Валера огляделся по сторонам: знать бы ещё, где что здесь лежит. Пока Вовчик с Аллочкой свои дела не закончат, сюда не спустятся. Ладно, чёрт с ними. Он, в принципе, может залечить почти что угодно. Лишь бы свидетелей не было. А чтобы «скорая» не возмущалась, не убирать повреждение совсем, а только уменьшать до более-менее безопасного уровня. Он еще раз попытался позвонить в хирургию – бесполезно. Ни в ординаторской, ни на сестринском посту никто не отвечал. Оставалось сидеть и ждать, когда приедет скорая.
Заскрипели двери на входе, затопали сапоги.
- Да держи ты!
- Держу, держу!
Переезжая порог, грохотнули колеса.
- Берись, перекладываем!
Валера выглянул в коридор. Шофер и фельдшер из бригады скорой помощи силились перетащить мужика весом за сто двадцать килограмм с одной каталки на другую. Рядом стояла молоденькая врачиха, видимо, недавняя выпускница. Она держала пакет с капельницей.
Его заметили:
- Чего смотришь, иди помогай.
Он и сам собирался идти, но это грубое понукание резануло душу. В другой раз он бы нашел, что ответить. Но сейчас было явно не время для препирательств.
Валера быстро подошел, мельком оглядел лежащего на кушетке страдальца и тут же посерьезнел: весь живот был заклеен окровавленными повязками. Не говоря ни слова, он подцепил пациента под массивную задницу и, поднатужась, чуть приподнял. Шофер и фельдшер не сплоховали. Секунда – и толстяк уже улегся поверх обернутого клеенкой тощего матрасика на железной больничной каталке.
- Что с ним? – сухо, по деловому спросил Валерик.
- Да новый год отмечал, - начал скороговоркой излагать фельдшер. – После третьей бутылки принялся с соседом спорить за власть, а когда градус дошел до кипения, тот взял ружье и в доказательство своей правоты пальнул. Вот и результат. Хорошо еще, этот уходить собирался, в дублёнке был. Она чуток защитила.
О ружьях Валера кое-что знал.
- Какой дробью стрелял?
- Утиной, семеркой.
- А с какого расстояния?
- Метров с шести. Но калибр мелкий, двадцатый.
Валера прикинул в уме:
- Н-да, в этом патроне дробинок поменьше, всего-то штук двести. Но всё одно, у него сейчас кишки в кашу покрошены. Как дотянул-то!
- Да не впрямую попало. Этот, вишь, вполоборота стоял, так что сноп дроби больше по касательной прошел. А брюхо-то вон какое! Наверняка большая часть свинца в сале застряла. Глядишь, и выживет страдалец.
Фельдшер изобразил плевки через плечо и, покрутившись в поисках дерева, стукнул по панельке из прессованного картона.
- Ладно, паря.
Он резко посерьезнел и собрался. В его движениях и речи враз исчезла нарочитая развязность.
- Нам ехать надо, у нас еще три вызова, и все срочные. На-ка, вот, подпиши бумагу, что ты у нас пациента принял, и мы погнали.
- И что я тут с ним делать буду? Помогите хотя бы в хирургию поднять.
- Говорят же тебе – некогда! Вон, она поможет.
Фельдшер мотнул головой в сторону входа. Там, переминаясь с ноги на ногу, стояла девочка в шубке и красных лаковых туфельках на шпильках. Из-под шубки едва виднелся короткий, не доходящий даже до середины бедра, подол такого же красного платья-перчатки.
- Вера? Синичкина? – с удивлением узнал Валерик. – Какими судьбами? И вправду: иди сюда, поможешь. Без тебя сейчас никак.
Фельдшер обрадованно подытожил:
- Знакомая твоя, что ль? Ну, вдвоем точно справитесь. На, подписывай и мы отчаливаем.
Валера взял планшет, поглядел на корявые, на коленке сделанные записи.
- Как зовут-то страдальца?
- Да кто ж его знает! Некогда нам было имена узнавать. Мы дублёнку срезали, капельницу с физраствором вкололи, чтобы кровью не истек, пузо, вишь, заклеили, и сюда полетели. Хорошо ещё менты приехали быстро, помогли эту тушу вниз спустить.
- Ладно, езжайте.
Валера черкнул подпись в бумаге, принял второй экземпляр самокопирующегося бланка, сунул его в ноги раненому и тут же забыл о скорой и о фельдшере.
- Вера, прими капельницу.
Синичкина взяла пакет с физраствором у страдающей докторши. Та с шипением опустила затекшую руку и, не говоря ни слова, побежала к выходу.
Ухватив черные обрезиненные ручки, Валера направил каталку к лифтам: при огнестрельном ранении без хирургии не обойтись, а она на четвертом этаже. Рядом звонко цокала по линолеуму Вера. И тут в дежурке затрезвонил телефон.
- Фу-у-ух, - выдохнул Валерик. – Никак у Вовчика совесть проснулась.
- А кто такой Вовчик? – тут же поинтересовалась Синичкина.
- Дежурный хирург. Подожди минуту, я сейчас, – и кинулся в кабинет.
- Алло! Алло! - надрывался в трубке женский голос.
- У аппарата, - отозвался Валерик.
Накал эмоций в трубке малость поутих.
- Кто это? Где Аллочка?
- Отвечаю по пунктам: Валерий Синявин, медбрат, терапия. Аллочка празднует Новый Год с Вовчиком.
Голос в трубке прервался на секунду, а потом коротко и сочно выдал в адрес Торопова концентрированно-нецензурное.
- А что случилось? Кого скорая привезла?
- Неизвестный. Огнестрельное в живот, дробь.
- Мать честная! – охнул женский голос на той стороне линии. – Валер, кати страдальца на второй этаж, во вторую операционную. Там дежурная бригада должна быть. А я пойду этого чёртового ловеласа за шкварник вынимать. Пусть идет руками работать, Казанова хренов.
Валерик вернулся в коридор. Синичкина всё так же стояла рядом с каталкой с капельницей в поднятой руке, и рука эта уже заметно подрагивала. Он поглядел на одногруппницу:
- Ну что, погнали?
Это был скорее не вопрос, а распоряжение. Но, тем не менее, он дождался, пока девушка угукнула. Взялся за ручки каталки и зашагал к лифту. Да так быстро, что Вере, чтобы не отстать, через два шага на третий приходилось переходить на бег.
Лифт всё не приезжал, и Валерик начал нервничать: неизвестному мужику становилось всё хуже. К счастью, фельдшер оказался прав: дубленка и толстый слой жира защитили жертву политических дискуссий: кишки остались целыми. Но пара дробинок добралась до печени, и это нужно было срочно лечить. Зарастить рану особого труда не составляло, но извлечь свинцовые шарики бесконтактным способом он не мог. Стальную дробь еще можно было как-то достать – к примеру, магнитом. А так – только зондом.
Наконец пропиликал сигнал, и большая дверь мягко откатилась в сторону, спрятавшись в стену. Мучительно долго закрывалась дверь, так же неспешно поднималась кабина. Но на втором этаже, у входа в операционный блок, их уже ждала невысокая полноватая женщина в хирургическом костюме и шапочке. Лицо её было закрыто маской, но Валерик узнал: Лиля, операционная сестра из той же хирургии. Это она звонила в приемный покой.
- Наконец-то! – воскликнула она. – Покатили мужичка в операционную.
- А где Вовчик? – Задал Валера логичный вопрос.
- А-а, - Лиля только рукой махнула, - у нашего штатного трахаля приключение. Алка, она девка ответственная. Как скорую услышала, так у нее сразу чувство долга перемкнуло и на этом фоне случился спазм вагинальных мышц. Так что встрял Торопов в буквальном смысле. Я Аллочке укол всадила, сейчас её отпустит, она отпустит Вовчика, и он прибежит. Если, конечно, сможет. На него икота напала страшная, чуть не до рвоты.
Все это Лиля говорила на бегу, торопливой скороговоркой. Рядом с ней, с пакетом физраствора, бежала Вера Синичкина, стараясь удержаться на ногах и не грохнуться, зацепившись каблуком за дыру в линолеуме. Время от времени она против своей воли косилась на пропитанные кровью повязки, и тут же отворачивалась: смотреть на такое было страшно.
В предоперационной было пусто.
- Где бригада? – спросил Валерик.
- В коматозе. Упились, сволочи, вдрабадан. Так что давай, мойся, одевайся и пойдем. А это кто?
Лиля кивнула на Синичкину.
- Одногруппница моя, без трёх лет фельдшер.
Лиля оценивающе поглядела на будущую коллегу.
- Крови боишься?
- Н-нет, - отчего-то заробела Вера.
- Тогда тоже мойся. Давай капельницу сюда.
Лиля подкатила стойку с крючком, повесила на неё почти уже опустевший пакет и вынула из шкафчика одноразовые шлепки.
- На-ка вот, переобуйся. На каблуках всю операцию не выстоишь.
- Операцию?
- А ты как хотела, девонька? Некому больше. Вовчик оклемается ли, нет ли, а мужика спасать надо. Шубу свою сюда клади. Платье… Хорошее у тебя платье, только в нем неудобно будет. Иди за мной, переоденешься нормально.
Через десять минут каталку с пациентом подкатили к операционному столу.
- Ох ты ж, млин, как мы эту гору сала перетаскивать-то будем? - Олег, повернешь тушу набок?
Под спину толстяку постелили простыню. Потом двое эту простыню тянули, один толкал тело. Худо-бедно, но перекантовали. Срезали остатки одежды, сняли повязки, и только тут стал виден весь масштаб предстоящей работы. На животе был начисто, от одного бока до другого, содран здоровенный лоскут кожи. Из прорехи желтоватыми комьями вываливался жир. Все это было обильно залито кровью. Валера, глядя на это, изрядно растерялся. Синичкина и вовсе испуганно хлопала глазами. Тем временем Лиля подключила кардиомонитор, подкатила столик с разложенным инструментом и продолжила командовать:
- Валера, ты корнцангом работать сможешь?
- Кто его знает? Не пробовал. Но не думаю, что так уж сложно.
- Тогда готовься. Вера, да? Замени капельницу, возьми пакет вон там, в шкафу, после будешь подавать инструмент. А я – на наркоз. Ну, с богом, детки.
Первую дробинку Валерик вытаскивал долго: никак не мог нормально ухватить свинцовый шарик. Но потом приловчился, и дело пошло. Но уже после десятой дробины понял: эта работа надолго.
- Лиля, чем будем дыру в брюхе латать? – спросил он.
- Подтянем кожу. Чего-чего, а этого добра хватает.
- А, может, сделаем ему липосакцию? Чем по одной дробинки тягать, срежем сало вместе с дробью и закроем рану освободившимся лоскутом кожи. А то две сотни дробинок мы с тобой будем до утра доставать. Как бы не помер за это время наш пациент.
Операционная сестра думала недолго.
- Можно попробовать. Давай, делай.
Валера никогда прежде не резал человеческую плоть. Убивать приходилось, а резать – нет. Он и ножом-то помимо кухни пользовался единственный раз: когда сосед позвал помочь в разделке свиной туши. Он глубоко вдохнул, выдохнул и постарался убедить себя, что разницы почти что нет, и сделал первый разрез. Потом еще, еще и плюхнул кусок жира в приготовленную кювету. Обнаружил, что всё это время почти не дышал. Вдохнул, выдохнул и продолжил.
Лиля одним глазом смотрела за своими приборами, другим - за действиями студента. Но потом, видя, что парень справляется, подуспокоилась и окончательно переключилась на контроль пациента. Вроде, настал подходящий момент для резьбы по печени, но Валерик медлил, опасаясь спалиться. Спас его освободившийся из полового плена Вовчик. Он заглянул в операционную, позвал:
- Лиля, на два слова!
Та, критически глянув на приборы и на пациента, сочла возможным отлучиться. Вот теперь и вправду был удобный момент. Синичкина, правда, глядела во все глаза, но она вряд ли до конца понимала, что происходит.
Дробины вошли в печень не слишком глубоко, не более сантиметра, но действовать корнцангом Валерик побоялся: ткань плотная, раневый канал узкий. Как бы в поисках дроби половину печени не разворотить.
- Пинцет, - потребовал он.
Синичкина сообразила не сразу, но всё-таки подала нужное.
Небольшой разрез открыл доступ к свинцовому шарику. Секунда, и он звонко брякнулся в кювету. Еще два таких же быстрых разреза, еще две дробинки, и всё: печень чистая. Теперь немного энергии, и дело будет сделано. Конечно, пришлось попотеть, заставляя золотистое свечение попасти внутрь: непосредственный контакт с телом невозможен, да и выпил мужик немало. Но всё же получилось, пробился.
Операция была почти закончена, оставалось лишь немного дроби в жире. На то, чтобы иссечь остатки потребовалось всего несколько минут. Тут как раз и Лиля вернулась в сопровождении Вовчика, уже одетого и помытого.
- Я всё, - доложил Валерик. – Надо закрывать рану, я этого не умею.
- Дроби точно не осталось? – переспросил Торопов.
- Точно. Потом на рентген свозишь, убедишься. Печень целая, брюшная стенка целая. Осталось только зашивать.
- Тогда идите, мы с Лилей теперь вдвоём управимся.
Валера пожал плечами и повернулся к Синичкиной:
- Мавр своё дело сделал. Айда размываться.
Стрелки часов на стене в операционном блоке показывали два часа ночи. Синицкая вышла из раздевалки в своём красном платье. Только туфли надевать не стала, предпочла остаться в одноразовых шлёпках.
- Вер, я сейчас на минутку в приемный покой заскочу. Отвезу туда каталку, заберу свою кружку, и к себе, объяснил расклад Валера. - Там всё расскажешь. А то давай, я тебя к себе проведу, чаю налью, и по-быстрому смотаюсь.
Чего сейчас не хотелось Синицкой, так это оставаться в одиночестве. Вечеринка, побег с неё, жуткая операция, в которой ей поневоле пришлось участвовать – чересчур много всего случилось за одну ночь.
- Нет, - быстро возразила она. – Я с тобой спущусь, а потом вместе к тебе пойдем.
Лифт увез обоих на первый этаж. Вот только вместо Аллочки в кабинете приемного покоя сидела и пялилась в телевизор незнакомая бабища необъятных размеров. И всё бы ничего, Валерику на размер талии было начхать. Но баба лопала Валерино пирожное и запивала чаем из Валериной кружки. Вера Синичкина вдруг ощутила, как от её одногруппника, от тихого ботана вдруг по коже пошел не просто мороз, а натуральный арктический холод. Это было так жутко, что она предпочла отступить на пару шагов. Потом подумала, и отошла еще. Такие вещи лучше смотреть на расстоянии. Валерик же, напротив, шагнул вперед. И только когда он подошел вплотную к столу, тётка, наконец, обратила на него внимание.
- У меня три вопроса, – сказал Валера таким ледяным голосом, что самым натуральным образом кровь принялась застывать в жилах. - Кто ты, где Аллочка, и почему ты взяла то, что тебе не принадлежит.
Однако, на толстуху это не произвело ни малейшего впечатления. Она оторвалась от экрана и уставилась на вошедшего. Запихала в рот остатки пирожного, прожевалась, облизала пальцы, вытерла руки о полы халата и соизволила, наконец, заговорить.
- Ты хто такой? Алла Евгеньевна домой убежала, я её заменяю.
Тут она, видимо, что-то сообразила, потому что принялась оправдываться:
- А чё тут такого? Я думала, Аллочкино. Ей на смену только через два дня. Испортилось бы.
- Это было МОЕ пирожное.
Валерик уже почти рычал.
- И лежало оно не для того, чтобы его сожрала жирная баба, у которой брюхо уже по коленям бьет.
Тетка посчитала себя оскорбленной.
- Ты что-то имеешь против? Пироженку пожалел, да? Молодой, а жадный!
Доказывать что-то бабе, твердо решившей поскандалить, было бесполезно. Это-то Валера знал твёрдо.
- Кружку верни, - потребовал он.
Тетка залпом допила оставшийся чай, с маху грохнула кружкой о стол и подвинула её на самый краешек стола.
- Жлоб! – припечатала она и, словно бы нечаянно задела посудину рукой.
Дзинь! – только осколки брызнули в стороны.
- Что ж у тебя, мальчик, такие дырявые руки, - с фальшивым сочуствием в голосе и злорадной ухмылкой на лице проворковала баба.
Валерик – за эту ночь в который уже раз глубоко вдохнул, выдохнул, унимая гнев. Но просто утереться и уйти было выше его сил.
- Что б тебе, жадная тварь, кусок в горло не лез!
Обернулся к Синичкиной.
- Извини, Вера, но эта гадина меня конкретно выбесила. Идем, отдохнем и поболтаем.
***
Еще через час, выслушав рассказ и напоив девушку чаем, Валера уложил её на диванчик в подсобке, укрыл казенным одеялом и собрался было вернуться на пост.
- Погоди, Валер, - остановила его Синичкина. – слушай, когда ты сегодня мужику из печени дробь доставал, у тебя руки прямо золотом светились. Что это было?