Марица

Эпилог

Сесть. Больше всего на свете мне хотелось сейчас посидеть, расслабить ноющие ноги и спину. А еще лучше полежать.

Я с завистью скосила взгляд на дена Эшара, моего непосредственного начальника, который мирно дремал в кресле. Точнее храпел! А я уже третий час стояла неподвижно за его креслом на собрании Совета, поддерживая магическую защиту заклинания и слушая перебранку стариков.

Воздух в тронном зале был спёртым и густым от запаха дорогих духов, воска и человеческого самолюбия. Я почти физически ощущала, как от спорящих вельмож исходят волны раздражения и амбиций. Моя задача была незаметной, но изматывающей — поддерживать легкий барьер вокруг короля и кронпринца, сдерживая попытки магического шпионажа и нейтрализуя случайные утечки энергии от слишком разгорячённых магов. Ден Эшар, конечно, мог бы сделать это во сне и одной левой, но «для практики» эту обязанность переложили на меня. Старый хитрец только посапывал слаще, время от времени поправляя свою шапку, грозившую свалиться на пол.

Спор разгорался вокруг нового налога на магические артефакты. Граф Вендел, краснолицый и вспыльчивый, тыча пухлым пальцем в сторону Истера, повысил голос до неприличной для зала Совета громкости.

— Ваше Высочество изволит предлагать разорить казну, прощая долги каждому, у кого зачешется левая пятка! — фыркнул он, и его брызги долетели до полированного стола. — Или вы уже забыли, что королевство только что пережило войну? Что казна пуста? Или вам, как и некоторым другим, — он многозначительно скосил взгляд в сторону леди Варц, — лишь бы угодить черни?

Истер сидел неподвижно, его лицо было каменной маской. Но я, стоявшая чуть поодаль, видела, как напряглись мышцы на его скулах. Он терпел эту разнузданность уже который месяц — с тех пор как падение Марца расшатало привычную иерархию, и каждый оставшийся советник считал своим долгом проверить на прочность нового наследника.

— Граф, ваши замечания по существу вопроса будут куда полезнее, чем переход на личности, — произнёс Истер холодно, но Вендел лишь отмахнулся, как от назойливой мухи.

— О, простите, Ваше Высочество, я и забыл, что вы теперь наш главный экономист! Вам, конечно, виднее, как тратить мои деньги, которые я плачу в виде налогов! Вам бы только раздавать направо и налево, завоевывая дешёвую популярность! Может, вам ещё и моих крестьян освободить от повинностей? Или, может, вы уже и корону с себя снимете, чтобы отдать её первому встречному?

В зале повисла шокированная тишина. Даже ден Эшар на секунду перестал храпеть. Это была уже не критика, а откровенное хамство и вызов. Советники замерли, смотря то на Истера, то на короля, который до этого момента молча наблюдал за происходящим, полузакрыв глаза.

Истер побледнел. Его пальцы сжали подлокотники кресла так, что костяшки побелели. Он открыл рот, чтобы ответить, но его опередил низкий, спокойный голос его отца.

— Граф Вендел.

Король не повысил голоса. Он даже не изменил позы, по-прежнему развалясь в троне. Но в зале мгновенно стало тихо.

— Ваше Величество? — Вендел обернулся к нему, и в его голосе вдруг прозвучала неуверенность, которую он тщательно пытался скрыть.

— Вы забываетесь, — произнёс король всё тем же ровным, холодным тоном. — Это — ваш кронпринц. С ним так не разговаривают.

Последнее слово прозвучало негромко, но с такой неоспоримой властью, что граф Вендел, не проронив больше ни звука, тяжело опустился на своё кресло. А в зале повисла недоуменная тишина, а потом раздались негромкие шепотки. Неожиданная защита Истера со стороны короля вызвало шок, причины которого я поначалу даже не поняла.

И тут до меня дошло. Граф Вендел нападал по привычке. Он видел перед собой того же виноватого мальчика, которого годами унижали при дворе. Он не заметил, как изменились их с отцом отношения. Как за эти полгода тихих вечеров с вином, молчаливых кивков и редких, осторожных улыбок лед между ними треснул, уступив место чему-то новому, хрупкому и невероятно прочному. Отец и сын, нашедшие, наконец, общий язык — язык молчаливого понимания и признания.

И, кажется, никто, кроме меня, стоявшей в тени и видевшей всё со стороны, этого не заметил.

Истер не шевельнулся, но я увидела, как дрогнула его рука, лежавшая на колене. Как медленно, почти незаметно, разжались его пальцы. Он не смотрел на отца. Он смотрел прямо перед собой, но в его осанке что-то изменилось — ушла та вынужденная скованность, которую он носил как панцирь все эти недели.

— Продолжайте, сын, — сказал король и снова откинулся на спинку трона, словно удалившись от происходящего.

Истер кивнул, сделав глубокий вдох. Его взгляд был твёрдым, когда он снова обратился к Совету, но теперь уже никто не перебивал.

А я стояла за креслом храпящего мага и чувствовала, как по моей спине бегут мурашки. Это был не просто отец, защитивший сына. Это был король, показавший всей своей стае смутьянов, кто здесь главный волк. И что волчонок, на которого они только что рычали, находится под его прямой защитой.

Я незаметно выдохнула и чуть усилила барьер вокруг него. Не потому, что так было надо. А просто потому, что в тот момент это было единственное, что я могла для него сделать. Немая поддержка, которую он, конечно же, не заметит.

Ден Эшар мирно похрапывал, и я ему ужасно завидовала. Ещё часа два — и, возможно, мне тоже разрешат наконец сесть. Или хотя бы перестать слушать эту бесконечную перепалку.

Но что-то подсказывало, что для кронпринца она только начиналась.

Я едва сдерживала зевоту, когда советники наконец начали расходиться, ворча и перешёптываясь. Ден Эшар проснулся как по волшебству в самый последний момент, потянулся, кряхтя, и, кивнув мне, удалился, оставив меня собирать разбросанные по столу свитки.

Истер всё ещё стоял у трона, тихо разговаривая с отцом. Его поза была расслабленной, но я видела, как он незаметно потирает запястье — то самое, что так сильно сжимал во время перепалки с Венделом. Я опустила глаза, стараясь не привлекать внимания, и принялась аккуратно складывать документы.

Когда я уже собралась уходить, чувствуя, как каждая мышца вопит о пощаде, он внезапно оказался рядом. Так близко, что я почувствовала запах его одеколона — лёгкий, с примесью кедра и сандала.

— Тэба Лантерис, — произнёс он тихо, формально, как и положено в присутствии посторонних. Его пальцы коснулись моей ладони, и между ними скользнул маленький, плотно свёрнутый клочок бумаги. — Не забудьте отнести отчёты дену Эшару. Он ждёт.

Я судорожно сжала записку в кулаке, чувствуя, как щёки покрываются румянцем. Кивнув, я быстро ретировалась, не поднимая глаз.

Только в пустынном коридоре, за поворотом, я разжала пальцы. Клочок был маленьким, бумага — дорогой, с королевским водяным знаком.

«У тебя пятнадцатиминутный перерыв. Не спорь. Мне доложили, что ты снова не позавтракала. Я распорядился, чтобы тебе принесли в твои покои.»

Ни подписи, ни обращения. Только чёткий, уверенный почерк, который я уже успела узнать.

Я прислонилась к холодной каменной стене, закрыв глаза. Шер! Шер! Шер!. Я убью Силу! Честное слово, моя горничная, кажется, слов не понимает! Снова проболталась! Надеюсь, она не успела сказать Истеру, что спать я легла уже глубокой ночью? Иначе меня вновь ждет выволочка!

А потом внутри стало так тепло от того, что он заботился обо мне. Моя детская, сладкая месть длилась ровно неделю. Неделю я наслаждалась муками Истра, его виноватыми взглядами, его попытками загладить вину, которые я холодно отвергала. Неделю я чувствовала себя победительницей.

А потом я увидела, как с ним обращаются другие. Как граф Вендел и ему подобные третируют его при полном зале, зная, что король годами смотрел на это сквозь пальцы. Как он молча сносит унижения, лишь сжимая кулаки под столом. Как он пытается делать то, что считает правильным, и натыкается на стену цинизма и насмешек.

И моя злорадная месть вдруг показалась мне такой же мелкой и убогой, как эти придворные интриги.

Я скомкала записку в кармане и, тяжело вздохнув, побрела по направлению к своим покоям. Нужно поесть. И полежать.

Прошло полгода. Полгода с того дня, как я решила остаться. Иногда мне казалось, что пролетело полжизни. Академия, работа у дена Эшара, бесконечные свитки, заклинания, этикет, политика… Спать хотелось всегда. Мечтала я только об одном — выспаться.

Но вместе с усталостью пришло и странное чувство обустроенности. У меня была своя комната во дворце — небольшая, но своя. Были друзья. Нарос и Паргус грызли гранит науки на курс выше, на боевом отделении. Мы иногда пересекались в столовой, обмениваясь истощёнными взглядами и горькими шутками про недосып. Гондера так и осталась у Хестала, став его правой рукой. Она писала редкие, сухие письма, полные медицинских терминов и скрытой заботы. «Не забудь поесть. Спи больше. Не умри». Типичная Гондера.

Майор Серан… теперь просто Серан, слава богам, ушёл в отставку. Его последнее письмо было полно счастливого безумия молодого отца, который не спит ночами, но «это лучшая служба в его жизни». На следующей неделе — первое представление сына. Я уже купила крошечные пинетки и твёрдо намерилась отложить все свитки и хоть на несколько часов забыть о магии, чтобы просто порадоваться за них. За Сервину, которая, как оказалось, в ярости от токсикоза, но безумно счастлива. И за Шалоса, который в каждом письме не может нарадоваться на свою «буйную серну», как он её теперь называл.

Вир всё ещё картографировал где-то на границах, но в последнем письме намекал на скорое возвращение и планы «начать своё дело, менее опасное для моей прекрасной внешности». Я улыбнулась, представляя его, вечно язвительного и неунывающего, с циркулем и картой в руках.

А Демитр… Демитр женился. На той самой леди Ладении, дочери графа. По приказу короля их направили в военный городок на самой границе с Иными землями. Ходили слухи, что это он сам выпросил это назначение — подальше от двора, от сплетен, от меня. Иногда, в редкие минуты тишины, я ловила себя на мысли о нём. О его тёплых руках, о поцелуе в макушку, о том, как его чешуя проступала на скулах, когда он злился. А потом я брала новый свиток и утыкалась в него носом. У нас с ним были разные дороги. Он выбрал долг. Я выбрала… себя. И сейчас, проходя по коридорам академии или дворца, я всё чаще чувствовала, что этот выбор был правильным.

Мои покои были небольшими, но уютными. На столе уже стоял поднос с тёплым чаем, булочками и тарелкой дымящегося рагу. Рядом — стопка новых писем. Я сбросила туфли с убитыми ногами, плюхнулась в кресло и закрыла глаза, вдыхая аппетитный запах.

Пятнадцать минут. Всего пятнадцать минут тишины, покоя и еды. А потом — снова в бой. На лекцию по высшей телепортации, которую я, кажется, уже ненавидела почти так же сильно, как графа Вендела.

Но пока я просто сидела. Ела. И старалась ни о чём не думать. Особенно о том, что через несколько часов мне снова предстоит видеть Истера. И что его забота, которая ещё полгода назад бесила меня до зубного скрежета, теперь почему-то грела сильнее, чем самый крепкий чай.

И пока я так сидела, доедая последнюю булочку и просматривая короткие видения в своей голове. Во дворце всегда нужно держать ухо в остро, где каждый второй придворный готов воткнуть тебе нож в спину или подставить подножку. В таких условиях мой дар развивался с такой стремительной скоростью, что становилось страшно.

А потом взяла в руки письма. Большинство — обычная дворцовая корреспонденция, приглашения на скучнейшие приёмы, счета от портных… Но одно письмо заставило мои пальцы замедлить ход. Конверт из грубой, чуть шершавой бумаги, знакомый почерк — угловатый, с сильным нажимом. Мас.

Я улыбнулась. Наш деревенский староста писал регулярно, подробно описывая все деревенские новости: кто женился, кто родился, чья корова отелилась, а чья сбежала в лес. Он неизменно просил прислать что-нибудь «столичное» — то новомодную пряжку для ремня, то семена для огорода, которые «у вас там, поди, на развале найдутся», то книжку с городскими сплетнями, которую он потом зачитывал вслух в трактире. Его письма пахли домом — дымом из печи, свежим хлебом и простой, незамысловатой жизнью, которой мне иногда так не хватало.

Я уже потянулась разорвать конверт, как мой взгляд упал на следующее письмо в стопке. И дыхание перехватило.

Бумага была дорогой, плотной, с едва заметным тиснением в виде дракона — гербом дома Янгов. Почерк был твёрдым, уверенным, но в некоторых буквах читалась торопливость, даже нервозность. Тот самый почерк, что когда-то выводил для меня разрешение на проход в штабе, а позже — короткие, скупые записки, которые я перечитывала до дыр.

Демитр.

Сердце ёкнуло, застучало где-то в горле. Я не ожидала. Не думала, что он вообще будет писать. После всего, что случилось, после его молчаливого отъезда… Я положила письмо Маса на стол и взяла в руки конверт от Демитра. Пальцы дрожали. Что он мог написать? Что-то важное? Или… или просто напомнить о себе?

Я долго смотрела на своё имя, выведенное его рукой. «Тэба Марица Лантерис». Без всяких титулов. Просто Марица. Я осторожно сломала печать.

"Марица.

Пишу тебе с самой границы Иных земель. Здесь ветер свистит так, будто хочет вырвать душу, а песок забивается в самые невообразимые щели. Даже в чай. Особенно в чай.

Сегодня с утра разбирали очередную стычку с мародёрами, какими-то оборванцами из племён, решившими, что после войны тут всё плохо лежит. Разогнали без особых проблем, но возни было на целый день. Теперь сижу в своей казённой конуре, отскребаю грязь с сапог и думаю о том, как же сильно я ненавижу песок.

Ладения… Моя супруга, — до сих пор странно это выговаривать, — переносит переезд стоически. Она, кажется, единственная здесь, кто сохраняет идеальную причёску даже в ураган. Иногда ловлю её взгляд на себе — оценивающий, холодноватый. Мы два чужих человека, исполняющих договор. Она — свой долг перед семьёй, я — перед отцом. Ничего более. По вечерам она играет на лютне, а я смотрю в карту и пытаюсь понять, куда тут можно проложить дорогу, чтобы хоть как-то сократить путь для обозов. Забавно, да? Генерал, мечтающий о дорогах, а не о битвах.

Получаю из столицы вести. Знаю, что ты осталась. Что ты при дворе. Что Истер… что кронпринц обеспечил тебе место. Не удивлён. Он многим обязан тебе. И не только как наследник — как человек.

Иногда мне кажется, что я до сих пор чувствую запах дыма от нашей телеги и слышу, как ты ворчишь, перевязывая мне рану. Это были самые безумные и самые… живые дни в моей жизни. Я тогда злился на тебя, подозревал, не понимал. А теперь понимаю, что ты была единственной, кто действовал не по указке, а по зову сердца. Глупо, рискованно, безнадёжно — но правильно.

Прости меня за ту резкость в поместье, если вдруг ты ее заметила. Здесь, на краю света, много времени для размышлений. Я думаю о том, что могло бы быть, если бы… Но нет. Долг есть долг. У меня своя дорога. У тебя — своя.

Пиши иногда, если не занята. Расскажи, как там в столице, что нового у «мальчиков», как поживает тот твой жеребец. Эфа еще не сьела? Если надоест — отправляй! Тут и мяса не хватает.

Держись там. И береги себя. Столица, как я помню, куда опаснее любого пограничья. Особенно для таких, как ты.

Твой друг,

Демитр.

p.s. Если увидишь отца — передай, что у нас тут всё спокойно.

Я перечитала письмо. Ещё раз. И ещё. Пальцы разжались, и листок бумаги мягко шуршал на коленях. В ушах стоял гул — не от магии, а от тишины, вдруг наступившей внутри.

Твой друг.

Слово жгло, как раскалённый уголёк, брошенный в снег. Простое, ясное, без намёков на былые обиды или несбывшиеся надежды. Друг.

Воздух с шипением вырвался из лёгких — я и не заметила, что затаила дыхание. Перед глазами встал он — не генерал в парадном мундире, не разгневанный дракон в поместье, а усталый мужчина в пыльной походной куртке, отскребающий песок от сапог где-то на краю света. Смотрящий на карту, а не на битву. Вспоминающий запах дыма от нашей телеги.

Что-то острое и тёплое кольнуло под рёбра. Не боль. Не сожаление. Нечто гораздо более простое и сложное одновременно.

Он не просил вернуть всё назад. Не оправдывался. Не пытался зацепить за живое. Он просто… был. Где-то там. И писал. Как пишут друзьям.

Я откинулась на спинку кресла, закрыв глаза. В носу защекотало — шер, точно не выспалась. Или это пыль с его письма долетела. Песок, который забивается повсюду. Даже в чай.

Через несколько минут я встала, отложила поднос и подошла к своему писчьему столу у окна. Бумага, перо, чернила — всё как у всех. Никаких гербов, только простой, добротный набор, купленный на первое жалованье

Перо в пальцах дрогнуло лишь раз — на первом слове.

Демитр.

Не «генерал». Не «ваша светлость». Просто Демитр. Как он сам написал.

Твой песок, судя по всему, добрался и до столицы. Сижу, отряхиваю его с письма и представляю, как ты ругаешься, выковыривая его из самых потаённых уголков своей амуниции. Должно быть, зрелище впечатляющее. Прибереги немного — как-нибудь покажешь в виде наглядного пособия по выживанию в экстремальных условиях.

Эфа, к счастью для тебя и к сожалению для местных лужаек, жив, здоров и по-прежнему считает, что мои волосы — это изысканный деликатес. Фергус периодически пытается его воспитывать, но без особого успеха. Думаю, они заключили пакт о ненападении и совместном поедании моего урожая яблок.

«Мальчики»… Я на мгновение задумалась, перо замерло в воздухе. Шалос и Сервина ждут ребёнка. Она, кажется, уже сожгла полкоролевства взглядом из-за токсикоза, а он ходит с таким видом, будто лично изобрёл счастье. Нарос и Паргус грызут гранит науки и периодически грозяться сбежать обратно на фронт — якобы там спокойнее. Вир всё где-то чертит свои порталы, присылает открытки с видами глухих медвежьих углов и намёками на скорое возвращение. Скоро, наверное, будем всем скопом спасать его от очередной «небольшой неприятности».

Столица… Я сделала паузу, выбирая слова. Столица — это бесконечные свитки, советы, где старики готовы перегрызть друг другу глотки из-за копейки налога, и необходимость помнить, какой вилкой что есть. Иногда мне кажется, что граф Вендел — это реинкарнация того феорильского мага, что мы пленили, только ещё злее. Истер… Я закусила губу. Истер держится. Иногда даже кажется, что понемногу начинает отращивать броню поверх той раны, что была у него все эти годы. Но песок тут ни при чём.

Спасибо, что написал. И… что помнишь.

Пиши ещё о своих дорогах. И о песке. Иногда самое простое — это то, чего не хватает больше всего среди всей этой столичной позолоты.

Твой друг,

Марица.

p.s. Твоему отцу передам.

Я аккуратно сложила лист, запечатала его простой сургучной печатью — без герба, просто ровным кругом. Не записка придворной. Просто письмо. От друга — другу.

И почему-то стало на душе тихо, просторно и светло, как в чистом поле после грозы.

Внезапно мою дверь распахнули без стука. На пороге, запыхавшаяся и раскрасневшаяся, стояла моя горничная Сила.

— Тэба Лантерис! Простите, что врываюсь! Вас срочно требует ден Эшар! Говорит, что ваш эксперимент с телепортацией… он вроде как сработал! Только… — она сглотнула, широко раскрыв глаза, — только теперь его любимый халат висит на шпиле самой высокой башни, а в лаборатории пахнет палёной бородой!

Я зажмурилась. Мои пятнадцать минут покоя официально закончились.

— Иду, — вздохнула я, откладывая письма. Отдых подождет. Снова. Сейчас предстояло спасать репутацию — и, возможно, волосы — моего начальника.

И как всегда, самой себе я обещала, что когда-нибудь я всё-таки высплюсь. Когда-нибудь.

Дорогие читатели, на выходных выложу первую главу второго тома. Ссылка будет в описании и тут.