Пресвитерианцы. Четвертый берег

Глава 17

— Головорезы, на выход!!!

Возня, грохот, лязг железа, ругань. Полог ближайшего шатра распахнулся, и оттуда вывалился дородный гренадер (кажется, из цейлонцев). Резко запахнул шинель, заорал от холода, выпустив облако пара, и юркнул назад.

— Чёрт! Это бригадир орал! — раздалось из шатра через пару вдохов.

Матерчатое сооружение заколыхалось, и из прорехи горохом из стручка посыпались Головорезы, на ходу застегивая шинели, натягивая шапки, наматывая шарфы. Из недр шатра послышалось непонятное ритмическое позвякивание — словно, ложкой по котелку стучали.

«Какой-то тайный шифр» — улыбнулся Гванук. Полковой лагерь зашевелился — и гренадеры первого полка Звезды потекли к засыпанному снегом плацу.

«Вконец охамели» — хмыкнул бригадир О и решил, что сейчас этим ветеранам требуется не он, а злобный ротавачана.

— Вы чего, твари! — заорал Гванук, брызжа слюной. — Окончательно обнаглели! Когда сигнал прозвучал? Где вы уже должны быть? И в каком виде? Видел бы вас Звезда — сгорел бы со стыда…

Даже из ветеранов далеко не все лично знали Чу Угиля, павшего еще на Тиндее. Но великий образ создателя полка Головорезов передавался от старших младшим. Чтили его все.

Так что гренадеры расстроенно засопели.

— Холодно же, бригадир… — послышались редкие возгласы. — Да мы бы успели…

— Куда вы успели бы⁈ Жопы ленивые, а не солдаты! Вы чего меня перед другими позорите! — брызгая слюной, надсаживался командир. — Самураи уже строятся! Даже Бандиты из Третьего строятся! А вы еще ни в зуб ногой…

Он долго стыдил свой элитный полк, хотя, понимал, что слегка к нему несправедлив. Бандиты (Третий полк Шао уже никто так не называл; или просто Бандитским или Шапероновым) на ⅘ состояли из местных; конный полк Ариты, переваливший за тысячу всадников, уже наполовину был из французов и германцев. А в первом полку Звезды девять из десяти солдат пришли сюда на кораблях. С юга.

Головорезы страшно мерзли.

Да, ладно уж — Гванук и сам плохо переносил местные холода. А ведь говорят, что это еще не самая лютая зима.

Хвала предкам, что генерал Ли еще летом озаботился и вовремя пошил Пресвитерианцам зимнюю амуницию. Шинели да стёганые поддоспешники сейчас спасали его солдат от смерти. И это не громкие слова Одежду нынче берегли сильнее, чем оружие, ибо восполнить утрату нелегко — запасной формы нет. Но и шинелей для согревания не хватало. Первый полк Звезды (да и вся бригада Гванука) в походе обматывался многочисленным тряпьем, приобретая комичный вид.

Никакой грозности.

Хотя, бой покажет.

Сегодня решено было плюнуть на переговоры и брать замок Ливерден. В замке сидел епископ Тульский, который после прошлой встречи отказался выходить на какие-либо переговоры.

Вообще, конфликт разразился еще в ноябре. В округе города Туля люди мастера Тадаши нашли отличный пласт каменного угля, а неподалеку — неиспользуемые железорудные залежи. Тадаши Гэ быстро собрал пару бригад и отправил их осваивать залежи, но рабочих быстро оттуда вытурили люди епископа. Начались переписки, споры. Ниппонец размахивал разрешающими грамотами герцога Рене, а ему предлагали ими подтереться. И выяснилось: что географически епископство Туль является Лотарингией, но уже несколько веков три епископа — Тульский, Верденский и Мецский — являются хозяевами своих земель. Тульские земли находились аккурат между герцогствами Бара и Лотарингии, так что тамошние епископы прислушивались к воле светских феодалов. Рене Добрый, совместивший обе должности в своем крупном теле, пытался помочь Пресвитерианцам и мягко давил на духовное лицо: пусти, мол, наших спасителей. Однако, Анри де Виль, «божиею милостью епископ», проявил недюжинную силу воли (а вернее, жадность) и выдал: так пусть платят!

Переговоры зашли в тупик. Однако в декабре стало известно, что у де Виля возник конфликт с самим городом Тилем, который являлся вольным, но во многом зависел от епископа. Спор вышел острый, договорами не регламентированный — и тут герцог Рене сам предложил: давайте поможем городу… и введем войска. Генерал Ли, едва получил письмо, тут же собрал «летучий корпус»: конный полк и третий полк Шао (бригандов он старался посылать всюду, где нет англичан). Совсем без пушек, которые зимой страшно задерживали движение.

Вот тут Гванук (которому осточертела комендантская должность в Иле) и предложил добавить к корпусу гренадерский полк. Чтобы хоть какая-то замена пушкам была. И, конечно, вызвался вести его сам. Даже в подчинении Гото Ариты.

Быстрым маршем мёрзнущий «летучий корпус» промчался через Шампань, Бар и сходу ворвался в Туль, встреченный радостными горожанами. Епископ Анри (имевший свое маленькое, но войско) укрылся в одном из личных замков — Ливердене. «Летучий корпус», к которому присоединились сотни три горожан, осадил замок. Арите были даны чёткие установки: с церковным князем воевать мягко. И ниппонский самурай вызвал Анри де Виля на переговоры.

Разумеется, епископ накинулся на Пресвитерианцев, отмахивался от любых грамот, которыми те пытались его урезонить. Мысль его была такова: я хозяин земли, хотите пользоваться — платите. А за то, что Тиль поддержали — еще будете отступное платить.

Ему очень не повезло: С Гвануком и Головорезами в поход увязался Токеток. Неистовый лохматый бывший шаман в рясе, побагровел, слушая речи епископа, вылетел вперед и при всём скопище посланников с обеих сторон принялся обличать торгашескую сущность служителя Бога! И всё это — пересыпая цитатами из Нового Завета. И изгнание Христом торгашей из Храма вспомнил, и игольное ушко с верблюдом.

«Покайся!» — громыхал Токеток, нависая над епископом (который был немалого даже для местных роста, но весь как-то съежился). А где-то позади (Гванук приметил краем глаза) какой-то писарь вовсю строчил пером по бумаге, записывая отповедь Нешамана. Как бы не появилась она в новом выпуске «Друга Франции»…

Епископ ушел в замок и отказывался вступать в дальнейшие переговоры.

«Ему же хуже» — объявил через два дня Гото Арита. В штабе все понимали, что затягивать эту маленькую войну нельзя. Все-таки Пресвитерианцы хозяйничали не во Франции, а в Империи. И Епископ и вольный город Тиль должны решать свои споры с императором. По счастью, по сведениям агентов Полукровки, император (а точнее, германский король) Сигизмунд, осенью ушел за Альпы и воюет в Италии. До весны он точно не вернется. Но есть же бургундцы! Эти близко и охотно влезают в любую местную свару. А три тысячи Пресвитерианцев — слишком много для маленького епископа, но слишком мало для герцога Филиппа Доброго. По крайней мере, без пушек и Дуболомов.

И вот, ради скорейшего завершения кампании, назначен штурм Ливердена, трубят трубы, строятся полки… А элитный полк Головорезов боится выйти на мороз!

— В тепленькие казармы Иля хотите⁈ — срывая глотку, орал Гванук. — Я вам устрою теплые казармы! Будете на плацу маршировать от рассвета и до заката! Печки вам только в мечтах являться будут!

Он орал ровно до тех пор, пока весь его полк не выстроился в полной боевой готовности. А потом коротко скомандовал:

— В атаку!

В принципе, гренадеры по плану и должны были идти первыми — подорвать ворота. Но бригадир так накрутил своих Головорезов, что те сходу ворвались в барбакан, заняли мостик, внутренние ворота, вошли уже в сам замок… Бандиты Третьего Шаперонова просто не поспевали за ними. В итоге всё епископское войско было размётано одним полком.

Замёрзшим и страшно злым.

Обомлевшему Анри де Вилю подсунули новые договоры: с Пресвитерианцами, с городом Тулем. И тот всё подписал. Канцлер Рене Доброго тоже находился рядом: от имени герцога он пообещал епископу в течение десяти лет выплатить все деньги за его землю, после чего у клирика останется лишь духовная власть над диоцезом. А весь лен (кроме вольного города) перейдет к Рене Доброму, который тем самым, соединит воедино два своих герцогства.

Все эти переговорные баталии Гвануку были мало интересны. Он пошептался с Аритой, и тот отпустил друга домой с одной ротой Головорезов. Малый отряд стал еще более летучим — и добрался до Иля всего за десять дней.

«Это место, действительно, можно назвать домом, — с улыбкой подумал Гванук, завидев вдали земляные укрепления, надежно укутанные снегом. — Здесь царят наши привычные порядки, почти нет вони и грязи местных городов. Здесь мы живем так, как нам нравится».

И это при том, что в 12-тысячном Иле уже почти половина населения — французы: работники, мастера, немногие слуги. И, конечно, солдаты.

По случаю безветрия, город-казарма утыкал тяжелые серые небеса черными копьями дымов из сотен печей. Особенно, старались мастерские и мануфактуры. Бригадир О слышал, что Ван Чжоли начал литье более крупных пушек. Которые не будут уступать по мощи местным здоровенным бомбардам, но, как и полевые пушки, сохранят подвижность, скорострельность и большую дальность стрельбы. Испытаний еще не было — а на них хотелось бы посмотреть.

В восточных воротах стража пропустила роту Головорезов без проволочек, лишь просили взволнованно: удачен ли поход? Успокоили. А в ответ узнали новость местную: со следующей недели порции продуктов урезаются на пятую часть.

«Придется на свои кровные докупать» — ворчали стражники.

Внутри города Гванук сразу отпустил солдат греться в казармы, а сам отправился домой. Увы, за две недели без обогрева там всё капитально вымерзло, так что бригадир оставил денщика возрождать помещение к жизни, а сам отправился в штаб. Всё равно ведь нужно отметиться в комендатуре; как-никак целый бригадир вернулся. Возле плаца у ничейной коновязи томились разнаряженные рыцарские кони — значит, из Руана пожаловали гости. Интересно, зачем?

Гванук спешно вбежал в теплое помещение и в адъютантском зале столкнулся с Полукровкой. Они особо не приятельствовали, но Мэй тут же засыпал бригадира О вопросами о результатах похода на жадного епископа. А потом предложил вместе пойти к генералу, пообещав «кое-что интересное».

Один из адъютантов вошел в кабинет генерала, вернулся и пригласил гостей пройти. Ли Чжонму сидел за столом с Жанной д’Арк (значит, это она приехала в Иль с рыцарским эскортом). На лицах обоих остывали явные следы тяжелого спора. Генерал чуть ли не кинулся к Мэю и Гвануку за помощью.

— Друзья! Ну, помогите же хоть вы мне! Орлеанская Дева снова явилась ко мне с пожеланием покинуть Нормандию! Оставить войско на своих командиров! Я уже битый час объясняю ей, как она важна для нашего дела! Как много может добра принести нашей любимой Франции!..

О посмотрел на Неё. Для всех не было секретом, что после встречи с королем Карлом, Жанна вернулась другой. Больше всего некогда неистовая Дева походила на брошенную жену. А зимнее сидение, почти без действий, окончательно подтачивало ее дух. Армия сформирована, пресвитераинские инструкторы (яростно воюя с командирами-аристократами) превращают ее в организованную силу. Иных дел нет.

Гванук подошел к Ней, с каждым шагом всё сильнее ощущая жар Девы. Даже такая, с глазами, переполненными тоской, она источала тепло. О сел совсем близко — можно взять за руку.

Не взял.

— Я понимаю тебя, Жанна. Слушай, это не просто слова. Поверь: понимаю. Ты Женщина-Огонь. Тебе нужно гореть; только так ты и живешь. Я вижу. Я… увидел это еще в тот день, когда вместе с генералом вошел в твою темницу.

Дева улыбнулась уголками губ. Тень улыбки. Но не вежливая, а искренняя.

— Я вижу — ты рвешься полыхать костром. А тебя… Ну, как будто, в лампу запихали. Тихо и уютно. Полезно. Но ты гаснешь от нехватки воздуха.

Она как-то странно посмотрела на Гванука. Очень серьезный взгляд, даже у Горы-Кита она так не смотрела.

— Я понимаю, как это тяжко. Но это нормально, Жанна. Эй, не мечи в меня молнии, Дева! — он решил улыбкой погасить ее внезапную злость. — Я знаю, что говорю. Ты допускаешь ту же ошибку, что и я когда-то. Надо просто понять: дело не в тебе. Ты — божье орудие, посланное ради спасения людей. Как и генерал Ли, и все мы. Правда, ты — главное орудие. Только люди еще главнее, Жанна. Не Франция для нас — а мы для Франции. Ты для Франции. И это надо помнить. Тебе плохо, но ты еще нужна Франции. Нам надо добить англичан и бургундцев, но даже это еще не конец. Эту страну надо еще превращать во Францию. Долго, мучительно и тяжело. И никто, кроме тебя, этого не сделает. Понимаешь?

Жанна кивнула.

— Я знаю, что поймешь. Ты должна победить себя. Сберечь свой огонь. Заниматься скучными мелочами, повседневной рутиной или даже просто сидеть и ждать. Разное выпадает на долю нашу. Главное, не забывать, что главные бои — всегда впереди. А когда вдруг станет очень жаль себя — тебе надо только вспомнить…

— Не Франция для меня, — Орлеанская Дева мягко перебила бригадира О… и положила руку на его ладонь. — А я для Франции.

Тоска в ее глазах угасала. Жанна улыбнулась, хотя, аромат грусти не сошел с ее губ. Встала. Твердым шагом двинулась к двери, но все-таки обернулась.

— Спасибо.

И, не прощаясь, ушла.

— Однако! — Ли Чжонму стоял, заложив обе руки за спину и с прищуром изучал своего бригадира. — И откуда ты этакой мудрости набрался, мальчик мой?

— Ты научил, мой генерал… Только мне ты про Армию говорил, — без улыбки ответил Гванук. Взгляд сиятельного жёг его, так что О попытался быстро сменить тему. — Мэй сказал, что у него для тебя что-то удивительное имеется.

Глава разведки, до того момента пытавшийся слиться со стеной, сразу ожил, мягким шагом подтёк к столу и с улыбкой заговорил:

— Сиятельный, я привез к тебе гостей. Долгожданных гостей! Уверен, твое настроение поднимется. Могу ли я их позвать?

— Конечно. Они уже в приемной?

— Нет, сиятельный. Они ждут моего сигнала во дворе. Подле конюшен. Вели пропустить их тайным ходом. Все люди мною лично проверены. Это совершенно безопасно.

Ли Чжонму долго разглядывал Полукровку, потом глянул на Гванука. Тот пожал плечами: хвандо находился при нём, чего бояться?

— Проси.

Их было восемь. Все одеты странно: в нарочито бедняцкие одеяния, хотя, пошитые очень добротно. Шапероны натянуты на головы и частично скрывают лица.

— Эти гости умоляют тебя, сиятельный, позволить им сохранить тайну их имен. Ты поймешь, почему. Позволь я представлю тебе их: мастер Кассель, мастер Берг, мастер Фюрн, мастер Ипр, мастер Куртре, мастер Сент-Омер, мастер Удербург, мастер Брюгге… и даже мастер Лилль.

— Лондонская ганза? — обрадовался генерал Ли. — Фландрия?

Только тут Гванук понял, что Мэй называл фламандские торговые города. Перед ними было тайное посольство!

— Истинно так, мой генерал, — гордо поклонился Мэй. — Причем, не только Фландрия. Из тех, кого я звал сюда, не пришел лишь мастер Гент.

Они расселись. Речь от гостей вёл практически один «мастер Брюгге». Он поведал, что Фландрия помнит, что издавна была частью великой Франции, и тяготится властью бургундских герцогов, которые себя этой частью уже явно не ощущают. Но он хочет, чтобы благородные Пресвитерианцы поняли: очень страшно в открытую перечить бургиньонам. А еще — очень много бедствий скатилось на долю фламандских городов. Им нужна помощь.

«Сейчас начнут торговаться» — усмехнулся Гванук.

«Мастер Брюгге» рассказал, как ухудшилась жизнь с войной. Города Фландии были богаты сукном, а основное сырье всегда везли из Англии. Из-за войны торговля уходит на север, прибыли перехватывают голландские города. После того, как англичане заняли Нормандию, стало полегче, но приход Пресвитерианцев и господство Золотого флота в Ла-Манше усугубили ситуацию.

— А зимой герцог Филипп объявил о новом налоге! И только для фламандских городов! — последняя фраза «мастера Брюгге» потонула в гуле возмущения.

После этой речи послы заняли выжидательную позицию. Тишина спрашивала: что вы нам заплатите за риск мятежа? Кажется, Ли Чжонму это застало слегка врасплох, и он задумался.

— Я не намерен вас подкупать деньгами, — наконец, заговорил он. — Или льготами на своей территории — это только разобщит нас. Но я могу дать вам большее.

В зале стало тихо.

— Когда мы прогоним бургиньонов, Фландрия не будет иметь над собой никаких сеньоров. Города и области вокруг них станут самоуправляемыми департаментами. Вы будете напрямую подчиняться Совету Нормандии… который, наверное, придется переименовать, — улыбнулся генерал. — Более того, ваши представители станут в нем заседать. Вы понимаете, какой толчок это может вам дать?

Послы многозначительно переглядывались.

— Вы наверняка знакомы с «Городским Кодексом», который я ввожу в городах Нормандии. И понимаете, какие выгоды тот несет торговле и производству. Таких налогов нет больше нигде. Вы тоже получите право жить и трудиться по этому Кодексу. Только… боюсь, ремесленные цеха могут этому воспротивиться…

— К дьяволу цеховиков! — рыкнул «мастер Ипр». — Они и так большую власть забрали в городе! С радостью избавлюсь от них и от их монополии. Даже уверен, что простые подмастерья нас поддержит…

На этот раз послы загудели противоречиво, но одобрения слышалось больше.

— Еще я предлагаю вам отправить на нашу верфь в Арфлёр своих корабельщиков. За полгода-год мы вас научим строить непотопляемые корабли! Такие, конечно, не войдут в ваши каналы, зато вы сможете возить свои товары по морю. Хоть, до Кастилии! Новые рынки откроются для вас.

Ли Чжонму выкладывал одно выгодное предложение за другим. «Мастера» кивали, но ждали чего-то еще.

— Мы бесконечно благодарны генералу Луи за его доброту, — наконец, осторожно начал «мастер Брюгге». — Но позвольте высказаться от имени всех… Мы будем в неоплатном долгу перед Пресвитерианцами, если вы позволите нам, как и ранее, закупать шерсть в Англии…

Генерал замер. Посмотрел на Полукровку. Лицо его медленно заливалось краской.

— Что? — спросил он глухо, и тут же резко перешел в крик. — Вы говорите мне о том, что вы Франция — и тут же просите о торговле с нашим главным врагом⁈ Да кто вы после этого⁈

Ли Чжонму вскочил, опрокинув в гневе кресло.

— Предатели! Английские прихлебатели! Я сровняю Фландрию с землей и построю на ней новую Францию!

Перепуганные послы вскочили, сбиваясь в кучку. Стражники, повинуясь неприметной команде генерала, подскочили к «мастерам» и начали их выпихивать из зала. Те, впрочем, и сами с радостью бежали прочь от беснующегося главы Пресвитерианцев.

Ли Чжонму с грохотом метнул серебряный кубок в закрывшуюся дверь, еще несколько вдохов демонстративно побушевал, расшвыривая тяжелые вещи… а потом наклонился к Полукровке и жарко начал ему шептать:

— Мэй, поговори с ними вечерком. С каждым по отдельности. Эти… «мастера» уже заглотили наживку. Слишком много я им пообещал. Скажи им, что постараешься уломать меня на разрешение закупки шерсти в Англии. И выжми из них за это серебра по максимуму. Как ты умеешь. И не жалей их! Они богатые, им будет нетрудно.

— Сиятельный, так ты не против торговли с врагом?

— Я? Да я обеими руками за то, чтобы Англия разводила овец и продавала нам сырье, а мы делали из него дорогое сукно и добротную одежду! Это будет лучшим исходом: скотоводческая Англия и промышленная Франция… Только фламандцам об этом знать не стоит.

Главнокомандующий повернулся к Гвануку.

— Чуешь, бригадир, куда подуют весенние ветра?

Бригадир криво и кровожадно улыбнулся. Он видел большой поход на север.