Рокот. Том 1: Технический колледж ауксилариев. Том 2: Проблемы молодого аристократа

Глава 35

— Опять гибриды? — недоверчиво усмехнулся Воронцов.

Сейчас в штабной палатке собрались все, кто обладал хоть какой-нибудь властью в нашем маленьком лагере. Капитаны, Ростислав и Лидия, само собой, Воронцов. Даже несколько командиров из Спасательной службы. Их взгляды, казалось, готовы пришпилить меня к месту.

Они мне не верили. Причем, я подозреваю, основной причиной их неверия являлось мнение Белого Витязя, а не собственные измышления. А Воронцов еще утром вынес вердикт: никаких гибридов нет, а я — паникер и лжец.

— Навряд ли, Шелестов, будет целенаправленно врать, причем рассказывая полнейшие небылицы, — негромко произнес Ростислав.

Не все, оказывается, тут согласны с Воронцовым.

Ингвар повернулся к нему:

— Хочешь сказать, он говорит правду, что жители города не погибли, а превратились, черт знает во что?

— Возможно, это особенность данной особи.

— За несколько сотен лет, дорогой мой Ростислав, такого явления ни разу не наблюдалось. Хорошо, предположим, такая особенность есть у этого Идолища. Но уж точно, не за день превращать людей в монстров. И напомню тебе, всегда, слышишь, всегда, главной целью Идолищ являлось убийство людей. Не их пленение, не их клонирование, не их гибридизация. Только убийство!

Ростислав возражать не стал. Да и никто не стал. Все ждали, что скажет Воронцов.

Я не выдержал:

— Зачем мне лгать?

Воронцов глянул на меня, словно заговорила мебель. Но до ответа снизошел:

— Затем, что ты бросил боевых товарищей в беде. Бежал! А, чтобы оправдаться, продолжаешь рассказывать сказки о гибридах. Может кто-нибудь назовет мне другую причину, почему этот боец, с самого утра, рассказывает нам небылицы?

Последние слова были обращены ко всем остальным присутствующим здесь. Все молчали. Это молчание разозлило меня, куда больше несправедливых слов Воронцова. Я был на волосок от смерти, я сражался, пытался выручить того аукса, Четвертого, но сам чуть не стал добычей Идолища. Но все, мать их, смотрят в рот Воронцову!

— Да пошел ты на хрен, напыщенный придурок! Из-за твоей безмозглости, погибнем мы все!

Не сдержался? Да. Возможно, не будь я настолько измотанным, я бы постарался донести свою мысль более аккуратно. Или вовсе бы промолчал. Но, как говорится, слово не воробей.

Вокруг раздались возмущенные вскрики. На меня уставились, словно я подошел и укусил Воронцова. Лицо одного из капитанов налилось от негодования кровью. Только Лидия смотрела на меня заинтересованно. Мне показалось, она даже слабо улыбнулась.

Сам Воронцов побледнел. Напряженное лицо Витязя, казалось, похудело в одно мгновение. Скулы заострились, губы сжались в тонкую черту, глаза свирепо засверкали.

— Как ты смеешь! — почти беззвучно просипел он. — Холоп! Чернь! Плебей! Как ты смеешь, со мной так разговаривать!

Да, вот так! Я посмотрел прямо в глаза разбушевавшегося аристократа. Хотелось еще для пущего эффекта съездить ему по физиономии. Командир хренов, угрохал десяток бойцов, да еще не верит единственному выжившему!

Воронцов уже овладел собой.

— Под арест его! — срывающимся голосом приказал он.

Меня схватили, вывернули руки. Если бы я хотел, то выжег бы эту палатку, со всеми, кто здесь находятся. Спасатели и капитаны не ровня мне, во владении Мощью, а аристократы не ожидают от меня таких впечатляющих способностей. Может быть, только Лидия.

— Увести!

Меня вытолкали из палатки. Двое ауксов держали меня за руки, а тот самый, побагровевший от моих слов капитан, заорал:

— Ты охренел? Так разговаривать с его сиятельством!

Он замахнулся.

— Только попробуй, — сказал я ему.

Тихо так сказал, не торопясь. Капитан, что-то почувствовал в моих словах. Замер с занесенной рукой. Несколько секунд раздумывал, ударить меня или нет. Опустил руку. И правильно сделал. Потому что я не раздумывал бы ни секунды. Мощь уже гуляла во мне раскаленной волной. Сначала, я бы ударил тех двоих, что скрутили мне руки, а потом разорвал бы капитана напополам.

Мне уже надоели эти игры в патрициев и плебеев, где я постоянно оказывался на нижних ступенях иерархии. Но если таковы правила этого общества, то я готов играть по ним и выиграть. Но позволить в отношении себя рукоприкладство, уж увольте! Плевать я хотел, на такие правила!

Меня заперли в одном из передвижных контейнеров со всяким снаряжением. Возить с собой переносную тюрьму никому не приходило в голову. Да и, наверное, до моей выходки, такая вещь в ауксилии и не требовалась. Я уселся на сваленные в угол свертки и задумался.

Все идет как-то не так. Вместо того, чтобы найти путь к сближению с аристократами, я наоборот, нажил себе врага в лице Воронцова. А он, как я понимаю, пользуется огромным авторитетом среди патрициев. Блин, да, что такого ему сказала про меня Лидия? А я уверен, причиной его неприязни ко мне, кроется именно в этом.

И еще. После вспышки ярости, когда я был готов растерзать и капитана, и скрутивших меня ауксов, пришло осознание. Будь я по уровню владения Мощью хоть Легатом, по словам нашего директора в техникуме, способных рвать Идолищ голыми руками, идти против сословного общества в открытую, я не смогу. Никак. Меня либо пленят, подсыпав яда, снотворного или шандархнут по голове, и, как я уже думал, отправят в лабораторию, исследовать, как это плебей обзавелся такими способностями. Или вовсе уничтожат.

Какая там судьба у «одаренных» простолюдинов, не пожелавших вступить в ауксиларии? Криминал, бродяжничество и вечный страх быть обнаруженным. Тут я вспомнил тех мутных типов, устроивших мне новогоднюю прогулку. Вот они-то, пожалуй, обрадуются, если в отчаянии, я сам прибегу к ним.

Лег поудобнее. Ладно, прочь дурные мысли. Посмотрим, как там обернуться дела. По идее-то, я ничего страшного не сделал. Вспылил просто. К тому же, имел к этому все основания. Но вот для общества Третьего Рима, я практически опасный безумец, посмевший столь неуважительно разговаривать с представителем высшей аристократии, три раза их всех через коромысло!

Интересно, наказание на меня наложат здесь, по-свойски, так сказать или отправят в тюрьму Кагошимы? А там уже, суд и приговор. Да, бред же. Ничего такого не будет. Отправит Воронцов меня полы драить, Настьке в помощь. Кстати, а что тогда делать, смириться, бежать, бороться?

За дверью послышался шум. Загрохотали запоры и дверь открылась.

— Вот это ты учудил!

Белов смотрел на меня со смесью недоверия и чрезвычайного удивления.

— Ну, выходи, хватит нежиться-прохлаждаться, потолком любоваться.

Я вышел. Там стояли все наши, из техникума. Настя смотрела на меня с удивлением, долей восхищения и даже, как мне показалось с завистью. Коновалов, Макаров и Фадеев тоже пучили глаза, но скорее с неодобрением.

— За мной, бойцы-молодцы!

Белов зашагал прочь от лагеря. Мы двинулись следом.

— А куда мы идем? — тихо спросил я.

Молчание в ответ. Я непонимающе посмотрел на товарищей.

— Тростник ломать, точнее бамбук, — нехотя ответил Макаров.

— Зачем?

— Разговорчики в строю! — одернул нас Белов.

Дальше мы шли молча.

Макаров не соврал, вскоре мы подошли к небольшой бамбуковой рощице.

— Шелестов!

Я шагнул к Белову.

— Задача — наломать прутья бамбука, сто штук. Диаметр ствола примерно такой, — аукс оттопырил большой палец. — Ломать будешь голыми руками. Ну, если не дурак, сообразишь. Выполняй.

Я двинулся к роще. Остальные остались стоять.

— А вы? — спросил я.

— А мы, Мишка, на разговоры шибкий слишком, будем следить, чтобы ты не убег.

Белов пожал плечами и махнул рукой в сторону рощи.

Не знаю, зачем тут кому-то понадобился бамбук, зато, кажется, понял, что для меня придумал Воронцов. Будет гонять на самые грязные работы. Не сам, конечно, он только приказ такой отдал. А за него все сделают Белов и остальные, в чье распоряжение я попаду.

Забравшись в рощу, стараясь идти, как можно шумнее, чтобы распугать змей, я нашел подходящий побег. Высотой метра три, у основания куда толще, чем показал Белов, но по остальной длине подходящий. Попробовал сломать его. Растение поддавалось с трудом. Я матерился, потел, обдирал руки, но кое-как сломал побег, измочалив его у места слома.

Так, ну на фиг такую работу. Блин, это напыщенная морда — Воронцов, знает, как задолбать человека. Я пока сотню стволов сломаю, следующее утро настанет. А руки постираю в кровь. Навряд ли, он мне выпишет больничный бюллетень, чтобы я залечивал ладони.

Нашел следующий подходящий побег. Подумал. Черпанул Мощи. Сбросил ее почти всю обратно, оставив в прямом смысле искорку. Поднес пальцы к бамбуку и пережег ствол. Побег упал. Ну, вот, другое дело. Нет уж, Ингвар Алексеевич, не одолеть тебе простого, но смекалистого парня!

Дела пошли веселее. Теперь, больше времени уходило на поиски подходящего побега, чем на то, что бы срезать его. Когда бамбука набралась целая охапка, я собрал его и вытащил к остальным.

— Молодец, — как-то без энтузиазма похвалил меня Белов.

При этом, он почему-то поежился. Настя и парни тоже смотрели на меня без особой радости. Почему, интересно? Им-то, что. Сиди, да грейся на солнышке. Мишка Шелестов все сделает, согласно приказу великого и ужасного Воронцова.

Я еще раз углубился в рощу. И вскоре вытащил оттуда следующую охапку. Бросил к остальным побегам.

— Все, сотня.

Белов посмотрел на бамбук.

— Коновалов, пересчитай!

Тимофей принялся перекидывать объемную охапку.

— Сухомлинова, обрезай концы. Чтобы палка в метр примерно вышла. Давай, аккуратней.

Пока Коновалов с Настей занимались своими делами, я присел отдохнуть. Видимо, Воронцов, а может это вовсе и не он, а тот капитан, что пытался меня ударить, исходит из принципа — задолбай солдата. Вся эта эпопея с бамбуком, для меня не имела никакого смысла.

— Ровно сто, — подтвердил Коновалов.

Белов походил у пачки обрезанных побегов. Разделил ее на пять равных частей и приказал нести в лагерь. Дорога обратно далась нелегко. Я уже устал за сегодня, как собака. Ходил в горы с Настей. Потом искал там гибрида, затем поход в город и битва с Идолищем. Откуда во мне только силы?

Совершенно измученный, я доплелся до своего контейнера-тюрьмы. Белов сам проводил меня к нему, приказав остальным очищать бамбуковые палки от мелких побегов и листьев. Когда я перешагнул порог. Белов, с серьезностью, вовсе ему не свойственной, произнес:

— Держись завтра, братец, и, это, не обессудь.

— Ты о чем это?

Какое-то нехорошее предчувствие сжало мне сердце.

— Не догадался еще?

— Нет.

— Воронцов приказал тебя через строй прогнать.

— Чего?

Я не сразу понял, о чем говорит аукс. Потом, медленно стали всплывать воспоминания, что я где-то читал — раньше было такое наказание, для провинившихся солдат. Все вставали в два ряда, а провинившегося проводили между ними. И каждый солдат обязан был, как следует протянуть своего товарища шомполом. Не каждый выживал после этого. После прогонки, у приговоренного слезало мясо со спины и даже виднелся хребет.

— Ты серьезно? — ошарашено спросил я.

Белов кивнул.

— Такого уже лет сто не применяли, но право-то такое у Воронцова есть.

— Да вы что, совсем офанарели, какое право, запарывать людей на смерть?

— Именно. Не веришь? Контракт надо было читать внимательней, есть право у патрициев, своих ауксов так наказывать. Только я уже говорил, сто лет такого не было. Может, того, пронесет.

Дверь захлопнулась, заскрежетали засовы. Я остался стоять в полном ошеломлении. Прогнать через строй? Меня будут лупить бамбуковыми палками, которые я сам же собрал? Серьезно? Что за средневековье в современном мире?

Я шагнул к своему самодельному ложу. Опустился на него. Этот мир развивался несколько иначе, чем наш. Какие-то устаревшие правила могли сохраниться, но их уже никто не применял. Белов так и сказал. Но Воронцов решил стряхнуть пыль с древней экзекуции и применить ее ко мне. Скотина!

Лег. Спина заныла. Солнце уже давно клонилось к закату, так что его лучи едва проникали сквозь щели моей импровизированной тюрьмы. Вот уж, хрен вам! Я прямо сейчас наберусь Мощи, вынесу к дьяволу дверь, и потом ищите меня!

Тут же на меня навалилась усталость. Да такая, что я даже пальцем не мог пошевелить. Денек выдался еще тот! Да и бегство — перечеркнет мои планы. Можно подумать, уготованная пытка не перечеркнет их!

Решил не дергаться. Если придурок Воронцов не одумается, и завтра нагрянут, чтобы выволочить меня отсюда и забить насмерть, то я не буду покорно ждать такой участи. Вынесу тут все, к хвостам собачьим. Все равно, кто попадет под удар. Ну, кроме Насти и парней, и, наверное, Лидии.

Вот с ней — не мешало бы поговорить. Узнать, что такого она наплела Воронцову. Да и вообще, пускай разжует мне, как что тут устроено, у местных патрициев. А то помнится, ее братец-маньяк не на шутку решил, что я из конкурирующей семьи, пришел убивать его. Да и по брату она не особо печалится. По усачу по этому, а не по тому, что сгинул в новгородских болотах.

Спать. Завтра мне понадобятся силы. Утро покажет, двигаться ли мне по первоначальному плану, в сторону того, чтобы добыть себе статус аристократа или же пора переходить на нелегальную жизнь. А что, с моим умением обращаться с Мощью, можно многого добиться в обоих вариантах.

Я проваливался в сон. Но не засыпал, останавливаясь на самой границе царства Морфея. Словно меня что-то не пускало забыться, наверное, пограничники этого царства не проставили еще штамп в моем паспорте сна. Что за нелепое сравнение, усмехнулся я. Кажется, после этой мысли я и заснул.

Проснулся я оттого, что засов грохнул о дверь. Ну и акустика здесь! Да само заключение в этом контейнере можно использовать, как наказание. Почаще грохотать железяками о его стенки и любой пожалеет, что попал сюда.

Я встал на ноги. Приготовился, если сейчас мне заявят, что меня ждет экзекуция, я за себя не ручаюсь. Разнесу все, что можно.

Дверь открылась, и на пороге появился Ростислав. Кого-кого, а его я вовсе не ожидал увидеть.

— Тебя ведь, Михаилом зовут? — спросил он.

— Да, — ответил я, и неожиданно для самого себя добавил, — ваша милость.

Переформатировали уже меня, с языка само слетает.

— Давай обойдемся без «милостей», я не сторонник всех этих предрассудков. Можешь звать меня Ростислав Иоанович, или Иванович.

— Просто Иваныч? — не удержался я.

Ростислав рассмеялся, но я понял, мое предложение ему не понравилось.

— Можешь и просто Иванычем.

Я промолчал. Мне пока достаточно одного недруга, среди патрициев, нечего дергать за хвост бешенных собак.

— Ты ведь знаешь, какое наказание определил тебе Ингвар?

— Забить меня до смерти?

Ростислав кивнул.

— Погорячился он, конечно. Нам удалось убедить его отложить экзекуцию до вечера.

«Нам», это кому? Лидия тоже в этом поучаствовала?

— Думаете, мне приятнее помереть на закате, чем при утреннем солнце?

— Думаю, что ни один из наших парней не ударить тебя, даже если им приказать напрямую. Времена телесных наказаний давно прошли. А если они ослушаются приказа его сиятельства, то, во-первых, Воронцов утратит свой авторитет, а, во-вторых, придется наказать всех ауксов за неповиновение. Вот, к чему привела твоя необдуманная выходка.

— Ко мне-то зачем пришли, постыдить?

— Нет. В лагере сейчас царит настоящий раздрай. Твои товарищи-ауксы не хотят участвовать в наказании, оно, действительно, варварское. Воронцов уперся. Ты ему как кость в горле.

— Вот с чего бы?

— Не знаю, тебя спросить надо.

Я пожал плечами. Я действительно не знал, почему Воронцов меня ненавидит.

— Нужен выход из положения. И я, кажется, нашел его.

Ростислав внимательно посмотрел на меня.