Город утопал в огнях. Я смотрел на него и думал о том, как много может спрятать ночь. Даже сейчас в отблесках пламени не видно грязи, мусора, чужих пороков, нищеты. Все слишком благопристойно под покровом мрака. И от этого тянуло плеваться.
Я глотнул горькое пойло, прищурился, катая по языку его вкус. Редкостная дрянь, но когда у тебя в кармане дыра, выбирать не приходится, а свои средства я спустил очень давно. Вот и довольствуюсь третьесортной выпивкой, сидя за уличным столом дешевого трактира. Подрабатываю здесь вышибалой по вечерам, за это и наливают. Но сегодня у меня выходной. Сегодня праздник. Люди жгут костры во славу героя Эридана Ферсона. Кто он такой и что сделал для мира? Да ничегошеньки! Разве что возглавлял королевские войска в последней войне, сошелся в поединке с королем соседней державы и победил. Убил нечестивца, покусившегося на родную землю. Но и сам был тяжело ранен, а после исчез. Поговаривают, его забрала в свои чертоги богиня Рат. Великая и прекрасная. Во всяком случае, герой пропал, но король не забыл, кому обязан победой, и в годовщину великой битвы вот уже третий год горят огни, а трубадуры прославляют подвиги Ферсона.
Я сплюнул на землю, за что тут же получил увесистый подзатыльник от Кло, которая тут следила за порядком.
— Не свинячь, — рявкнула она.
— Прости, цыпа, — пьяно рассмеялся я, ущипнув ее за филейную часть. Сама она была дурнушкой, а вот филей хорош! Загляденье. И что греха таить? Порою мы с Кло коротали ночки вместе. Я ведь тоже не воплощение бога Рада. А Кло ничего, терпит и дает погреться под крылышком.
Пойло снова полилось в горло. Сегодня мне хочется пить. Пить до тех пор, пока не упаду замертво. Костры злят, и я, пошатываясь, иду в главный зал, стараясь никого не облить остатками выпивки. У большого камина греется щуплый трубадур. Лютня лежит рядом на поцарапанной полке. Будет петь, бр-р-р. Посетителей в честь праздника хватает, на дверях щеголяет выбитым зубом рыжий Пес. Зуб, кстати, выбил я, чтобы руки не распускал, Кло девушка честная. Иногда.
Большинство гостей разместились за длинными столами и пили бурду — кто лучше, кто хуже. Кому на что хватало денег. В углу на лавочке притаился худосочный парнишка, прикрывший нос полой плаща. Уснул он там, что ли? Пара девиц надеялась найти себе ухажеров на вечер, которые заплатят за выпивку и все, что к ней прилагается. Если у мира есть дно, оно должно выглядеть именно так.
Трубадуришка прокашлялся и потянулся за лютней, тронул струны и запел гимн во славу Эридана. Тьфу!
— Эй, ты! — крикнул я на третьем куплете. — Смени песню!
Парнишка глянул на меня недобро, но запел другую. И тоже о подвигах великого героя — война была не единственным из них. Все, как положено — не успел родиться, а уже спас мир и далее, и прочее.
— Смени песню! — снова потребовал я.
— Не мешай слушать, а? — обернулся ко мне какой-то мужик.
— Да разве это пение? Овцы, и те блеют более складно. Веселую давай!
— И не подумаю, — резко ответил трубадур. — Не нравится — ступай прочь, оборванец.
Я-то, конечно, оборванец, но оскорблять себя никому не позволю! Поэтому залпом допил пойло, оставшееся в кружке, и опустил ее на голову смертника. Трубадур сдавленно охнул и осел на пол, а я переломил через колено его лютню и бросил рядом с ним.
— Получил? — поинтересовался сипло.
— Ты чего натворил? — как-то жалобно всхлипнул он, а затем зарычал и кинулся на меня.
Я его, конечно, отшвырнул, но как-то неудачно, сбив один из столов. А за ним сидели выпивохи, их пойло пролилось, а уж этого они простить не могли. Навалились на меня толпой — впятером. Одним я выбил двери, другого отправил в свободный полет под ближайший стол, третьего ударил лбами с четвертым, пятого слегка придушил, и тот сам уполз.
— Еще желающие есть? — обернулся к притихшим посетителям.
Но вместо них ко мне подбежал сам хозяин трактира, маленький и круглый Поль по прозвищу Пупс.
— Ах, ты! Пьяная бестолочь! — истошно завопил он. — Никакой прибыли от тебя! Сплошные убытки! Все, с меня хватит. Забирай свои лохмотья, и чтобы я тебя больше здесь не видел!
Я сплюнул ему под ноги. Спорить не стал — не видел в этом смысла. Да и нашел себя не на ближайшей помойке, чтобы позволить какой-то мрази вытирать об меня ноги. Унижаться не стану, да и угол найду.
— Денни!
Бедняжка Кло прижала ладони к груди. Единственная, кто обо мне сожалел.
— Не плачь, я приду тебя утешить, — ударил ее пониже поясницы и потащился на второй этаж, чтобы десять минут спустя вернуться с худым вещевым мешком.
— Чтоб ты прогорел, — от души пожелал Пупсу. — И пойло у тебя отвратное.
Выхватил кружку у одного из выпивох, залпом осушил и пошел прочь. Туда, в ночь, полную костров и хвалебных песнопений. На самом деле мне некуда было идти. Родные забыли, как я выгляжу. Друзья? Тоже кончились. Были, да все вышли. Я сдавленно хохотнул, тряхнул мешком, запрокинул его на плечо. Сегодня посплю в парке, а утром найду другой трактир, где нужен вышибала.
— Простите, дейр.
Давненько ко мне вежливо не обращались. Я обернулся. Давешний мальчишка из трактира мялся с ноги на ногу. Мелкий, худосочный, волосенки темные по плечи, всклокоченные, глазищи темные. Хотя, кто их в темноте разберет? Такого ладонью прихлопнешь, и мокрого места не останется.
— Чего тебе, воробышек? — спросил я.
— Мне нужно с вами поговорить, дейр, — звонко ответил тот. Сколько ему? Хоть восемнадцать есть? Больно звонкий голосок.
— Купи мне выпить, и я весь твой, — хохотнул я.
— Хорошо, — покорно ответил парень. — Куда пойдем? Я не знаю города.
— А вон туда! — Я указал на один из самых благополучных — а значит, дорогих — трактиров на этой улице. Мой собеседник кивнул и направился туда, однако его и на порог не пустили, пока не показал блестящую серебряную монетку.
— А я с ним, — сообщил я вышибале, протискиваясь за странным мальцом. — Вина!
Это уже подавальщице, посмотревшей на меня, как на сброд. Ничего, мы быстро разберемся, кто тут продается, а кто покупается. Мы с парнем сели за столик в углу, подавальщица плюхнула передо мной деревянный кубок с вином, и я почувствовал себя почти благородным. Сделал глоток, но сначала дело, потом выпивка.
— Слушаю, — уже почти без хмеля в голосе сказал мальчонке.
— Я хочу предложить вам работу, — сказал он тихо.
— Ты? Мне? — Я рассмеялся. Хохотал, пока не заболели бока. — И что же за работа?
— Мне… нужен телохранитель. И… помощь. В одном деле.
— Тело… кто? — Я рассмеялся еще звонче. — Ты много о себе мнишь, воробышек. Где ты успел нажить врагов?
— Так получилось. — Он опустил голову. — Но мне и правда нужен охранник. Я готов платить… одну серебрушку в неделю.
— Две.
— У меня столько нет.
— Одну, плюс еда и крыша над головой.
— Идет.
— Вот и сторговались.
Я протянул мальчонке руку и пожал его худющую кисть.
— А теперь я допью это вино и отправлюсь спать, — сказал ему. — Утром расскажешь, кто покушается на твою душонку. Где наша комната?
— Не здесь. — Парень отвел взгляд. — Пей, и пойдем.
Меня просить не надо. Вино обожгло горло, и мы с неожиданным приятелем потянулись прочь. Миновали одну улицу, вторую. Повсюду пели и пили. Я вдруг заметил, как мой наниматель сжимает кулачки.
— Не любишь Ферсона? — спросил я.
— Да, — ответил тот и покраснел.
— Тогда сработаемся, я тоже его терпеть не могу. Как тебя зовут хоть, воробышек?
— Валь.
— Валь… Подходящее имечко. Ты что же это, путешествуешь один, Валь?
— Д-да, — сбивчиво сказал парень.
А птенец что-то недоговаривает… Я задумчиво хмыкнул. Кажется, я во что-то влип. Но, во-первых, был почти что пьян, а значит, соображал туго. А во-вторых, никогда не забирал назад однажды данного слова. Пообещал сохранить шкуру этого мальца целой? Значит, сохраню.
— А твое имя? — спросил тот.
— Денни, — сказал я.
— Приятно познакомиться, Денни.
— Взаимно.
Слишком вежливый для этого района. Тут затопчут — и не заметят. Видно, не из захудалой семьи, но точно один и боится. Занятно. Загадки я люблю. Только разгадывать буду утром, на трезвую голову. А пока…
Валь выбрал для проживания неплохой постоялый двор. Недорогой, но чистенький. Ему принадлежала одна комната с пристройкой, служившей и уборной, и ванной — в полу имелась дыра, а в углу — таз и ковшик для воды, а также скрипучий кран. Уже достижение! Пусть он и проржавел так, что из него время от времени капало.
— Да у тебя тут хоромы, — отметил я, изучая комнатушку с одной кроватью. Развязал свой мешок, достал старый плащ и бросил на пол. — Я сплю здесь. Советую ночью мимо не ходить, могу принять за врага и придушить. Особенно пока к тебе не привыкну.
Валь испуганно кивнул. Он, видимо, уже пожалел, что со мной связался. А я плюхнулся на плащ и завернулся в него, как в кожуру. Теплая комнатушка, не дует — уже плюс. Не воняет. Если повезет, то и тараканов не обнаружится, но это уже вряд ли. А жизнь-то налаживается!
— Денни…
— Что? — Я открыл один глаз.
— А если мне понадобится… М-м-м… Пройти мимо? Ночью.
И парень покосился на двери уборной.
— Молись Рат или Раду, — ответил я. — Может, и не проснусь.
А затем рухнул в сон, как в воду. Там, во сне, всегда был дым. И жгли костры так, как сегодня. Повсюду стоял шум, скрежет, слышался гул, бряцали копыта коней. Я брел в дыму и никак не мог понять, что здесь делаю, какого исчадия бездны там забыл. Меня окликали, хлопали по плечам, а мне хотелось бежать — и я бежал, не помня ног. Меня пытались схватить, одергивали — я вырывался, затем сам кого-то схватил, прижал и… открыл глаза.
Перепуганный Валь сидел рядом со мной на полу и хватал ртом воздух. Я едва не придушил его! Мальчишка вцепился в ворот серой рубахи и едва не всхлипывал.
— Говорил же не ходить! — рявкнул на него.
— Мне надо в уборную, — пискнул тот, и я разжал хватку. Придется привыкать, что в комнате посторонние. Иначе однажды прибью и не замечу. Мне-то все равно, конечно, но мальчик ничего мне не сделал. А значит, не заслуживает смерти.
Валь скрылся за дверью. Мне показалось, или оттуда послышался всхлип? Ну, меньше помочится, вода на слезы уйдет. Я же закрыл глаза и повернулся на другой бок. Малец прокрался мимо и лег в постель. А я задумался над тем, что мало выпил для такого паскудного дня. Не хватило, чтобы спать до рассвета. Увы и ах! Но остаток ночи мне предстояло провести без сна.