Рокот. Том 1: Технический колледж ауксилариев. Том 2: Проблемы молодого аристократа

Глава 31

После обеда всех студентов собрали в большом зале учебного корпуса. И нам пятерым, в обстановке, силящейся быть торжественной, вручили дипломы. На церемонии не было, ни Лидии, ни Воронцова, они уехали сразу, после того, как определились пятеро победителей. Савельев вручал нам синие книжицы, жал руки, даже пытался улыбаться. В зале вяленько хлопали, а при представлении одного из нас включалась бравурная музыка.

Слава богам, все это быстро закончилось. Вечером, в учебной части, намечалось небольшое мероприятие, вроде проводов. Мы пятеро, должны были там присутствовать обязательно. Предполагались тортик, чай, немного чего-то покрепче и дружеская беседа. Хм, ну ладно.

Ровно в восемь вечера, в вычищенной и отутюженной синей форме, я пришел в учебную часть. Посреди просторной комнаты, стояли несколько сдвинутых столов. По углам висели шарики и какие-то ленты, вроде как, торжество же у нас. Играла негромкая музыка.

Я пришел не первым и не последним. Кроме Савельева и нескольких преподавателей, на стульях уже сидели Коновалов и Макаров. Я подошел к ним.

— Повезло же тебе, что ты оказался здесь, — сказал Макаров, когда я уселся рядом.

— Почему?

— Если бы твой друг не отказался, то сидел бы ты сейчас за зубрежкой.

Федька Макаров, всегда недолюбливал нас с Киром. Он один из тех, про которых Коновалов сказал, что они считают наше присутствие на проекте «не по рангу».

— Ага, — согласился я. — Точно так же, как Бузырь, твой друг Егорка и еще парочка с твоего курса.

— Егора ты вообще пытался столкнуть с трассы! — обвинил меня Федор.

— А он выталкивал Кира.

— Парни, хватит! — почти командным тоном одернул нас Коновалов. — Мы теперь все вместе, уже не важно, кто с третьего курса, кто с первого. Кто, что делал в прошлом. Завтра уже наши жизни будут зависеть друг от друга. И каждый здесь доказал, что не подведет. Так, Федор?

Федька кивнул, и принялся осматривать комнату, с видом, что ему, вообще-то все равно.

Последними пришли Настя и Фадеев. Не вместе, а по отдельности. Настя делала вид, что не знает меня. Фадеев, в противовес Макарову, оказался довольно дружелюбен. Собственно, я никогда не замечал, чтобы он цеплялся к нам с Киром. Простой высокий белобрысый парень. Звали его Виталиком.

Сели, посидели. Съели бутерброды и тортик с чаем. Немного коньяка. Послушали, как никто не ожидал, что его сиятельство обратит внимание на наш колледж. Что некоторым ученикам так повезет, оказаться сразу в ауксилии Белого Витязя. А ты, Шелестов, молодец, конечно, но тебе повезло вдвойне, из-за необычного решения Новикова. Ну, спасибо, блин.

За время застолья, я иногда ловил на себе странные взгляды Насти. Она словно раздумывала над чем-то, и этим «чем-то» был я.

Вскоре преподаватели начали потихоньку расходиться. Завтра всем на работу. Да и нам тоже пора, завтра с утра, нам предстояло броситься в новую, неизвестную жизнь. Коновалов и Фадеев, попрощавшись, ушли. Макаров разговаривал с Настей, то ли клеился к ней, то ли вспоминал студенческие годы.

Ко мне неожиданно подсел Савельев.

— Ну, что, Миша, волнуешься, ты ведь только, считай, поступил к нам, — он впервые назвал меня по имени, а не по фамилии.

Я пожал плечами.

— Не особо.

— Ох, Михаил, рано тебе еще в ауксилию отправляться, твой друг, Новиков, поступил куда умнее.

— Знаете, Петр Сергеевич, в чем-то вы правы. Не успел я пройти весь курс. Ни ООУСМД, ни другие, но с Мощью-то я управляюсь лучше многих. Думаю, этого пока достаточно.

Савельев вздохнул:

— Дело не в учебных предметах, знаниях и даже владении Мощью. Хотя нет, именно в ней. Ты считаешь, что раз немного превосходишь остальных, то все дороги для тебя открыты. У вас, кому повезло, или не повезло, родиться с даром, случается такое.

— О чем это вы?

Я искренне не понимал, к чему клонит Савельев. Может, просто перебрал коньяка и решил поиграть в доброго дядюшку. Собственно, злобным-то он и не был, лишь по работе, где определенная жесткость необходима.

— Ты знаешь о законе одного и десяти процентов? — спросил он.

— Нет, — честно ответил я.

Савельев всем своим видом изобразил: «а чего еще, можно было ожидать».

— Население Третьего Рима — двести миллионов. Аристократов из них, всего один процент. Столько же людей низкого сословия способного обращаться с Мощью. Но дальше у патрициев включается правило десяти процентов, то есть уровень Легионера преодолевают десять процентов аристократов. Из них, до уровня Опциона, доходят только десять процентов, из Опционов до Центурионов тоже десять. И те же десять процентов Центурионов, преодолевают свой уровень и становятся Трибунами.

— А я здесь при чем, Петр Сергеевич, я ведь не аристократ, — усмехнулся я.

А сам подумал, какого черта, у меня ведь уже практически Опцион. Неужели, с такими возможностями, мне придется прозябать всю жизнь в ауксилариях?

— При том, что у ауксилариев вместо десяти процентов, включается правило одного процента. То есть, повышение получает только один процент ауксов. А из них, выше могут подняться тоже только процент. Забавно, что у благородного сословия, когда Трибуны пытаются стать Легатами, тоже включается правило одного процента.

— Все равно, я не понимаю о чем вы.

— О том, Миша, что не надейся только на Мощь. Не надо соваться в самое пекло, в надежде, что своими способностями ты сможешь проявить себя. А ты ведь именно так и захочешь поступить, амбиций в тебе много.

— Извините, Петр Сергеевич, могу я у вас Мишу забрать?

За спиной стояла Настя.

— Да, да, конечно, — Савельев поднялся. — Пора уже, завтра у всех дела.

— Проводишь меня до комнаты, а то Макаров прохода не дает?

Я оглянулся. Никакого Макарова рядом не было. Мы, вообще, были одни в комнате.

— Ладно, — слегка растеряно сказал я.

Мы вышли на улицу. Двинулись к общаге.

— Миш, извини меня, за то, что я так говорила с тобой. Просто сорвалась, не ожидала от Кира такого.

Снег скрипел под ногами.

— Ладно. Только больше не надо так.

— Извини, еще раз.

Настя ухватила меня под руку. Вроде, как опасаясь поскользнутся.

— Не думала, что он вот так, испугается в последний момент.

— Он не испугался.

— А, что тогда?

— Значит, считает, что так правильно.

Взять бы, выложить ей все. Что Кир страдает от раны. Между прочим, ее нанес Настькин дружок, нашла с кем связаться. Что, преодолевая боль, он участвовал в «Моей ауксилии», чтобы нас тянуть. Но Кир запретил об этом говорить Насте.

В фойе общаги она сказала:

— Доведи до комнаты, вдруг Макаров там торчит.

Поднялись наверх. Настя открыла дверь. В комнате не горел свет.

— Зайдешь?

— Да нет, Насть, спать надо, завтра вставать рано.

Она подошла близко-близко. Заглянула прямо в глаза. Мне показалось, еще секунда, и она расплачется. Взяв меня за руки, она вдруг прильнула ко мне, прижав одну мою руку к груди, а вторую к своей ягодице. Я ощутил упругое тело под одеждой.

— Да хватит уже, заходи, нам надо держаться вместе!

Она попыталась поцеловать меня.

Я оттолкнул ее. Ладонь надавила на девичью грудь.

— Ты чего? — в полнейшем шоке спросил я.

— Ничего! — в глазах девушки заблестели слезы.

— Послушай, Насть, я все понимаю, ты сейчас расстроена…

Дверь с грохотом захлопнулась передо мной, чуть не ударив по носу.

Я уже направился к лестнице, когда передо мной появилась Айгуль. Покосившись на дверь Настиной комнаты, она спросила:

— Все нормально?

— Нормально, а ты что здесь делаешь?

— От Таньки шла.

— Так вы с ней подруги теперь?

— Благодаря тебе.

— Как это?

— Помнишь, как ты предложил втроем встречаться?

— Помню, вы многое потеряли, не согласившись.

Айгуль улыбнулась:

— Мы тебя, так материли вместе, что сдружились.

— А…вон как. Ну, хорошо, наверное.

— Хорошо. Ты куда сейчас?

— К себе, выспаться надо, завтра я — все, уезжаю.

— Точно. Хочешь чаю?

Вопрос прозвучал неожиданно. Ну, а почему бы нет. Чашка чая сон не испортит, а вот возвращаться смотреть на Кира, после того, как его девушка… Бывшая, правда.

Ой, мля, лучше бы он не отказывался, от предоставленного Воронцовым, шанса. И что? Помер бы на первой же зачистке?

— Миша, — позвала меня Айгуль. — Чай!

— А да, — очнулся я от нахлынувших мыслей. — Хочу, пойдем. А куда?

— В столовую, до утра подождем! — язвительно ответила Айгуль. — Ко мне, конечно.

Она двинулась вперед. Сейчас я обратил внимание, что наша, уже не «наша», точнее не моя, староста, одета в короткий халатик. Он выгодно подчеркивал фигуру Айгуль и открывал довольно привлекательные ноги. И почему, когда я впервые увидел ее, то посчитал самой невзрачной? Наверное, по сравнению с Танькой.

В комнате Айгуль оказалось очень уютно. Она была меньше стандартных и рассчитана всего на одного человека.

— Привилегия старосты, — пояснила девушка.

Выходит, если бы Кир стал старостой вместо Айгуль, то он переехал бы в другую комнату? И тогда у меня не было бы такого друга? Выходит так. Не знаю, приложила ли Айгуль руку к тому, чтобы Кир получил предупреждение, как раз перед выборами старосты. Но если да, то спасибо ей за это.

У окна расположился небольшой столик. На нем стоял чайник и коробка с пакетиками чая. Мы вот с Киром, как-то не додумались купить чайник в складчину, и глыкали минералку.

Айгуль приседа, вынула из тумбочки три чашки. Точнее, две чайные чашки и один бокал.

— С нами еще кто-то будет? — спросил я.

— Нет. Ты ведь не думал, что я буду поить тебя пакетированным чаем.

— Даже, не знаю. А есть разница?

— Сейчас поймешь, — ответила девушка, извлекая пачку листового чая. — Для особых случаев. Сейчас, как раз такой.

Мы сидели с дымящимися чашками в руках. Она на кровати, я на табуретке рядом. Смотрели в ночь, через окно, прикрытое тюлем. Беседовали. Вспоминали, как познакомились. Что подумали тогда друг о друге, и о других. Я не стал говорить, что посчитал ее тогда самой невзрачной из девушек. К тому же, сейчас я так не думал.

Вспомнили наше свидание в «Королеве», ужас, когда в колледж вторглись безголовые, а следователь пытался впустить их внутрь. Ту прогулку, под холодным октябрьским небом. И еще много чего. Оказывается, у нас столько общих воспоминаний. И не только с Айгуль. По идее, в этом мире у меня ведь и никого не было, кроме нескольких хороших знакомых в колледже.

— Мы ведь больше никогда не увидимся, — вдруг сказала Айгуль.

— Почему никогда? Все может быть, возьмем, да встретимся.

— Вряд ли. Так обычно и бывает, когда люди расстаются, они очень хотят потом встретиться, но не выходит. А если и встречаются, то это совсем уже другие люди. Совсем не те, что расставались.

Она положила мне руку на запястье и легонько, практически не заметно потянула меня к себе. Я пересел к ней, обнял и поцеловал.

Потом, она лежала на кровати, широко раскинув ноги, закрыв глаза и закусывая губы, чтобы нас не услышали соседи.

Позже, я гладил ее смоляные волосы, смуглую спину, чуть более светлые ягодицы. И не понимал, почему же, тогда, впервые увидев ее, посчитал самой невзрачной.

— Ты прости меня, — сказала Айгуль.

— За что? — удивился я.

— Просто. На будущее.

Она спрятала лицо у меня на груди. И мы еще долго лежали обнявшись.

Поспал я, всего ничего. Показалось, только закрыл глаза, как Кир тут же принялся трясти меня за плечо.

— Миша, ты чего спишь, опоздаешь же!

Я сел на кровати, бестолково хлопая глазами.

— Вставай, вставай! Эта кровать больше не твоя. Так что, бегом умываться!

Формалист чертов. Кровать не моя, видите ли. Я принялся вылезать из-под одеяла. Зацепился ногой, плюхнулся. Чуть не заснул на полу. Но Кир и тут не оставил меня в покое. Я дотопал до ванной комнаты, умылся, почистил зубы. Вернулся уже куда в более бодром состоянии, чем был сразу после сна.

— Ты все собрал?

— Все.

— А где твой пакет?

— Какой еще пакет?

— Я помню, что ты предпочитаешь путешествовать с пакетом.

— Да иди ты, Кир!

Он рассмеялся. А я нет. Взглянул на друга.

— Будем прощаться?

— Штаны сначала надень.

Ну да, без штанов я попрощался ночью с Айгуль. Оделся, вынул собранную сумку. Ту самую, что мне подарили Кир и Настя на Новый год. Кир вдруг стал серьезным.

— Прощай, — сказал он.

— Да не надо, так трагично, — попытался пошутить я. — Человечество придумало Сеть и смартфоны.

Кир кивнул.

— Прощай, Кир.

Мы обнялись, хлопнули друг друга по спине. Пожали руки. Самым нутром я понимал, что такого друга, как Кир у меня больше не будет. Никогда!

— Ты лучший друг, Кир.

Такой друг, какого не было у меня, ни в этой жизни, ни в прошлой.

— Ты там будь осторожнее, и за Настей присмотри.

Далась ему эта Настя. Вспомнив, что она вытворяла вчера, подумал я.

— А ты позаботься о себе. Хватит уже о других.

Он невесело улыбнулся, кивнул. Мы еще раз пожали руки. Я вышел за дверь.

На пропускном сидел Яков Вениаминович.

— Что, физкультурник, все, в путь?

— Да, Яков Вениаминович. Пора.

— Береги себя.

— Спасибо, прощайте.

Он махнул мне рукой и занялся своими делами. Сейчас я уеду, а колледж продолжить жить своей жизнью. Студенты ходить на занятия, преподаватели читать лекции. Вениаминыч будет следит за порядком, а Савельев рассказывать, как следует проверить очередной блок СМД в полевых условиях. Все будет обычно. Как было до моего появления здесь, так и будет после моего отъезда.

Автоматически я глянул в зеркало в фойе. От осознания, что я смотрюсь в него последний раз, на душе заскребли кошки. Оно ведь служило своего рода индикатором для меня. Каким я был в самом начале, каким после нашествия безголовых, каким стал сейчас.

Теперь уже не худющий доходяга, а стройный парень взирал на меня из зеркала. С решительным взглядом. В синей форменной одежде колледжа — подарок нам такой, с сумкой на плече. Я подмигнул своему отражению, прорвемся, Рокот! Но кошачьи когти продолжали что-то рвать в клочья глубоко в душе.

На улице мела поземка. Я заспешил к воротам, где уже собрались четверо моих попутчиков: Настя, Коновалов и двое других: Макаров и Фадеев. Обменявшись приветствиями, мы принялись ждать микроавтобус. Настя снова старалась не смотреть на меня. Но когда я ловил ее случайный взгляд, в нем читалось что-то странное, как вчера, на прощальных посиделках.

Микроавтобус подъехал минут через пятнадцать. Старенький, он скрипел и дымил, словно паровоз. Мы расселись, и он понес нас в неизвестность.

Никто не вышел нас провожать. Мы уже не были частью колледжа. Все было сказано вчера. Я прикрыл глаза. Для меня колледж стал, чем-то вроде дома. Было немного обидно, что никто не пришел махнуть рукой, пожелать удачи. Как-то казенно все выходило, без души. Но, разве можно было ожидать иного?

Я задремал, находясь на пограничье сна и реальности. В сознании возникла странная картина. Будто на улице лето, и все из колледжа: студенты, преподаватели, персонал — вышли проводить нас. В центре стоят директор и преподаватели. Вокруг, студенты и персонал. Они машут нам, улыбаются и желают доброго пути.

Я вижу Савельева, улыбающегося в аккуратно подстриженную бородку с проседью. Рядом стоит Яков Вениаминович, добрая тетенька из библиотеки и Ольга Андреевна, наш медик. Уже оправившаяся от потери брата. И он тоже стоит там. Сладов, с изрезанным шрамами лицом.

Вижу Таньку, прижавшуюся к своему Павлику. Она лукаво улыбается мне, игривый взгляд сверкает из-под пушистых ресниц. Вижу сдержанную Айгуль. Она смотрит немного тревожным взглядом. Губы, что-то шепчут. Пытаюсь разобрать. «Прости меня», — говорит она. К чему бы это?

Вижу других ребят с моего курса. И с других. Даже Бузыря и остальных выбывших из проекта старшекурсников.

С края стоит Кир. Его очки отражают солнечный свет и я не могу разглядеть глаз. Он улыбается, поднимает руку и машет. Над всем этим пронзительно голубое небо, жаркое солнце. Лето.

Автобус дернуло. Я открыл глаза. Мои спутники сидели молча. Кто спал, кто смотрел в экран смартфона. За окнами царила зима. Разумеется, ни ясного неба, ни яркого солнца не было и в помине. Только ветер тянул поземку, словно унося мою привычную жизнь.