Пресвитерианцы. Четвертый берег

Глава 13

Гонец яростно тянул поводья и слегка неловко болтался в седле. Все-таки к местным седлам и высоким сильным лошадям привыкнуть трудно. Но парень справлялся.

— Мой бригадир! Полковник Гото Арита передает: примерно в пяти ли впереди большая деревня. Там тысячи две наших на постой влезет.

Гванук задумался. Деревня в походе — это всегда хорошо. И лагерь получится быстрее поставить да свернуть; и Армию накормить; и обороняться, в случае чего, сподручнее. Это не говоря о комфорте!

Только вот солнце еще высоко — до заката можно восемь-девять ли пройти.

«А куда спешить? — задумался бригадир. — До Дижона далеко, враг о нас всё равно знает. И к Парижу возвращаться смысла уже нет».

С Парижем вышло грустнее всего. «Театр» был организован просто отлично! Гванук до сих пор в этом убежден. Армия из-под столицы ушла незаметно, осажденные ничего не прознали. Гонцы между Армией и «театральным» лагерем носились ежедневно и ряженые Головорезы отчитывались: всё спокойно, враг боится и трепещет. И они не врали. Отсутствие почти всей Армии парижане не заметили. Они заметили другое…

Осаждающие и раньше не очень крепко следили за всеми бесчисленными воротами Парижа, а тут вообще перестали. Особенно, теми. что за Сеной. И слишком поздно (да еще и почти случайно) удалось узнать, что хмурым, дождливым вечером через ворота Сен-Мишель на правом берегу вышло несколько сотен всадников.

Раньше они на это не решались. Все-таки разъезды Ариты бродили и за рекой. Вернее, отдельные всадники могли проскочить, а вот большие отряды нет. Последних быстро заметили бы и снарядили погоню. А еще послали быструю весть в Руан — и в Нормандии тоже начали бы ловить бегунов. Охота с двух сторон.

Но тут внушительный отряд вышел — и узнали чуть ли не через неделю! Уже после Водемона.

Да, сначала был Водемон.

Как и предсказал Ли Чжонму, волочиться до замка графа-изменника с тремя десятками пушек и внушительным обозом пришлось две недели. В герцогстве Бар к Пресвитерианцам с радостью прибилась почти тысяча недобитых рыцарей, жандармов и прочих людей герцога Рене. Совершенно неорганизованные, деморализованные. Гванук взял себе сотни полторы, чтобы разбавить ими роты третьего полка Шао. Очень уж спетыми были кодлы бригандов — О (как и полковнику Чо) это сильно не нравилось.

Остальных же (хотя бы с трёхпроцентной голубизной крови) бригадир О отдал Орлеанской Деве — рыцарями пусть сама занимается.

В итоге бедному графу Антуану де Водемон радость недавней победы омрачило явление аж десятитысячного войска под стенами его дивного замка. Гванук осаду решил не затягивать, но с наскоку кидаться на врага не стал. Все-таки Водемон смотрелся крепким орешком: стоял на самом кончике каменистого извилистого холма, имел для замка внушительные размеры — целое ли в длину и половину ли в ширину. Стены высокие и крепкие, людей внутри тоже немало. Конечно, далеко не все, кто был под Буленвилем — бургундцы уже ушли домой и наемников увели (или распустили). Но для обороны замка народу более чем достаточно.

Гванук уже знал, что недавняя победа графу Антуану особо не помогла. Нанси — столица герцогства — не спешила открыть ему свои ворота, клятву верности поспешили принести лишь пара мелких владетелей.

Лотарингия ждала и молчала. Может быть, надеялась, что начальство придет и разберется. Только вот в Империи толком не было начальства. Король Чешский Сигизмунд уже давно избран королем Германии (тут избирали королей!), но вот императором уже лет 20 не мог стать. Императором королей делал главный священник Европы — папа. Только вот долгое время в Европе было аж три папы. Даже когда собрали собор (при активном участи Сигизмунда) и выбрали, наконец, единого папу, тот за почти 15 лет так и не короновал Сигизмунда. Зимой этого года старый папа помер, но и новый — Евгениус — тоже не спешил делать Сигизмунда императором. Стоит добавить, что и своей родной Чехией Сигизмунд тоже не правил, ибо народ в ней взбунтовался. Гуситы (так называли себя бунтовщики) били и войска короля, и войска папы! Они трактовали веру по-своему и никого не желали слушаться.

Понятно, что такому правителю было немного не до Лотарингии.

— А тут и мы! — улыбнулся Гванук. — Сейчас быстренько вскроем Водемон, снимем оковы с рук Рене. Пока герцог тепленький — договоримся с ним о том, что там просит генерал, отвезем его в Нанси — и бегом до Парижа!

Бригадир О совершенно не желал затягивать эту войну. Зато вся французская сторона настаивала на грамотной осаде.

— В отличие от Парижа, для осады замка нас вполне достаточно, — разумно решил Жан-Бастард. — Окружим Водемон, большой гарнизон быстро подъест припасы, истощит колодцы — и им придется выйти в поле.

Гванук недоумевал: понятно, что лезть на стены этого замка никому не хочется; понятно, что защитники легко отобьют такой штурм; но он же видел под Парижем возможности артиллерии Пресвитерианцев! Неужели не понимает, что пушки Чахуна местные стены обрушат еще быстрее? Видимо, это косность мышления. Они тут привыкли, что пушки долбят стены месяцами.

— Штурм будет через три дня, — заявил он безапелляционно. — Сегодня по замку начнут бить наши мортиры. С юго-запада, недалеко от лагеря. В течение двух дней мы установим глухую осаду замка, как и предлагал граф Жан. Но помимо обычно палисада на востоке, там, где холм продолжается, мы незаметно оборудуем батарею полевых орудий. С утра третьего дня они начнут массированный обстрел стен. И как только те обрушатся — штурмовая колонна войдет в замок. При этом, со всех сторон остальные отряды будут имитировать штурм, дабы защитники не могли собрать все силы на защиту проломов.

Гванук выдержал паузу. И неожиданно поймал себя на мысли, что подражает генералу.

— Я планировал, что честь первой атаки достанется моей бригаде Звезды… Но, может быть, кто-то желает, чтобы я уступил эту честь?

Рыцари Орлеанской Девы молчали, так как Гванук лично до совета просил об этом Жанну. А вот полковник Чо Татва развернул свои плечи (что аж заскрипели ремни, стягивающие железные бляхи) и шагнул вперед.

— Мой бригадир, третий полк Шао с гордостью выполнит эту задачу! — и ударил себя кулаком по стальной груди.

Это был расширенный совет. В узком кругу стояли только бригадиры и полковники, а вот вокруг — все ротавачаны. За спиной Чо, помимо шести ротных расположились и несколько авторитетных бригандов. Гванук подошел к полковнику и пристально осмотрел его людей. Ротавачаны встречали взгляд командующего и твердо кивали. Бриганды слегка смущались, но один из них улыбнулся с фальшивой угодливостью и проскрипел:

— Ваша Светлость, всё исполним! В лучшем виде!

Драный Шаперон. Гванук забыл его имя, но прозвище запомнил. Чо Татва подробно описал ему местных лидеров, с которых генерал велел не спускать глаз. Этот и впрямь выглядел опасно. Особенно, когда улыбался.

«Ну, что ж, поулыбаемся» — и бригадир О ответил своей уже знаменитой кривой усмешкой.

— Слава богу, — он неспешно выдавливал из себя слово за словом. — В нашей Армии не требуется согласие простых солдат. На тебя, рядовой Шаперон, я посмотрел с одной мыслью. Я знаю, как воюют на ваших войнах. Знаю, что идущим первыми достается самая сочная добыча. Так вот, слушай: в Армии Пресвитерианцев любой, кто выйдет из боя раньше времени — умрет. А если он бросит своих товарищей ради грабежа — умрет мучительно. Пресвитерианец участвует в бою ровно до того момента, пока командир ему не скажет, что бой окончен. После этого он помогает пострадавшим товарищам. Наши воины получают долю в добыче — но они не грабят сами… Вот для чего я обратился к тебе, рядовой Шаперон. Чтобы ты понял всё сам и передал остальным.

Он подошел к бывшему бриганду.

— Понял ли ты меня?

Драный Шаперон смотрел уже без улыбочки. Но глаз не отводил. Пауза затягивалась.

— Понял, господин бригадир, — медленно ответил бриганд. Тоже медленно. Без прежней фальшивой послушности.

Штурм прошел без запинок. После двух дней обстрела люди графа де Водемона были деморализованы. Мощная канонада из трех десятков стволов на третий день заставила их испачкать подштанники. Третий полк без труда занял пролом, захватил две башни и начал зачищать стены. За ними шли Головорезы и люди Жанны — в первую голову лотарингцы и барцы, пытавшиеся склонить защитников в сдаче и искавшие казематы с пленниками.

Грабежи были. Гванук больше удивился, если бы их не было. Даже испугался: ведь это означает, что авторитет Драного Шаперона на наемников просто невероятен. Поздним вечером, перед строем повесили дюжину бригандов, чья вина в грабеже была неоспоримой. После всем новобранцам предложили сдать награбленное при условии прощения «на первый раз». Свои кошели вывернули человек сорок… причем, среди них оказалось даже несколько ветеранов-минцев.

То, что искушению, проистекающему от новобранцев-бригандов, поддаются надежные, казалось бы, солдаты, печалило. Но Гванук тут только рукой махнул, в голове его сидела более тяжкая печаль.

Герцога Рене в замке не оказалось.

Пресвитерианцы и бригада Девы спасли несколько десятков благородных пленников. Тут и местные прирейнские графы, бароны, рыцари; и немного французских пленников, даже людей короля Карла — типа де Родемака. Из узилищ выпустили маршала Лотарингии дю Шатле и епископа Меца Конрада. Последний, как узнал Гванук, был не просто священником высокого ранга, но и суверенным князем небольшого епископства. Последнее казалось бригадиру странным, хотя, он помнил, что нечто подобное в Чосоне и Ниппоне пытались провернуть буддистские монастыри.

Выпустили всех. Шустрый правовед Рауль Жоливе тут же подскакивал к каждому владетелю и предлагал ему заключить союз дружбы с Армией Пресвитерианцев против Бургундии и Англии. Понятно, что после заточения почти все охотно соглашались.

Но главной добычи не нашлось. Утекла добыча, о чем охотно сообщил плененный граф Антуан де Водемон уже после трех первых — разминочных ударов. Герцога Рене забрал с собой маршал Бургундии де Туланжон. Он оставил лотарингцу практически всех остальных, но забрал главного пленника.

«И получается, весь этот поход прошел впустую» — вздохнул командующий.

Что делать? Бегом возвращаться под Париж, не получив никаких выгод? Или идти дальше?

«А дальше — это уже Бургундия» — Гванук даже испугался. Лезть на такого сильного врага? Окончательно плюнуть на задуманный генералом план? А с другой стороны: нельзя забывать о том, что и Жанна в этот поход ввязалась ради Рене.

Гванук пребывал настолько в расстройстве, что велел повесить Антуана де Водемона и весь командный состав замка.

— Что⁈ Как можно! Это же благородный дворянин? Это вассал не короля, а императора? В конце концов, за него можно получить выкуп… — заголосили французские аристократы.

И Гванук не сдержался.

— Граф нарушил закон? — рыкнул он. — Он напал на французское войско? Причем, против любой справедливости! Он вступил в тайный сговор с врагами Франции?

Французы стихли.

— Граф де Водемон виновен во множестве преступлений. У нас в Армии преступников казнят. И честь на деньги мы не размениваем.

Простым воинам было предложено искупить вину службой в лотарингском отряде, который стал спешно собирать маршал дю Шатле. Три сотни «перешли на сторону добра» и заменили отряд из Бара, который оставили в замке в качестве гарнизона.

А утром как-то само собой было решено идти дальше. За пленным герцогом Рене. Догнавшее корпус известие о том, что король Генрих с Бедфордом сбежали из Парижа, только укрепили Гванука и Жанну в принятом решении. Если уж одна добыча упущена, нужно заполучить, хотя бы, вторую.

…Все-таки решили остановиться в деревне. Ночь прошла в комфорте и покое (Гванук еще нигде не видел, чтобы простолюдины жили в таких хороших домах). Выспавшееся войско долго, с ленцой вставало на дорогу, вернее, на две. Дороги шли параллельно друг другу, то сближаясь, то расходясь, виляя между горками и рощицами. Гванук решил использовать обе, чтобы сильно не растягивать почти десятитысячное войско. Вытянутое в одну линию, да еще с пушками и орудийными ящиками оно могло легко растянуться до 8–9 ли (примерно 4 километра — прим. автора).

Кто же знал, что это станет причиной беды.

Близился полдень. Левая колонна шла на юг по широкой ложбине, тогда как правая (вместе с дорогой) отклонилась к западу и шла почти по самому берегу мелкой речушки. Между дорогами вклинился жидкий, просвечивающийся насквозь перелесок. В целом, местность открытая и почти ровная. Лишь на востоке, чуть впереди, словно горб кита, вздымался седой, известковый кряж. Почти полностью голый. Разведчики Монгола (набранные уже из местных) разумеется, его осмотрели перед подходом основных сил и двинулись дальше вверх — куда задирались обе дороги.

«Голова» длинной змеи Армии (представленная полком Ариты) уже приближалась к подъему, тогда как хвоста ее даже видно не было. Справа, за деревьями, не столько видно, сколько слышно было вторую колонну — пушки всегда тащат с особым шумом.

И именно в этот момент случились две вещи: от Ариты к бригадиру примчался взволнованный гонец с криком: «За холмом разведчики увидели вражескую конницу!»; и в этот же момент Гванук заметил, как перевал холма, за который уходили обе дороги, начал прорастать щетиной рыцарских копий.

Совсем внезапных засад не бывает. На любую, самую внезапную атаку нужно время. Но неведомый враг рассчитал это время прекрасно. Его конница уже шла наверх, когда разведка ее заметила. Чужие рыцари первые оказались на седловине холма, они уже растягивались в шеренги и готовились атаковать вниз по склону.

— Арита, прикрой!

Проклятье! В левой колонне почти нет Пресвитерианцев. Лучшие части Гванук отправил правым путем, защищать пушки. Здесь же, кроме бригады Девы, были только всадники, и второй да третий полки Шао. Причем, второй шел в самом конце колонны и доберется сюда через полчаса, не раньше! (китайский/минский час вдвое больше европейского — прим. автора).

Бургундские (многие опознали их желто-синие косые полосы на знаменах) рыцари и жандармы уже начали разгон. Копейщики Ариты не успевали построиться. Не успевали! Кажется, они примут удар стоя на месте — и это будет ужасно.

«Пушки! — заорал сам у себя в голове бригадир О. — Ну, почему они справа? Не стрелять же им сквозь лес…».

Он отсылал приказ за приказом: правой колонне — послать мушкетеров сквозь лес; третьему полку Шао — развернуться и прикрыть широким строем конницу; второму полку… да просто спешите к месту битвы! Но всё двигалось крайне медленно! Медленно — у него. Тогда как первые шеренги бургундцев уже влетели в полк Ариты. Пистолетные залпы сделали этот удар не столь сокрушительным, но численное превосходство и выгода позиции не оставляли Самураям шанса.

А в это время вслед за рыцарями из-за холма повалили сотни и сотни латной тяжелой пехоты. Они мчались не за всадниками, а в сторону речки. К пушкам! К неготовым стрелять пушкам, которые остались почти без прикрытия, так как Дуболомы углубились в рощу!

«Мне нечем их остановить» — обомлел Гванук.

Но, по счастью, опасность видел не только он. Конница Орлеанской Девы — коей имелось уже больше тысячи — уже вовсю неслась к полю боя. Рыцари Жанны скакали медленно — по бездорожью — обходя колонну справа. И тоже увидели стекающую с холма пехоту.

Пехота! Которая не стоит, ощетинившись копьями и алебардами, а бежит, поломав строй — это же мечта для рыцаря. Расплываясь в подобие шеренг, кавалеристы Девы устремились на наемников. Уничтожение пехоты казалось неумолимым, но тут…

Линия рыцарей начала ломаться. Всадники исчезали из поля зрения, летели, кувыркаясь, по полю. Гванук сначала в суеверном ужасе сделал знак защиты от зла, но потом понял: ямы! Небольшие ямки, с колышками или без. Накопанные в большом числе они могут поломать любую конную атаку.

Рыцари валились на землю, мучительно пытались вынуть ноги из стремян, оглушенные ползали по полю — а к ним уже с жадными улыбками спешили пешие латники.

Можно ли в этом боевом грохоте услышать крик одной женщины? О был уверен, что он услышал. Повернулся — и точно! По полю, пустив коня в галоп, неслась Она. Короткие волосы мечутся черными языками пламени, рот открыт в крике боли. Дева птицей летела в самую кучу павших рыцарей, оставив далеко позади свою свиту. Безумная женщина, в латах, но безоружная — только знамя с золотыми лилиями в правой руке!

— Куда же ты, дура! — заорал Гванук и, забыв обо всем, ринулся ей наперерез.

Даже он, даже на неуставшей лошади — всё равно не успевал. Жанна д’Арк догадалась спрыгнуть с коня, но потом кинулась в самую свалку — СПАСАТЬ своих людей. Гванук был уже близко, его хвандо с ледяным свистом зло вылетел из ножен — и кинулся на защиту Девы. Вот какой-то бургундец жадно замахнулся алебардой, но в последний момент жало хвандо впилось в его горло. Вот Дева получила крепкий удар фальшионом в кирасу, но отрубленная рука уже не повторит удар.

— Назад, полоумная! — Гванук схватил ее за плечо, дернул на себя, тут же получил сильный удар окованным рантом щита. Покачнулся, выстоял, шагнул вперед, закрывая Деву. В это время к ним на помощь пришли Жан-Бастард и еще десяток рыцарей свиты. Павшие всадники стали сбиваться в единый кулак вокруг этой группы и начали давать достойный отпор пехоте.

Казалось, линия боя выравнивается…

— О, посмотри!

Жанна, опираясь на плечо Гванука, указывала на восток. На известняковый «горб кита». Там, на безумно удобной позиции строились сотни лучников. Длинные лонгбоу было видно даже отсюда.

Англичане.

Стрелки уже выпустили по первой стреле и натягивали луки повторно. Густая стая стрел летела красиво и совершенно бесшумно. А известняковый холм слева и справа обтекала новая свежая пехота. Попроще снаряженная и вооруженная, но свежая и многочисленная. Видимо, они с лучниками прятались очень далеко от дороги — раз разведка их не обнаружила. К месту боя пришли нескоро…

Но невероятно вовремя.

Жуткую картину приметила не только Орлеанская Дева. Третий полк Шао — который уже построился и практически пришел на помощь Самураям — вдруг смешался. А, получив пару порций стрел — оплыл и плавно потек. За холм, в лес, как можно дальше от этого побоища.

Бриганды.

— Это очень хорошая засада, — одними губами произнес Гванук.