Мрак. Сотня смертей

Глава 22. Отдай мое сердце

Алхимик зря времени не терял. Когда я с полной сумкой барахла вернулся в лабораторию, на круглом постаменте красовалась высокая желтоватая арка, выстроенная из… черепков и костей. На вершине будущего портала мутно-красной жидкостью булькал шарообразный сосуд; справа торчал костяной рычаг.

— Кости мертвецов — лучший проводник для мистической энергии, — пояснил Игвакота.

— Боюсь предположить, что находится в той большой склянке, — сказал я.

Игвакота поглядел на меня, как на заговорившую табуретку. Но в силу то ли очевидной природы красноватой жидкости, то ли несокрушимой убежденности в том, что я все равно не пойму, решил ничего не объяснять. И лишь спросил, принес ли наконец непутевый бродяга нужные материалы.

Я кивнул и молча выложил на стол обсидиановые ножи, темные линзы и два куска хрусталита. Привычным придирчивым взглядом красноносый алхимик обвел хлам и воскликнул:

— Замечательно!

После чего сгреб материалы. И что-то распихал по карманам своего халата, а что-то оставил в руке.

— Долго ждать? — спросил я, усаживая в старое кресло.

— Моргнуть не успеешь.

Я демонстративно моргнул, потом даже ненадолго прикрыл глаза, понимая, что Игвакота наврал, обещая достроить портал за считанные секунды. Арка все еще выглядела как арка, собранная из черепов и костей.

Алхимик так отдавался работе, что, казалось, никого и ничего не замечает; наверное, если бы сейчас его лаборатория с грохотом взлетела на воздух, ухом бы не повел.

Обсидиановые ножи Игвакота разместил на верхушке, направив лезвия вниз, линзы тьмы бросил внутрь черепов, словно монетки в копилки, а куски хрусталита затейливо укрепил у кипящей склянки.

После всех манипуляций портал стал выглядеть устрашающе, будто костяная рожа неведомого чудища с острыми, как иглы, зубами и двумя стеклянно-хрустальными глазами навыкате.

При взгляде на это чудо-сооружение из черепов, костей, ножей и темных линз сложно было представить, что оно способно безопасно кого-то перенести. О том, что находится по ту сторону оскаленного портала, даже думать не хотелось. Казалось, вся эта конструкция посреди неустанно булькающей лаборатории могла служить лишь для одной цели — для изощренных пыток, поэтому я очень надеялся, что мне не придется проходить сквозь зловещую арку, хотя в глубине души понимал, что, скорее всего, придется. Еще как придется!

— Готово! — воскликнул Игвакота и хлопнул в ладоши. — Это так волнительно!

Алхимик повернулся ко мне, очевидно, чтобы разделить радость момента, но наткнулся лишь на мое равнодушное лицо — на каменную стену, и, не обнаружив поддержки, вновь уставился на костяную арку.

Рука алхимика легла на рычаг, и я невольно вжался в кресло, подумывая над тем, чтобы и вовсе слинять из лаборатории. Однако после бесконечных скитаний, мучений и смертей не хотелось даже шевелиться. Не говоря уже о том, чтобы подскочить и куда-то убежать. Да и в конце концов именно я принес свиток, именно мои обсидиановые ножи и куски хрусталита блестели сейчас на поверхности арки. И не увидеть портал в действии — все равно что покинуть собственный день рождения в тот момент, когда тебя просят задуть свечи на праздничном торте.

Я молчал, алхимик тоже; даже крыса в клетке, казалось, затаила дыхание, ожидая развязки.

Наконец Игвакота, выдержав драматическую паузу, чтоб ему лопнуть, опустил костяной рычаг, оживляя портал, ведущий к Сердцу Пустоты.

Обсидиановые ножи с неприятным хрустом провернулись вокруг собственной оси. Черепушки, куда Игвакота бросил темные линзы, выпустили тонкие сребристо-черные струйки дыма, которые, будто побеги плюща, начали обвивать кости, быстро пробираясь к вершине арки. А жидкость внутри сосуда изменила цвет — с едко-красного на огненно-желтый. Сейчас точно бахнет, подумал я, глядя как трясется и бурлит сосуд на вершине портала.

Не бахнуло. Вместо этого склянка начала пустеть, выплескивая багряно-огненную влагу на кости. Подобно тому, как кровь струится по венам, жидкий огонь несся по костям, смешиваясь с черными побегами, и опускался все ниже и ниже. Тем временем с кончиков обсидиановых лезвий посыпались искры. И когда ожившее пламя добралось до основания арки, между черепушками и костями затрещала сетка огненно-алых молний. Они пересеклись в центре портала, где разгорелся и вырос потрескивающий ком.

Зрелище было завораживающим. Мертвый портал внушал некоторое отвращение и даже испуг, но оживший — преобразился из гадкого утенка в прекрасного лебедя.

Молнии как будто разбухли, распушились, если так можно говорить о молниях, и в итоге сошлись в одну однородную оранжевую материю.

— Оно работает! — воскликнул Игвакота.

Произнесено это было таким тоном, словно я ослеп и не видел то, что разыгрывалось на моих глазах.

Алхимик решительно шагнул в сторону арки и храбро сунул руку в полотно оранжевого света. Рука ушла по локоть в портал, а Игвакота, изогнувшись, заглянул за арку.

— Удивительно! — вновь воскликнул он, видимо, обнаружив, что с той стороны ничего не вылезло.

Он вытянул руку и покрутил ее перед глазами. А потом обнюхал и даже попробовал на вкус край рукава.

— Никаких повреждений, — заключил он.

И тут же сунул в колдовское свечение собственную голову.

— Ну, что там? — не стерпел я.

Тень печали накрыла кислую физию Игвакоты.

— Тьма и пустота, — разочарованно ответил он, а потом вдруг дернулся, подняв указательный палец. — Возможно, стоит войти туда полностью!

Я не успел остановить алхимика, и он исчез в портале. Да и стоило ли его останавливать? Скорее всего, так было задумано самой игрой. Я нахожу манускрипт, призрак предлагает отнести его алхимику, тот поясняет, что в нем содержится, и начинает воздвигать портал, пока несчастный бродяга блуждает во тьме подземелья в поиске необходимых материалов. А затем, когда портал оживает, алхимик теряется в нем, и мне не остается ничего, кроме как отправиться на его спасение, чтобы где-то там, по ту сторону портала, отыскать и безрассудного Игвакоту, и Сердце Пустоты.

— Да к черту! — прошипел я, вскакивая с насиженного места.

И тотчас замер, потому что гладкая, как зеркало, поверхность портала дернулась, выпуская живого и, возможно, даже здорового алхимика.

— Темень голимая, — в расстроенных чувствах сообщил Игвакота. — Не понимаю, — горестно прошептал он.

Алхимик не понимал. А я, кажется, начинал догадываться, для кого на самом деле воздвигался этот портал и кто должен был в него войти, чтобы отыскать Сердце Пустоты. Конечно, горемыка вроде меня.

Но не успел я смириться с тем, что мне придется лезть в таинственный портал, как из него показалась рука, сплетенная из… толстой проволоки и набитая вращающимися шестеренками. Следом за странной рукой появилось оно — механическое создание. В жестких и угловатых гранях можно было разглядеть девушку, внутри которой билось огромное механическое сердце, заключенное в сферу.

Жестянка сделала два шага, упала и застыла на полу лаборатории. Лишь внутри стеклянной сферы продолжало мелко пульсировать ее механическое сердце — Сердце Пустоты. Сам портал, отпустив свою узницу, видимо, счел, что его миссия выполнена, и потух, ярко вспыхнув напоследок.

— Никогда ничего подобного не видел, — с волнением пробормотал Игвакота.

После чего наклонился к жестянке, сунул руку ей в грудь и бесцеремонно выдернул сферу. Мне не нравилось, как блестели его глаза. С похожим нездоровым блеском он глазел на мой фонарь с флэймингом, желая им овладеть и разобрать на части.

Сердце с кучей шуршавших шестеренок выглядело намного сложнее и интереснее моего фонаря. Было там, что покрутить, отвинтить и оторвать. Поэтому я не стал медлить и сказал, протягивая ладонь:

— Отдай мое сердце. Я его заслужил.

Это была чистая правда. Весь мой долгий и утомительный путь вел меня к этому моменту, к этому диковинному ключу, способному отпереть двери в главный зал, где росло Пепельное дерево.

— Отдай мое сердце! — повторил я, повысив голос.

Игвакота, конечно, поупрямился, но все-таки положил сферу мне на ладонь, и перед моими глазами на черном полотне проступили белые буквы пояснения. Будь алхимик живым человеком, а не набором искусного кода, сейчас бы в лаборатории непременно завязалась смачная драка за право владеть механическим сердцем. Но игра приказала ему вернуть заслуженную награду, и он безропотно с ней расстался, подчиняясь правилам.

Сердце Пустоты — уникальный ключ, открывающий путь к величайшим нввлийским тайнам. Считается, что его создал один из первородных, но кто именно, неизвестно. Этот ключ не похож на остальные. Пусть вас не смущает его форма, потому что он открывает особенные двери, попасть за которые иным способом не получится. Сердце внутри шара все еще бьется. И будет биться до скончания времен.

Я сухо поблагодарил алхимика и торопливо вышел в зал с фонтаном. Играй игрой, правила правилами, но не стоит испытывать судьбу. Вон как глаза сияют, словно вырвали его собственное сердце и теперь уносят навсегда.

Каспер околачивался неподалеку. Он заметил меня и впервые на моей памяти подлетел сам, а не стал дожидаться, пока я до него доплетусь.

— Красивая вещь. Это тот самый ключ, о котором ты рассказывал?

— Угу-м, — кивнул я. — Пойдем посмотрим, подойдет ли он к нашей двери.

И мы пошли. Ну, вернее, я пошел, шлепая башмаками по черным камням, а призрак преспокойно поплыл чуть впереди. Мне вдруг подумалось, как сложно устроена Гремука, ее алгоритмы и отношения между игроками и неписями. Взять хотя бы Каспера. Ведь я наверняка не единственный грешник или мученик, который добыл Сердце Пустоты. Я помню, как во время нашей первой встречи среди могил, он брякнул что-то вроде: «Не всем нужен проводник, некоторые и без карты спускаются в подземелье». Я тогда еще надулся, как обиженный мальчишка. А теперь, держа в руке драгоценный ключ, шел и думал, почему Каспер прежде не видел механическое сердце, заключенное в сферу. Программа стирала ему память после того, как один из игроков находил ключ? Или всякий раз создавала нового Каспера, когда на берег Нвалии выбрасывало очередного грешника, а его воспоминания о других игроках были всего лишь иллюзией? А может быть, он просто притворялся, что никогда не видел Сердце Пустоты? Как и Игвакота при виде древнего свитка и при виде портала. Но зачем? Чтобы не портить мне праздник, что ли? Не знаю. Я осознал, что вновь начинаю сопереживать неписю, и выругался про себя. И на себя.

— Ты ведь уже видел, что находится там? — спросил я, когда мы остановились напротив дверей.

— Нет, — ответил Каспер. — Это единственное место, куда я не могу проникнуть.

— Не понимаю, почему? Ты же столько раз на моих глазах проходил сквозь стены, а здесь… Что тебе мешает?

— Сила, — пояснил он. — Божественная сила.

— Но ты же знаешь, что находится за этими дверьми?

— Конечно, — уверенно ответил он. — Пепельное древо.

Причина, по которой призрак не мог преодолеть стены, обступающие зал, слега напрягала. Я вообще хотел предложить ему разведать местность и, если что, сообщить об угрозе. Но нет так нет.

Я вставил шар в углубление и шагнул назад, наблюдая, как распускается дерево на поверхности дверей. До этого мгновения я все еще не был уверен, что вышедшая из портала жестянка принесла то, что нужно. Но теперь не осталось никаких сомнений.

Это было красиво. Гравюра оживала, будто невидимый художник раскрашивал чахлое дерево, вдыхая в него своей мастерской кистью жизнь. На голые ветви легла сверкающая зелень листьев, бледный ствол потемнел, обрастая шершавой корой. Золото растеклось солнцем, бирюза — ясным небом. Юи, если он сюда доберется, точно оценит по достоинству. Свэн… Не. Будет стоять с немигающим взглядом и непроницаемым лицом.

Ключ подошел, дверь с шорохом отворилась, демонстрируя хорошо освещенный зал. Косые лучи падали через прорехи в сводчатом потолке, будто широкие лезвия, выкованные из света. В центре просторного шестиугольного зала торчало высокое, серо-белое и лысое, как голова Свэна, дерево. Вокруг него поблескивали предметы.

Внутри было тихо, спокойно и светло. Я сделал несколько шагов и обернулся. Каспер остался за порогом, покачивая головой и показывая жестами, что не может последовать за мной, поэтому к Пепельному древу я направился в одиночестве. Со сладкой мыслью о том, как сорву с него плод, поднимусь на поверхность и на веки вечные оставлю это проклятое подземелье.

Плоды в количестве трех штук были под стать дереву. Сморщенные и серо-бледные, с голубыми прожилками. Не знай я об их уникальных свойствах, побоялся бы даже в руки брать. По всей видимости, один из несправедливых законов реальности «самая полезная еда еще и всегда самая невкусная», действовал и в виртуальном мире Нвалии. Доку бы понравилось. Он, как ребенок, любит тащить в рот всякую дрянь, оправдывая свое опасное пристрастие познавательной целью.

Осмотрев еще раз зал и не найдя угрозы, я нагнулся и подобрал один из предметов, который на вид выглядел как увеличенный раз в пять кошелек.

Мешок с монетами — кожаный мешок, раздутый от трех сотен монет, которые так приятно звенят. Можно найти в любом уголке Нвалии. Используйте их на свое усмотрение.

Неплохо! Я даже знаю, на что их потратить — на божественный росток, например. А вот следующий ништяк, увы, был явно не для меня.

Железный шлем — простой, но надежный железный шлем, принадлежавший неизвестному воину. Повышает общий уровень защиты и уберегает любую шальную голову от атак. Увы, шлем слишком тяжел и поэтому требует от своего владельца недюжинной силы, чтобы его носить.

Как и думал. Я не без огорчения опустил шлем в сумку, вспоминая, как в западном подземелье схлопотал стрелу прямо в левый глаз. К счастью, не погиб. Но боль была адская, а глаз с тех пор, кажется, видел немного хуже. Поморгав, я поднял последний предмет под деревом.

Кожаный доспех — доспех из крепкой кожи с металлическими вставками. Подходит для тех, кто силе предпочитает ловкость. Несмотря на свой простоватый вид неплохо повышает защиту и не предъявляет к владельцу суровых требований, в отличие от других доспехов.

Ну хоть что-то. Я открыл ниим, щелкнул по вкладке инвентаря и ткнул пальцем по иконке обретенного кожаного доспеха.

Смотрится недурно. Прибавка к защите и немного стойкости. Штаны бы еще найти или… купить. Я представил, как буду выглядеть в кожаной рубашке с блестящими металлическими вставками, замызганной набедренной повязке и голыми ногами, и понял, что пока придется повременить со сменой гардероба. Темное оперение сослужило мне хорошую службу и рано или поздно от него придется избавиться, но пока пусть повисит на моем худом и бледном теле.

Я скормил доспех пасти нкита и протянул руку к ветке, которую будто покрывал серо-белый пепел. Почти коснулся сморщенного плода пальцами и вдруг ощутил, как они немеют. Внезапно и ветви, и плоды, и стены поплыли перед глазами, а тело похолодело, наотрез отказываясь подчиняться. Как тогда — на поле вучи-вучи. Воздух тихо затрещал, словно по нему бегали электрические разряды, в лицо мне задул непонятно откуда взявшийся ветерок. Что-то назревало, и это что-то по ощущениям должно было с минуты на минуту разорвать пространство, как звук колокольчика Идоки. Ну нет. Только не сейчас!

Ощущение было странным. Я будто застрял, завис в моменте собственного пробуждения. Уже не спал, но и не проснулся полностью. Сознание колыхалось между сновидениями и реальностью. Я словно лежал на легких волнах, почти невесомый, удерживаемый двумя мирами и с абсолютно светлой, пустой головой.

В этот момент ко мне и явился оно. Под треск электрических разрядов, разрезая мутноватую вуаль моего полусна. Не человек и не призрак. Нечто странное. Черная тень, окруженная серым ореолом, с чертами человека и круглыми, как две монеты, глазами, источающими белый свет.

— Колодец. Отыщи… колодец, — хрипло протрещала тень и… исчезла, расползаясь тонкими ниточками, словно широкая черная тряпка.

Кто? Зачем? Откуда? На эти вопросы Гремука решила не отвечать. Как всегда.

Надо завязывать с успокоительной настойкой, а то неизвестно, что еще привидится, с усмешкой подумал я, ощущая, как ко мне возвращаются силы. Пошевелил пальцами, поднял одну ногу, затем другую. После чего с опасением поглядел на плод. Если лишь от одной мысли, от попытки его сорвать, меня парализовало, то страшно представить, что произойдет, когда я попытаюсь его надкусить...