Пресвитерианцы. Четвертый берег

Глава 28

Найти Жанну оказалось непросто. Все Деву видели, но никто не знал, куда та делась. Последний палец неуверенно уперся в винтовую лестницу. Гванук поднялся и по мерцанию в коридоре понял, где горит свет. Это оказалась молельная бывших хозяев Руанского замка. Резко сбавив скорость, бригадир О тихонько подошел к дверному проему.

Жанна была там.

Как-то неловко, боком сидела она в полумраке на подушечке для преклонения коленей. Одна рука безвольно висела вдоль тела, вторая — криво, подпитой птицей, перекинута через подлокотник.

Орлеанская Дева услышала его. Попыталась выпрямиться, потом устало повернула к нему лицо. Гванук еле сдержался, чтобы не отшатнуться — на него буквально нахлынула волна черной обреченности. Заставила остановиться.

— Нашел… Спасибо.

Вроде бы, и искреннее спасибо, а никакого тепла в голосе. Мертвый голос. Дева поднялась на ноги, оперевшись на подлокотник. Не то, что бы с трудом — сила всегда чувствовалась в каждом движении Жанны — но как-то неловко. И подошла так же — поломанной куклой.

Подошла и уткнулась лбом в левое плечо, хоть, и трудновато это было при ее росте.

— Он оставил меня… О, он назвал меня ведьмой и еретичкой… Я жила для него, а он… — и тут девушку, наконец, прорвало.

В конвульсивных рыданиях она прижалась к нему, правой рукой сгребла в горсть ворот его одежды. Гванук на миг задохнулся, а потом сжал ее в объятьях — словно, укрыть попытался от всех невзгод.

«Тогда спас — и сейчас спасу!».

Деву начало колотить, она то отстранялась от него, то наоборот прижималась до боли. Глухие грудные рыдания, жуткие и неприятные, вырывались из ее искаженного рта. Она дергалась, словно, большая сильная рыба, которую вытащили из воды, и которая не могла жить среди опаляющего ее жабры воздуха. Но Гванук держал. Держал Деву изо всех сил — крепко и нежно одновременно. Держал ровно столько, сколько ей потребовалось, чтобы выплеснуть страдание. Успокоиться.

Он смотрел в дальнюю стену, медленно багровея.

— Убью эту тварь! — глухо рычал он. — Заставлю страдать за каждую твою слезу.

— Нет… Он же король… — жидкие, невнятные слова Жанны глохли в плече Гванука.

— Короли тоже смертны, — криво ощерился О. — А уж от боли визжат поболе нашего брата.

Жанна только устало покачала головой. Она уже перестала трястись, недавно напряженное тело девушки обмякло — она почти висела в его объятьях. И от этого боевой бригадир едва не сходил с ума.

— Спасибо, что ты есть… — тихо сказала Орлеанская Дева.

Никогда она не была так рядом, такой ЕГО. Ее запах (если честно, не очень-то и женский) бил ему в нос — и ничего слаще, как будто, и не было.

Не в силах сдержаться, Гванук чуть-чуть сильнее свёл руки.

Дева не шелохнулась.

Теплый всерастворяющий пламень прокатился по его телу! В глазах всё расплылось, а тело — до самых кончиков пальцев — наполнилось жаром. Не понимая ничего, он приник щекой к ее голове. Злость на дурака-Карла (который еще, конечно, поплатится!) растворилась, как капля чернил в ведре воды. Странное, ничем не обоснованное счастье полыхало в груди…

Дева резко напряглась. На пару вдохов они оба замерли, а потом Жанна резко отстранилась и пытливо всмотрелась в лицо юноши. А у того всё читалось крупными буквами! Даже слепой увидит.

— Нет… — испуганно прошептала она. Потом резко толкнула его в грудь, освобождаясь от объятий. И еще! — Нет! Зачем?

Сколько муки было в этом вопросе!

Весь мир в глазах Гванука осыпался разбитым церковным витражом. А за битым стеклом — лишь черная непроглядная ночь. Он распустил объятья. Руки безвольными плетями упали вдоль тела.

Жанна отшагнула на два шага, подняв ладони к груди.

— Зачем? — громко прошептала она.

— Я люблю тебя, — только и мог ответить Гванук, не в силах уже держать эту боль внутри.

Улыбнулся. Вышло жалко.

— Что? Нет! Ну, почему? — Жанна, вся в эмоциях, буквально, отшатнулась от юноши и чуть не врезалась в распятие у дальней стены молельной. Невольно вскрикнула и испуганно закрыла рот ладонью.

Постояла. Повернулась к Гвануку с глазами, полными слез.

— Ну, зачем это? Господи, почему вы изводите меня⁈ Особенно, ты. О! Ты ведь такой хороший. Ты — настоящий друг. Мне было так хорошо с тобой рядом.

— Я буду рядом! — искра надежды вспыхнула в сердце. Даже маленькая искорка в такой кромешной тьме отчаяния казалась ярким факелом. Гванук дернулся вперед, но замер на вежливом расстоянии. — Рядом буду, другом буду! Но не только! В сердце моем — лишь ты! И ты постоянно! Я буду рядом, буду заботиться о тебе! Любить тебя! Никто, ни один поганый король не посмеет обидеть тебя!

— Молчи! Прошу… — Жанна оборвала собственный крик. — Ты так только всё рушишь…

— Хорошо. Не так. Не буду так. Скажи — как? — Гванук с трудом подбирал слова этого, вдруг снова ставшего совсем чужим, языка. — Я изменюсь для тебя. Хочешь — стану твоим рыцарем. Хочешь — приму крещение. Отрекусь от всех былых богов! Мне не нужны боги, если есть ты…

Он уже почти поверил, что сможет заново починить безнадежно разбитое стекло витража. Даже решился еще на один шаг. Но увидел, как Дева мелко трясет головой, зажмурившись. Лицо ее пылало, из жидких ресниц выжимались слеза за слезой.

— Тише, умоляю… — снова шептала она. — Что же ты делаешь со мной, О… Почему же ты… Почему вы все не хотите понять меня.

Она бессильно опустилась на пол, откинулась на стену. Гванук, не думая, опустился неподалеку на колени.

— Тебе не надо становиться другим, О, — Жанна улыбнулась сквозь слезы. — Тебе не стать еще лучше. Всё дело во мне. Я вижу. Я чувствую сердцем, чего ты хочешь… Но я просто не могу это тебе дать. В этом всё дело. Ты не представляешь, какую боль причиняешь мне, О…

Снова слёзы.

— Почему не можешь? — Гванук уже совершенно ничего не понимал.

— Потому что я Дева, — Жанна закрыла глаза, погружаясь в себя, и на какое-то время на лице ее появился покой. — Совсем юной ко мне пришли. Я услышала голоса, полные благости. Не нашей, а истинно небесной. Ничего более сладостного нет и не может быть в жизни. Голоса говорили со мной, помогали мне. Они сразу предупредили, что тяжек будет мой путь, что я буду страдать… Но я ни на миг не усомнилась. Я готова была пойти на всё, ради того, чтобы это не прекращалось.

Дева посмотрела на растерянного юношу.

— Я и подумать бы не смогла, что просто покину свою деревню. А что пройду через полстраны, что возглавлю войско, что проведу дофина за руку через вражеские земли и короную — да я бы раньше умерла от страха только от одной мысли! Но после голосов я всё это сделала. Нет препятствий, когда чувствуешь Небеса в себе… В темнице ни дня не было во мне страха. Даже смерть на костре, которой меня пугали — ничтожная плата за былое блаженство.

Тут Жанна вздрогнула.

— Вру. Было страшно. Когда изо дня в день меня стращали тем, что я ведьма, что еретичка… а голосов очень долго не было — вот тогда я испугалась. Неужели эти злые слова смогли изменить реальность. И я не счастливица, а всего лишь сельская дурочка, околдованная кознями Врага. Ох, как было мне страшно! Пока голоса не пришли и не успокоили. О! В этом невозможно ошибиться. Только истинная божественная сущность может быть такой. Сердце каждого человека сразу отзовется на это…

Жанна повернула изможденное лицо к юноше.

— Вот о чем ты просишь меня, О. Мой хороший друг О… Бросить, отречься. И самое ужасное, что просишь именно ты. Из твоих уст это больнее всего. Другой кто — это не так страшно. А тебе и «нет» говорить больно. И «да» сказать — проще руку отсечь.

Гванук сел на каменный пол.

— Меньше всего на свете я хотел бы причинить тебе боль, — Гванук медленно поднялся на задеревеневшие ноги. — Я не перестану любить тебя, Жанна. Желать тебя, мечтать о тебе. Даже не проси. Но я никогда больше не заговорю с тобой об этом. Ни полсловом. Если тебе нужен друг — я буду тебе другом… Но прости, не сегодня.

Устало поднявшись, не глядя на свою утраченную любовь, он вышел. Надо где-то спрятаться, отсидеться…

Ночь совсем не помогла ему успокоиться. Еще до рассвета Гванук явился в конюшню, оседлал свою кобылу и по промозглому, сырому утру рванул в Иль.

Там с удвоенной энергией он накинулся на вконец распоясавшихся Головорезов и Женихов. Устроил смотр бригаде, наказывал нерадивых с таким старанием, что люди стали от него прятаться. Проводил марш-броски, отрабатывал строевой шаг. Новичков в бригаде Звезды было немного — не более десятой части — но с ними начались постоянные тренировки по метанию гранат (пока учебных, порох в Армии всё еще был в дефиците).

Прочие полки с интересом и легким страхом смотрели, как истекают потом расслабившиеся было Головорезы.

К сожалению для бригадира О, те быстро уставали. Гванук уходил в командование с головой, постоянно вызывал к себе офицеров… Но и после этого оставались еще длинные вечера. И ночи, в которые совершенно не спалось. По счастью, тут на помощь пришел полковник Торо Минэ. Маленький злобный командир егерей в высшей степени оценил местные вина, которые оказались забористее его родных ниппонских напитков. И теперь каждый вечер они проверяли на вкус все бесчисленные сорта даров виноградной лозы.

Это немного помогало. По крайней мере, пока не приходилось оставаться наедине со своими мыслями. Но и здесь хмель выручал: засыпал Гванук очень быстро. А с утра — снова чистить загривки Головорезам. И себе.

… — Что в Руане творится⁈ — ильский кабак гудел бумажным гнездом ос: прибыли гости из города. — Соборяне вроде договорились. Такой молебен устроили на Старом Рынке! И еще там вышел наш генерал, да как закатит речь! Заявил, что французы и Пресвитерианцы навеки воссоединяются. А сам он обручается с Орлеанской Девой — заключат они, значит, священный брак!..

Гванук аж поперхнулся вином.

«Быть того не может… Мне спьяну послышалось».

Но у большого стола возле выхода продолжали обсуждать Жанну д’Арк и «генерала Луи». Невероятно… Невозможно, но бригадир О не ослышался: все галдели про какой-то «священный брак».

«Черти меня задери! — мысленно простонал Гванук. — Сиятельный⁈».

В одно мгновение вспомнился ему полный боли крик Жанны: «Господи, почему вы изводите меня⁈ Особенно, ты. О!». А после — тихое и слабое «Из твоих уст это больнее всего. Другой кто — это не так страшно».

Другой кто… Был другой! Был другой, и это сам Ли Чжонму!!!

Решительно встав и опрокинув свою лавку, О развернулся и пошел на голоса. Он сейчас вытрясет из них всё…

— А Дева? Дева-то что сказала? — наивным вопросом какой-то литейщик буквально спас всех от допроса с пристрастием.

Руки бригадира застыли в воздухе, он весь обратился в слух.

— Не было ее… — задумчиво почесал затылок вестник, это был новый Пресвитерианец, из французов. Потом болтун улыбнулся и выдал. — Да, разве нашему бравому генералу кто откажет!

Все дружно заголосили, загремели кружками.

— Это верно, славному генералу Ли невозможно отказать, — тихо пробормотал Гванук.

«А мне можно».

Он вернулся к столу, под недоуменным взглядом собутыльника Торо налил себе полный бокал до краёв — и пил-пил-пил без остановки, насильно проталкивая в глотку сладко-кислую жидкость.

Потом потребовал себе еще два кувшина и ушел с ним в свои покои.

Сон в эту ночь никак не шел к бригадиру О. Он заливал себя вином, потом блевал, потом снова пил. Голова гудела, голове было больно от мыслей.

Тяжко смириться с мыслью, что Она не будет твоей. Но что Она станет чьей-то!!!

Гванук собственными руками душил проклятого Ли Чжонму… потом продирал глаза и ужасался своим фантазиям. Сидел и плакал, выжимая через глаза разорванное сердце. Любовь и Верность тянули его в разные стороны, разбрасывая ошметки.

К утру, толком не поспав, Гванук так и не протрезвел. Вроде бы, по повадкам не заметно, а в голове кипело алкогольное безумие.

…– Трубите сбор!

Полковники подняли ротавачан, те — командиров плутонгов, последние открыли луженые глотки — и вот уже вся бригада Звезды носится от казарм до складов и обратно, словно, сели голым задом в кипяток.

Бригада выступает! Срочно! Уже сейчас! Куда? Да кто его… Некогда! Командир велел заряды еще час назад принести.

Отлаженная машина работала с минимальными сбоями. Только новички растерянно застревали столбами посреди волнующегося людского моря. Старики действовали, почти не думая. Инструкции были написаны давно — чуть ли не с Цусимских времен. Просто выполняй задание согласно приказу. Не думали рядовые, не думали плутонгчаны, не думали ротные… Полковники — думали. И спрашивали: Куда? Почему? Это учения?

Гванук только рычал в ответ: «Сначала приказ выполните! Откуда у вас время появилось на вопросы⁈».

Все очень спешили. Но всё равно поднять, полностью снарядить сформировать хотя бы минимальный обоз с необходимым снаряжением — на это требуется время. Так что три неполных полка Головорезов и полк Женихов-егерей были готовы выступить только к обеду. Остальной Иль с легким недоумением посматривал на необычную нервную суету соседей… но не вмешивался. Раз делают — значит надо. Да и некому было спросить — почти всё высшее руководство Армии оставалось в Руане. Единственный бригадир, находившийся в Иле — Старый Пёс Чахун — никак не отреагировал на бурную деятельность юного О. Главное, что его канониров не трогают. А без пушек всё равно никто на настоящее дело не пойдет.

Получается — не настоящее дело.

Почти ровно в полдень четыре полка вышли за стены Иля. Некомплект у Гванука еще имелся — почти три сотни. Да еще в силу срочности сборов восемь десятков не нашли. Загуляли ребята. Но три тысячи восьмерых не ждут.

Шли широким шагом — Гванук неуклонно подгонял офицеров, суля страшные кары за любую задержку.

Первые часы марша — самые трудные. Казалось бы, всё должно быть наоборот, солдаты свежие, отдохнувшие… Но в жизни не так. Встав на ногу, быстро понимаешь, что подготовился плохо: что-то трет ногу, что-то висит и мешает ходить, кто-то сзади постоянно наступает тебе на пятку и надо дать в рыло для понимания… Вот так и проходит первый час (а то и два). Только потом все солдаты начинают чувствовать общий ритм Армии, все находят свое четкое место в этой бесконечной змее. И вот тут уже можно идти, не думая — ноги сами всё понимают.

Именно в этот момент движение сбилось: идущие впереди егеря на широком лугу наткнулись на Самураев: сразу четыре роты с утра отрабатывали какие-то свои кавалерийские маневры. От конницы тут же отделилась группа и решительно устремилась к знаменам со Звездой, где обычно находится командир.

Гванук занервничал; впереди кавалькады он без труда распознал Гото Ариту.

— Куда так решительно? — весело спросил ниппонский рыцарь, поскрипывая местными латами на плечах.

Бригадир О тут же почувствовал, как на нем скрестились десятки взглядов из всего его окружения: всем хотелось узнать ответ. И ведь полковника Ариту не пошлешь…

Заминки не было. Несмотря на слабую ясность в голове, Гванук догадался, что такой вопрос возникнет, так что хмельное сознание подкинуло беспроигрышный вариант.

— В Бретань идем! Пора де Монфору ответить за свои делишки! — и бригадир даже гордо подбоченился.

Искры кровожадной радости вспыхнули в раскосых глазах.

— Ого! Наконец-то! Генерал распорядился?

И вот тут вышла заминка. Соврать про приказ Ли Чжонму? Разве на такое язык повернется? Хотя, может быть, Гванук и решился бы на такую ложь… Кому-нибудь другому. Но не Арите.

— Нет. Генерал не знает. Я сам решил, что надо бретонцев поставить на место. У сиятельного слишком много других забот.

Полковник Арита даже вытянулся в седле. Округлил свои восточные глаза… а потом хитро сощурился.

— Неплохой план, О! Генерал, конечно, по головке не погладит… Но здесь, в Европе, говорят: победителей не судят. Бретонцы опасны, и если мы сами справимся, то очень поможем нашему делу. На носу крестовый поход, говорят. А мы ему подарочек поднесем…

— Ага, свадебный… — прошептал Гванук и вдруг вскинулся. — В каком смысле, МЫ поднесем⁈

— Я иду с тобой! — улыбнулся самурай. — Или ты с их рыцарями одной пехотой воевать собрался?