Пресвитерианцы. Четвертый берег

Пролог 2

И снова граф Уорик ошибся. По непонятной причине неведомые враги не стали разрушать воротную башню. Зато до темноты они обрушили еще одну башню на северной стороне, и сделали два пролома в стенах. Пока их чудовищно скорострельные пушки делали свою ужасную работу, чужаки поднесли более полусотни мантелетов почти до вала. Понятно, что они планировали штурмовать провалы, но почему-то в сумерках это делать не стали. Наоборот, остановились и перестали стрелять.

Правда, сам Пьер Кошон узнал всё это гораздо позже. Сразу после приказа капитана, забыв о приличиях, он в ужасе бросился в недра воротной башни. Нёсся по скрипучим ступеням, задрав подол сутаны, потом, в толчее мечущихся мещан, бегущих куда-то солдат, с трудом нашел свою карету и погнал ее к дому.

В городе царил ужас. Сплетни разносились, одна другой ужаснее. Оказывается, Руан все-таки окружили: на Сене видели много лодок, полных «лютых сарацин». Сарацины — это еще удивительнее кастильцев, но епископ Бовесский такого насмотрелся, что готов был поверить во что угодно. В любом случае, бегство невозможно. Не на карете же нестись в неизвестность?

Ворвавшись в дом, распихав слуг, он быстро собрал всё самое важное, набил этим карету и помчался в замок. У старого неподъемного моста уже густела толпа, но, по счастью, стражники его заметили и впустили. Как-никак — королевский советник. В замке царил бардак и хаос, солдаты гоняли всех без разбора. Это потом уже епископ догадался, что английские наемники пытались затащить на башни бомбарды. Дело это было непростое, а ведь нужно еще и порох поднять, и ядра — хотя бы, по десятку на ствол.

Поздним вечером весь свет собрался в покоях Анны Бургундской. Супруга герцога Бедфорда и сестра герцога Филиппа Доброго — она, несомненно, стала высшим нобилем в замке.

— Нам несказанно повезло, Ваша Светлость, — отчитывался капитан гарнизона. — Что враги испугались темноты и не решились на штурм сегодня. Но поверьте, завтра они это попробуют сделать. И тогда мы посмотрим, чего они стоят в честной рубке!

Граф Уорик был страшно зол. Видно, что он сам лично жаждет достать меч и пустить кровь неведомому врагу.

— А вы не опасаетесь, что ночью они все-таки нападут? — это какой-то бургундец из свиты герцогини.

Сэр Ричард только скосился на выскочку, и Пьер Кошон понял, что с ним на башне граф еще мягко обходился.

— У каждого пролома лагерем встал отряд латников, на стенах размещены лучники. Все отряды готовы прийти на помощь друг другу. Как и гарнизон в замке. Я вскрыл арсенал, вооружил слуг и несколько сотен горожан, что не боятся крови.

Последнее Кошону не очень понравилось: давать оружие руанцам — не лучшая мысль. Еще вопрос: на кого они его поднимут? Хотя… Кто же встанет на сторону совсем неведомых чужаков. Которые непонятно чего захотят от города и горожан.

— Вы хоть выяснили, кто они и чего от нас хотят? — испуганным эхом повторила Анна Бургундская мысли Кошона.

— Нет, Ваша Светлость. Они не высылали к нам парламентеров, не выдвигали требований. Обстрел они начали почти сразу, так что и я не смог отправить парламентеров к ним. Уже вечером, когда обстрел прекратился, я послал к чужакам гонцов. Но они пока не вернулись.

Холодок пробежался по покоям герцогини. У каждого в голове всплыли страшилки о каких-нибудь Гогах и Магогах, которые придут и будут молча уничтожать… Но даже древние Магоги-Монголы вели переговоры.

— Скажите, граф, — голос герцогини дрогнул. — Это… это могут быть сарацины, как болтают в городе?

Сэр Ричард на миг утратил выдержку и закатил глаза. Всего на миг, но заметили все. И зароптали негромко, даже о страхе позабыв.

— Мне неведомы случаи, когда бы неверные водили свои суда из Средиземного моря севернее Джабаль Тарика, Ваша Светлость. А это самый юг Пиренеев… Давайте дождемся утра. Уж там-то я непременно рассмотрю рожи этих дьяволят — и по возможности сообщу вам об их происхождении.

Рассказывали, что граф Уорик носился по замку до поздней ночи, укрепляя силы обороняющихся. Он надеялся вывести к проломам заметно усиленный гарнизон, но его планам снова не суждено было воплотиться.

Утром чужаки взяли внешние укрепления быстро и без потерь. Едва засерело небо, вдруг выяснилось, что за ночь враги подтащили все свои пушки к мантелетам. То есть, практически к валу. Они укрепили позиции насыпями, корзинами с землей, так что их было невозможно обстрелять не только из луков, но и из кулеврин и даже небольших бомбард. А вот их пушки внезапно открыли огонь… прямо по верхним краям стен. И били они не ядрами, а множеством злых железных шариков — буквально, сметая лучников! Еще выяснилось, что небольшая группа противника ночью забралась на почти пустую стену на северо-востоке города — и прямо сейчас шла по верху…

Граф отдал приказ оставить стены. Хотя, для многих было уже поздно.

Пока шел обстрел, враги построились внизу в две колонны и ринулись в проломы на груды кирпичей и камней. Пьер Кошон не раз слышал, как англичане потом заявляли, что пехота-то у чужаков похлипче будет. И защитой обделена, и сами они какие-то плюгавые. Но проявить себя латники графа Уорика не смогли. Так как среди атакующих было много лучников, арбалетчиков, которые ловко укрывались за щитами передних рядов и выводили защитников из строя. А после появились и вовсе странные бойцы с железными шарами в руках. И то были не ядра. Дымящиеся шары летели в ряды англичан, взрывались и ранили их во множестве!

Латники отступили, тогда как чужаки подошли изнутри к нетронутой ими воротной башне, отперли северные ворота, куда спокойно вошло всё их войско.

Сам епископ успел увидеть лишь, как остатки гарнизона Руана втягивались в узкие ворота замка по старому мосту. Было их, наверное, сотен шесть, многие с ранами. В замке находилось еще пара сотен, да вооруженной знати — английской, нормандской, бургундской — около сотни. Вооруженную челядь Пьер Кошон считать даже не хотел.

— Этого более чем достаточно для долгой обороны! — бил кулаком по столу граф Уорик, убеждая герцогиню продолжать схватку.

— Но долго ли простоят стены замка под их пушками, сэр Ришар? — влез Кошон, пытаясь всех образумить. — Они же не особо прочнее городских.

— Подольше, святоша! — рявкнул капитан. — Здесь вокруг город, им негде будет поставить десятки пушек. Лишь несколько — вдоль улиц. А тут их наши орудия собьют.

Он пояснил, что замку надо продержаться хотя бы неделю, пока не подойдут гарнизоны из-за Сены. Сэр Ричард уверял, что в рукопашной схватке чужаки слабоваты и, в случае внезапной атаки, обречены.

…До полудня неведомое войско полностью окружило замок. Лучники постреливали, выцеливая зазевавшихся «сарацинов», но те, в свою очередь, вели себя осторожно и особо не высовывались. На улице, что вела к мосту и воротам, они установили большие мантелеты и начали потихоньку подводить их к стенам. Большая бомбарда, которую заранее установили на башне и зарядили, рявкнула в сторону наглецов! Огромное каменное ядро смело бревенчатую стенку, побив и покалечив какое-то количество людей. Орудийная обслуга кинулась к железной туше, начала медленно и натужно оттягивать ее назад. Чтобы продувать ствол, потом чистить его, забивать новый заряд и новое ядро.

Пьер Кошон с тоской подумал: следующий свой выстрел бомбарда сможет совершить чуть ли не через час. Что они делают не так? Что знают «сарацины»?

А те снова неприятно удивили обороняющихся. Их маленькие пушки так и не появились на улицах, но всё равно чуткое ухо епископа услышало далекий грохот. Где? Откуда? Вражеских пушек нигде не видно. Но тут, с низким гулом большое ядро свалилось прямо с небес — на внутренний двор замка!

И это было совсем не то ядро, какими палили вчера. Нет, кажется, оно раз в десять больше. Тут же раздался новый грохот — и второе ядро влетело в сарай, разметав его на доски. А потом еще! И еще! Кошон не понимал, что происходит. Почему ядра летят так часто? Неужели у чужаков есть пушка, которая перезаряжается через каждые десять вдохов? Или просто много таких пушек… Невероятных пушек, которые палят с небес.

Люди с воплями носились по замку, даже солдаты. Едва раздавался очередной звук выстрела — каждый начинал бояться, что упадет именно на него. Постепенно, по звуку епископ понял, что стрельба ведется с восточной стороны. Кажется, бьют из-за домов. Но как? Ядро взлетает вверх, а потом падает вниз? Точно туда, куда загадали канониры?

— Мы сдаемся! — в истерике голосила Анна Бургундская, брошенная почти всеми придворными дамами. — Скажите уже им, что мы сдаемся!

Как ни удивительно, но обстрел прекратился (Пьер Кошон даже перекрестился). За стеной послышались призывные звуки труб. Граф Уорик, герцогиня и еще ряд нобилей устремились на башню у ворот.

На мосту стояли двое: пленный английский рыцарь (весь побитый, с запекшейся на лице кровью) и… Пьеру Кошону трудно было описать страшного коротышку одной фразой. Тот был весь покрыт странными доспехами, состоящими сплошь из отдельных железок. Зловещий шлем с широкими ниспадающими полями его был заброшен за спину, и всем оказалась видна его удивительная рожа. Широкое, почти квадратное лицо, смуглая по-сарацински кожа и глаза… Несмотря на расстояние, они врезались в самую душу епископа: словно кто-то туго натянул кожу и разрезал ее легким извивающимся движением. Из разрезов на мир смотрела чернота. Всё лицо чужака было каким-то плоским, невыразительным, мелкий нос практически не выступал (что было совсем не по-сарацински). На плече у коротышки лежала слегка изогнутая сабля невероятных размеров — такой и коня разрубить можно. И почему-то епископу показалось, что этот совершенно чуждый миру человечек вполне может разрубить коня…

Чужак легонько толкнул рыцаря, и тот закричал:

— Господа! Вам всем предлагают сдаться. В этом случае, генерал Армии Старого Владыки гарантирует всем сохранение жизни.

Пленник смолк, а на башне поднялся гул. Только что кричавшие «сдаемся!» нобили, уже не готовы были доверить свои жизни какому-то генералу.

— Кому они служат? — крикнул в ответ капитан Уорик. — Мы готовы сдать замок, если нас всех отпустят с оружием и личным имуществом!

Ответа не было. Коротышка посмотрел на пленника, разочарованно поцокал, сказал что-то вроде «прохо-прохо»… а потом почти незаметно дернул плечом. Тяжеленная сабля на миг зависла в воздухе, чужак моментально стиснул ее своими ручонками, по-змеиному изогнулся — и клинок пролетел прямо сквозь рыцаря. Тело того начало медленно заваливаться направо, а идеально срезанная голова покатилась по плечу налево.

Анна Бургундская закричала от ужаса и потеряла сознание.

Коротышка обернулся за спину и махнул рукой. К нему направили нового пленника — Пьер Кошон узнал рыцаря Бернетта, который так и не успел оценить прочность городской башни.

— Они говорят, что мы не можем торговаться! — мертвым голосом выкрикнул рыцарь. — Если сдадимся сейчас — будем жить. Если продолжим сражаться — умрем. Всех англичан ждет плен. Французов могут отпустить.

«Французов? — изумился Кошон. — Каких французов? Тут есть нормандцы, которых еще можно счесть завоеванными, хотя, все они с радостью служат Генриху Английскому. А бургундцы — искренние союзники Англии. Я же вообще из Шампани…».

Несмотря на рычание и выкрики графа Уорика, замок был сдан. Ворота открыли — во внутренний двор хлынула толпа… самых невероятных людей. Кошон виден скуластые безволосые лица кирпичного цвета, смуглых курчавых бородачей, желтые лица с мелкими чертами и столь же удивительными глазами, как у кровожадного коротышки. Он готов был поклясться, что среди латных копейщиков рассмотрел даже черных, как ночь, воинов!

«Сарацины» (гораздо более удивительные и пугающие) деловито занимали все входы, лестницы, спокойно разоружали англичан и местных. Людей они сгоняли на открытое пространство, причем, обычных вояк и слуг уводили куда-то в другое место. Здесь собирали тех, кто повыше.

Наконец, к выстроившимся людям неспешно, через ворота подъехали два всадника. Чуть впереди на вороном коне в рыцарском седле ехал статный воин лет 35–40. Несмотря, на родную глазу епископа латную кирасу, сегментные плечи, створчатые поножи, этот воин (как и прочие) имел диковинное лицо со странным вырезом глаз, гладко выбритые щеки, и длинные, черные, аккуратно уложенные волосы. Он прочно укоренился в седле и мягко правил поводьями, оглядывая пленников, и давая оглядеть себя. А чуть позади — его молодой спутник, долговязый, поджарый. В странном седле, с высокими стременами — он восседал на чахлой лошадке, словно, хищный ястреб. Грудь его покрывал пластинчатый доспех, вроде, бригантного, только все стальные пластинки торчали наружу, а не были скрыты кожей или материей. Черная грива его волос была спутана, частично увязана в узел на затылке, но отдельные пряди разметал свежий майский ветерок.

Старший воин уперся на переднюю луку седла и привстал на стременах.

— Доброго всем дня! Я рад, что вы сделали разумный выбор… Меня зовут Луи Чжонму, я генерал этой Армии, что взяла на копье Руан. И вот почему.

Конь неспокойно зашагал под генералом, и тот унял животное твердой рукой, нагнув поводом голову.

— Далеко на Востоке, в удивительных азиатских землях живет Старый Владыка — пресвитер Иоанн. Благость его известна широко, и многие народы почитают христианского святого. Недавно пресвитер Иоанн услышал страшную новость: нечестивые бургундцы и англичане посягнули на святую Деву Жанну, которой доверена божественная миссия — спасти Францию. Скорбь пала на лик пресвитера Иоанна, от чего на Востоке угасла, не начавшись, весна. Святой обратился ко всем, кто любит его и чтит, и попросил спасти Орлеанскую Деву из жестокого и несправедливого плена.

Пьер Кошон невольно стиснул распятие на груди. Древние сказки оживали на его глазах. Царство пресвитера Иоанна? Неведомые азиатские орды с дивным оружием? И это — ради Орлеанской ведьмы⁈

— Двенадцать народов вызвались восстановить справедливость. Я собрал непобедимое воинство, оснастил корабли, кои не с чем сравнить в этом мире — и вот мы здесь. В Арфлёре слова Иоанна подтвердились: я узнал, что вы и впрямь подло пленили Деву Жанну, держите ее в темнице и собираетесь казнить! Радуйтесь, ибо страшный грех вы собрались принять на свои души. Можно сказать, я вас от него спас. Но Руан пал, войска ваши будут разбиты и рассеяны, а все враги Франции — изгнаны за ее пределы. И это — за то, что вы посмели поднять руку на возлюбленную дочь Господа!

«Возлюбленная дочь Господа⁈ Что он говорит такое?» — Пьер Кошон чувствовал, что ноги его вот-вот отнимутся.

Никогда! Никогда он не воспринимал веру столь буквально. Концепция Чуда Божьего была для него лишь набором историй из древних книг и Священного Писания. Он не видел этому места в своем мире. Потому-то и в Жанну д’Арк он не поверил ни на единый миг. А она творила чудеса. Не только история с мечом или узнавание дофина — это всё могли выдумать. Но были и реальные чудеса — она наполняла силой сердца тех, кто верил в нее. 15 лет арманьяки и люди дофина Карла проигрывали англичанам все битвы. Совершенно все! А с Орлеанской Девой они перестали знать поражения!

«Что это, как ни колдовство?» — спрашивал себя епископ Бовесский. И ответ казался очевидным.

А теперь?

«Господи, во что мне верить теперь?».

Вот же оно — чудо! Прямо перед ним. Взявшаяся из ниоткуда Армия Пресвитерианцев. Людей дивных и пугающих, вооруженных невероятным оружием. Вот Генерал Луи, лично видевший самого пресвитера Иоанна! И как не поверить, при всей невозможности происходящего…

— Мне нужен Пьер Кошон! — грозно рявкнул Генерал Луи.

Епископ невольно охнул, осел; краска сошла с его лица. Глаза невольно забегали по сторонам, и, к счастью, он заметил священника-нотариуса из канцелярии архиепископства. Мелкий писарь, по дивному стечению обстоятельств, был полным тезкой епископа Бовесского. Его тоже звали Пьер Кошон. И он тоже подвизался на процессе над шлю… Девой Жанной.

Перепуганный нотариус тоже смотрел на епископа. Тот грозно зыркнул на него: иди, мол. Секретарь громко сглотнул и вышел.

— Ты еще кто?

— Пьер Кошон, — проблеял тот. — Нотариус…

— Что за чушь⁈ — взревел Генерал Луи. — Мне нужен епископ Кошон. Подать его немедленно!

«Я сейчас умру» — сказал сам себе Кошон. Но ватные ноги вывели его на открытое место.

— Я хочу, чтобы ты лично отвел меня к ней, — Генерал Луи склонился к епископу и негромко добавил на своем странном еле понятном лангедойле. — Чтобы лично снял с нее оковы и вывел на свободу.

И они пошли: Пьер Кошон, воин постарше, воин помоложе и еще два десятка дивных (и вооруженных до зубов) Пресвитерианцев. Вошли в полумрак башни Боревуар, поднялись наверх, туда, где уже заканчивались изысканные покои.

Вот та самая дверь. Стражник покорно отдал ключи, епископ лично отпер двери и вошел в комнату.

Темно. Окно теперь прочно заколочено. Рослая крепкая девка с короткими до неприличия темными волосами. Волосы грязные, что делает ее еще более отталкивающей. Девка медленно приподнимается с постели, сложенной прямо на полу. В глазах — полное понимание и готовность принять свою судьбу. Конечно, она всё понимает. Вон на ней мужские шоссы и потертый дублет. Больше Жанне не во что было одеться. А значит — отреклась от клятвы. Значит, еретичка! И это ей сейчас сообщат.

«А я бы и сообщил! — почти стонет Кошон. — И сжег бы ее, благо, костер уже давно стоит у кладбища…».

Жанна смотрела на него предельно спокойно. Она не боялась. Он почти поймал ее страх в глазах — там, возле костра — но сегодня его нет. Жанна д’Арк встала с постели, чтобы умереть жуткой, мучительной смертью. Умереть за…

«За что?».

Хотелось заорать на нее, проклясть, придушить собственными руками.

Но, кажется, не сегодня.

Сильная рука небрежно пихнула епископа в сторону.

— Демуазель, — Генерал Луи совершил какой-то странный поклон. — Я пришел сообщить вам, что вы свободны. Англичане повержены, нечестивые судьи пленены. Руан теперь ваш и вам же будет служить непобедимая армия пресвитера Иоанна. Вы нужны Франции!

Измученная пленница переводила мало что понимающий взгляд с одного на другого. Потом вдруг издала странный звук: то ли застонала, то ли засмеялась… И начала оседать вдоль стенки, закатывая глаза.

Молодой воин кинулся ее поддержать, а старший бросил своим Пресвитерианцам:

— Уведите епископа. В нем нужды больше нет.