку документы. Сотрудник аэропорта взял паспорт, раскрыл его и просто отложил в сторону. Со сосредоточенным видом он уткнулся в компьютер. Сначала, я решил, что он занимается обычной дежурной операцией. Думал, вот сейчас он вернёт мне документы и предложит идти на посадку. Но минуты тянулись, а мужчина за стойкой и не думал обращать на меня внимание.
Воронцов ушёл уже довольно далеко. Мне где его искать потом? Даже, если коридор ведёт сразу к самолёту, мне придётся бежать. Вряд ли наш взлёт задержат, ради меня.
— Не могли бы вы заняться моими документами? — спросил я.
Мужчина кинул на меня неприветливый взгляд.
— Времени до посадки достаточно, вы успеете.
Я посмотрел на время. У меня есть десять минут. Вроде бы и достаточно. Чего там сложного, пройти к самолёту и подняться по трапу. Но это если у тебя — десять минут. Работник же аэропорта явно собирался тянуть моё отправление до последнего.
Воронцов, не обращая на меня внимания, уже хотел свернуть за угол. А там, кто его знает, может быть несколько направлений. И, как мне выбрать правильное?
— Отец! — крикнул я. — Подожди, тут у человека какие-то проблемы.
Не мог я удержаться, чтобы не поддеть Воронцова. Ингвар повернулся и откатил меня пренебрежительно взглядом. Но все же остановился.
Мужчина за стойкой удивленно оторвался от монитора. Посмотрел в сторону Воронцова. Когда он увидел, что тот стоит и ожидает меня, взгляд мужчины превратился в испуганный.
— Оддин моммент, никаких проблем, — торопливо промямлил он.
Он схватил мой паспорт. Принялся читать так внимательно, словно держал в руках завещание богатого дядюшки. Не старайся, дружок, тебя в это завещание не включили.
Взгляд мужчины из испуганного стал непонимающим. Он никак не мог взять в толк, как может человек низкого происхождения называть отцом, одного из благороднейших людей Третьего Рима. А тот ещё и реагирует на это.
Видимо, решив, что перед ним патриций, по какой-то причуде выдающий себя за простолюдина, работник быстро оформил меня. Возвращаясь паспорт, мужчина склонился в поклоне.
Когда мы с Воронцовым скрылись за поворотом, он зло произнес:
— Ещё раз назовёшь меня отцом и, клянусь, я тут же прикончу тебя.
Я хотел напомнить, что он уже не раз пытался угробить меня, но передумал. Не стоит дёргать тигра за хвост, особенно разозленного.
— И как мне тебя называть? Ингвар?
— Как и раньше, «ваше сиятельство».
— Если уж ваше сиятельство угораздило усыновить меня, то, может, оно соизволит поучаствовать в моей судьбе, чтобы подобные эксцессы не повторялось.
Я ткнул большим пальцем за спину, в сторону стойки, за которой остался стоять озадаченный сотрудник аэропорта.
— Что оно? — не понял Воронцов.
— Сиятельство.
— Какое ещё сиятельство?
— Ваше.
Он снова откатил меня уничтожающим взглядом. Отвечать мне не стал. Так, в молчание, мы и сели в самолёт.
Лайнер оказался очень похожим на тот, в котором мы с Лидией летели в Новгород. Только куда лучше. Но это на мой взгляд. Каждая деталь тут говорила о сдержанной роскоши. Ни одного предмета по принципу «облили золотом, обваляли в бриллиантах». Но ты сразу понимал — даже за изгибом плавной линии кресла, угадывались немалые суммы, потраченные на разработку его дизайна.
Взлетели спокойно. Воронцов больше не удостаивал меня разговором. Он молча смотрел в иллюминатор, на проплывающие за ним облака. Наверное, сейчас Белый Витязь раздумывал, как он вляпался-то в такое — усыновил простолюдина. И ничего ему не помогает избавиться от меня. Он пытался бросить меня на периметре, нанимал убийц, чтобы разделать со мной в Кагошиме. Но я, по-прежнему, жив.
Не знаю, о чем думал Ингвар Воронцов на самом деле, но моя интерпретация его мыслей позабавила. Правда, чуть позже, моя радость потускнела. Когда я подумал о другом. Вот Воронцов, один из высших аристократов, знаменитый борец с Идолищами, защитник людей, носящий благородное прозвище Белый Витязь. Чего он так нервничает? А он явно нервничает. Кто может оспорить его решение — усыновить меня, кто может наказать его за это?
Мне стало не уютно. Представив могущество тех людей, и сравнивать их с собственной значимостью, я и вовсе загрустил. С другой стороны, разве это повод отступать? К тому же, от меня зависит теперь и судьба Кира, если он жив.
Приемному сыну патриция, куда проще помочь другу, чем беглому ауксиларию.
Миловидная стюардесса предложила нам обед. Высокая девушка, лет двадцати пяти, в темно синей форме и белой блузе. Из-под круглой шапочки на ее голове выбивались несколько чёрных завитков. Думаю, она это сделала специально, слишком уж хорошо она смотрелась с ними.
С белоснежной улыбкой стюардесса вкатила хромированную тележку. Еда оказалась на удивление простой, никаких изысков и излишеств. Густая горячая солянка, сочный бифштекс с овощами, шоколад на десерт и крепкий американо.
А вот обслуживание так не порадовало. Если Воронцову девушка подавала блюда с утонченной грацией, то, когда дошла очередь до меня, её поведение изменилось. Нет, она все так же ослепительно улыбалась, была предельно вежлива. Но тарелки опускала с таким стуком о поверхность стола, словно еле сдерживалась, чтобы не бросить её. Приборы и вовсе оглушительно лязгнули.
— Приятного аппетита.
Недовольный взгляд на её лице, превращал широкую белоснежную улыбку в гримасу.
Опять лизодьё? Или мне мерещится? А может у девушки просто болит голова. Я махнул рукой и принялся за еду. Ничего, переживу.
— Желаете выпить, господа?
Стюардесса появилась, едва мы закончили с обедом. Следила она, что ли?
Воронцов медленно кивнул.
— Эл Эспри де Курвуазье? — спросила девушка.
Воронцов подумал.
— Лучше Камю Кюве, — произнёс он.
— Вам?
Она посмотрела на меня и её лицо снова превратилось в маску. Я заметил, как Воронцов тоже смотрит на меня, с любопытством и насмешкой. Интересно, он ожидает, что я закажу какую-нибудь бормотуху или скажу «тоже самое»?
— Хэнесси, Ричард.
Смешно будет, если в этом мире никакого Хэнесси нет. Получится, что я действительно заказал бормотуху. Но по вытянувшемуся лицу Воронцова я понял, мне удалось его удивить.
Да, в прошлой жизни, точнее позапрошлой, когда я был незаслуженно богат, «Хэнесси Ричард» являлся моим любимым коньяком. Как сейчас помню, полмиллиона за бутылку. Деньги, что вода, уходили сквозь пальцы, но поток от «Старт-Теха» не иссякал. Знал бы я тогда, какой ценой!
Кстати, насчёт пальцев. Сначала я не поверил своим глазам. Стюардесса принесла два пузатых бокала на высоких ножках. Воронцов подала, как положено, взяв за тонкую ножку и водрузив его перед патрицием.
Мне же — обхватила стенки бокала и, как ей казалось, незаметно опустила палец в темно-янтарную жидкость.
Я едва успел заметить это. Сперва, потерял дар речи. Стюардесса оглянулась на мгновение, но и этого было достаточно, чтобы понять — она это сделала нарочно. Просто потому, что я не аристократ?
— Девушка, — позвал я. — Замените напиток. И я хочу, чтобы вы налили его мне из бутылки здесь, передо мной.
Честно говоря, я не ожидал, что она станет упрямиться. Просто хотел лишний раз погонять её, чтобы неповадно было, мыть руки чужим коньяком.
Но она возразила:
— Простите, но с напитком все в порядке, наслаждайтесь.
Я бросил взгляд на Воронцова. Тот не понимал в чем дело, но догадался, что мне опять досталось от обслуживающего персонала. Разумеется, спешить мне на помощь он не собирался.
— Я попросил вас, заменить мне напиток, — твёрдо произнёс я.
— Простите, но не вижу причин.
Действительно, чего это пес, допущенный к барскому столу, разлаялся, когда ему указали место. Именно такие мысли я прочитал в глазах стюардесса.
Воронцов уже откровенно веселился. Стараясь остаться невозмутимым, он все же ехидно улыбался.
— Ты опустила палец в коньяк, свинота! — рявкнул я.
Лицо стюардесса приняло нарочито обиженное выражение. В её тоне засквозила издевка.
— Ничего подобного.
— Ваша милость, не забывай добавлять.
— Пффф!
Вот это её непроизвольное «Пффф» вывело меня из себя. Если до этого, я ещё сомневался, что девка просто тупая лизодка, то сейчас не осталось никаких сомнений. Не помня себя, я схватил бокал с коньяком и выплеснул содержимое прямо в лицо стюардессе.
Оставшийся полет нас сопровождала другая стюардесса. Чисто по-человечески, мне было немного жаль и первую стюардесса, и того парня на стойке. Когда постоянно обслуживаешь представителей княжеских и боярских родов, поневоле произойдёт нечто, вроде профессиональной деформации. Начнёшь причислить себя к некому кругу избранных и свысока просматривать на других плебеев, ни разу в своей жизни не встречавших живого аристократа. Но это не оправдывает мерзкого отношения к клиентам из низшего сословия. И хотя мне, перед самим собой, было неловко за несдержанность, но девка получила по заслугам. Палец в коньяк окунать! Додумалась же!
По неволе вспомнил того стюарда, сопровождавшего нас в полете в Новгород. Он спокойно, даже с каким-то достоинством, исполнял свои обязанности и по отношению к Лидии, и по отношению к нам — простолюдинам.
Наслаждаться горячими блюдами во время оставшегося полёта я поостерегся. Кто знает, чего они могут сунуть в него перед подачей. Пришлось обходиться едой в вакуумной упаковке и минералкой. И с завистью смотреть на Воронцова, с аппетитом уплетающего очередной шашлык, томленную рыбу со специями и бифштексы. Ему то, ничего в еду не сунут! А если попробуют, он так сунет в ответ, забеременеет даже диспетчер на земле.
Через десять часов непростого, в моральном смысле, полёта, внизу замаячили огни Владимира. Безбрежное море электрического света расплескалось по земле. Чёрные линии автострад, ограниченные пунктиром фонарей, оплетали столицу словно кровеносные сосуды. Огни высотных зданий тянулись к нам, словно конечности Идолищ-гигантов. Телевизионные вышки возвышались над домами.
Самолёт качнуло. Мы начали заходить на посадку. В иллюминаторе я видел, как крыло с моей стороны задралось. Огни мегаполиса внизу поредели. Автострады разбежались паутиной междугородних трасс. Одна из них вела в Москву. Куда мне требовалось попасть позарез. Но сейчас, тут во Владимире, я был так же далеко от Москвы, как и в Каноэ. Вряд ли, Воронцовы дадут мне возможность свободно шастать по стране. Во всяком случае, в ближайшее время. А что будет после того, как я предстану перед боярским родом? Будущее покажет.
После приземления мы так же, как и в Кагошиме, через VIP-зону, прошли в зал выдачи багажа.
Зал уже был общим. Множество пассажиров с других рейсов ожидали, когда их вещи покажутся на транспортерной ленте. Воронцов, облаченный в обычную одежду, накинул на лицо шарф и отошёл в сторону. Я последовал за ним. В суматохе аэропорта никто не узнавал Белого Витязя.
Я следил за транспортерной лентой, ожидая увидеть свою сумку. А вот чемодан Воронцова я тащить не собирался.
Из дверей VIP-зоны появился носильщик в одежде сотрудника аэропорта. Оставив мою сумку у дверей, он понёс чемодан в нашу сторону.
— Ваше сиятельство, — поклонился он. — Желаете, забрать багаж, или прикажите донести до авто?
Воронцов молча протянул руку и взялся за ручку чемодана. Носильщик поклонился и двинулся прочь от нас. Моя сумка так и осталась лежать возле дверей.
Опять лизод? Да, что ж такое! Наверное, это я такой везунчик. Явление-то редкое, а тут уже третий за одни сутки. А может, дело в том, что я оказался среди тех служащих, кто часто работает с аристократами, вот у них процент лизодов и выше.
Стало обидно. Ещё бы ногой пнул сумку, лизоблюд хренов.
— Эй, человек! — окликнул я носильщика.
Тот удивлённо оглянулся.
Я постарался придать своему голосу столько высокомерия, сколько смог.
— Подай сумку, живо!
Носильщик в нерешительности замер. Ну никак я не тянул на благородного, в его глазах.
— Оглох, что ли? — рявкнул я.
Люди удивлённо поворачивались на мой громкий голос. Носильщик, помедлив ещё секунду, засеменил к сумке, поднял её и поднёс ко мне.
— Ваша милость, — в его голосе сквозило неуверенность. — Желаете…
Я выхватил у него сумку.
— Мне вот интересно, а без того, чтобы на тебя наорали, ты никак?
Не дожидаясь ответа, я двинулся к выходу. Воронцов, в этот раз шёл следом. Люди, толкущиеся в зале, расступались передо мной, склонялись в поклоне, как того требовали правила и закон. Сейчас в их глазах, я был настоящим патрицием.