Кровь богов и монстров

Глава 3

Кайра

Судьба — непостоянное создание. Мужчины говорят, что Судьба — это женщина, а женщины говорят, что это мужчина. Это ни то, ни другое. Это все, что я знаю. Судьба — это ее собственный пол, ни тот, ни другой, но она непостоянна, независимо от того, кем бы ее не считали.

Если мой отец и научил меня чему-то, так это тому, что судьба сделает свой выбор, если ты этого не сделаешь. Она одновременно чистая и грязная, окровавленная и невинная. Это все, и мы ее слуги.

Слова моего отца эхом отдаются в моей голове, когда я смотрю через всю комнату на человека — Бога, который стоит там. Все решения, которые я выбрала, выживание, которого я добивалась в этом мире, привели меня сюда. Я думаю, никакие обязательства или повинности не изменили бы этого исхода.

В конце концов, мы всего лишь Боги и монстры перед лицом окончательного выбора Судьбы, и это жестокое чудовище обмануло меня. Я думала, что делаю свой собственный выбор. Теперь реальность бьет меня по лицу. Ничто из того, что я делала, не было моим собственным выбором. Я была привязана к этому пути с самого начала.

По крайней мере, так говорят глаза Кэдмона.

Я смотрю на Бога Пророчеств несколько долгих секунд, несмотря на то, что я пришла сюда не ради него. На самом деле, я вообще не ожидала, что он будет здесь. С чего бы это? Он должен быть в Академии, даже не подозревая, что я выскользнула из-за ее тюремных стен.

Тот факт, что он стоит напротив меня в плохо освещенной потайной комнате за покоями, которые, как я думала, мадам Брион держала для себя, больше, чем немного тревожит; это сбивает с толку. И если он здесь, то это может быть только тем, что он знает. Он знает, кто «что» я, и это значит что мы все в полной жопе. Или, по крайней мере, мы должны быть в ней.

Я смотрю на единственную женщину в комнате — кроме меня, полностью игнорируя раздраженное выражение лица Карсела, стоящего по другую сторону от Кэдмона. Взгляд Офелии загадочен, в нем нет ни намека на то, что, черт возьми, происходит, ни объяснения причины присутствия Бога.

Кэдмон прочищает горло, издавая явно человеческий звук, который заставляет мои глаза вспыхнуть в ответ. Точно так же присутствие Офелии становится не более чем пятном в глубине моего сознания, поскольку я сосредотачиваю свое внимание исключительно на самом опасном существе во всей комнате. Мою кожу покалывает от осознания этого, и, не раздумывая, я тянусь к единственному лезвию, прикрепленному к пояснице.

Кэдмон качает головой. — На твоем месте я бы этого не делал, Кайра.

Мои движения замирают, и мой взгляд прикован к нему. Боги, которых я убивала, всегда были Низшими. Боги, которые были незначительными, и которые не имели никакого отношения к Совету Богов или даже к «Академиям Смертных Богов», предназначенным для их Божественных детей. Я не сомневаюсь, что если бы я попыталась атаковать Кэдмона прямо сейчас, то проиграла бы. Никакие тренировки или годы служения Преступному Миру не могут подготовить человека к противостоянию существу, которое может видеть различные пути, которые, без сомнения, существуют в будущем.

Когда моя рука медленно опускается с кинжала, мой взгляд возвращается к Офелии. Выражение ее лица остается непроницаемым. Конечно, так оно и есть. Ее труднее понять, чем даже Руэна, и всегда было. Прошло несколько месяцев с тех пор, как я в последний раз видела женщину, которая растила и тренировала меня последние десять лет, но время разлуки ничего в ней не изменило.

Ее густые волосы заплетены в косу и туго уложены, закрепленные на макушке невидимками. В темных прядях мелькают серебряные нити — возможно, одна из немногих черт, указывающих на ее возраст. Ее лицо чистое и без макияжа, но она никогда в нем не нуждалась. Нет. Офелия — красивая женщина с макияжем или без, даже если она не Божество. С ее высокими скулами, угловатым подбородком и блестящими карими глазами с золотыми искорками в них, она воплощает все, чего я ожидала от лидера Гильдии.

Холодная, профессиональная и, прежде всего, расчетливая.

— Что происходит? — Как бы мне ни хотелось, чтобы вопрос прозвучал как требование, он выходит немного более задыхающимся, чем я намеревалась, и я внутренне проклинаю себя.

Офелия выпрямляется, отходя от стола, у которого они с Кэдмоном стоят. Ее сын переминается с ноги на ногу, переводя взгляд с нее на Кэдмона, а затем обратно на меня. Мое внимание приковано не к Карселу, а к Офелии и Кэдмону. Положение их тел — близко, но не соприкасающихся — говорит мне о том, что, хотя они, возможно, и знакомы друг с другом, ни один из них по-настоящему не доверяет другому. Мое внимание снова переключается с их тел на лица.

— Входи, Кайра. — Команда Офелии произносится холодным, но лаконичным тоном, не терпящим возражений.

Я выдыхаю. Она звучит как раздраженная хозяйка, отдающая приказы верной собаке, которая уже не совсем уверена, стоит ли ей доверять. Именно такая я и есть — верный пес, готовый пойти против единственного человека, которому я доверяла последние десять лет… Хотя Офелия всегда держала свои эмоции при себе, она всегда была одним из немногих людей, которых, как мне казалось, я понимала.

Теперь я не знаю, что о ней думать. Я плыву по течению в океане смятения, и надвигается сильный шторм. Я не знаю, переживу ли я это.

Звук шагов Региса за моей спиной заставляет меня обернуться, когда он приближается и останавливается в нескольких футах от меня. Предательство в моем сердце сжимается ненадолго, но тут же ослабевает, когда он мельком замечает Бога, стоящего рядом с главой нашей Гильдии. Он хороший актер — ему приходилось быть таким, чтобы скрыть некоторые опасения, которые он всегда испытывал, будучи ассасином, — но шок и замешательство на его лице настолько внезапны, что я знаю, что это не притворство. Он понятия не имел, что Кэдмон был здесь. Несмотря на мои нынешние чувства к нему, это, по крайней мере, немного смягчает смятение, которое в настоящее время бушует внутри меня.

Я прочищаю горло и поворачиваюсь к тем, кто стоит в другом конце комнаты. — Что, — повторяю я, — происходит?

Темные брови опускаются и изгибаются внутрь, когда безмятежное выражение лица Офелии сменяется раздражением. Ее губы приоткрываются, но прежде чем она успевает заговорить, Кэдмон поднимает руку, пресекая её. Я почти жду, что эта женщина, которую я никогда не видела подчиняющейся кому бы то ни было, отмахнётся от его жеста. И всё же она этого не делает. Её выражение не смягчается, но она молчит.

В голову закрадывается тревожное подозрение, и в тот же миг ко мне тянется рой маленьких разумов. Чёрт. Всего на мгновение, но я закрываю глаза и мысленно возвращаюсь. Пауки, которых я оставила наблюдать за окружением в первые дни своей миссии, всё ещё здесь — и они тревожны. Объединив свой разум с одним из них, я замечаю не одну, а три темные фигуры, сидящие на крыше здания. Я готова была застонать от досады. Они здесь. Не только Теос, но и все они. Конечно, они здесь. Мне следовало бы догадаться, что Каликс не останется позади, а если Каликс пошел, Руэн последовал за ним — просто чтобы убедиться, что он никого не убьет по пути.

Любая надежда, которая у меня могла быть, что Теос убедит их ждать там, где я ему сказала, умирает быстрой смертью. Даже сейчас они парят прямо над нашими головами, ожидая чего, я не знаю. Что я знаю точно, так это то, что я хочу придушить их всех.

Мужики, блядь, никогда не слушают.

Я снова открываю глаза как раз в тот момент, когда Кэдмон наклоняет голову набок и вздыхает.

— С таким же успехом ты можешь сказать им, чтобы входили, — сухо говорит он.

Я напрягаюсь. — Я не знаю, что… — Отрицание испаряется, когда он бросает на меня раздраженный взгляд.

— Пожалуйста, не оскорбляй меня, Кайра, — говорит Кэдмон, прерывая меня прежде, чем я успеваю закончить отрицание. — Может, я и выгляжу непритязательно, — он таковым не является и никогда не был, но я этого не говорю, — но я очень хорошо знаю этих парней. Они бы не позволили тебе прийти одной. Иди и скажи им, чтобы заходили внутрь.

Взгляд Офелии останавливается на моем лице, и ее губы поджимаются, что является верным признаком ее неодобрения. Я ничего не говорю. Вместо этого я просто отворачиваюсь от комнаты, протискиваясь мимо Региса, который продолжает смотреть на Бога с бледным лицом, и направляюсь к двери.

Пройдя через первую комнату, я захожу на кухню и направляюсь к задней двери, а не к парадной. Ночь прохладная, и она обдает мою кожу, когда я выхожу на улицу. Воздух поступает в мои легкие, а затем еще больше, когда я делаю вдох за вдохом. Теперь, когда я вдали от любопытных глаз Офелии, Карсела и Кэдмона, меня охватывает настоящая паника.

— Деа? — Как будто он чувствует, что я вот-вот расплачусь, голос Теоса доносится из темноты над моей головой. Легкое шуршание шагов по планкам крыши эхом отдается до меня за мгновение до того, как я слышу глухой стук тела, падающего с крыши магазина мадам Брион.

Секундой позже передо мной возникает бело-золотая вспышка. Мои глаза горят, и, сколько бы я ни дышала, мне, кажется, не хватает воздуха. Брови Теоса опускаются над его мерцающими глазами, когда он протягивает руку и обхватывает ладонями обе стороны моего лица.

— Что случилось? — спрашивает он, когда звуки падения еще двух тел с крыши доносятся с той стороны, где мы стоим. — Что такое?

Я прикусываю губу так сильно, что ощущаю вкус крови. Как это случилось? Я спрашиваю себя. Как я могла пасть так низко? Десять лет тренировок. Десять лет прятки. Все это коту под хвост за один день. Все происходит слишком быстро, и я падаю в свободном падении, и ничто не может помешать моему падению.

— Блядь. — Темное проклятие Теоса рикошетом отлетает от моих ушей за долю секунды до того, как он наклоняется вперед и целует меня в щеку. Я моргаю и зажмуриваюсь, когда его губы прижимаются к коже у меня под глазом, а когда он отстраняется, и я снова открываю их, его губы мокры от моих слез. — Не надо… — Теос обрывает себя. — Черт возьми, пожалуйста, не плачь, Деа.

— Что случилось? — Глубокий баритон Руэна звучит где-то рядом, но я не могу ответить, потому что Теос обнимает меня и притягивает к своей груди. — Почему она плачет?

Я рушусь под давлением внутри себя. Они знают. Боги знают — по крайней мере, Кэдмон знает. Что это значит для меня? Что это значит для Преступного Мира? Они умрут? А я?

— Я не плачу, — лгу я. Черт, я плачу, и я этого не вынесу. Почему я плачу?

Ладонь Теоса касается моего затылка, двигаясь вниз по черепу, переплетая пальцы с прядями, нежно поглаживая так, что это не должно меня успокаивать, но каким-то образом успокаивает. Боги, каким же дерьмовым ассасином я оказалась.

Я позволяю себе передышку еще на мгновение, но это все. Прижимая руки к его груди, я отстраняюсь и испытываю облегчение от того, что больше не чувствую жгучих слез в уголках глаз. — Кэдмон здесь, — говорю я.

Три пары опасных глаз устремляются на меня, и один за другим все Даркхейвены поворачиваются к задней двери, ведущей в заведение мадам Брион. Каликс делает шаг к нему, становясь между мной и мужчиной, который сейчас стоит в дверном проеме.

Я поворачиваюсь и встречаюсь взглядом с землистыми глазами Кэдмона. Он смотрит поверх меня на Теоса, а затем переключает свое внимание на Каликса и Руэна, которые стоят по бокам от нас. Со вздохом, в котором больше смирения, чем тревоги, он разворачивается и жестом велит нам следовать за ним.

Руэн и Теос обмениваются взглядами, но Каликс продолжает смотреть в спину Кэдмона, и с того места, где я стою, я не могу видеть его лица. От нечего делать я вырываюсь из приятного круга объятий Теоса и следую за Кэдмоном.

Единственный способ узнать правду — это следовать за Богом Пророчеств, и, надеюсь, он приведет всех нас к логическому выводу, который не будет означать конец моей жизни или Преступного Мира.