Пять яиц из разных племён купались в свете трёх полных лун. Лучи самой яркой ночи падали на них сквозь неровный проём в потолке, и играли на их скорлупе едва видимыми бликами. Провидец сказал, что это важно — прекрасный символ того, что даже небеса Пиррии будут им помогать.
Правда вот чего он не упомянул, так это того, что чёрное яйцо Ночекрыла вдруг поменяет свой цвет. Нормальное чёрное яйцо с маленькими звёздчатыми крапинками медленно налилось серебром, и через малое время его скорлупа стала полностью серебряной. И если честно… никто не знал, нормально ли это? Провидец ничего не упомянул про посеребрение… но яйцо продолжало буквально пахнуть жизнью. А значит, всё было хорошо. Оно вылупиться, как и все остальные.
Сегодня за гнездом смотрела Кречет. Блеск скорлупы под луной, запах того, что яйца скоро вылупятся, заставлял думать о том, какими будут драконята, когда выберутся из своих скорлупок. Тело было уже готово греть их: её красная чешуя дышала теплом, так необходимым детёнышам после вылупления.
Что-то внутри откликалось на это, распускаясь чувством глубокой, всеобъемлющей правильности. Как мать, ждущая детёнышей… и да, она не их мать. Но импритинг был неизбежен. Разливающееся чувство правильности было неизбежно. А значит — и её материнская роль для них, как бы она не пыталась это опровергнуть.
Первое яйцо зашевелилось! Не так, когда оно ждёт своего часа — тихонько вибрируя от маленьких движений внутри. Нет, это были сильные, толчкообразные движения, как будто кто-то активно пытается выбраться наружу.
И это яйцо было грязекрыльим. Аша была бы горда! Ещё бы, первым вылупится драконёнок её племени! Значит, он станет большим крылом этого гнезда! Она любила рассказывать про то, как устроено гнездование у них. Что тот, кто вылупится первым, помогает остальным, и собирает их под свои крылья, становясь их большим крылом — собственно, отсюда и название, ведь у сильных, появившихся первее всех, Грязекрылов большие крылья, чтобы собрать всех сиблингов под ними.
А тем временем, по скорлупе пошла неровная трещина. Потом вторая — и вот, чей-то любопытный нос с высоко посаженными ноздрями уже показался снаружи. Он сдавленно пискнул — и стал работать усерднее, помимо выгрызания отверстия в скорлупе подключив ещё и лапы, ломающие нижнюю половину скорлупы. Судя по его сосредоточенному дыханию, ему уже совсем не терпелось выбраться наружу. Он ещё не знает, что именно ждёт его в этом мире, но так стремиться в нём оказаться… Кречет невольно сжалась от этой мысли, почувствовав острый укол… несправедливости?
Когда маленький, мокренький от яичной жидкости, драконёнок вывалился наружу, его ждали заботливо подложенные мясные кусочки, уже прожёванные мощной челюстью взрослой до состояния мягких волокон, которые он с жадностью заглотил. После долгого труда по вылуплению ему нужна была энергия для того, чтобы помочь другим — и родители ему её предоставляли. Единственная помощь во всём процессе создания маленькой сиблинговой стаи.
Теперь же, полный сил, драконёнок обратил внимание на другое яйцо. Маленькое песчаное лежало рядом, и кто бы там ни был, он определённо шевелился и хотел наружу. Грязекрыл немедленно подошёл и тыкнулся в него, будто стараясь убедиться, что запах соответствует началу вылупления, и, немного сконфуженный нотками другого племени, навалился, стуча носиком с твёрдыми чешуйками. Раскачивания изнутри усилились, и наконец возникла трещинка, одним махом двух голов превращённая в дыру. Оттуда вывалилась необычно золотистая мордочка — и сразу же поднырнула под большое крыло, довольно чирпая прямо оттуда и вставая на нетвёрдые лапки. Маленький Грязекрыл сразу же отвёл её к мясу, а сам стал помогать следующему — радужнокрылому.
Кажется, по нему бегали маленькие лунные радуги, отражаемые скорлупой. Но это не отвлекало их уже устроившегося в своей роли Большое крыло, которое навалился на яйцо, постукивая носом в ритме рвущейся наружу жизни. Она явно хотела увидеть свет снаружи, и с помощью присоединившейся песчаной драконочка наконец вывалилась наружу, такая же мокренькая, как и все остальные, сразу же оказавшись под опекой Грязекрыла, что уже сам принёс мясо в зубах и передал его маленькой — так как это яйцо было от него дальше, чем песчаное. Радужнокрылка сразу ответила золотой радостью — и ловко подхватила его, тихо ворча себе под нос.
Но ничего не могло сравниться с серебристым ночекрыльим. Когда маленький Грязекрыл приковылял, чтобы исполнить свою роль большого крыла и с ним, он едва успел неловко отпрыгнуть, когда активно качающееся яйцо пошло трещинами — и его верхняя половина буквально взорвалась изнутри! Скорлупа безвредно упала рядом, а в оставшейся половине зачарованно тянул свою мордочку к свету лун маленький чёрный драконёнок с каплевидными чешуйками на краю глаз.
Грязекрыл, продолжая держать в зубах кусочек мяса, деловито покачал скорлупку — никакого ответа. Тогда он с требовательным и целеустремлённым рычком стал переваливаться через край, отчего скорлупа качнулась, и недовольно пищащий Ночекрыл плюхнулся прямо на спинку своему брату. Маленькая детская потасовка, в ходе которой вылуплёныш активно пытался освободиться — но вот он уже под крылом довольно урчащего большого крыла, а его пасть задумчиво жуёт занявший всю пасть кусочек мяса, пока его неспешно отводят к месту сбора возле остатков пищи.
Но у Грязекрыла явно было чувство, что кого-то забыли, заставляя его активно принюхиваться и поводить носом… Оставив своих сиблингов пировать, он захватил мясной кусочек и направился в сторону небольшой запруды — как раз, чтобы столкнуться с вынырнувшей оттуда Морекрылкой, что активно шлёпала жабрами от радости её первого дня плавания.
В отличие от всяких наземных драконов, Морекрылые вылуплялись в воде. Конечно, суша тоже бы подошла… но зачем лишать маленького дракончика вылупления в своей среде? Ласт очень хотел, чтобы его сородич вылупился там, где ему место, и сам лично помогал с этим.
Сначала — помочь малышу, ведь яйцо твёрдое, чтобы держать форму, а вода очень не любит сжатия, так что ломать скорлупу изнутри очень неэффективно. Ласт чувствовал вибрации малыша своими подбородочными усиками, и тихо урчал себе под нос, надкусывая скорлупу и буквально видя, как потоки яичной жидкости, немного плотнее окружающей среды, смешиваются с водой в спиралеобразных паттернах. Чувствуя ослабление своей камеры, энергичная Морекрылка внутри яйца воспользовалась дырами от зубов, чтобы расширить их когтями, и наконец выплыть из отверстия в яйце, радостно мигая всеми возможными полосами её тела.
Ласт был бы рад обеспечить ей подходящие условия роста. Ему бы так бы хотелось, чтобы она прожила свой положенный месяц полностью в воде, а потом бы вместе с другими детьми племени вышла бы на берег согласно обычаю, ощутив свой первый вдох воздуха с поддержкой остальных взрослых! Но к сожалению… ей придётся выйти на берег прямо сейчас.
Запах мясного куска манил её. Она буквально выплыла на берег, тяжело поднимаясь на лапки. Большое крыло ткнул в её мордочку мясным куском — и она проглотила его одним махом, даже не задумавшись.
А потом замерла. Жабры высыхали. Неприятное, щекочущее чувство появилось в шее, заставляя её недовольно чирпать и пытаться выбраться из-под уже обхватившего её крыла Грязекрыла, чтобы вернуться в уже такую знакомую воду. И вдруг — что-то в ней переключилось. Она закрыла пасть, которой активно пыталась дышать, и втянула воздух неожиданно расширившимися ноздрями. Она дышала! Жабры сразу же закрылись чешуйными крышками, запечатывая нежные внутренности и предотвращая их высыхание. Теперь она была настоящей Морекрылой, властительницей трёх стихий — и как будто бы уже понимая свою уникальность, гордо подняв морду из-под крыла, пока большое крыло вёл её к пировавшим сиблингам. Ну, скорее же, пока без тебя не съели всё!
Голодные вылупленцы съели всё быстро — и, накрытые Грязекрылом, довольно заурчали, жмурясь от приятной тяжести в животиках и тихонько засыпая. Кречет нерешительно замерла. Вроде бы сейчас же можно вмешиваться? Грязекрыл наконец сформировал свою семью необычных сиблингов, и они сейчас сидели под его крылом, пока он их аккуратно вылизывал от мордочки до самого хвоста. И её инстинкты требовали, чтобы он тоже был облизан, очищен от остатков яйца, ведь сам он этого не сделал, самоотверженно бросив все силы на помощь сиблингам…
И тогда Кречет аккуратно склонила свою морду к нему, нерешительно делая первые лизки. Но каждый новый лизь становился всё увереннее, очищая всё больше остатков. Она не была уверена, стоит ли лизать болотных — но с другой стороны, он же сам делает это с другими, а значит, всё правильно? Судя по его довольной мордочке и изменившемуся запаху, ответ был однозначен — да.
Из груди рвалось что-то большое и тёплое. Она задышала чаще — и вдруг, к удивлению остальных стражей, издала низкое, громкое и раскатистое урчание. Это был не рык, а именно что урчание довольной драконицы, которая сообщает своим детям, что мир безопасен. Драконята отвечали довольными пищаниями, и прижимались к ней ещё сильнее, ещё охотнее подставляясь под ласку. Они знали это урчание — но тогда оно было тихое, когда её нос прижимался к скорлупе, посылая по ней лёгкую вибрацию. Теперь же оно было громким — и напоминало им тот момент, когда яйцо, что они считали всем миром, вибрировало спокойствием мамы. Теперь же весь мир вибрировал вокруг тем же самым: «Я вас ждала. Я вас люблю. Пока я рядом, всё хорошо» -- внутри всё пело.
Как будто большой огненный шар распускается изнутри, тихо ворча: «Ты всё делаешь правильно». Каждый дракон знает, что это такое — древние знания, переносящиеся через тысячелетия. И вот сейчас, она видит дракончиков, она ощущает их запах — не такой, как у её собственного племени, но всё ещё несомненно детский, тающий на нёбе, если высунуть язык — и её внутренняя мать пробуждается в ответ на это, требуя кормить и защищать. Требуя дать им её запах, обозначающий только одно — они под моей защитой. Любой, кто хотя бы задумается причинить им вред, будет наказан.
Она всё ещё слабо протестовала и пыталась убедить себя, что это не её дети, что её дети ждут дома, но, честно говоря, получалось это отвратно. Инстинкты они такие — они редко слушаются голоса разума, скорее наоборот, пытаются управлять им, если считают нужным.
Вот как сейчас. Рядом стояли Бархан и Ласт. И её инстинкты… они кричали ей, что это неправильно. Любая, даже самая маловероятная, угроза, должна оставаться вне радиуса гнезда! Тело напряглось, клыки невольно обнажалась. На её морде застыло выражение борьбы — она активно пыталась не броситься на них прямо сейчас.
— С тобой всё в порядке? — подал голос Ласт.
— Определённо нет! — чуть не закричала Кречет. — И если ты подойдёшь ещё ближе, я могу и не удержаться от того, чтобы откусить тебе голову!
— Да что такое с тобой? — вмешался Бархан — впрочем, тоже отступая и позволяя охваченной инстинктивными порывами Кречет перевести дух.
— Ладно. Вы же понятия не имеете, как мы, небесные, растим наших детёнышей, не так ли? — начала Кречет, стараясь не показывать рычащие ноты к голосе.
— Очевидно, нет, — мягко ответил Ласт.
— Хорошо. Тогда я скажу. Заодно и узнаете, как облегчить моё бремя, раз уж я невольно решила стать их приёмной мамой, — начала Кречет, обвивая довольно пищащих драконят хвостом и накрывая сверху крылом. Они немедленно прижались к её боку, пока маленький Грязекрыл с явной сосредоточенностью на его мордашке накрыл их всех крылом тоже. — Слушайте и запоминайте. Мы — матери — не подпускаем к гнезду никого. В некоторых случаях — даже нашего партнёра. Каждый, кто приближается, должен показать знаки, что он не представляет угрозы…
— Какие ещё знаки? — вмешался Ласт, явно хотя поскорее увидеть её менее напряжённой.
— Молчи и дай договорить! — крикнула она на него, обнажая зубы. Она и так еле держится, чтобы просто не начать рычать на этих надоедливых самцов, которые не пахнут её семьёй! — Первое — хвост вниз! Второе — крылья прижаты! Третье — голова наклонена! Если при этом ещё и еды принесёшь, шансы того, что я не прокушу тебе крылья, многократно возрастут! К сожалению, никто из вас не пахнет как член моей семьи, так что потрудитесь вести себя соответственно рядом с моим гнездом!
Под конец реплики она уже часто дышала. Слишком часто. «Спокойно, Кречет» — она убеждала себя, опять накрывая детёнышей крылом и слыша их довольный писк — во время своего спича она едва не встала в боевую стойку защищающей мамаши!
Несмотря на некоторую неуверенность, стражи восприняли её серьёзно. Теперь вся их поза была правильной — выражающей одно простое «Мы не угроза» для инстинктов. И тогда она позволила им подойти, чтобы они наконец-то полюбовалась на маленьких дракончиков.
На её взгляд, они были просто великолепны — хоть она и понимала, что это инстинктивное. Любая мать считает своего детёныша самым лучшим на свете, даже если эта мать пытается себе напомнить, что она таковой не является, а эти детёныши даже не её племени. Да только вот проблема, что не зря драконы на безнадёжное дело говорят «это как убедить свои инстинкты». Особенно, когда ты не избежала триггеров (скажи честно — а ты хотела, милая Кречет?), и они теперь активно действуют…
Уже чистенький Грязекрыл уже держал остальную малышню под крылом. Их довольные мордочки и запахи светились полным довольствием, особенно маленькая песчаная, полностью доверившаяся своему брату.
«Всё хорошо. Всё правильно. Всё именно так, как и должно быть» — инстинкты продолжали петь свою тихую песню, щедро одаривая мать счастьем и спокойствием, не позволяя ей даже задуматься о чём-то другом, кроме защиты и заботы.
И если честно… она потерялась. Её спокойная, но яростная когда надо, натура, теперь плавно перетекла в защиту потомства — и прилегающей территорией к тому, что инстинкты однозначно определили как гнездо с самым дорогим на свете. С её самыми красивыми детёнышами.
Они были идеальными. Тёмно-синяя Морекрылая с этими маленькими подбородочными сенсорами, жилистый и гибкий Грязекрыл, Песчанокрылка с цвета солнца чешуей, Дождекрылочка с этими милыми ушными оборочками и Ночекрыл с этими не менее милыми чешуйками-капельками.
Кречет понимала, что это инстинкты. Древние, готовые взметнуться по любому подходящему признаку, что ощутит нос или увидит взгляд. Могущие перевернуть разум, когда надо, или мягко подтолкнуть его, как мама подталкивает своего ребёнка мягким носом…
И она не могла им противостоять. Она не хотела им противостоять. Она не имела права им противостоять. Не тогда, когда рядом пахнет детёнышами, а их маленькие тела прижимаются к груди, а крылья создают идеальное местечко для согрева. Её маленькие сокровища… Волна «не отдавать никому!» накатила на неё, заставляя взрыкнуть и выпустить дым из ноздрей — так, на всякий случай, если какие-то злоумышленники наблюдают, строя коварные планы по захвату её детей.
«Спокойно, мамочка Кречет, спокойнее… — снова зашептала она себе. — На тебя никто не нападает. Самцы, что вьются вокруг гнездовой территории, не хотят убить твоих детей. Они делают то же, что и ты. Они охраняют малышей. Да, прямо как ты».
Её боковое зрение уловило движение, и она резко развернула туда голову. Это был всего лишь Бархан, идущий мягко даже не смотря на то, что одна передняя лапа отсутствовала, оставив только ногу, на которую он и опирался. Его движения полностью оправдывали его имя — мощные, неуклонно перекатывающиеся с места на место, как небольшой бархан. «Слишком подозрительно!» — вдруг взвились инстинкты. И правда, его движения всё больше напоминали крадущегося хищника, а не безвредного самца. Слишком низко голова, слишком пружинистая и прижатая к земле поза…
«Бархан, стоп! — сказала она со скрытым рыком в голосе. — Пожалуйста, постарайся забыть свои упражнения пограничника и просто быть безвредным самцом. А то если что, над тобой даже нет подходящего укрытия, если я вдруг решу прыгнуть на тебя», — добавила она с толикой улыбки. Он немедленно приподнялся, склоняя голову, улыбаясь про себя и пружиня на почти распрямлённых лапах: «Виноват»! Всё же их Кречет хоть и обрела новые материнские замашки, в остальном осталась их соратником.
Бархан пришёл не просто так. В его зубах уже болталась тушка старого козла, которую они заранее разделали от кожи и хранили в холодных водах пещерного ручья. Он аккуратно положил её рядом, в пределах её вытянутой шеи, и отошёл, сохраняя правильную дистанцию до гнезда, где её инстинкты не заставляли всё тело напрягаться.
«Правильно» — невольно рыкнула Кречет, отрывая от тушки кусочки. Она хотела есть — и дети тоже. Но они не знали, как это делать! Конечно, запах мяса вызывал у них реакцию — они вытягивали мордочки, тыкаясь ими в тушу, но не понимали, как сделать так, чтобы еда оказалась в пасти. Поэтому мама им показывала — медленно, откусывая небольшие куски мяса, тихо урча сигнал «делайте так же», а заодно и наедалась сама.
Но это было медленно. Дети искали кусочки, которые могли захватить своими маленькими челюстями, пища от голода, с силой тряся мордами и откусывая — часто терпя неудачу. Надо им помочь. Кречет сама не заметила, как стала не глотать мясо, а пережёвывать, разрезая зубами на мелкие и более мягкие кусочки. Потом склонилась над маленьким Грязекрылом — и положила получившееся кусочки прямо ему в распахнутую пасть, которые он сразу же заглотил. Потом, так же — другим голодным детям, под урчание Большого крыла, которое скорее всего означало «эту еду можно есть», и которое сливалось с её собственным. Драконята радостно пищали, продолжая глотать, и пение внутри, вырывающееся через тихое урчание, продолжалось — ведь всё происходит правильно.
Кречет смотрела на них их радостные мордочки и виляющие хвосты, вдыхала как их запах меняется на сытость, и не могла нарадоваться, довольно жмурясь и ворча — иногда полизывая их тельца, чтобы её запах оставался на их чешуе. Дети же, чувствуя всеобъемлющую сытость в своих животиках, наконец закрыли глаза, и провалились в здоровый, восстанавливающий сон. А вслед за ними заснула и их приёмная мать, ворча ещё тише и ниже, превращая звук в настоящую вибрацию воздуха вокруг, укрывающую всех как невидимый щит, обещающий заботу и безопасность.