Ковальский в тылу врага

Глава 31. Эпидемия долбославия прогрессирует!

— Пошли, Homo Eldaris. — сказал Кошкин.

— Ну пойдём, Шкирка. — согласился я и последовал за ним.

Кабинет Кошкина стал для меня немного уютнее. Думаю если бы я решил отыграть девушку, вешающуюся на своего спасителя, то и такая дичь теперь сошла бы мне с эльфийских ручек. Кошкин глубоко и тяжело вздохнул, заварил нам растворимый кофе, и плюхнулся в свое кресло. Я довольно долго ждал, пока он всё же заговорил со мной, но всё таки дождался. Кошкин выпил кофе и начал:

— Давай договоримся. По одному вопросу в день. Не больше.

— Договорились. — я указал на портреты художников и спросил — Кто это такие? Вы что раскулачили дом культуры?

Кошкин снова вздохнул, но на этот раз без закатывания глаз и прочих едва уловимых деталей.

— Это основатели. Как ты знаешь, до две тысячи тридцать седьмого года наша служба называлась ФСБ. Но в тот год, страна сделала много успехов во всех областях, включая медицинскую. — сказал Кошкин и указал на низ моего живота — В те времена была очень популярна идея, что развал СССР был изначально спланирован всемогущим КГБ СССР, которое ушло в тень. У нас тут на руси конспирологию очень любят. Хлебом не корми, дай разоблачить очередного лжедмитрия. Вот и организовалась группа художников, поэтов, творческих людей, идеологов, на подобие Могучей Кучки Мусоргского, только гораздо более эффективной. Они назвали себя Коалицией Глаз Бесстрастия.

— А при чём тут художники? А, прости, забыл. Только один вопрос. — поправил себя я.

— Художники, практически вымерли из-за засилия нейросетей. Мало нарисовать шедевр, его ещё нужно продать. Так вот. Их таргетированная реклама, глубокий анализ психотипов потенциальных ценителей творчества, оказался настолько продвинутым, что они по заказу ФСБ отслеживали внутренних врагов по своим базам данных и картотекам аналитических портретов гораздо быстрее и надёжнее, чем делало это ФСБ. В один прекрасный день, художники осознали свою мощь, симбиоз творческого и аналитического ума, аскетизм. Они поступали на службу в ФСБ и становились самыми эффективными аналитиками, самыми тонкими манипуляторами душ. А когда вот этот парень дослужился до самых верхов он просто переименовал нашу спецслужбу из ФСБ, в самый настоящий Комиссариат Государственной безопасности. Вот так вот.

Кошкин с облегчением вздохнул, с улыбкой оглядел портреты и добавил:

— Вот такая вот историческая загогулина. Пока одни творцы мочились со страху, опасаясь за свободу слова и самовыражения, их более талантливые коллеги, проникли в ФСБ изнутри и стали нами.

— Невероятно. — сказал я и стал рассматривать портреты.

Я вдруг понял, эти портреты, хотя и были выполнены в стиле классицизма, но всё же изображали современников. Я залип на великолепную работу маслом, да так что не заметил как прикончил горячую чашку кофе.

— Не расстраивайся. Может и из тебя чего получится. Я видел твои рисунки.

— Когда это ты успел?

— Один из твоих врачей был членом Коалиции Глаз Бесстрастия.

— Это не вопрос, это утверждение. — сразу сказал я и продолжил с открытыми глазами — Вы меня с детства пасёте. Интересно, был ли тот бомжеватый астрофизик случайностью.

— Со временем мы это узнаем. А пока что, — Кошкин протёр глаза — нужно заняться делом.

— Скажи мне, Ковальский, ты веришь в магию?

— Это считается как один вопрос?

— Да.

— Нет. Магия либо не существует, либо объясняется законами природы.

— Хреново. Потому что первостепенная и глобальная наша задача будет неразрывно с ней связана.

— Наша задача? Я что, один из вас теперь?

— Нет уж. Ты славно поиграл со своими биотехнологиями у себя на родном болотце, но чтобы плавать в нашем океане, тебе нужно хорошо подрасти. Как минимум до уровня Вишневского.

— А если я откажусь?

— Не забывай, как ты попал в Россию. Это был твой выбор. Даже сами поляки тебя сюда не звали. Так что теперь ты либо с нами, либо проведёшь все свои оставшиеся эльфийские тысячи лет переставляя камни на пару с молдаванами. — прямо сказал Кошкин и в его зрачке моргнул желтоватый огонёк.

— А как ты так глазом делаешь?

— Это глазной фотоаппарат. Я запечатлел твою растерянную физиономию.

Я глубоко задумался. Я сам оказался в ловушке, по своей глупости, неосведомлённости и из-за своего горячего нрава. Я напал на русских, как Моська на стадо слонов. Я угрожал стране почти доминирующей в мире, и даже это было не самым страшным. Самым ужасающим в моём осознании было то, что как я не пытался, я никак не мог разглядеть в своём поступке ни какой выгоды ни для себя, ни для детей, ни для эльфов. Я безумно долго и мучительно пытался ответить на древний, экзистенциальный русский вопрос: "Вот нахрена? А главное, зачем?".

И даже это было не самым страшным в моём положении. Теперь я оказался на том самом распутье, совершенно не мог придумать для себя никакой выгоды. Отныне, я просто дешевый расходник, я просто патрон в пистолете КГБ-шника. И деваться мне теперь некуда. В отличие от того раза, когда меня отделили от моего взвода, я не мог никуда деться. Единственным способом избавиться от КГБ для меня стал призрачный шанс их просто пережить.

— Ну, с кнутом определились. А пряники будут? — в отчаянье пробубнил я. — Что если я буду реально вам полезен, вы сможете гарантировать нападение на мою семью?

Кошкин медленно но утвердительно закивал головой. Он пристально смотрел мне в глаза, и когда заметил на моём лице надежду, то ещё раз сверкнул огоньком и со всей серьёзностью сказал:

— Да. Теоретически это возможно.

— Дашь слово, что добьешься этого? — спросил я и протянул руку Ивану.

— Даю. — сказал Иван и подтвердил слово рукопожатием.

В том рукопожатии я ощутил куда больше доверия, чем за всю свою предыдущую жизнь. Никто и никогда не смог бы убедить меня в том, что гарантированно сдержит слово. В каждой сделке, всегда и везде, с любым человеком я не мог быть уверенным до конца. Каждая сделка, каждый договор который я припоминал из своей жизни так или иначе оставлял всем сторонам пространство для маневра. Но здесь, здесь была по сути та же ситуация, правда смотрел я на неё иначе. Здесь была почти гарантия того, что меня обманут. В любой момент мои обязательства могут стать для меня фатальными, а их выполнение не гордым долгом, а унизительным поражением. Однако, в случае если они всё же будут выполнены, это будет без преувеличения решающий успех.

— Так вам нужен Вишневский?

— Теперь уже нам.

— Это связано с его экспериментами над биотроникой?

— Нет. Лишь косвенно. С его танками — инженеры разберутся. У нас с тобой есть дела поважнее. Нам нужно поймать настоящего колдуна. И на кол его посадить. На осиновый. — Ответил Кошкин и полез в ящик стола.

Кошкин достал из стола рекламную газету из метро. Газета была желтая во всех смыслах. Ей было около недели, но помята она была знатно, и пахла отвратительно. Я развернул эту бумажную газету и первое куда упал взгляд это была статья-страшилка, с громким и кукожащим заголовком: "Эпидемия долбославия прогрессирует!". Я указал на эту статью, и Кошкин утвердительно кивнул. Я пробежал статью по диагонали, отметил манипуляции со статистикой и ненадолго задумался. А когда Кошкин приступил к своим более повседневным обязанностям, я немного посидел в его кабинете и спросил:

— Ваши считают что тут есть связь?

— Нет.

— А зачем тогда мы будем бегать за этими кринжевыми сектантами? Вишневский одно время баловался шизотерикой, но у него был Нью-Эйдж, а не вот это вот всё.

— Вишневский очень предсказуем. Он никогда не будет идти в лоб. Он будет действовать так, чтобы никому даже в голову не пришло, что так можно. Ты сказал что у тебя нет магической подслушки, а все остальные мы у тебя не обнаружили. Так что либо он тебя использует в тёмную, либо использует тебя для отвлечения внимания. Такие вот у тебя друзья.

— Не спешите с выводами, Иван. Он отправил на войну меня. — сказал я с горестным и тревожным осознанием — А мог бы отправить моего сына эльфа — Авеля.