Ковальский в тылу врага

Глава 46. Вишну-Дакшу и есть Вишневский

Отец болтал ногами синхронно со мной. Мы валялись на зелёной травке в висячем парке и слушали шелест вингсьютов резвившихся летунов. Его спокойствие не только успокаивало, но и воодушевляло. В конце концов, мне было всего семнадцать, а братьям двадцать семь и двадцать шесть. Они неоднократно скрывали от меня всякое разное, что в конце концов оказывалось даже к лучшему. Не знаю на счёт братьев, но отец и мать явно берегли меня от преждевременного взросления. Отец часто упоминал, что после двадцати шести трансформация в эльфа невозможна. Вероятно именно это обстоятельство волновало Марка. Но лишь только я подумал спросить отца об этом, он опередил меня:

— Как у тебя со здоровьем, Авель? Практикуешься?

— Всё отлично пап. Эндокринная система стабильна, рост новых тканей практически остановился, инфолипидную сеть обновляю всё реже. Скоро твои учебники по эльфийской педиатрии можно будет отложить в долгий инфодиск. Вряд ли они мне в обозримом будущем пригодятся.

— Я не про это. Ножны прочищаешь?

— О, боже пап…

Отец посмеялся, потом сделал поэтическое выражение лица и стал добивать меня:

— Эльфийские ножны — важная часть нашей природы, они ведут в кузницу жизни. Кузница всегда должна быть чистой и готовой к таинству, а горнила жизни должны постоянно быть теплыми, и готовыми вспыхнуть.

— Кузница, горнила? — парировал я — Это ты так поэтично комплекты гибридных яичников называешь?

— Фу! — рассмеялся отец — Иди в задницу, пошляк!

Мы ещё долго смеялись. Но как бы ни был приятен этот смех, всё же он оставлял горькое послевкусие. Я знал как зачатие происходит у людей, и в диалогах с друзьями нередко проявлял осведомлённость, но всё же мне бы хотелось общаться в таком игривом ключе не с отцом. Я наклонился, сделал серьёзное лицо и отец сразу всё понял.

— Как ты думаешь, пап. Могли бы мы быть другими?

— Я много думал об этом, сын. — ответил он — Но все остальные варианты — просто отвратительны. Мутировать себя во что-то негуманоидное прикольно только в фильмах ужасов, в тех что на один вечер. Был неплохой вариант спрятаться в мире животных, среди обычных львов, слонов или бегемотов, но я не хочу об этом говорить.

— Почему?

Отец долго молчал. Он трепал травинки, и несколько раз его губы вздрагивали пытаясь что-то сказать, но всё же он вздохнул и решился:

— Этот вариант был на самый крайний случай. Если бы твоя мать меня отвергла, то я потерял бы последнюю нить, связывающую меня с миром людей. Я бы отрастил себе когти, клыки и гриву, и спокойно продолжал бы эксперименты где ни-будь в Африке. Вдали от всех глаз.

— Тогда уж лучше на тропических островах. Там можно было бы и с морскими штуками экспериментировать.

— Верно. Хм. Не думал об этом.

— Спору нет, тысячи лет видеть тянку в зеркале это отличный вариант, даже бабам такое недоступно. Но всё же, ты точно ничего больше не рассматривал?

— А что? — рассмеялся отец — Ну как ты себе это представляешь? Для каждого эксперимента мне нужно было бы искать суррогатную мамашу? Бегать за ней, платить уговаривать? А если нужно не создавать целый вид, а просто обкатать или освоить технологию? "Женьщына, мне тут нужно новый структурный белок испытать, не желаете ли родить ребёнка с рогами из карбида вольфрама?"

— Да пап, тут ты прав. — усмехнулся я — Будь я просто ушастым парнем, я бы люлей отхватывал куда регулярнее!

Отец ещё пару раз хрюкнул от смеха затем задумался и сказал:

— Нет сын. Самцы слишком часто дохли на передовой. Только потому что ноги были недостаточно быстрыми, клыки недостаточно острыми, глаза недостаточно зоркими. Хватит. Кто хочет пусть продолжает играть по этим правилам, а мне надоело.

— Я, пожалуй тоже в тылу отсижусь. — улыбнулся отцу я, и улёгся наслаждаясь видом груди и ночного Золотаря.

Разговор хотя и повторял многие наши предыдущие, всё же был полезен. И я и отец явно уже вынашивали в голове какие-то мысли, но никаких признаков жизни ни одна концепция не подавала.

Мы по очереди вздыхали, и любовались на ловких летунов. Одна девочка парила в восходящем потоке, и играла с ручной вороной, будто с котёнком. Это было так мило и забавно, что умилило бы меня будь я даже самым мачистым мачо. Чёрная питомица складывала крылья, и кружила вокруг хозяйки как щеночек. А когда хозяйка протянула ей руку, ворона приземлилась ей на плечо, и ласково клюнула за ухо. Девушка рассмеялась, взмыла на мгновенье вверх, и достала из карманчика лакомство.

— Ковальский в тылу врага… — тихо пробормотал про себя я.

— Почему это ты в тылу? — спросил отец.

— Вишневский не раз говорил мне, что семейный фронт — самый опасный фронт.

Отец лег на бок, и стал пристально смотреть на мою щеку.

— Вот сам подумай, пап. Братья воюют со всем биопанком, и хотят поставить его под контроль. Недавно они завербовали в лабораторию Вишневского нескольких твоих подражателей. Девочку биолога, она увеличила себе грудь с помощью аналогов твоего химерического замещения, парень биопанк, пересадил себе в сетчатку модифицированные фотоциты, теперь видит ночью. Спортсмен один, заразил себя модифицированными симбионтами. Они поглощают молочную кислоту, и снабжают мышцы питательными веществами, усиливают кровоснабжение. Теперь марафон пробегает перед завтраком. Братья этим троим сделали предложение, от которого они больше не смогут отказаться. А я, прямо у них в тылу. Прямо у них за спинами.

— Так вот оно что-о! — вздохнул отец и лёг на спину — Теперь понятно, почему Кульман меня сдыхался.

— К стати, давно хотел спросить. Почему "Кульман"?

— Прости сын, но мы с тобой недостаточно хорошо знакомы, чтобы я делился с тобой такими секретами! — Рассмеялся отец — Расскажи лучше поподробнее, что ты там в тылу Вишневского видел? Ты бывал в его лаборатории?

— Да, там у него целая крепость! Хрен его знает что там в подземельях, но на виду у него стоят какие-то то ли полипы, то ли актинии, только не в воде а в воздухе.

— Случайно не тёмно серые с синим отливом?

— Верно. А ты откуда знаешь?

— Видел нечто похожее в военных сводках.

— Военных?

Моё тело пронизал могильный холод. Вишневский всегда казался мне добрым дядюшкой. Он всегда говорил со мной мягко и покровительственно, он заботливо интересовался моими делами, и внимательно выслушивал. Он постоянно рассуждал о красоте мироздания, говорил о прекрасном, цитировал Платона и Витрувия, хвалил меня за достижения и с детства называл меня Леонардо. И всё это время, каждую секунду он скрывал от меня всё. Моя эльфийская гордыня ослепила меня, и я даже не додумался поинтересоваться чем он занимается. Дядюшка Микуш цинично и подло ослеплял меня лестью. И что самое ужасное, я был этому рад.

Отец напрягся и в его эльфийских глазах появились пугающе, далеко не эльфийские, суровые искорки холодной стали. На миг его лицо стало каменным и он сказал:

— Нам нужно сложить два и два, сын. Вот что ты должен знать о нём: Вишневский — не мастер биохимии. Он гений искусственного интеллекта и управления. В России это называют "Кибернетика". А вот теперь очень внимательно вспомни, все разы, когда и к чему вы обсуждали колониальные организмы?

Я начал вспоминать. Все эти моменты переплетались с пространными обсуждениями Гегеля и Богданова, порой между обсуждением удобрений для винограда и дезинсекцией яблонь. А как-то раз он выдвинул смелую гипотезу, что некоторые реки на самом деле разумны, но вместо нейронов у них водоросли, общающиеся на особом химическом языке. Всё это он разбавлял ироничными разговорами об энерго-информационных полях и насмешками над глупым шаманским анимизмом.

Но когда я упомянул про то, что мы много обсуждали индуизм, отец почему-то схватился за голову.

— Так вот почему! — сказал он нервно посмеиваясь. — Индуизм — это реальная сила. В мире каждый день вымирает один город, городской цивилизации и городам приходит конец, а индусам — хоть бы хны! — продолжал отец.

— Так а при чём здесь индусы?

Отец вскочил на ноги, и стал тревожно расхаживать из стороны в сторону. Он даже перестал говорить голосом, он направил на меня аналоговый радиосигнал из ушей, для сохранения приватности.

— Не индусы, а индуизм. Он всеяден, и легко может поглотить любую секту, ассимилировать любое верование и интегрировать его в себя на своих условиях. Вот куда этот узурпатор нацелился! Потому мы и мечемся тут со Шкиркой как цуцики, и нихрена понять не можем.

— Здесь, в России, — продолжал он по радио, агрессивно жестикулируя руками — Кульман готовит свою армию внедрения. Вот ушлый засранец! Он воспользовался войной с Россией, для того чтобы отвести от неё подозрения, и возможно, повторяю возможно, сыграть на противоречиях между русскими и индусами.

Отец крепко выругался. Он пнул траву так, что запачкал свой ботинок.

— Осталось понять одно, Авель ты мой драгоценный. — сказал отец и присел передо мной на корточки — Почему он сам всё это не сказа мне лично? Почему передал всё через тебя?