Основной закон-2

Глава 13

«Уважаемый Валерий Григорьевич. Я полковник полиции Муромцев Владислав Сергеевич. Работаю в должности старшего оперуполномоченного в Московском уголовном розыске. Сразу же хочу Вас успокоить: у закона нет к Вам ни малейших претензий. Мы в курсе всех обстоятельств, вынудивших Вас столь резко изменить место жительства, и к такому Вашему решению относимся с большим пониманием. Так же могу сказать, что моё руководство категорически несогласно с теми методами, к которым в общении с Вами прибегали сотрудники госбезопасности. И я, и мои начальники считаем, что со столь уникальными специалистами отношения должны строиться на принципах взаимной выгоды.

Должен сказать, что Вы сумели спрятаться очень хорошо. Мне стоило немалого труда разыскать человека, который с большой долей вероятности имеет с Вами контакт. Надеюсь, я не ошибся в своих умозаключениях, а господин Синявин решился передать Вам моё послание.

Как Вы уже, наверное, поняли, у нас, у нашей службы, возникла острая потребность в Ваших услугах. Я бы даже сказал, крайне острая потребность. Если вы сочтете возможным пойти нам навстречу, я могу от своего лица и от имени непосредственного начальства гарантировать Вашу неприкосновенность, сохранение в тайне Вашей личности и места нахождения, а также адекватное вознаграждение за проведенные процедуры. Если первый опыт нашего сотрудничества окажется положительным для обеих сторон, возможно заключение – официальное или неофициальное – договора о долгосрочном взаимодействии. При этом ведомство, в котором я имею честь служить, сможет оградить Вас от любых претензий или посягательств иных государственных структур. Если Вы решитесь на встречу, позвоните мне по телефону, указанному на визитной карточке.

С уважением, В.С.Муромцев».

В первый раз Валерик письмо практически проглотил. Потом прочёл еще раза три, перескакивая со строки на строку и понимая текст в лучшем случае через слово. В конце концов решил, что хватит маяться дурью. Пошел на кухню, заварил чаю, приготовил несколько бутербродов, подкрепился, успокоился и только после этого снова взялся за письмо.

В этот раз читал он медленно, обдумывая каждую фразу, выискивая скрытые смыслы и тайные намёки.

Первое: нашло его МВД, задействовав лучших сыскарей. Причем, и это явно сказано в самом начале, они действуют самостоятельно и с безопасностью не пересекаются. Скорее, конкурируют и провалу этих конкурентов даже рады.

Второе: сыщик, этот Муромцев, не до конца уверен, что нашел нужного человека: все-таки, лицо у Валеры Синявина совершенно другое. И, что немаловажно, настоящее: грим опытным глазом да на близком расстоянии легко распознается. Правда, возможно, что полковник решил польстить Валериному самолюбию или замаскировать уровень своей осведомленности. Но этого из нескольких строчек не понять.

Третье: их действительно здорово приперло, раз московского следователя, аж целого полковника, отрядили на его поиски. А искали его, судя по некоторым оговоркам, долго и тщательно. Кто может приказать полковнику МУРа? Наверняка люди с большими звездами. Полицейские генералы, а то и сам министр. Значит, нужен он кому-то на самом верху. Но нужда эта хоть и сильная, по словам всё того же полковника, но не такая уж срочная.

Эти выводы несколько пригасили тревогу. Валерик налил себе еще чаю, подтянул поближе блюдо со свежим печеньем и принялся размышлять на животрепещущую тему: что теперь ему делать.

Собственно, если не брать в расчет новое бегство, вариантов было ровно два. Первый - наплевать на письмо и жить по-прежнему. Учиться, подрабатывать. Паспорт у него настоящий, с этой стороны не придраться. Пойти в отказ – мол, ничего не знаю и всё тут. Но в этом случае достаточно очной ставки с любым человеком из прошлой жизни настоящего Валеры Синявина. Тогда пойдет уже совсем другой разговор. И самое страшное, что может случиться – его закроют на пару дней в КПЗ, Поутру у него неизбежно обнаружится лицо совсем другого человека. И вот тогда-то за него примутся максимально жестко. Человек, способный произвольно изменять внешность – это хуже, чем убийца и фальшивомонетчик. И только за одно это могут тихо придушить где-нибудь в застенках, невзирая на прошлые заслуги и на возможную пользу.

От этих мыслей настроение враз испортилось. Валерик вскочил со стула и нарезал пару кругов по комнате. А если решиться и пойти на разговор с этим следователем? Он будет при своём настоящем лице, и самую страшную тайну выдать не сможет, хоть на неделю его сажай. Самое плохое – его снова начнут прессовать. Но тогда он просто подхватится и снова сбежит. А если получится договориться, то это будет шанс. По крайней мере, шанс закончить учёбу. Конечно, рано или поздно его захотят использовать, поставить под жесткий контроль. Но у него будет диплом, будет профессия и знания по этой профессии. И бегать в случае чего станет намного легче. А то и, чем черт не шутит, выдастся хотя бы лет десять спокойной жизни. Чтобы дом поставить, семью завести, детей родить, воспитать их как следует.

Получившаяся картина оказалась настолько заманчивой, что Валерик решился: это стоит того, чтобы рискнуть. Надо только, чтобы не подставить собственную личину, сымитировать передачу письма. Следят за ним, не следят – он всё равно определить не сможет. Значит, надо исходить из худшего варианта: есть наблюдатель, который регулярно докладывает куда следует. Вот пусть и доложит: мол, Синявин ушел из дома с рюкзаком, сел на поезд. и на диком полустанке потерялся. А спустя денек-другой Валера Меркушин позвонит по предложенному телефону и договорится о встрече с полковником. Где, когда произошла передача – пусть московские спецы головы ломают. Надо только Веру предупредить, чтобы не теряла. И что-нибудь придумать, чтобы не обижалась. А ведь она вскоре начнет чувствовать ложь, и тогда объяснений будет не избежать.

Разумеется, Вера дулась и хмурилась. Расставаться с объектом романтического интереса на неопределенное время, и как бы не на всё лето, ей не хотелось. Но сцен устраивать не стала, за что Валерик был ей очень благодарен. Вслух ничего не говорил, чтобы нечаянно не распалить тайные девичьи мечтания сверх уже имеющегося, но девушку коротко приобнял. И углядеть не успел, и среагировать, когда она неведомым способом извернулась и сочно чмокнула его в губы. Чмокнула и тут же исчезла, оставив парня в облаке духов и в немалом раздрае.

***

Муромцев ждал Валерика за столиком средней руки кафешки на фудкорте здоровенного торгового центра. Взял себе кофе и штрудель, чтобы не сидеть просто так. Специально пришел заранее, чтобы осмотреться, подумать, еще раз прокрутить в голове схему предполагаемого разговора. Пугать ведь здесь не выйдет. Махнет парень хвостом – и поминай, как звали. Стелить надо мягко, обещать в меру и только то, что и в самом деле выполнить реально. Если раньше можно было развести руками перед начальством – мол, вот такой неуловимый фигурант попался, то теперь осечка равнозначна концу карьеры. А удача, напротив, может эту карьеру продвинуть. И хотя ему, в общем, жаловаться грех – и звание, и должность, и зарплата на достойном уровне – но не отказался бы полковник от повышения по службе.

Людей вокруг было много, так и мельтешили. Спрятаться в толпе – проще простого. Но Муромцев сознательно выбрал для себя пассивную роль. Пусть парень походит вокруг, посмотрит издалека и вблизи, убедится в отсутствии угрозы. Он и не говорил никому ни о встрече, ни о месте её, ни о времени. Хвостов за собой по дороге не заметил. А то излишне ретивые коллеги запросто могут всю малину испортить. И не обязательно из лучших побуждений. Завистников у полковника хватает, принцип курятника – он в каждой мало-мальски крупной конторе действует исправно.

Как полковник ни старался незаметно посматривать по сторонам, но Меркушин всё равно появился внезапно. Просто возник из хаотичного движения людей и без разрешения уселся за столик. Замер на несколько секунд, позволяя рассмотреть себя и разглядывая в это же время самого полковника.

Первое впечатление было неоднозначным. Молодой парень, двадцать один год от роду. Среднего роста, сухощавый. Но под свободной футболкой угадывается вполне серьезная мускулатура. Ладони широкие, запястья толстые, но пальцы удлиненные, «музыкальные». Короткий ёжик тёмных волос, резкие скулы, твердый подбородок, правильный «греческий» нос – почти красавчик. Девки на такого должны пачками вешаться. И всё бы хорошо, если б не седые до прозрачности виски. И не мёртвые, пустые глаза.

Муромцев повидал таких парней – после чеченской, после Афгана. Но те – с войны, пережили и повидали столько и такого, что никому не пожелаешь. Но если как следует вспомнить последний день парня перед побегом, то все вопросы отпадают. Сколько было в той банде бойцов? Больше трех десятков, не считая главарей. А всего, пожалуй, с тамошними местными бандитами и прочими, выйдет с полсотни. Да, при таком личном счете трудно чему-то удивляться. Но бойцов из конкурирующей фирмы убивать при этом не стал, хотя возможность такую имел. Не считал врагами? Кто знает, чужая душа – потёмки.

- Здравствуйте, Валерий Григорьевич, - произнес, наконец, Муромцев. – Рад нашей встрече.

- И вам здоровья, Владислав Сергеевич, - откликнулся парень. – Правда, я от нашей встречи не в восторге. Если позволите, я закажу себе что-нибудь.

И, не дожидаясь ответа, махнул официанту:

- Двойной эспрессо и лимонный чизкейк.

В ожидании заказа оба молчали. Муромцев, чтобы чем-то себя занять, терзал свой штрудель. А Меркушин, кажется, вовсе не ощущал неловкости от затянувшейся паузы. Постреливал глазами по сторонам, да внимательно посматривал на своего визави. Полковник, помня о «выходе из строя электронных устройств» не стал брать с собой ни телефон, ни прослушку. Ни к чему: парень учует и сразу станет излишне подозрителен. Нет, только по старинке. Как говорят молодые, только хардкор.

Наконец, официант принес и кофе, и десерт. Едва он удалился на достаточное расстояние, как Меркушин резко спросил:

- Какие предполагаются кнуты?

- В смысле? – не сразу понял Муромцев.

- В своем письме вы обозначили наличие проблем и дали перечень пряников. Теперь я хотел бы ознакомиться со списком кнутов.

- Вот вы о чем! – улыбнулся следователь, внутренне досадуя: такой простой ребус не смог разгадать. – Знаете, мы с заинтересованными лицами посовещались, и решили, что кнутов не будет. По крайней мере, за свою контору я могу ручаться. Всегда остается вероятность, что возникнет ситуация, что ваша помощь будет крайне необходима, на уровне вопроса жизни и смерти. И поэтому было принято решение о том, что с вашей стороны сотрудничество должно носить исключительно добровольный характер. Мы же свою благодарность будем выражать в виде справедливого денежного вознаграждения и, если договоримся о некоем долговременном взаимодействии, то прикроем вас от, так сказать, конкурирующей фирмы. Насколько я знаю, они тоже занимаются поисками, но мы оказались быстрее.

- Понятно, - хмыкнул Меркушин. - Роль кнута и злого следователя вы оставили безопасникам.

Муромцев, в свою очередь, тоже хмыкнул:

- Пожалуй, можно и так сказать. Но прикрытие будет выражаться в команде, отданной с самого верха.

«Колдун» пару минут размышлял, не забывая, впрочем, поглядывать за окружающей публикой.

- То есть, как я понимаю, им будет запрещена открытая разработка. Но они всё равно будут требовать моего участия в решении их проблем. И никто не запретит им разрабатывать тему втихую. Вернее, запретить-то им могут, но проконтролировать исполнение – нет. Я же, появляясь открыто, сразу оказываюсь под ударом. Вы ведь не будете меня круглосуточно охранять.

- Вообще-то, если понадобится – будем, - возразил полковник. - Но вы правы: если хотите спокойной жизни в стране – этой или любой другой, так или иначе придется договариваться. И договариваться именно с государством в лице силовых структур.

Меркушин закаменел лицом и после недолгого молчания заговорил с такой яростью, что полковник начал переживать за успех своей миссии:

- То есть, с армией, полицией, службой безопасности, разведкой и черт знает кем еще. И не факт, что все интересанты станут этот договор соблюдать. Думаете, я не понимаю необходимость договора? Я ведь сразу предложил безопасникам стать моей «крышей». И договор даже был заключен. Правда, они не исполнили ни одного пункта. Только тревожную кнопку выдали, чтобы следить за моими перемещениями. А потом и вовсе захотели полностью меня контролировать, чтобы я действовал исключительно по их указке. Наверняка собирались и к силовым акциям меня подключать. А давить планировали через родственников, через мать и невесту. Только вот… передавили.

Парень замолчал, опустив глаза. Молчал и Муромцев. Некоторых моментов он не знал, и не был готов сходу отвечать. По сути, Меркушин прав: СБ даже после окрика сверху так или иначе попытается, во-первых, установить за «колдуном» наблюдение. А во-вторых, начнет искать способы контроля. Просто потому, что эта служба иначе не работает. Там ничего не строится на простом человеческом доверии.

- Но ведь жизнь не кончается завтрашним днем, - осторожно сказал Муромцев, выдержав достаточную паузу. – Чему я к своим годам научился, так это тому, что судьба может вытворить любые кульбиты, нельзя зарекаться не только от сумы и тюрьмы, но и вообще от чего бы то ни было. Всё возможно. Возможно и то, что у вас возникнут новые душевные привязанности, а с ними новые потенциальные точки давления. Вы не сможете всегда быть рядом с теми, кто вам дорог, рано или поздно, они окажутся уязвимы. Так что без договоренностей не обойтись. А чтобы договоренности эти соблюдались, нужен кто-то, кто сможет гарантировать их выполнение. Сразу скажу, это не мы. Мы – такая же сторона договора, как и СБ.

- И кого вы видите гарантом?

Меркушин поднял глаза и в упор посмотрел на полковника. Видимо, такая идея раньше к нему в голову не приходила.

- Кто у нас в государстве является гарантом? Президент, разумеется.

- А что будет, когда у него закончится срок правления?

- Вы думаете, такие люди, уходя с официального поста, теряют своё влияние? – ответил полковник вопросом. – Впрочем, если у вас есть свои варианты, предлагайте.

- Пока что мне предложить нечего, нет у меня знакомств на таких высотах.

Парень достал из кармана монету и криво ухмыльнулся, отчего лицо его, и без того не слишком доброе, стало вовсе жутковатым.

- Владислав Сергеевич, орел или решка?

К такому варианту Муромцев и вовсе не был готов, но времени раздумывать не было. Что он загадывал на Меркушина, когда метал монету в прошлый раз?

- Орёл!

Подброшенная щелчком ногтя, монета взлетела, блеснула серебром, чтобы через секунду быть пойманной в кулак. Ладонь звучно шлепнула о ладонь.

Нервы полковника были весьма крепкими, но сейчас он ощутил неслабое волнение. Чересчур многое попадало в зависимость от элементарной удачи, от фарта. Впрочем, по управлению тянулись шепотки о его удачливости. Но сам-то Муромцев знал, что это никакая не удача, а дисциплинированный ум и много, много работы.

Меркушин не стал тянуть, убрал руку и показал итог жребия собеседнику:

- Орел. Вы везучий человек, Владислав Сергеевич. Давайте собираться в Москву. Договариваться наверняка ведь там будем, да и предполагаемые пациенты тоже все, как один, с московской пропиской. Или я ошибаюсь?