Ковальский в тылу врага

Глава 15. Смартфония

Лагерь мы разбили быстро. Никаких особых распоряжений по безопасности нам не поступало, однако солдаты исправно носили свои маскировочные плащи. Бойцы из капитанского взвода по дороге подстрелили настоящего оленя, они с удовольствием разместились вместе с нами у импровизированной походной кухни и с удовольствием угощали нас «зенитной строганиной». Так они назвали тонко нарезанные ломтики дичи, до хрустящей корочки обжаренные на раскалённых от выстрелов зенитной пушке. А когда пушка остыла, они включили активную фазированную антенну на полную мощность и приготовили остального оленя прямо на её поверхности.

Капитан по достоинству оценил наш взвод и с удовольствием присоединился к обсуждению наших дальнейших действий.

— Разрешите спросить, капитан, — обратился я к нему, пока остальные были заняты едой.

— Разрешаю. — заинтригованно ответил тот.

— Что вы думаете про пропавшую колонну? Ну не могли же её горожане перестрелять?

— Ну, вообще-то могли. — сказал капитан, с недоумением глядя на меня. — Вы разве не заметили снайперов на крышах?

— Заметил конечно, но не похожи они на тех, кто может перестрелять целую бригаду, с БТРами, со всеми делами.

— Вы вероятно не имеете боевого опыта, поручик.

— Опыт у меня конечно есть, и вполне себе боевой, но сражался я с мафией да бандами. Ничего общего. Я даже на учениях армейских не был.

— О-у-у, совсем плохо, — сочувственно ужаснулся капитан. Он доел свою зенитную строганину, передал мне тарелку и признался:

— Я тоже не имею опыта командования в боевых условиях. Служил я солдатом, дослужился до сержанта, а капитана в тылу получил. Но кое-какие советы дать могу.

— А есть предположения?

— Ходят слухи, что у той бригады были некие экспериментальные технологии. Вроде как живые танки, устойчивые к ЭМИ. Вероятно, в этом вы с прошлой бригадой похожи.

— Чем же?

— Вами. О вас и ваших драконах легенды ходят.

— Ну и какие же? — удивился я.

— В основном похабные. Типичный казарменный юмор, но все говорят, что вы можете видеть сквозь деревья, что у вас рентгеновское зрение, собачий нюх и слух. Это правда?

— Да, а ещё я молниями из задницы шмаляю, капитан. — пытался шутить я. — А про слух и нюх правда. Мне это сильно помогло, когда выслеживал и устранял киллеров. Но здесь я даже не знаю, как это приспособить.

— Лучше пусть будет и не пригодится, чем не окажется в нужный момент.

Мы ещё долго обсуждали солдатские небылицы, но к попытке догадаться, что случилось с пропавшей колонной, приступить не осмелились. Потому перешли на обсуждение того, что произошло на наших глазах.

— Рядовой Кшиштовский, — обратился к нему капитан, — вы сегодня великолепно себя показали, но вы почему-то совсем этому не рады.

— Рад служить, капитан, — ответил он и загрустил ещё сильнее. — Откуда вы знали, что ваш план сработает, и откуда вы так хорошо местный язык знаете? Ваши предки отсюда родом?

— Нет. Только бабушка.

— Так это был тот самый забытый язык? Невероятно, как быстро он исчез. Мне предки рассказывали, что украинского когда-то по всей стране было полно.

— Как говорила моя бабушка: «спросите у моей жопы, она чаще имеет дело с украинским, чем мой рот», — сказал Кшиштовский и пояснил — Те, кто отсюда уезжают, мгновенно рвут все связи. А если и возвращаются, то только для того, чтобы эвакуировать отсюда близких.

— Поэтому вы и стали боксёром, — предположил я. — Вам приходилось регулярно отстаивать своё право на уважение.

— Не без этого, пан поручик, — грустно буркнул Кшиштовский, явно намекая на то, что эта тема ему неприятна.

Мы молча ломали голову над тем, как местное население опустилось до такого уровня и куда подевались все старики. А ведь по дороге сюда мы встречали старых людей. И лишь только я об этом подумал, как к нам подошел Якуб и указал на бедного, но опрятно одетого старичка, подошедшего к нашему лагерю. Старик ходил вокруг солдат и явно искал старшего, в этом ему и помог Якуб.

— Доброго здоровья, служивые! — тоненьким голоском обратился к нам старик на русском языке. — Не пособите хлебушком немощному старику?

Сослуживцы начали торопливо шуршать по карманам, потрошить свои солдатские пайки, чтобы угостить старика, но тот ещё более благостно, но вежливо стал отказываться. Тогда я достал из рюкзака буханку хлеба, разделил её напополам и отдал половинку старику.

— Спасибо, милая девушка, храни вас господь!

Я хотел ему ответить, но русский я тогда с трудом понимал и едва мог связать пару слов. А вот Якуб отлично изъяснялся на русском, болгарском и даже чешском.

— Скажите нам, кто вы и откуда? И куда делись все старики?

— Так умерли, добрый человек.

— Что, прям все сразу?

— Нее-ет, сначала Галя, потом Клава, потом Петро… А я сам при Монастыре тоже вот, пономарём служу.

Старик приломил кусочек хлеба и съел с таким удовольствием, будто это был деликатес.

— Меня Николай звать. Нас, старших, тут не жалуют. Как только чуть стареют, так все его клеймят старым безумцем и выгоняют из собственного дома. Говорят, чтобы не дурил голову.

— И давно у вас тут так?

— Давно уже. Мать как отца выгнала, а её тётка выгнала, а меня соседи выгнали, так дети за меня и не вступились. Иди, говорят, у церкву, там тебе самое место среди прочего безумия. Ну я и ушел.

Старик замолчал. Он собирался было попрощаться и уходить, но Якуб, умевший задавать правильные вопросы, вдруг спросил у него:

— Дедушка, а где ты живёшь? Как эта страна называется?

— Как, разве вы не знаете? — удивился старик. — Парламентська республика Украйина, розташована в Центри Европы, крайни точки на сходи в сели Красна Зорька Луганськои области, захидна точка Чоп в украйинському Львови, пивденна мыс Сарич у Крыму…

Якуб и капитан многозначительно переглянулись. Но дед всё продолжал:

— Писля великои национально-вызволнойи вийны Московия зазнала поразки и завершила свое иснування. С тых пир Украйина пидтримуе дипломатичный звязок и прагне до Евросоюзу…

Тут пришлось напрячься уже и мне. Европейский союз распался ещё до моего рождения, а старик явно был старше меня. Но Якуб сохранял хладнокровие и продолжал:

— Скажите, добрый дедушка, а Крым до сих пор украинский?

— Так звичайно! У мене там багато друзив жило, я з ними по телефону размовляв потстийно, они мне фоточки деточок своих надсылали.

— Скажите дедушка, — не унимался Якуб, — а вы вживую тех друзей видели? Ну как меня сейчас.

— Нет конечно, а зачем? — начал что-то подозревать старик.

— А вообще, с кем общались, кто воплоти приехал из-за Днепра, знаете кого-нибудь?

Дедушка подвис. Он стоял долго и неподвижно, хлеб чуть ли не выпадал из его слабеющих рук. Я быстро сообразил, что человеку явно тяжело. Я отстегнул с формы свою походную табуретку и аккуратно усадил старика. Я нежно прогладил старичка по голове, и он, почувствовав заботу, очнулся от неожиданности.

— Так вы думаете, что это всё фейки? — испугано пробормотал старик.

Дедушка достал из-за пазухи смартфон, привязанный на шее на тряпичной ленточке. Он посмотрел в давно мёртвый экран и глубоко и горько задумался. Его глаза наполнились слезами, но взгляд стал яснее, на миг он как будто помолодел. Он глотнул и, сосредоточившись, спросил:

— Скажить мне ещё кое что, а Евросоюз существует?

— Нет. Распался западный альянс и польско-немецкое содружество, — беспощадно отрезал Кшиштовский.

— Понятно, — ответил старик с религиозной покорностью.

— Ну, здание европарламента всё ещё существует, недавно арабы его под гипермаркет приспособили, — пытался смягчить удар Якуб.

Повисла тяжелая пауза. Старик молча сидел и смотрел в землю. Никто из нас больше не говорил ни слова. Убить несчастного старика, да ещё так жестоко, ни пулей, ни ножом, а словом — да таких ужасов войны я даже представить себе не мог. Потому мы просто ждали и гадали, каким же образом выпроводить старца, чтобы не навредить ему ещё сильнее. Но проблема решилась сама собой. Глаза старика прояснились, он прочистил свой немного помолодевший голос, встал с кресла и тихо, но решительно сказал:

— Когда я начал подозревать, что все они фейки, — сказал старик и потряс свой неработающий смартфон, — тогда меня й выгналы з дому. Храни вас господь. Нехай буде правда. — сказал старик, поклонился нам в пояс и спокойно ушел.

На следующий день мы нашли того старика мёртвым. Его бездыханное тело солдаты нашли в окрестностях монастыря. Он был привязан к столбу скотчем, штаны с него были спущены, а на теле виднелись множественные гематомы. Местные избивали этого беднягу даже после того, как он умер. Самая чёрная ирония заключалась в том, что столб, к которому он был привязан, был обыкновенным дорожным знаком «остановка запрещена».