Ковальский в тылу врага

Глава 24. План побега

Каждая минута в карцере растягивалась до часа. Я звенел наручниками, смотрел на тусклый свет убогой лампочки и гадал, какой же толщины ржавые стены сырого, тесного шкафчика, в котором невозможно было расставить руки в стороны. Руки всё ещё пахли душистым маслом, а мои сердца стучали вразнобой, никак не желая синхронизироваться. Нервы начали сдавать, и я заметил, как наручники звенят от трясущихся рук.

Я был примерно в полтора раза сильнее среднего мужчины, но этого было явно недостаточно, чтобы выломать дверь. Даже мои титано-композитные кости не помогли бы мне её погнуть. В отчаянии я согнул наручники, и воронёная сталь треснула. Но дверь оставалась слишком толстой. Мои руки перестали трястись, а оставшийся целым наручник на левой руке продолжал болтаться. Из раны на правой руке, оставленной сломанным наручником, была видна поверхность кости. Драгоценная эльфийская кровь капала на ржавый железный пол, наполняя гулом тихий до отвращения карцер.

Наконец, сердца успокоились. Охранники ушли далеко от двери, а лампочка потухла. Я сидел и смотрел, как остывает её спираль. Мне ничего не хотелось. Я просто полулёжа сел на пол карцера и стал наблюдать, как остывает моё тело. Душный воздух казался мне таким токсичным, что не хотелось дышать слишком глубоко. Темнота стала такой абсолютной, что я уже не видел даже инфракрасного следа от некогда горячей лампочки. Шум из-за двери не доносился никакой. Единственным источником информации извне оказалась скважина сувальдного замка, пускавшая тонкий, но невероятно яркий лучик света.

Но сдаваться мне было нельзя. Чтобы не сойти с ума в этом помещении, я мог бы впасть в анабиоз и провести в коме несколько десятков лет, а если просыпаться для еды, то, возможно, и сотен. Но я до сих пор не знал, сколько лет мне дали за покушение на территориальную целостность России. Я не знал, как быстро русские рассекретят "землянику", а даже если рассекретят, освободят ли они меня?

"Какая жестокая ирония, — сказал я сам себе. — Дать бой смерти и получить четыре тысячи лет жизни только для того, чтобы схлопотать пожизненный срок в русской тюрьме!".

Если божества существуют, то они явно обозлились на меня за то, что я унизил одного из них, того, что с косой. Вероятно, Смерть обиделась на меня и позвала других сверхъестественных сущностей, чтобы они мне отомстили. В наказание за то, что я вызвал на поединок саму Смерть, меня наказали гораздо более жестоко, чем обычного смертного. Я ещё раз ухмыльнулся, и мои мысли стали оптимистичнее. Ведь если сработало один раз, то может сработать и второй! Если я вызвал на дуэль саму Смерть, то, может, смогу обхитрить и Фемиду?

— Нет никаких божеств. Есть только задача и бесчисленное множество вариантов решения, — вновь проговорил я сам себе.

Я ещё раз взглянул на лучик света из замочной скважины, и у меня созрел первый пункт плана. Нащупав на полу холодную упругую пружинку, выпавшую из сломанных наручников, я сломал её пополам и приступил к взлому замка с её помощью. Старый замок никак не хотел поддаваться. Но я точно установил количество сувальд и с помощью второго обломка приступил к их открыванию.

Есть! Один оборот сделан. Но как только я приступил ко второму, за дверью послышались шаги. Звуки башмаков надзирателей, я больше никогда и ни с чем не перепутаю, но шагали они быстро, сбивчиво и как будто тревожно. Но как только они ушли, я продолжал открывать замок. Целый день у меня ушёл на то, чтобы открыть второй оборот. Колени затекали, шея ныла от постоянного напряжения в неудобной позе, а когда охранники проходили, приходилось затихать, а порой и начинать всё сначала. Но вдруг я заметил важную, но очевидную деталь.

В карцере не было туалета. А меня в нём держали уже более суток. Хотя это и была суровая русская тюряга, но всё же не концентрационный лагерь. Никто из заключённых никогда не упоминал о пытках и вообще. В общем, мне нужно было быть очень настороженным. И когда я совсем открыл замок и увидел вожделенную щель открывающейся двери, я заметил нечто интересное. Я стиснул свои отмычки так, что заболели пальцы, притянул дверь обратно и стал прислушиваться.

Обычные башмаки охранников звучали совершенно иначе. Это были не туфли, а скорее армейские ботинки. Подвывающие сервоприводы роботов смешивались со звуками дыхания людей. Наконец, в конце коридора я услышал пару слов:

— Евтушенко отстранён. На время смены руководства вы подчиняетесь напрямую КГБ, — сказал робот синтетическим голосом. — Сдайте журнал и продолжайте смену согласно дополнительным инструкциям.

— Прикажете ужесточить режим?

— Это ни к чему. Продолжайте смену согласно должностным инструкциям.

— Есть!

Я осторожно открыл дверь и оказался в коридоре. Я быстро смешался с остальными заключёнными, старательно прикрывая пропитавшийся кровью рукав, а наручник спрятал под вторым рукавом. Мне оставалось только сбежать во время прогулки: не привлекая внимания прогуляться вдоль стен, доплыть до ближайшего острова и затеряться в зелёнке. Я осторожно присоединился к столу и воспользовался салфеткой, чтобы стереть запёкшуюся кровь, а питьевую воду и эльфийскую слюну приспособил для того, чтобы попытаться отстирать подозрительно окровавленный рукав. За этим занятием меня и застукал Цибельман.

— Ну ты и дал!

— Я думал, вы меня прибьёте за такое!

— Евтушенко всех заманал уже. Красавчик, Эльф, — сказал Цибельман и подсел поближе, чтобы прикрыть от камер моё занятие.

— Ты ровный пацан, — сказал я Цибельману. — Я тебе как есть скажу. Мне срочно валить нужно.

— Гиблое дело. Найдут и ещё три года припаяют.

— Ты не понял. Я тут навсегда. А когда эльф говорит "навсегда", это как минимум о-о-очень надолго. Три года погоды не сделают. А тебе сколько ещё тянуть?

— Ещё пять лет. Я тут по-тихому, возможно, по УДО пару лет скостят. — Я не в деле. Но помочь могу. Нужен шум?

— Нет. Наоборот. Я слышал роботов КГБшных. Говорили, всё ровно будет. Мне нужно по-тихому.

Цибельман отодвинулся от меня и, покосившись на камеру, тихо прошептал:

— Я тебе карту минных полей у молдаван достану. Но будешь должен.

— Не заржавеет. — сказал я.

Многое стало яснее. Теперь понятно, почему никто из заключённых не пытался покинуть с виду незащищённый остров. Мины на побережье, а может, и в воде. А в воде? Только ли там мины? В любом случае, я поблагодарил судьбу за то, что не побежал сразу же. А ведь там и обыкновенные шипы могут быть, и вьетнамские мельницы, да ещё Бог его знает, на какое коварство пойдут охранники, чтобы удержать заключённых от побега.

Как только мы вышли на прогулку, один из молдаван, улыбчиво, но тревожно похлопал меня по плечу и сунул мне в руку обломок ложки. Я улыбнулся в ответ и осторожно поспешил опереться на стену ограждения, чтобы рассмотреть презент.

На внутренней стороне ложки была выцарапана карта острова со всеми стенами и зданиями. Маленькими точками были нацарапаны мины, лежавшие чуть ли не через каждый метр. Крестиками обозначались взрывчатки, молниями — вероятно, электрошокеры, а капельками — скорее всего, перцовые или ядовитые. Я нашёл ближайшую и осторожно стал вглядываться в ту сторону, где она лежала.

От тюремного острова отходила небольшая гряда других островов. В отличие от тюремного, берега тех островов сплошь заросли камышом. Были ли там мины, мне было неизвестно, но те, что были на острове, мне удалось разглядеть. Когда солнце начало садиться, я стал замечать неоднородности. Там, где лежали мины, земля имела менее густую растительность, а почва в тех местах была холоднее. Я наконец почувствовал хоть какую-то пользу от эльфийского зрения. В ближнем инфракрасном спектре я мог отчётливо разглядеть все заложенные мины, на которые раньше не обратил бы внимания. Я внимательно запомнил карту с ложки, дождался сумерек и, охладив своё тело до температуры окружающей среды, быстро добрался до воды.