— Сигнал Женихам — срочное отступление под защиту строя! Щитоносцам: вздеть копья и болтать ими! Коннице — переместиться левее, встать «в тени» лагеря, чтобы англичане их сильно не видели!
Вздетые копья частично мешают обзору для врага. Мельтешащие копья — это признак сумятицы. Легко можно подумать, что сейчас проклятые Пресвитерианцы перестроятся и кинутся куда-нибудь… в горы!
Затрубили трубы — бретонские рыцари и экюйе перешли на рысь, не желая отпускать добычу. Конечно, добычу! А кем еще является эта малочисленная перепуганная пехота!
Гванук уже устал вертеть головой, но ему было важно видеть, кто из врагов на каком расстоянии. Сейчас всё зависело от слаженности действий и быстроты отдачи приказов. Все офицеры с приказами были у своих частей и пристально смотрели на командный пункт: лишь бы не пропустить сигнал.
Бретонцы (вернее, их конница) уже приближались к «смятенному» строю, тогда как англичане только добирались до лагеря Армии.
Надо успеть!
— Копья — вперед! Щиты — сомкнуть! Пять шагов вперед!
Щитоносные роты бригады Звезды резко превратились в стену, ощетинились жалами, не уступающими пикам рыцарей, и резко сократили расстояние. Кавалерии уже некуда было деваться — она взяла разгон. Да и сами рыцари мешали друг другу. Их было много — не меньше двух тысяч, и они легко могли атаковать по гораздо более широкому фронту… Но они сами выбрали эту узкую долину. И теперь скакали не в две, а в четыре или пять шеренг. Пехоте же наоборот хорошо: чем глубже строй, тем труднее его пробить.
По привычной схеме, за несколько вдохов до столкновения в конницу полетели гранаты. Их взрывы нарушили монолитность атаки, а то, что осталось — приняли на себя тяжелые копья. Роты вздрогнули от удара, прогнулись — но выстояли. А вглубь бретонского строя полетели новые гранаты.
— Хорошо!
На севере англичане добрались до лагеря. Гванук очень рассчитывал, что наемники малолетнего короля Генриха (из которых состояла большая часть войска львиного королевства) поведут себя как истинные наемники — и не пройдут мимо телег и шатров. В лагере брать было почти нечего, кроме утвари и кое-каких боеприпасов. Но островитяне-то об этом не знают!
Коннице слали сигнал за сигналом «полная готовность», а в это время, убедившись, что рыцарская лава бретонцев превратилась в сумбурное месиво, Гванук отдал приказ щитоносцам и гренадерам:
— Перестроение и отход!
Даже если бьешь врага по отдельности, нельзя позволить себе увязнуть в этом битье. Иначе и глазом не успеешь моргнуть — а тебе в спину всадят новое копье. Да и пехота бретонцев была недалеко. Так что два полка осторожно отошли от конной свалки, быстро перестроились в походные колонны (каждая рота отдельно, чтобы сохранять мобильность) и двинулись к северу. Их заменили егеря: маленькие подвижные плутонги очень удобны, если враг не прет стеной. Сейчас Женихи принялись расстреливать смешавшееся рыцарство из минских арбалетов, луков и пистолетов (у них имелось всё). Главное — не дать врагу прийти в себя и не начать преследование.
А на севере передовые отряды англичан не подвели! Не смогли они пройти мимо опустевшего лагеря. Неровные линии пеших рядов невольно заворачивались вокруг шатров и палаток, самые жадные бросали всё и кидались внутрь… Тут-то Самураи и ударили! Двумя крыльями птицы, широким клином неслась пресвитерианская конница, пробивая брешь для остальной Армии. Враг, конечно, заметил атаку, но ни соорганизоваться, ни перестроиться не смог. Конные копейщики вломились в перепуганную пехоту, проламывая дорогу Армии. Где-то отдельные группы все-таки дали им отпор, но сразу за шеренгами «рыцарей» ехали пистолетчики. Стрельба в упор окончательно расчистила дорогу — и полк Самураев двинулся вперед и вширь, рубя, коля и стреляя. А в проход быстрым шагом шли гренадерские роты. Сзади всех прикрывали Женихи. Егерям еще не было тяжело: конница бретонцев пока не оправилась, атаковали считанные десятки везунчиков, а пехоте герцога де Монфора подойти мешала своя же кавалерия: и живая, и мертвая. Англичане были всё еще сильно растянуты, немалая часть их сил оставалась наверху. А конницы у островитян мало: дорого перевозить лошадей по морю. Особенно, когда не «через дорогу» в Кале, а аж до Бреста.
Корпус бригадира О прорывался! Прорывался, нанеся ощутимый удар по хитрым бретонцам и имея минимальные потери. Конечно, потерян весь лагерь, на исходе боеприпасы… Но за несколько дней можно добраться до Фужера — и там враг ничего с ними не сделает.
«Разве что голодом заморит» — снова говорил гадости внутренний голос.
— Вот дойдем и разберемся.
Пока же корпус выходил из ловушки. Конница Ариты вышла из боя и перестраивалась в самой долине, чтобы, если что, остановить натиск англичан. Пехота чуть ли не бежала. Практически по восточному склону долины, подальше от обстрела из британских лонгбоу (который уже начинался). Сейчас главное прорваться. Выйти из окружения — и уйти на северо-восток.
Несколько плутонгов егерей намертво сцепились с бретонской и английской пехотой. Гванук понимал, что эти группы уже обречены. Но, если вывести остальных — то за эти жертвы можно отомстить. Да, за спиной еще не менее четырех тысяч бретонцев, а англичан, похоже еще больше… Но врагов надо не считать, а бить!
Долина заворачивалась, расширяясь, Гванук помнил, что там уже скоро начнутся поля, окружающие большую деревню… И вдруг передовые части замедлили движение. До него донеслись какие-то команды, щитоносцы начали судорожно выстраивать стену. Тени… Что-то неуловимо мелькало, кто-то начал заваливаться. Стрелы!
Гванук засадил пятки в бока лошади и рванул вдоль бредущей пешей колонны.
Впереди удобное ложе дороги перегораживал частокол. Не прямо стена, а просто часто утыканные колья. Утыканные специально под углом на врага (на Пресвитерианцев, то есть). Пройти можно, но трудно, отнимает время, разрушает построение. Только вот за частоколом стояли наемники в красных коттдармах. Кто-то из них с утроенным усердием вколачивал новые колья в податливую французскую землю, расширяя преграду; кто-то стискивал пики, стоя за кольями; а кто-то натягивал опасные английские луки и навесом обстреливал измученных боем и бегом Пресвитерианцев!
Ловушка-то с двойным дном оказалась! Гванук яростно махнул своим порученцам, отставшим от своего командира. Надо быстро решать — враг дышит в спину. За частоколом островитян немного, максимум, тысячи полторы, а то и меньше. Но за своей городьбой они могут сделать главное: задержать Пресвитерианцев на каких-нибудь полчаса… и врагам этого хватит.
— Скачите к Арите! — заорал он парням, которые еще не подъехали. — Пусть берет весь полк и поротно шлет сюда! Надо идти на прорыв! Поротно, слышите? Не всей ордой! Вон там слева, по склону кони пройдут. Там еще нет частокола. Запомнили? Сами покажете, куда нужно выйти. Бегом! Исполнять!
План поспешный. Плохой план, что уж тут говорить! Пока конница доедет, пока поймет. И по склону идти придется шагом… практически как мишени в тире, а тут не меньше трехсот лучников. Много погибнет, ох, много.
«Но зато на все цели их не хватит — это точно! Пехота проломит частокол и атакует по фронту. Прорвемся!» — накручивал сам себя Гванук… и не верил.
Прорвутся. Но сколько народу поляжет. И за это время англичане полностью перестроятся за спиной, бретонцы подтянутся — и уже не оторваться. Ни прикрытия, ни возможности собрать раненых.
Пехота уже почти полностью добралась до опасного рубежа обстрела. Щитоносцы выстраивали стену, Головорезы прятались пока за их спинами и готовились двинуться на частокол. Егеря пока стояли чуть позади: стрельбой они сдерживали все еще малочисленную бретонскую конницу. Вот долину начали пересекать Самураи: они уже получили задачу и шли к левому склону. Там и впрямь кольев не было — трудно вколотить деревяшку в почти цельный камень.
Гванук снова огляделся и понял, что хлипкий его план все-таки провалился: англичане уже собрались в долине скопищем в несколько тысяч рыл. Увидев, что Самураи оставляют позиции, наемники малолетнего короля ринулись вперед. Эту толпу Женихи точно не остановят.
«Значит, мы остановим».
Гванук легко соскочил с лошади, вынул из ножен свой старенький, верный хвандо и двинулся к щитовой стене.
— Головорезы первого полка! — звонко, почти по-мальчишески выкрикнул он, призывая своих любимцев. — Ко мне! Тут надо кое-кого поставить на место.
Они откликнулись сразу: ветераны, помнившие дела цейлонские и сингапурские, помнившие Формозу и даже Тиндэй. Кто-то помнил самого Звезду.
Это остановят кого угодно.
Четыре роты элитных гренадеров выстраивались в широкую линию. Кто-то с показной ленцой закидывал клинок на плечо, кто-то с хитрым прищуром раздувал фитиль, кто-то просто презрительно сплёвывал в сторону орущих англичан. Если в эти ряды и попадали новички, то за такие боевые заслуги, которые даже вообразить трудно. Егеря спешно оттягивались на фланги, собираясь поддерживать Головорезов стрельбой.
Гванук нескромно встал в середину строя. Клацнуло забрало (только в Европе бригадир О обзавелся таким шлемом; обзор, конечно, ни к черту и дышать тяжело, но в массовой свалке вещь незаменимая!). Поднял свой клинок в самый зенит небес.
— Головорезы, к бою!
Англичане бежали вперед счастливые и радостные. Они верили, что численное превосходство уже делает их победителями. Они видели перед собой небольшой отряд, хоть, и латный, но почти без щитов и копий, который даже толком не держит строй. В их глазах уже бродило марево мечтаний, в которых они сметают эту жидкую линию, прорываются в спину основному корпусу Армии и довершают разгром. А потом грабят трупы, наполняя свои кошели.
Левый угол рта у Гванука сам собой пополз в сторону, слегка приоткрывая ровную линию зубов.
«Сейчас мы разрушим чьи-то мечты».
— Нам не обязательно убивать их всех, парни! Достаточно, придержать недолго, пока Самураи откроют бригаде Звезды проход.
Он врал, но хорошая шутка всегда полезна перед схваткой.
И вот железный вал с красновато-желтым отливом докатился до Головорезов. В рыхлый строй островитян полетели гранаты — какой-то их запас еще оставался — а потом началась рукопашная. И ветераны Звезды разом остановили навалившуюся на них толпу. Сабли, мечи, секиры порхали в их руках, протыкая, разрубая, калеча опешивших англичан. Гренадеры, конечно, отступали — но только на пару шагов, чтобы отойти от трупов, которые валились перед ними. Боевой клич «Звезда!» разлетался над местом побоища всё яростнее, всё торжествующе! Превосходство Головорезов было настолько подавляющим, что и вправду начинало казаться: сейчас они перебьют эту наемную пехтуру и спокойно двинут в Фужер.
Но Гванук не позволял себе думать о таком. Всё складывалось очень плохо. Англичане и бретонцы скапливали всё большую массу войск. Скоро соберется и кавалерия, для которой найдут ровное место. И уж рыцарский чарж сметет гренадеров без особого труда. Тем более, что гранаты закончились. Счет идет на несколько сотен вдохов. Вряд ли, за это время Самураи и щитоносцы разрушат частокол. А если и разрушат — эта людская масса от Армии уже не отстанет.
Надо ставить прикрытие. Из кого? Раненых уже столько, что половине людей нужно будет волочить на себе их. Возможно, количество их прямо сейчас растет в разы — когда конница Ариты ползет по склону под стрелами англичан. Хватит ли после этого у нее сил для атаки?
Гванук пропустил уже пять ли шесть ударов, но броня защитила. А вот соседям везло не так сильно. Дважды солдаты, бившиеся рядом, уходили в тыл, зажимая раны. Оба раза это случалось справа от бригадира О. Левый боец (которого Гванук не мог вспомнить) держался невероятно долго, однако, откуда-то из второго ряда англичан прилетела тяжелая алебарда… Прилетела прямо в голову, и Головорез рухнул в грязь со сломанной шеей.
Гванук рычал и дрался за троих, понимая, что строя, как такового, уже нет. Ему стучали в спину, кричали отходить, но бригадир не обращал внимание. Внезапно слева и справа из-за спины вынырнули два здоровяка: рядовой и ротовачана первого полка. Последний даже без шлема — голова плотно обмотана бинтами. Они сомкнули плечи, буквально, выжимая бригадира из схватки. Тут же какая-то рука уцепилась в верхний край доспеха и властно потянула назад. Гванук в ярости обернулся — и наткнулся на полковника Ко Гиёна. Командир первого полка, как и остальные, оставался при щитоносцах и был относительно свеж.
О нехотя опустил руку с хвандо.
— Бригадир, надо отходить! — крикнул Ко в лицо командиру, которым сам командовал в былые годы.
— Проход открыт?
— Нет!
— Значит, деремся дальше!
— Бригадир О! Твой отряд исчезает! Ты губишь наследие Звезды!
Гванук едва не ударил полковника в лицо! Трудно было оскорбить его сильнее. Однако, Ко Гиён был совершенно прав. Прав, но что толку от такой правоты⁈
— А куда нам отходить⁈ — заорал он, вздувая вены на шее. — Открыть спину щитоносцев?
В отчаянии он посмотрел, наконец, на северо-восток. Щитоносцы пока стояли нерушимо, но за весь этот бой (бесконечно долгий бой!) они практически не продвинулись! Англичане за частоколом умело оборонялись и не пускали Пресвитерианцев.
Прислушавшись, Гванук услышал дальше шум боя. Крики, удары, грохот нарастали. Неужели Арита уже преодолел скалы и ударил по вражеской пехоте?
…Паскудная предательская надежда тут же забулькала в груди, наполняя тело бригадира слабостью. Отставить! Нет там Ариты, не может он обойти частокол так быстро. Да и сил на удар у него вряд ли достанет…
В этот момент строй щитоносцев лопнул, «рана» принялась стремительно разрастаться, а в проем начала бурно вливаться яркая латная конница. Не Самураи. Это точно были местные…
И тут Гванук рассмотрел стяги. Над несколькими всадниками колыхались хоругви с толстыми белыми крестами на сине-красном поле.
Сине-бело-красные стяги Франции.
И самое большое полотнище нес слегка утонченный рыцарь с сияющими нездешним светом глазами. Рыцарь, не державший в руках ни меча, ни копья.
…Жанна увидела Гванука почти сразу, как он узнал ее. Издав непонятный крик, она пришпорила своего огромного коня и понеслась к нему. Пока ее славные рыцари бегло оглядывали поле боя и тут же мчались туда, где они были нужнее всего, Орлеанская Дева, забыв обо всем, кинулась к бригадиру Пресвитерианцев. Тот резко почувствовал слабость в ногах и даже воткнул хвандо в смрадную грязь под ногами, чтобы не упасть.
Дева замешкалась, вынимая ноги из стремян, в ярости начала дергать ногами, чуть не упала, но все-таки спешилась (какой-то заботливый рыцарь тут же бережно принял у нее знамя) — и кинулась к Гвануку. Пушечным ядром со всем своим немалым весом (благодаря доспехам) Жанна влетела в него. Прижалась на миг.
И отстранившись, заорала во всю глотку:
— Что ты творишь, О⁈ Что ты такое, во имя Господа, творишь⁈
— Я… Я не могу тебе сказать, — совершенно севшим голосом с ошалевшей улыбкой на лице просипел Гванук.
— Что? — Дева даже растеряла на миг свой гнев. — Почему?
— Потому что обещал тебе никогда больше об этом не говорить…
Свет понимания вспыхнул в глазах Девы. Одним яростным движением, скинув с кистей латные рукавицы, она вцепилась обеими руками в края его доспеха, притянула к себе и снова закричала, борясь с шумом сражения:
— Говори! Я хочу, чтобы ты говорил! Слышишь? Я хочу.
— Я люблю тебя, моя Дева, — с трудом подбирая слова, произнес Гванук. — Люблю прям как ваши менестрели поют. Оказалось, я ничего не могу… просто не могу без твоей любви. Из меня словно душа вынута. Руки двигаются, рот открывается — а смысла нет. Я… Кажется, я едва не погубил свою бригаду. Сам не понимая, зачем…
— Что же ты делаешь со мной, О.
Заливая щеки слезами, Жанна обхватила руками плечи любимого и стиснула его в объятьях.
Тут-то Гванук окончательно утратил силы и рухнул в грязь.