Ковальский в тылу врага

Глава 25. Псы режима

Холодная мутная вода вонзилась в моё тело тысячами замороженных иголок. Больших трудов мне стоило не вскрикнуть. Однако я сдержался. Глубоко вдохнув, я, широко взмахивая руками, погрузился в мутную речную глубь.

Водоросли проплывали мимо меня. Моё лёгкое эльфийское тело постоянно стремилось всплыть, но я то и дело хватался руками за донную растительность, чтобы не выдать себя. Несмотря на все мои эльфийские фокусы, задерживать дыхание я мог не дольше, чем обыкновенный человек. Однако преодолеть расстояние в пару десятков метров до ближайшего камышового островка мне всё же удалось. Я осторожно всплыл за ним и дал себе возможность сделать ещё один тихий вдох.

Кто бы мог подумать, что эльфам вообще нужно уметь плавать? Да и зачем? Тем более в реке. Но сетовать на превратности судьбы у меня не было времени. Мне нужно было прятаться в камышах, стискивая зубы при мысли, сколько пиявок я накормлю своей кровью, сколько заразы могу подхватить, если пораню ноги об острую донную растительность. И это уже не говоря про остальные опасности — животного и не очень происхождения. До ближайшего острова я всё же добрался. Глупые тряпичные мокасины совершенно расклеились, и их пришлось сбросить. Как только я достиг островка, я понял: сбежать мне не удастся.

Прямо из камышей на меня уставилась жуткая тварь. Один глаз у неё был собачий, а второй заменяла камера. Морда с капающей слюной была аугментирована титановыми челюстями и прочными нержавеющими зубами. Хребет и передние лапы были усилены экзоскелетом, а голени были защищены чем-то вроде лат. Но самое страшное было даже не это. Пока я замер в ужасе, к ней сзади подошли ещё пара киберсобак. Они залаяли и издевательски добродушно виляли своими закрученными хвостами.

Не делая резких движений, я стал осторожно пятиться обратно в воду. Мне ничего не оставалось, как надеяться на то, что эти твари не умеют плавать. Пока течение несло меня вниз, мои ноги окончательно коченели, а руки переставали слушаться. Дыхание затруднялось от дрожи, но и это было ещё не всё. Собаки преследовали меня, то и дело прошмыгивая в камышах ближайшего острова. Они были везде: рычали, фыркали, но не лаяли. Они, как призраки, преследовали меня вдоль берега, не давая ни шанса выбраться из медленной реки. А когда один остров кончался, начинался следующий, на котором жили другие собаки.

В конце концов я добрался до острова, на котором собак не было. Я выжал одежду и попытался согреться, разгоняя метаболизм. Но как только я запустил сжигание эльфийского жира на бёдрах и ягодицах, я резко понял, почему меня так легко отпустили. Жуткая боль просто парализовала меня изнутри. Это было похоже на обычное пищевое отравление, но боль быстро усиливалась. Я был практически обречён. В таком состоянии не то что выживать, просто стоять на ногах не было возможности. Когда я соорудил себе тёплое гнездо из травы, до которой смог дотянуться, боль была такой сильной, что я всерьёз подумывал о том, чтобы позвать на помощь тюремщиков.

"Да чем они мне помогут? Они даже не знают, что со мной…" — думал я, стараясь не ныть от боли слишком громко. Но вдруг меня посетила мысль: "А что, если они прекрасно знают, что со мной?". Я перевернулся на бок, посильнее закутался в сухую колючую траву и прогнал комара. Вдруг у меня поднялась температура, во рту начала собираться сухая и горькая слюна, а затем в носу будто костёр разожгли. Вскоре все слизистые начали чесаться, печь и даже болеть. Это явно не простуда. Я собрал все силы в кулак и стал втягивать носом воздух, чтобы понять, что именно меня отравило.

Тюремщики наверняка были в курсе, что ждёт меня здесь. Обыкновенная люцерна, которую едят коровы, росла на острове повсюду. Сама по себе она совершенно безвредна, но для меня, и, скорее всего, для других заключённых, она представляет опасность. Я сосредоточился на управлении своим обменом веществ и запустил системы выделения в кровь белковых пакетов, предназначенных для мониторинга моего здоровья. Специальный орган внутри моей модифицированной репродуктивной системы был тесно связан с мозгом. Я буквально нутром чувствовал каждую молекулу вещества в своём теле. Когда кровь сделала несколько кругов, как следует смешалась, я сконцентрировался на ощущении своей эльфийской святыни — гибридной матки.

В начале ничего не намекало ни на какие сверхъядовитые вещества, и я уже даже начал думать, что это обычное отравление, но белковые пакеты данных, отправляемые каждой клеткой моего тела, постепенно расшифровывались и передавали химические данные в мой мозг по нервной системе. Я не могу это описать. Это как рассказывать глухому с рождения, что такое симфоническая музыка. В моём животе как будто был очень чувствительный язык, который на вкус чувствовал следовые концентрации любых веществ.

И наконец я понял. Я понял, почему тюремная жратва была такой сладкой. В неё специально добавляли протосапонины. Конформацию конкретно этих молекул мне определять не было времени, но всё было очевидно и так. Каша так сильно пенилась, потому что глико-сапонин, который в неё добавляли — сам по себе безвреден. Но, являясь протосапонином, по сути, он вступил в реакцию с летучими сапонинами из люцерны, что и приковало меня к моей травяной постели. Однако, какое коварство! Кормить заключённых так, чтобы они не могли сбежать, а если и сбежали бы, то их легко можно было бы выследить по "горячим следам".

Это был довольно болезненный удар по моему самолюбию. Как мог я, единственный человек в истории, способный контролировать своё тело на клеточном уровне, потерять бдительность и не заметить такой примитивной отравы? Нет. Больше на эту удочку я не попадусь. Я через силу выбрался из тёплой ядовитой постели, надел невысохшую одежду и вновь нырнул в реку, подальше от проклятой люцерны, с её проклятым активирующим сапонином.

Вода в реке была грязная, но мой иммунитет совершенно спокойно справлялся со всевозможными кокками и другими зверюшками. Но вот раздражающую меня изнутри органику было выводить сложно. Люди часто включают воображение, они представляют, как вместе с потом уходит и болезнь, как пар из полотенца на морозе, но в моём случае это было не оно. Я буквально по номерам знал клетки, которым было плохо. Холодная вода замедляла метаболизм. Вывод отравы из клеток слизистой замедлялся, но замедлялось и раздражение. И когда луна взошла в полную силу, я был практически свободен от яда. А вместе с ним и от наказания за потерю бдительности.

Лунный свет заставлял мою эльфийскую кожу сиять как серебро. Меня вынесло на середину русла, и вода стала чище и приятнее. Совы кричали в прибрежных рощах, серебристую дорожку речных волн то и дело нарушала своими кругами то щука, то карп. Береговые камыши росли по берегам реки, как волосы подмышками милой сердцу проститутки, а отдельные высокие деревья вдалеке постепенно поднимались на крутые склоны и шевелили ветвями на ветру, будто оглядываясь.

Здоровье полностью восстановилось, но голод ещё не вернулся. Плавать ночью в реке было так хорошо, так приятно. Я пожалел, что не был готов к таким превратностям судьбы. Конкретно в тот момент я жалел только об одном: что моя жена не со мной в этой романтической, до тантризма, обстановке. В любом случае, жить в дикой природе оказалось для меня не такой уж плохой идеей. Оставалось только подготовить нужные биомодификации, чтобы приспособиться к жизни за пределами человеческой тюрьмы, и не только той, что на острове, а и вообще.

Но как только я стал составлять список того, что нужно придумать, я ощутил, как течение начало меня разворачивать. Я думал, что попал в водоворот, но, к сожалению, это было не так. Сниженная от холода чувствительность кожи не позволила мне заметить, как моя нога запуталась в рыбацких снастях. Я попытался выдернуть ногу, но леска только стянулась сильнее. Я заглотил побольше воздуха и собирался перегрызть все лески, опутавшие меня, но тут же попал прямо в сеть.

Снова и снова я собирал сети. Вынырнуть, чтобы вдохнуть воздух, удавалось всё реже, а комок сетей, в который я превратился, тащил меня всё дальше и, в конце концов, начал тянуть на дно. Я мог бы вырастить себе жабры или доработать лёгкие для дыхания под водой, но на это ушли бы месяцы, а то и годы. Я не был готов к такой ситуации. Всё, что мне оставалось делать, это успокоиться, экономить силы и ждать, пока звук лодочного мотора приблизится ко мне.

Звук всё не приближался, и когда воздух совсем закончился, я вынырнул и увидел лодку на воздушной подушке с воздушным винтом и мигалками. Воздуха оставалось всё меньше, ослабленный отравлением организм не смог бы погрузить меня в анабиоз. Я был практически на волоске от смерти. И моё последнее поражение окончательно смирило меня. Я выпрыгнул снова, сделал побольше брызг и позвал на помощь.