Основной закон-2

Глава 18

- Валера, что это было?

Вера смотрела требовательно и, по мнению своего кавалера, вполне имела на это право.

- Сейчас всё расскажу. Давай только отойдём… ну хотя бы в парк. Сейчас там народу немного, можно будет без помех поговорить.

- Ну, давай, - нехотя согласилась Вера.

Она, конечно, хотела немедленных объяснений, но была вынуждена признать: посередине людной улицы не обо всём стоит говорить.

До парка шли молча. Целых пять минут полного молчания! Это было почти невыносимо для девушки, но она терпела, лелея в душе мысли о мщении через тотальный допрос.

- Рассказывай! – гневно бросила она, когда, наконец, вокруг в радиусе пятнадцати метров не осталось никого.

В ответ она не получила ни виноватого вида, ни извинений, пусть даже формальных. Валерик просто кивнул, признавая её право узнать подробности.

- Тут много рассказывать не придётся. Помнишь, был разговор о том, как служба госбезопасности гонялась за человеком по фамилии Меркушин?

- Э-э-э… помню, - ответила Вера, несколько обескураженная таким заходом.

- Так вот: по случайности ты попала прямо в тайную операцию ГБ. Пришла бы на полчаса раньше или на полчаса позже, и ни с кем бы не встретилась, ничего бы не заметила. А так – засветилась перед конторой. Тот, кто стоял на лесенке в прихожей, наверняка устанавливал камеры и микрофоны. А во дворе был ещё один сотрудник, который должен был прикрывать техника на случай моего появления.

И гнев, и решительность у девушки куда-то подевались. Она поглядела на парня испуганными глазами:

- И что же теперь будет?

- Тебе – ничего. Главное, не светить свои способности, и тебя просто не заметят. Ты для них слишком мелкая цель.

- А тебе?

- Мне… мне тоже ничего не будет. Плохо только, что квартира теперь засвечена. Я надеялся сегодня с тобой посидеть, поговорить, чаю выпить. Рассказать о нескольких очень важных вещах. А теперь в квартире этого делать нельзя, если, конечно, не хочешь, чтобы ГБ тут же обо всём узнала.

- А ты не можешь как-нибудь на все эти микрофоны подействовать? Пусть они сгорят.

- Могу. Но тогда запросто может перегореть и техника, и проводка. Причем, не только у меня, но и у соседей. Так что придется гулять, пока я тебе всё не расскажу.

- Вот прямо всё-всё?

- Именно так. Я собирался отложить этот разговор до осени, но не получилось. Произошло несколько событий, в результате которых мне придётся резко изменить свою жизнь. И оставлять тебя в неизвестности я считаю неправильным.

Вера взяла парня за руку:

- Валер, ты меня пугаешь. Я побыла одна всего несколько дней, а мне уже стало плохо без тебя.

- Я это вижу. Именно поэтому мы с тобой сейчас разговариваем.

У Веры похолодело в груди:

- Ты собираешься меня бросить?

- В каком смысле?

Валерик воззрился на неё с таким удивлением, что девушка смутилась и бессвязно забормотала:

- Ну, я думала, что мы… что потом… а ты…

Тут же поняла, что говорит глупости, смутилась еще сильнее, покраснела и замолчала.

Валерик задумался. И не как обычно, на секунду-другую. Он молчал почти целую минуту. вызвав у Веры волну паники. Но прежде, чем эта паника выплеснулась наружу, начал говорить:

- Я тебя понимаю. Честное слово, понимаю. И твои чувства, и твоё состояние. Но сейчас давай попробуем обойтись без эмоций. Речь пойдет о вещах крайне важных и серьезных. После этого многое может перемениться. А уже потом появятся время и возможность для разговора о чувствах, отношениях и дальнейших планах.

Вера неуверенно кивнула, не понимая, чего можно ждать после такого вступления. Валерик же, ободренный достигнутым перемирием, немного помолчал, собираясь с мыслями и начал рассказывать:

- Прежде всего, Синявин – это не настоящая моя фамилия. Я живу по фальшивым документам и под чужим именем. Ты не думай, я никакого преступления не совершал. Я просто хотел спокойно жить, учиться, зарабатывать деньги, лечить людей. Но некоторые господа решили иначе, и мне пришлось убегать и прятаться.

- И кто же ты на самом деле?

Вера уже догадалась, трудно было не догадаться, но хотела услышать подтверждение от самого парня. И услышала:

- Моя фамилия Меркушин.

Он ненадолго отвернулся. А когда повернулся, Вера увидела перед собой совсем другого человека: взрослого, жесткого. Он совсем не походил на хорошо знакомого ей мальчика. Только глаза не изменились, остались прежними. Ей стало страшно. Чтобы не закричать, она зажала себе рот ладонью.

- Ты зря боишься, - улыбнулся Валерик.

Лучше бы он не улыбался. На мертвенно-неподвижном лице улыбка лишь добавляла страха. Валерик же продолжал говорить:

- Это моё настоящее лицо, ты имеешь право его знать. Потому что Валера Синявин очень скоро исчезнет и, думаю, никогда больше не появится.

Услышав это, девушка невольно вздрогнула. А незнакомый мужчина рядом с ней словно бы ничего не заметил:

- У меня есть шанс оставшуюся жизнь прожить самим собой. Знаешь ли, трудно это – всё время себя контролировать.

Вера набралась храбрости и, пересиливая страх, попросила:

- Можно вернуть Синявина? Хотя бы на сегодня?

Мужчина рядом с ней вздохнул:

- Можно.

Отвернулся, и через минуту повернулся обратно уже с другим лицом, став привычным и знакомым Валерой Синявиным.

- Пройдемся? – предложил он.

Вера после некоторых колебаний уцепилась за тактично подставленный локоть, и они неспешно зашагали по дорожке. Какое-то время шли молча. Мало-помалу, Верин страх, порожденный скорее неожиданностью признания, рассеивался. И спустя пару минут она даже решилась на вопрос:

- И сколько тебе на самом деле лет?

- Я не слишком стар, - усмехнулся Валерик. - Всего-то двадцать один год.

- И у тебя есть девушка?

С ответом на этот вопрос парень помедлил. Подумал, как следует, и честно сказал:

- Не знаю. Была. Мы почти поженились. По крайней мере, хотели это сделать. Сейчас она на грани между жизнью и смертью. Удастся её вылечить или нет, пока неизвестно. А еще неизвестно, сохранится ли в ней душа, или останется одно только тело. Шанс есть, но настолько мизерный, что я боюсь даже надеяться.

Веру, успокоившуюся и уже почти что принявшую перемены, раздирало двойственное чувство: с одной стороны, ей было безумно жаль неизвестную девушку. С другой – сводила с ума вдруг вспыхнувшая безумная надежда. А еще она не могла точно сказать: сможет ли она воспринять нового Валеру Меркушина так же, как доживающего последние дни Валеру Синявина. Где-то краешком сознания она понимала, что сейчас говорить об этом не стоит. И потому спросила совсем о другом:

- И где ты теперь будешь жить?

- Скорее всего, в Москве или в Подмосковье. Я, конечно, надеюсь на второе, но пока точно сказать не могу. Как только договорюсь с большим начальством и буду хоть сколько-то уверен в будущем, заведу себе телефон и позвоню. В любом случае, дам тебе знать. При желании, ты сможешь меня найти.

Медленно Вера и Валерик пересекли парк. Оба молчали. Один – потому, что сказал всё, что собирался. Другая – потому, что не знала, что со всем этим теперь делать. Они остановились в воротах.

- Я пойду домой, - сказала Вера. – Не провожай меня. Мне нужно переварить всё это. В голове полная каша. А потом… потом я что-нибудь решу.

- Хорошо, - кивнул Валерик. – Иди. И постарайся никому не рассказывать о моей двойной жизни. Если кто-то из сама знаешь какой конторы об этом узнает, меня в тот же день закопают. И, возможно, живьём. И это нисколько не фигура речи.

***

На следующий день Валера Синявин до крайности огорчил педагогический коллектив медицинского колледжа, написав заявление об отчислении и забрав документы. Через день Валера Меркушин позвонил полковнику Муромцеву. А на третий день под Москвой в загородном доме собрались шесть человек, не считая обслуживающего персонала. Присутствовали всё те же: двое из полиции, двое из госбезопасности, Валерик и незнакомый тип невзрачной наружности, зато в дорогом прикиде.

На этот раз с Валериком поздоровались все пятеро, едва он вошел в комнату.

- Добрый день, - ответил на приветствие Валерик. – А где господин Костылев?

- В госпитале, - с не слишком тщательно скрываемой неприязнью ответил один из безопасников, - с довольно обширными ожогами. Между прочим, ваших рук дело.

- Не понял претензий, - отзеркалил эмоцию парень. – Я господина Костылева не жег. И вообще: меня пригласили о чем-то договариваться или свешивать всех собак? Могу развернуться и уйти, если мне здесь не рады.

Невзрачный господин метнул на генерала уничтожающий взгляд.

- Господин генерал переволновался за здоровье уважаемого Максима Сергеевича, - произнес он вполне дружелюбно. – Давайте сядем за стол и продолжим прерванную неделю назад беседу.

- Давайте.

Валерик нынче решил не сдерживаться. Тем более, что у него имелись к этому все основания. Он дождался, когда все усядутся и обратился к невзрачному господину, явно исполнявшему обязанности модератора нынешней встречи:

- Простите, не знаю, как к вам обращаться.

- Ах, - почти достоверно сыграл тот, - это вы меня простите. Забыл представиться: Анатолий Евгеньевич Трофимов.

Валерик кивнул, принимая информацию и извинения.

- Анатолий Евгеньевич, прежде чем начнем, так сказать, прения сторон, я хотел бы высказать претензии, возникшие в отношении нашей службы госбезопасности.

- Что ж, извольте.

На лице невзрачного господина промелькнуло чуть заметное удивление: мол, когда они успели ещё накосячить?

Прошлое заседание прошло не совсем впустую: Валерик хорошо научился добавлять в голос не то, что холода, а даже мороза. И сейчас от его интонаций у всех присутствующих этот самый мороз пробежал по коже. При этом внешне парень выглядел абсолютно бесстрастным.

- Я третьего дня по личным делам заезжал к своему знакомому, Валерию Синявину. И так получилось, что этот приезд совпал с операцией ГБ: они устанавливали в квартире, которую арендовал Синявин, аппаратуру слежения, камеры и микрофоны. Сотрудники ваши оказались настолько неловки, что были пойманы с поличным. В результате молодой человек был так напуган вниманием конторы, что забрал документы из медицинского колледжа, где учился, и максимально быстро покинул город, не оставив своих координат. Наверняка он и номер телефона сменил. Синявин, к слову сказать, был круглым отличником, так что страна в одночасье лишилась прекрасного фельдшера и в будущем, возможно, отличного врача. Я воспринимаю эти действия как направленные непосредственно против меня.

За столом возникло напряженное молчание. Через некоторое время один из безопасников, натужно улыбаясь, рискнул спросить:

- Почему вы, Валерий Григорьевич, решили, что наша операция была направлена именно против вас? Лично я не вижу связи.

- Спросите полковника Муромцева, как он ухитрился меня вычислить. Он вышел сперва на Синявина, а через него на меня. Так что связь тут прямая и однозначная.

Невзрачный господин глянул на безопасников долгим взглядом, не обещающим ничего хорошего.

- Ну что ж, я принял к сведению ваше заявление, Валерий Григорьевич, - сказал он. – Но давайте перейдём к тому, на чем остановились в прошлый раз. Насколько мне известно, представители госбезопасности предоставили перечень своих пожеланий. Что вы можете на это ответить? У вас было время обдумать эти вопросы.

Валерик хищно улыбнулся:

- Господа из госбезопасности свой список могут засунуть себе… Впрочем, что это я? Нельзя так грубо с людьми, правда? Нужно постепенно, исподволь подготовить их к неизбежному.

- О чем это вы? – нахмурился Трофимов.

- О том, что вначале я намеревался, так сказать, забыть прошлое и списать долги. Я наивно полагал, что, поскольку на самом верху принято решение о переговорах, то и все остальные договаривающиеся стороны поступят аналогично. Но теперь вижу, что жестоко ошибался. А потому прежде всего я озвучу ущерб, который понес в результате противоправных действий государственных служащих. И если государство что-то хочет от меня получить, то будет логично сперва этот ущерб компенсировать.

- Очень интересно, - скептически произнес один из государственных служащих. – И вы можете это доказать?

Валерик не стал обращать внимания на тон:

- Разумеется. Вот полный перечень.

Он положил перед собой лист бумаги.

- Я зачитаю, здесь не очень много. Для начала, я арендовал для своей деятельности офис. Вложил приличные по моим меркам деньги в его ремонт и оборудование. Оплатил аренду на год вперед. Вот подтверждающие документы. Копии, разумеется.

Валерик продвинул по столу бумаги. Один из безопасников наклонил голову, пытаясь прочесть текст.

- Да вы не бойтесь, берите в руки. Бумага не отравлена.

Фраза была сказана абсолютно нейтральным тоном, но генерал побагровел и перевел взгляд с бумаги на «колдуна».

- Далее автомобиль, приобретенный на фирму. Я специально узнавал: он был конфискован якобы в качестве вещественных доказательств и в дальнейшем продан за символическую сумму одному из офицеров СБ, капитану Тимакову.

Безопасники стрельнули взглядом в сторону Трофимова, но тот сидел с бесстрастным лицом, ожидая продолжения.

- Мои личные вещи, остававшиеся в офисе, в том числе гардероб, бытовая и вычислительная техника, мебель. Вряд ли сейчас удастся найти хоть что-то, а вещи были почти новые, дорогие, от лучших производителей. Перечень с ценами я предоставляю.

Еще один лист бумаги лег на стол.

- Упущенная прибыль. В течении почти что года я не мог заниматься лечебной деятельностью без риска быть захваченным и убитым службой безопасности. Два первых месяца дали мне вполне приличную сумму. Если среднемесячную выручку помножить на срок вынужденного по вине конторы бездействия, получается немало. И это без учета того, что уровень клиентуры и размеры гонораров неизбежно бы выросли.

Валерик добавил в стопку очередной лист:

- Вот выкладки. И, наконец, компенсация морального ущерба.

При этих словах все разом вытаращились на парня.

- Что вы на меня смотрите? Для вас это понятие незнакомо? Я могу объяснить: государственные силовые ведомства по определению должны меня, как и всех остальных граждан государства, защищать от внешних и внутренних врагов. И когда одна из этих служб начинает вместо этого за мной охотиться для того, чтобы убить, это полностью рушит мою картину мира и, несомненно причиняет тот самый моральный вред. Его я оцениваю в сумму, равную сумме ущерба материального.

- А почему вы считаете, что вас хотели именно убить? – с интересом спросил Трофимов. – Возможно, специалисты ГБ собирались предложить вам участие в нескольких медицинских экспериментах, после чего вы продолжили бы свою деятельность.

- Анатолий Евгеньевич, не заставляйте меня думать о вас хуже, чем вы того заслуживаете. Я допускаю, что вам не дали возможности ознакомиться с полным вариантом моего дела. Поэтому поясню: в момент, когда я, узнав об убийстве моей матери, вернулся в офис, меня ожидал подполковник Усольцев и группа захвата: десяток бойцов в полной экипировке и с оружием. Еще неизвестное мне количество людей заблокировало вход в офис сразу после того, как я вошел. Наверняка были и снайперы на крышах, и еще куча всего. И когда подполковник направил мне в голову заряженный пистолет с расстояния в полтора метра и нажал спусковой крючок, это трудно квалифицировать иначе, чем попыткой убийства. К счастью для меня, у пистолета в момент выстрела вырвало затвор, и этим затвором нокаутировало подполковника. Счастливая случайность дала мне пару минут для спасения жизни. Теперь давайте поговорим об участии в медицинских экспериментах.

Валерик положил на стол фотографию.

- Попрошу всех ознакомиться. Это фото сделано в августе прошлого года. Жизнерадостная рыжеволосая девушка на ней – моя невеста Ирина Васильевна Сергеева.

- У вас прекрасная невеста, Валерий Григорьевич, - заметил Трофимов.

Валерик выложил на стол еще одну фотографию.

- А теперь прошу сравнить эти два фото. На втором – всё та же Ирина Васильевна Сергеева, выписанная из ведомственного госпиталя ГБ в удовлетворительном, как меня пытались уверить, состоянии. Без моего вмешательства она бы скончалась неделю назад. А вы, господа, - он в упор взглянул на безопасников, - заявили бы на голубом глазу, что не при чем, и виной здесь ненадлежащий уход за пациентом. Так? Не хотите повторить ваши слова здесь и сейчас, глядя мне в глаза?

Валерик перевел взгляд на Трофимова:

- Надеюсь, теперь вам понятно, почему я не хотел принимать участие в медицинских экспериментах нашей службы безопасности? Результат этих экспериментов – вот он, перед вами.

Возразить на это было нечего, и потому пять человек за столом опустив глаза молчали. Парень же продолжал:

- Похищение Ирины Сергеевой было совершено втайне. На работе, по месту учебы, для родных она просто исчезла без следа. Единственная её родственница, бабушка, после исчезновения внучки умерла с горя. Кроме того, из-за действий госбезопасности Сергеевы не успели завершить сделку по приватизации квартиры, в которой проживали, и лишились единственного жилья. Констатирую: служба безопасности выкрала человека, безжалостно использовала его и вышвырнула на улицу умирать. Поэтому со своими требованиями и пожеланиями они могут идти по всем известному адресу, называть который вслух я считаю неприличным. Если мне удастся вылечить девушку, устранив последствия, с позволения сказать, экспериментов, она окажется без образования, без работы, без средств к существованию и без жилья. Будет справедливо компенсировать Ирине Васильевне понесенный ею материальный и, конечно, моральный ущерб. Думаю, в её случае вопрос о наличии морального ущерба не встанет. По моему мнению, он более, чем очевиден.

Еще один лист бумаги занял своё место в общей стопке.

- Что касается материальных требований, у меня всё.

Один из безопасников усмехнулся:

- Наверное, у вас имеются и нематериальные требования.

Валерик усмешку не принял:

- Именно так. Есть люди, которые сотворили с Ириной вот это, - он ткнул пальцем в фотографию. - Они истязали девушку методично, хладнокровно, на протяжении длительного времени, полностью отдавая себе отчёт в своих действиях. Я хочу, чтобы они умерли в течение ближайшей недели. Причем хочу не посмотреть на фальшивые могилки, а своими глазами увидеть, как они подыхают. Подсунуть других у вас не получится, я могу распознавать ложь и обнаружу подлог с помощью одного-двух вопросов.

После этого демарша безопасники резко посмурнели: видимо, такого захода они не предполагали. Трофимов выглядел озадаченным.

- Скажите, Валерий Григорьевич, - сказал он после минутного молчания, - как насчет «мне отмщение и аз воздам»?

Валерик ответил вопросом:

- Анатолий Евгеньевич, Вы исповедуете христианство? Нет? Тогда к чему эта догма? Лично мне ближе другое утверждение: «око за око».

Он чуть помедлил и добавил:

- Жизнь за жизнь.